Для тех, кому не нужно славы. Серия «Трианон-мозаика»

Марина Посохова

Снова читателю предстоит разобраться, чем связаны между собой серийные отравления конца XVIII века, исчезновение стихотворения на старопровансальском языке и трагические события недавнего времени.Одно из значений слова «trianon» – трижды тайный, трижды неизвестный. События рассыпаны на мелкие осколки, и зачастую герои, даже находясь в центре действия, не могут охватить всю картину происходящего. Тайна открывается лишь читателю.

Июнь 201… года, департамент Жер

В номере, куда Аню поселили на пару с Еленой Степановной, на одной из кроватей раскинулось длинное концертное платье, а на коврике стояли лакированные туфли. Самой руководительницы хора в комнате не оказалось, но откуда-то доносился ее звучный голос. Аня присела на другую кровать и устало положила ноты на колени. Что-то еще нужно сделать, из неотложного — ну да, вот и телефон. Отключив зарядное устройство, Аня просмотрела входящие звонки. Оборвал телефон — это громко сказано, но два звонка от мужа значились среди непринятых. До этого они переговаривались еще в Париже.

— Привет, а ты почему звонил? Я же обещала, что вечером сама тебя наберу. Что-нибудь случилось?

— Да нет, просто хотелось тебя услышать. У тебя все в порядке?

— Конечно. Мы уже на месте, в гостинице. Завтра выступление, и…

— Ладно, не надо, потом все расскажешь. Целую тебя!

Аня озадаченно положила мобильник. На Витьку это никак не похоже. Он всегда, сколько его знала Аня, был сдержанным, спокойным, даже невозмутимым. А знали друг друга они с самого детства — жили на соседних улицах, ходили в одну школу, только Виктор на пять лет старше нее. Неужели почувствовал, да еще на таком расстоянии, что у нее неспокойно на душе? Она встала, положила ноты на туалетный столик с зеркалом, задержалась взглядом на своем отражении. Сняла блузку, посмотрела на медальон.

Как этот Оливье смог его заметить? Ну как же, у него такая возможность имелась. В те бесконечные минуты, когда он подхватил ее на руки и прижал к стене, закрывая от града, лицо его оказалось на уровне ее груди. На уровне! Какое там на уровне, если сама Аня обхватила его голову руками изо всех сил. Как только он не задохнулся! Но нет, не только не задохнулся, но еще и успел разглядеть медальон.

— Наконец-то, я уже тебя разыскивать хотела. Телефон твой здесь, а ты прямо пропала. Что так долго, мы уже поужинали… Спустись в ресторан, здешняя кухня — это что-то! Даже по сравнению с парижской. Не хочешь? Точно? — с недоверием переспросила руководительница хора. — Давай я тебя хоть чаем напою.

Елена Степановна сноровисто, выказывая многолетнюю привычку к частым переездам, достала из своего багажа кипятильник, толстую фаянсовую кружку, пакетики с чаем и какие-то печенья. Расставила все это на предусмотрительно захваченную льняную салфетку и посмотрела на Аню:

— Ты чего это с лица спала? Волнуешься? Ничего, все путем пройдет. Без волнения в нашем деле нельзя. Пей, а то вся в пупырышках. Погоди, что за синяки у тебя на руках?

— Градом немного зацепило — неохотно пояснила Аня.

— Ты не простынешь? Давай таблетку дам — потянулась хормейстер к своей необъятной сумке.

Аня затрясла головой, взяла кружку с чаем, присела за туалетным столиком.

— Ладно, пей и под горячий душ. Потом ложись — я хотела тебя попросить помочь детвору спать утолочь, но сама справлюсь. Родительниц попрошу, не откажут.

Аня уже лежала под одеялом на непривычной, чересчур мягкой кровати, когда Елена Степановна вернулась.

— Ты не спишь? Переводчица сказала, что для нас планировался на послезавтра праздник в городском парке, специально, представляешь? А парка теперь у них, считай, нет. Жалко, говорят, даже фейерверк собирались запустить, и клоунов заказали. Теперь без клоунов останемся.

