Предсказанная любовь

Марина Залесская, 2020

Всё случилось так, как ей когда-то предсказали: море, ветер, воздушный змей в её руках и музыкант, которого она полюбит. Две звезды: скрипач-виртуоз и юная девушка Звёздная Ласточка; они встретились на берегу моря в холодный весенний день. Музыкант, избалованный вниманием и восхищением поклонниц, и странная девушка, ничего не знающая о современном мире. А он не знает о разделяющей их бездне времени. Весенний ветер подхватил их и бросил в объятия. Их любовь зазвучала как прекрасная нежная мелодия, она отгородила их от всего мира, и они жили в раю, как первые люди. Но звёзды никогда не сходят со своих орбит. Останутся ли они вместе или каждая звезда отправится в свой путь?

День четвертый. Серьги с изумрудами

Проснулся он рано, место Мирославы уже пустовало, но её подушка пахла ромашкой. Он лежал и гадал, что Мирослава приготовила на завтрак. Из кухни опять вкусно пахло.

«Я думаю только про Мири и про еду. Хорошо, что у меня есть музыка, а то я разъемся и замучаю девушку».

Он вышел на кухню, чуть-чуть недовольный собой, но сияющий взгляд Мирославы согрел его.

— Даниель, я приготовила гренки с творогом и банановым пюре.

Она положила на тарелку треугольные золотистые ломтики, сложенные башенкой. В середине белела прослойка из творога, сверху гренки политы густым банановым соусом и украшены двумя ягодами малины. Неизменная чашка черного крепкого кофе дополняла этот изысканный завтрак.

Он съел целых две башенки. Гренки оказались очень хороши: поджаристые хлебцы, мягкий творог, в банановом соусе слегка чувствовался какой-то необычный и приятный вкус.

— Что это в бананах?

— Я добавила чуть-чуть мускатного ореха. Тебе нравится? — она заглянула ему в глаза.

— Нравится. Это очень вкусно, — похвалил Даниель.

Она сияла от радости.

— Мири, посуду ты не моешь, а складываешь в машинку.

— Но ведь не может грязная посуда стоять несколько дней? — недоумевала девушка.

— Сегодня придет домработница и всё сделает. Сейчас я занимаюсь, а потом мы пойдем на пляж, чтобы не мешать уборке.

— Хорошо.

Она обняла его и смотрела переливающимися глазами.

Каждый раз такой её взгляд срабатывал как взмах дирижерской палочки, и он поспешил уйти.

«Несколько дней назад здесь, на кухне я пил кофе из кофемашины, ел криво сделанный бутерброд и был совсем один. А теперь у меня есть Мири, я смотрю в её прозрачные глаза и мне хорошо», — думал Даниель.

Мирослава расположилась на веранде со своим планшетом.

«Непонятная домашняя работа, — подумал он, — без учебника, без записей. Она просто смотрит на планшет, даже страницы не листает».

Но стоит ли задумываться над каждой странностью девушки. Она с ним — и это главное. А странности потом разъяснятся.

Он начал свои ежедневные занятия. Сначала гаммы — эти простые ученические упражнения создавали нужный настрой. Затем он отрабатывал штрихи, приёмы, и, подумав, решил сыграть двадцатый ноктюрн Шопена. Прекрасная, тонко выписанная филигранная мелодия, пропущенная через его сердце, долго звучала и парила в воздухе, обволакивая душу.

Закончив, Даниель отложил скрипку и задумался.

Всю его жизнь музыка была его единственной любовью. Он не мог прожить без музыки ни одного дня. Так было всегда. А сейчас к привычной замкнутой системе: он и музыка, добавилось новое, острое, яркое чувство. Он ещё не привык к нему.

«Не вытеснит ли оно музыку?» — спросил он у себя.

«Это невозможно» — ответил внутренний голос.

«Не помешает ли мне?»

«Я не знаю, — ответил голос, — не загадывай на будущее».

Внезапная мысль о том, что он может остаться без Мирославы, привела его в ужас, и он долго успокаивал застучавшее сердце.

«Она здесь, — успокоил он себя. — Сейчас я поведу Мири гулять, она обрадуется».

И он, предвкушая радость девушки, вышел на веранду.

Мирослава сидела со странно застывшим лицом, открытые глаза её не мигали и отсутствующе смотрели внутрь. Планшет лежал у неё на коленях, по экрану стремительным потоком бежали формулы. Даниель быстро сфотографировал формулы на телефон. А Мирослава смотрела прямо на него и ничего не замечала.

— Мири, что с тобой? — испугался он. — Очнись!

Девушка вздрогнула, ожила. Формулы тут же прекратили свой бег и исчезли.

— Прости, я задумалась, — виновато сказала она. — Я иногда так глубоко думаю, что выпадаю из реальности.

— О чем же ты думала? — заинтересовался Даниель.

— Я думала над правильной формулировкой квантовой гравитации. Это одна из нерешенных задач вашей…, — она замолчала и, спохватившись, исправилась, — то есть, я хотела сказать, современной физики.

— Гравитация, значит. А обо мне ты не думала? — уязвлённо спросил Даниель.

