Мосты над облаками. Встречи, события, диалоги

Марина Саввиных

«Мосты над облаками» – своеобразный документ эпохи, продукт странствий человека, всю свою жизнь посвятившего русской литературе. С первого выступления автора в печати (1973 г.) прошло без малого полвека, в которые уместилось всё – учительство, работа в литературном журнале и, конечно, собственное литературное творчество – стихи, проза, пьесы, статьи и очерки… Эта бурная деятельность всегда была связана с многочисленными поездками по стране.Так, собственно, и строились «Мосты над облаками»..

IV

«О доблестях, о подвигах, о славе…»: Москва, Петербург, Красноярск

1

Семнадцатое мая. Москва. Ощущение прыжка из полярной зоны в субтропики. У трапа самолёта в красноярском аэропорту Емельяново хотелось подышать на пальцы: в шесть часов утра термометр за окошком показывал минус два по Цельсию.

Через четыре часа полёта Домодедово встретило плюс двадцатью. Свежая нежная зелень — после всё ещё коричневато-розоватых сибирских берёзок — ощутимо поднимает настроение. Благодать!

В городе, однако, чувство благодати постепенно притупляется. Москва — такая близкая, доступная и будто бы уже дружески приветливая — тем не менее, смотрит букой: снова вся в строительных лесах, кое-где сдвинуты и перевёрнуты решётки металлических ограждений. Как будто недавние большие страсти ещё витают в воздухе… или что-то подобное ожидается вскоре. Время — к полудню. В метро тесно и тревожно. На улицах непривычно просторно…

Мне в Москве — только переночевать. Выхожу из-под земли на проспекте Мира и направляю стопы к Наташе Слюсаревой. Наташина квартира — обитель Художника. Если, конечно, понимать «художество» широко. Картины, иконы, статуэтки, изящная мелкая пластика, посуда, даже цветы на балконе… Артистическое ателье, да и только! А сама хозяйка — гармоническая живая ось этого дома. Вне возраста. Вне времени. И даже, кажется, вне общего всем остальным существам пространственно-временного континуума. Она сама себе — континуум. Вот именно — Дама.

Совсем недавно у Наташи вышли две книги. Одна — большая, серьёзная. Другая — маленькая, ироническая, сказочная, мистически многозначная. «Прогулки короля Гало». Её сюжет, герои, образы навеяны картинами Виктора Кротова, адепта романтического сюрреализма; Наташа написала о нём маленькое виртуозное эссе «Розовая звезда».

Я читала прежде и с параллельным миром Кротова была знакома. Но эта книжка меня проглотила заживо! Едва зацепив глазами её первые строчки, я выпала из реальности, пока не оказалось, что книжка уже — вся. Точка.

С Наталией Слюсаревой «День и ночь» сотрудничает с 2010 года. Она блестящий эссеист, знаток культуры — русской и европейской, особенно — итальянской (свободно владеет итальянским языком). Но дело даже не в эрудиции, не в знании как таковом. Есть люди, само бытие которых — вроде знамения большого стиля. Наташа — как раз такая. В её присутствии любая вещь становится арт-объектом. В любом жесте всякого человека, оказывающегося рядом, проглядывает перформанс. А как она готовит! Боже мой!

Однако мне пора. В Москве запланировано несколько встреч. И самая впечатляющая, конечно, — в студии телекомпании «Диалог», у Евгения Степанова. Телевидение, можно сказать, новорождённое, но жизнь вокруг него кипит вовсю.

Едва переступив порог, я тут же знакомлюсь с множеством замечательных людей, с которыми вряд ли столкнулась бы когда-нибудь вот так — сразу и одновременно. А ведь в одновременности встреч с особого рода персонами есть тонкий значительный смысл! И я смакую этот смысл, будто бы уже и «часов не наблюдая».