Аня кивнула, прикрыв глаза. Дрожь не утихала, но с обычным состоянием перед простудой сходства не наблюдалось никакого. Обмануть себя было невозможно — перед глазами стоял этот парень, Оливье. Мокрое лицо, растрепанные темные волосы, скулы, слишком заметные для европейца. А их, как и представителей других рас, за последние сутки пронеслось перед глазами многие тысячи. День, проведенный в Париже, запомнился не столько достопримечательностями, знакомыми по фильмам, картинам и клипам, сколько невероятной толчеей и скученностью. Тем удивительнее показалось почти абсолютная безлюдность здешних мест.

По дороге из Тулузы по сторонам тянулись бесконечные поля, виноградники, холмы под высоким небом с белыми облаками. Городки мелькали через каждые несколько километров — каменные дома с узкими окошками, непременно со ставнями, почти всегда синего цвета, с кустами цветущих диких роз у потертых каменных ступеней при входе. Маленькая круглая площадь, парочка зданий повыше — как правило, собор и мэрия, и всё, дальше снова поля и виноградники. Часто вдалеке от дороги мелькали башни строений, похожих на замки. Они выглядели особенно уютно, увитые чем-то вроде плюща, мирные, приземистые от времени, в окружении не крепостных стен, а всё тех же виноградников.

Переводчица Моник, девушка примерно Аниного возраста, с невероятным количеством вьющихся темных, без блеска, волос, встречавшая их группу еще в аэропорту Шарль де Голль, всю дорогу не выпускала из рук микрофон:

— Эти места в прежние, стародавние времена, носили название Окситания. Это была большая страна, занимавшая почти весь юг Европы. Сюда входили не только французские земли, но и территории, которые сейчас принадлежат Италии и Испании. Вначале здесь владычествовали римляне, потом пришли баски, которые и дали здешним местам название Гасконь, потом их сменили вестготы. Тысячу четыреста лет назад сюда пришли короли франков, но Гасконь столетиями сопротивлялась, отстаивая свою самостоятельность. В 1039 году Гасконь вошла в состав Аквитании, крупного и могущественного государства. После того, как знаменитая Алиенора Аквитанская вышла вторым браком за английского короля, Гасконь на целых три века попала в прямую зависимость от Англии, что послужило одной из главных причин Столетней войны. Алиенора…

— Прошу прощения, Моник! — негромко, но убедительно прервала ее Елена Степановна. — Дети все равно спят, а мы это перед отъездом на всякий случай читали. Вы нам лучше скажите, отчего людей совсем не видно. Городки за городками, один за другим, а никого, почитай, нет. И дороги почти пустые.

— Департамент Жер, куда мы направляемся, самый малонаселенный во Франции. Людей у нас в самом деле немного, да и те все на работе. Вот вечером, когда стемнеет…

— А в городе, куда мы едем, сколько народу?

— В городе Оз около четырех тысяч.

— У нас в Никольске и то двадцать четыре! — подал голос Вадик Стрешнев, показывая, что не все дети спят.

— Что вы, у нас даже в главном городе, Оше, двадцать пять тысяч. Но разве это так важно? Посмотрите, как у нас красиво!

— Никогда не думал, что во Франции столько подсолнухов — пробурчал Вадик, сворачиваясь клубком на сиденье и укладывая голову на колени своей маме. — Мы в Анапу ехали по такой же дороге…

— Вадька, ты вечно недоволен — упрекнула его мама. — Тебе и Париж не понравился.

— Нет, а чего они нам карусель подсунули, как маленьким? Лучше бы в Диснейленд свозили, я в интернете смотрел, самый большой в Европе.

— Спи уже, эксперт. Моник, в самом деле красиво, вы его не слушайте, он у нас всегда ворчит, как старичок.