— Я всегда думаю о тебе, Даниель. Я думаю двумя каналами одновременно. Я думаю о тебе на канале «чувств», а на другом канале, я называю его «научный», я думаю про гравитацию, делаю расчёты, решаю задачи. Такое строение моего мозга. Иногда «научному» каналу не хватает мощности, он занимает канал «чувств», мозг работает с перегрузкой, и чтобы не тратить энергию на внешние раздражители, я надолго выпадаю из реальности.

Она замолчала, посмотрела на него прозрачными глазами и тихо добавила:

— А когда я с тобой, то «научный» канал отключается совсем.

— Ты, наверное, вундеркинд? — спросил он, поражённый необычным рассказом.

— Наверное. Тебе не нравятся вундеркинды? — она с тревогой смотрела на него.

— Я сам когда-то был вундеркиндом, — успокаивающе сказал он.

— Ты расскажешь мне? — заинтересовалась девушка.

— Расскажу, но потом. Сейчас мы пойдём гулять, скоро приедет синьора Манчини.

Он повел девушку к одёжному шкафу.

— Идём, я выберу, что ты наденешь.

— Может быть, я сама? — нерешительно сказала Мирослава.

— Я хочу тебя одеть, а когда вернёмся, то раздеть, — настоял Даниель.

Он просмотрел её новые вещи, достал комплект белья, серые джинсы и светло-серый свитер.

— Раздевайся, Мири.

Раздевалась она непринужденно и свободно. У неё не было даже проблеска тех сексапильных движений, которые так любят изображать женщины.

«Легкая грация речной нимфы» — думал он, — наигрыши флейты и переливы арфы подошли бы ей. Кельтской арфы».

Тело её было безупречно, и он не мог оторвать от неё глаз.

— Таких красивых физиков не бывает.

— А поваров? — смеялась она

— Не знаю, я совсем не интересовался поварами. Да и физиками тоже.

По очереди сгибая ноги в коленях, он надел ей кружевное бельё. Подумал, что в своих простых белых трусиках она по-девичьи прелестна, а это белье делает её роскошной. Ему нравилась и та, и другая Мирослава. Потом он подал ей носки, надел джинсы и свитер.

«Я играю в куклы, — подумал он, — наверное, я сошёл с ума».

А Мирослава улыбалась ему и молчала.

— Ты красавица, ты знаешь об этом?

— Ты ко мне некритично относишься, но мне это нравится, — засияла она.

Даниель вспомнил про подарок, который он купил ей вчера и сходил за коробочкой.

— Мири, это тебе, — протянул он девушке маленький футляр.

— Мне? Вот эта коробочка? — удивилась она.

— Ну, открывай же, посмотри.

Она послушно открыла футляр и ахнула. На черной бархатной подушечке ярко вспыхнули изумрудами и белым золотом витые серьги.

Она рассматривала украшение, трогала серьги пальцем, любовалась.

— Это и вправду мне? — в голосе прозвенели слёзы.

— Ну не мне же. Вдевай их в уши.

Даниель удивился, почему Мири чуть не плачет. Все его девушки обожали подарки. Они резонно считали, что брильянты лучшие друзья девушек и подолгу стояли у ювелирных прилавков, рассматривая украшения.

— Помочь тебе? — предложил он.

— Не надо, я сама, — отказалась Мирослава, — дырочки давно заросли.

Она осторожно вынула одну серёжку и, прикусив губу, продела в мочку уха. Рядом с золотой дужкой сразу же появилась капелька крови. Пока он бегал в ванную за антисептиком, Мирослава уже продела вторую серёжку, а кровь исчезла. Она рассматривала себя в зеркало, убрав волосы за уши. Зелёные камни оттенили ручейные глаза, золотые подвески замечательно смотрелись в волосах цвета мёда.

— Это я, Даниель? — спросила девушка.

— Это ты. Тебе нравится? — он качнул сережку и Мири счастливо улыбнулась.

— Мне очень нравится. Это прекрасные серьги.

Сияние её глаз опять стало почти нестерпимым.

— Мири, ты прожжёшь на мне дырки.

«Почему так ноет сердце? — думал Даниель. — Почему мне всё время кажется, что каждый такой чудесный момент никогда не повторится?»

— Я постараюсь не прожечь.

Она положила голову ему на грудь и смотрела в сторону.

— Спасибо, это такой чудесный подарок.

Нежность заливала его, но он ласково оторвал её и сказал:

— Я рад, что тебе нравится, а теперь пойдём, я слышу, что приехала синьора Манчини.

Надев синее пальто, Мирослава опять посмотрела на себя в зеркало.

— Мне идет это пальто?

«Наконец-то она заговорила, как обычная девушка», — подумал он.

— Тебе пойдет даже мешок, Мири. Пойдём.

А за дверью уже виднелась плотная итальянка с чёрными волосами, собранными в пучок. В руках она держала ведро, швабру и метёлку. Стеклянная дверь разъехалась, и женщина громогласно застрекотала, не забывая поглядывать на девушку:

— Buongiorno signore, signorina^[11]. Вы идете прогуляться? Прекрасная погода сегодня, вам повезло.

«Прекрасная погода была и вчера, и позавчера, — подумал он, — с появлением Мирославы прекрасная погода каждый день».

Примечания

11

Доброе утро синьор, синьорина — итальнск.