Первым делом — к зеркалу! Через несколько минут мне работать «на камеру». Я никогда себе не нравлюсь в зеркале, а тут ещё — жара, усталость, некоторая нервозность ожидания. В общем, я снова катастрофически себе не нравлюсь, что с этим делать — не очень понимаю, машинально поправляю волосы и косметику и выхожу к народу довольно кисло. Но тут очаровательная Олеся Брукс, помощница Степанова, сообщает мне заговорщическим тоном, что я похожа на Вивьен Ли… Я улыбаюсь неожиданности «посыла» и забываю напрочь и о том, как я выгляжу, и о камерах, вокруг которых между тем разворачивается какая-то своя техническая суета.

Женя великолепно ведёт передачу. Разговор строит разумно и деликатно, ничуть не «тянет одеяло на себя», чем грешат многие телеведущие, но постепенно извлекает из моей головы всё то, что, с его точки зрения, сказать было необходимо и достаточно. Это, между прочим, специфическое мастерство. Интервью — жанр, дающийся не каждому журналисту. Женя делает это красиво и точно. На экране всё выглядит не менее эффектно, чем выглядело бы на бумаге. Но я всё же не могу удержаться от искушения предать бумаге некоторые фрагменты этого видеоролика.

Степанов. Я, как член редколлегии, в меру своих скромных сил стараюсь помогать журналу «День и ночь», потому что считаю, что это действительно замечательный журнал. На мой взгляд, это лучший литературный журнал России. Такими словами, конечно, не разбрасываются, но я так искренне думаю, потому что это журнал, который объединяет совершенно различных литераторов. Это не кастовый журнал, что редкость в литературном мире. Здесь можно встретить произведения и Сергея Есина,

и Юрия Беликова, и кого угодно — и реалистов, и авангардистов, и пост-футуристов. Здесь печатается Сергей Бирюков, здесь печатается молодой футурист Денис Безносов. И конечно, здесь очень много писателей-сибиряков, красноярских авторов. Я знаю, что журнал выходит при поддержке администрации Красноярского края, и мы здесь, в Москве, о сибирской литературе узнаём, конечно, прежде всего, по этому журналу… Я помню те времена, те переломные моменты, когда Роман Солнцев ушёл из жизни;

помню то плачевное состояние, в котором находилась редакция, потому что не было финансирования, в редколлегии разброд и шатание, и никто не знал, что же будет с журналом; но он выжил, окреп и, не побоюсь этих слов, стал даже, на мой взгляд, интереснее, чем был…

Саввиных. Не стала бы сейчас акцентировать какой-то региональный аспект: сибирская литература, красноярская литература. Мне кажется, это всё-таки уходит. Литература сейчас существует в мировом ракурсе. Писатели, поэты, которые сейчас печатаются практически во всех журналах русскоязычного мира, образуют авторско-читательское сообщество, где связи выстроены иначе, нежели мы привыкли… вот московские писатели… вот питерские… красноярские, иркутские или новосибирские…

Теперь это не столь существенно. Тем более что молодёжь действительно уже ощущает себя «гражданами мира». Если говорить о самых интересных, перспективных молодых писателях, с которыми мы стали сотрудничать совсем недавно, то я могу назвать, например, такую замечательную писательницу, как Анастасия Астафьева. Можно сказать, что генетические корни её — в Сибири, потому что… она не любит об этом говорить, но это так… она дочь Виктора Петровича Астафьева, и в её прозе удивительным образом живёт очень глубокая, узнаваемая астафьевская нота. Нарочно это сделать невозможно и подделать никак нельзя… <…>

Степанов. Вы позиционируете себя как журнал для семейного чтения?

Саввиных. Да. Именно — для чтения. Я и писателей часто предупреждаю об этом. Понимаете, дорогие, — говорю, — мы хотим, чтобы журнал читался, чтобы читателю было интересно. Хотя… читатель, который в меньшинстве, тоже имеет право на достойное чтение. Поэтому, например, благодаря Максиму Амелину, с которым мы недавно

перебросились письмами, у нас появилась новая рубрика. Максим занимается переводами древних греков и римлян… меня совершенно пленили его переводы Пиндара на русский язык примерно середины семнадцатого века… Это очень сложно, предполагает сумасшедшую, запредельную читательскую работу. Но — безумно интересно. И я подумала: а не ввести ли нам такую рубрику, которая была бы предназначена вот для таких точечных, уникальных контактов редкого текста и редкого читателя? Такая рубрика появилась у нас. Она называется «ДиН-артефакт». <…> Журнал — как зеркало, в котором играют свет и тень. Сама эта игра света и тени как раз и создаёт то «лица необщее выраженье», на которое мы очень рассчитываем.