А вот Ане карусель как раз понравилась — старинная, круглая, светящаяся цветными огнями, с музыкой, похожей на шарманочную, с лошадками, рассчитанными скорее на взрослых. Наверное, так чудесно приехать в Париж вдвоем — побродить по улочкам, найти те, где меньше туристов, посидеть за столиками уличных кафе, постоять на мостах через Сену…

Она лежала с открытыми глазами, слушая сонное дыхание Елены Степановны и звуки незнакомого городка. С кем ей хотелось побродить по Парижу, она и сама теперь не знала. Надо хотя бы самой себе сознаться, что ожидала чего-то подобного. Ведь медальон-то она перед отъездом надела…

На следующий день Аня ожидала перед гостиницей во главе всего состава хора. Состав подпрыгивал, толкался, пересмеивался, в общем, веселился, как хотел. Отсутствие Елены Степановны не могли восполнить ни Аня, ни двое других взрослых — в лице мамы Вадика и Лизы. Хормейстер отправилась с визитом к мэру, поручив проследить за детьми во время экскурсии. Подошла запыхавшаяся Моник, и нестройная, галдящая компания двинулась по площади.

— Вы видите остатки одного из строений, сохранившихся со времен основания римлянами поселения Элоза, от которого, собственно, и ведет свое происхождение наш город Оз.

— А «Волшебник из страны Оз» — это про вас написано? — выкрикнул Вадик.

Моник смешалась, не сразу поняв, о чем речь. На Вадика со всех сторон зашикали, но она попыталась ему ответить:

— Нет, это просто наш город Оз…

— А зачем на этой развалине крыша? Ведь там почти ничего нет, просто кусок стены, и всё!

— Этот навес предохраняет от разрушения древнюю кладку, ведь это остатки постройки еще времен Римской империи!

— Кривая такая… — скептически процедил Вадик, не обращая внимания на то, что мама дергала его за руку.

Аня замерла, глядя на сырые камни, не просохшие со вчерашнего дня. Вот выступ, где она пыталась спрятаться, вот туда бросил ноты Оливье, перед тем, как подхватить ее на руки. Она почти почувствовала, как хлещут по рукам бесчисленные градины, как тепло дышит ей в грудь Оливье. Спохватившись, она двинулась вслед за экскурсантами.

— Похоже, мой текст не имеет успеха — улыбаясь, заметила Моник. — Мне раньше не доводилось работать с детьми.

— Да вы не обращайте на них внимания! Или просто расскажите что-нибудь другое, наверняка есть о чем — попыталась ободрить ее мама Лизы. — Скажите, Моник, правда, что д’Aртаньян родом из этих мест? И памятник ему есть?

— Да, только не у нас, а в Оше, главном городе департамента — оживилась Моник. — После того, как королем Франции стал легендарный Генрих IV, многие дворяне оставили Гасконь и отправились, как тогда говорили, завоевывать Париж. Многим это удалось — личная гвардия Генриха, или как его чаще называют, Анри IV, а потом и его сына, Людовика XIII, состояла по большей части из гасконцев.

— Ну, вот, даже Вадик уши навострил! Про это вы нам и расскажите.

— С удовольствием, только еще одна подробность — мне бы ее очень не хотелось упустить. Римского легионера, которому за службу были пожалованы здешние земли, звали Германиус. На местном наречии его имя стали произносить как Арминиус, а со временем добавился суффикс «ак», что означает «владетель», вот так и получился Ариминиак, а потом уж Арманьяк. Так стали называть один из городов, который дал название всей местности, а потом и знаменитому напитку. Только, действительно, пока вы не стали взрослыми, вам это не слишком интересно!

После экскурсии Аня, отпустив своих хористов зайти к себе в номера перед обедом, остановилась с Моник перед гостиницей.

— Жаль, что их еще не занимает, на мой взгляд, главное — сказала Моник в ответ на Анину благодарность. — Группам, которые приезжают на дегустацию арманьяка, я тоже не рассказываю то, что мне самой больше всего нравится. Знаете, Аня, я в университете очень увлекалась поэзией трубадуров, а самые первые трубадуры появились как раз здесь, в Аквитании. Простите, я знаю, что вам надо торопиться, но мне кажется, вам это тоже интересно. Значит, я угадала! — обрадовалась Моник, видя, как Аня кивнула. — Может быть, у нас еще будет время об этом поговорить. Для вас запланирован сюрприз, надеюсь, вам понравится!

Вечером, перед концертом, Аня выглядывала из-за кулис вместе с мамой Вадика.

— Ничего себе, сколько народу! Я уж и вправду думала, что городок вымер, а вот на тебе! Полный зал! Да солидный народ, дамы такие принаряженные… Особенно в первом ряду.

Началось выступление. После проблемного попурри Аня чуть расслабилась и успокоилась. Дальше должно быть проще, и слушают хорошо. Еще несколько произведений, и гвоздь программы, «Соловушка», где солирует Вадик. Не зря терпели его въедливый характер, тембр голоса у него поистине ангельский. Теперь всё, волноваться не о чем. Малышка Лиза с чудесными кудряшками, зажигательная песенка «Горошинка, горошинка», маленькая корона принцессы на её головке. Гром аплодисментов. Теперь комплимент зрителям — разучивали перед самым отъездом, пели даже в автобусе. Старинная песенка-канон на французском языке, а capellа, без сопровождения.

Аня встала из-за рояля, подошла к детям, пристроилась позади них, включилась в общее пение. В первый раз после начала концерта она смогла посмотреть в зал. И на самом краю первого ряда, у стены, она сразу увидела Оливье. Он поймал ее взгляд, слегка поклонился. В отличие от действительно принаряженных зрителей первого ряда он сидел в той или такой же темно-серой футболке, что была на нем под пуловером вчера вечером.

Потом еще и еще пели на бис, кланялись снова и снова. На сцену заторопился господин в тесноватом смокинге, его сопровождала переводчица Моник. Она представила его как мэра города, зрители зааплодировали уже ему, и перед тем, как начать говорить, он несколько раз подвигал вверх-вниз огромными седыми бровями. В зале раздался смех, который прервался, когда мэр заговорил.

— Я возьму на себя приятный труд поблагодарить наших очаровательных гостей за прекрасное выступление. Нам очень хотелось отблагодарить юных артистов и их руководителей — тут он ловко наклонился и поцеловал ручку зардевшейся Елены Степановны под одобрительные аплодисменты. — Но в наши земные дела вмешалась небесная сила, к сожалению, не к лучшему. Городской парк практически уничтожен, и праздник для наших гостей, а также и для нас самих едва не оказался под угрозой срыва. Но… — мэр сделал значительную паузу и снова пошевелил бровями под смех зрителей — один из наших именитых граждан сделал нам всем замечательный подарок. Праздник состоится, и состоится он в замке Фезензак! Туда мы завтра и приглашаем наших маленьких артистов!

Он снова поцеловал обе ручки у Елены Степановны, отпустив фразу, которая вызвала громкий смех в зале, а Моник переводить ее не стала, смеясь вместе со всеми.

Дети начали покидать сцену под громкие аплодисменты, Аня задержалась, пропуская их вперед. Невольно взглянув в сторону Оливье, она увидела, как он, воспользовавшись тем, что на него никто, кроме Ани, не смотрит, отвернулся и задрал на себе футболку. Его голая спина была сплошь покрыта синяками и кровоподтеками разного размера и цвета. Через мгновение он, как ни в чем не бывало, развернулся обратно и улыбнулся широко и безмятежно.

Весь оставшийся вечер и добрых полночи Аня пыталась уговаривать себя, приводя самые разумные доводы, что приходить в волнение не от чего. Что в каждом городе есть такой вот очаровательный оболтус, которому явно нечего делать, которого все знают и который знает всех. Конечно, не каждый вот так ринулся спасать совершенно незнакомую девушку, прикрывая собой от града. Но ведь никто не знал, что это будет не просто дождь с градом, а настоящее светопреставление! В конце концов, у них в Никольске тоже есть такой вот Колясик, который целыми днями ошивается по городу, не пропуская ничего мало-мальски интересного!

Вспомнив про Колясика, Аня мысленно возмутилась, запутавшись окончательно. Сравнивать Оливье с начинающим алкашом из Никольска было невозможно, как невозможно заставить себя не думать вообще.