Степанов. Вчера была научная конференция, которую проводил Институт иностранных языков и культуры имени Льва Толстого; я имел честь быть приглашённым на эту конференцию, выступал с докладом о новых формах современной русской поэзии. Была очень внимательная филологическая аудитория, и люди задавали вопросы о литературных журналах: какие существуют журналы, какие тиражи. Я рассказал, какие были тиражи до перестройки у «Нового мира», у «Дружбы народов». Недавно мы вместе выступали на радио с Александром Луарсабовичем Эбаноидзе, главным редактором «Дружбы народов», и я его спросил: сейчас какой тираж у журнала? Оказывается, около двух тысяч экземпляров. А до перестройки было — два миллиона и больше. Когда я ещё печатался в «Дружбе народов», в восьмидесятые годы прошлого века, там были миллионные тиражи. Сейчас, конечно, тиражи журналов значительно снизились. В десятки раз. Но, тем не менее, читательская аудитория есть. Она переместилась в Интернет. Известные порталы «Журнальный зал», «Читальный зал», «Мегалит» какую-то нишу здесь заполнили. Как к этому относиться — действительно непонятно. То ли это хорошо, то ли это плохо… Мы, издатели журналов, с одной стороны, рады, что у нас такая большая читательская аудитория.

Но, с другой стороны, подписка упала, продажи журналов сократились катастрофически.

Выжить издателю толстого журнала сейчас без поддержки государства очень сложно. Но не все журналы, даже те, которые входят в «Журнальный зал», эту поддержку имеют. «Дети Ра», например. От государства этот журнал никогда ни рубля не получал. Он существует благодаря одному инвестору. Не будем сейчас о нём говорить. Но читательская аудитория есть. «ЖЗ» посещают в день, наверное, огромные тысячи, поэтому можно сказать, что, в принципе, читатель никуда не делся. Он существует, причём в таком объёме, как и раньше. Другое дело, что это виртуальный читатель. Мы даже и не знаем, кто это, какая у нас целевая аудитория. Таких исследований, к сожалению, не так много. Вопрос: есть ли какая-то перспектива у толстого литературного журнала? Что с ним будет? Ведь это уникальнейшее культурное явление.

Саввиных. Видимо, толстый журнал ждёт то же самое, что и книгу как таковую. Книга становится предметом роскоши. Прошли те времена, когда ради насыщения рынка печатались книги — фантастика, приключения, всё то, чего мы были лишены, что добывали на чёрном рынке, — Бог знает как… на газетной бумаге, отпечатанные чуть ли не дома на принтере… и люди всё это хватали. Сейчас это совершенно ушло. Книга должна быть такой, чтобы её можно было с удовольствием держать в руках, она должна радовать все наши чувства — даже обоняние… Она должна быть шедевром полиграфического искусства. Точно так же и журнал. Пусть он издаётся тиражом в пятьсот экземпляров. Но пусть каждый экземпляр воспринимается как уникальная вещь. Как само по себе — художество. Как спектакль. Это же дело не только драматурга. Но и режиссёра, актёров, музыкантов, художников… Когда всё это совпадает, получается настоящий спектакль. Шедевр. Вот так и журнал. Каждый его выпуск. Что же касается просто текста, он может размещаться и только в Интернете. Сейчас все читают с экрана. На самом деле, возможности — расширились. Я думаю, и рынок текстов тоже переместится в Интернет. Он каким-то образом должен структурироваться. И это уже происходит. <…>

Запись закончилась. Вслед за мной должны были беседовать с Женей Вера Зубарева и Ирина Голубева. Возникшая пауза увлекла всех на кухню — пить кофе и переводить дух. Откуда-то возникают и тут же отправляются под водопроводный кран гроздья винограда и ещё какие-то фрукты. В воздухе дрожат стихи — что-то знакомое, но даже, кажется, ещё и не рождённое, чьё-то грядущее творение, нечувствительно витающее между нами… Но моё внимание уже захвачено Сашей Орловым. Нам есть о чём потолковать.

Александр Владимирович Орлов — историк, специалист по истории религий, педагог, редактор, поэт. У нас множество общих тем, и одна из них — прямо животрепещущая — касается изучения в школе древней русской литературы. Здесь всё — проблема. Что именно из всего массива произведений, созданных на Руси между XI и XVII веками, выбирать для чтения и обсуждения с детьми? Какими сведениями снабдить школьников, чтобы знакомство с великой словесностью Древней Руси не стало для них умственной пыткой? А главное: когда и как вводить в читательскую практику подростков летописи, жития, воинские повести, большие эпические полотна? У меня накоплен огромный материал — несколько лет я разрабатывала и вела в Красноярском литературном лицее курс «Шедевры древней русской литературы», — и теперь, задыхаясь от избытка чувств, рассказываю Саше, как с моими семиклассниками мы читали «Сказание о Борисе и Глебе», как разбирали почти одновременно гениальное стихотворение Бориса Чичибабина «Ночью черниговской с гор Араратских…», как увлечены были дети и взрослые, участвовавшие в этих уроках-диалогах!.. Вижу: Саше интересно. Он говорит о возможности сотрудничества с журналами «Основы православной культуры в школе» и «Переправа», рассказывает об Арсении Замостьянове, тоже историке, писателе, редакторе, эрудите, авторе книг о Державине и Суворове… Спасибо Жене Степанову! Я, кажется, обрела новых друзей и новых авторов для «ДиН».

Марина Саввиных, Олеся Брукс и Александр Орлов в студии Степанова

Саша обещает прислать мне по электронной почте свою книжку — «Московский кочевник» (и действительно вскоре делает это!). Спустя время я читаю её с нарастающим интересом: не ожидала увидеть такие стихи в книжке московского учителя. И мне уже хочется поделиться ими с нашим взыскательным читателем. Вот — две «пьесы», так сказать, навскидку.

Эфа

Уходишь? Прощай, моя пёстрая эфа,

Твой дом — каменистый бархан.

Блудница пустыни, частица рельефа,

Хранишь ты от гнева Иран.

Запомню навеки кубовые дали,

Ущелье, где были с тобой.

Мне горы дорогу к тебе указали,

Пустынь обжигающий зной

Меня провожал, обещал я вернуться,

В том клялся злой ветер теббад,

Не мог я без слёз, уходя, оглянуться:

Змея призывала назад.

Нескучный сад

Упиться изгойством так хочется мне,

Уйти ото всех, восседать на скамье,

Там, в дебрях ветвистого парка,

Где бродит печально овчарка,

Где солнца наряд — золотая парча,

Где ветер шумит языком толмача,

Где сладостным запахом душит имбирь,

Где сердце псалмами поёт мне псалтырь,

Где тёмная ночь — прозорливый чернец,

Где тайны скрывает Нескучный дворец.

Ещё бы говорить, слушать и говорить, но у меня через полтора часа поезд, и сломя голову я снова мчусь в метро… Раз-два-три, ёлочка, гори! Утром у меня по плану — Питер!

2

Ах, Питер, Питер… Санкт-Петербург. Прохладная грёза моих юношеских бдений над томиками Блока, Ахматовой, Мандельштама… Можно сказать, друг сердца, прежде вымечтанный в глубине одиночества, а потом — неожиданно и случайно повстречавшийся на одном из перекрёстков судьбы.

Всегда возвращаюсь в Питер с предвкушением долгожданного свидания, и, Господи, как же он до сих пор ласков ко мне! Здесь живут мои любимейшие люди, знающие город как собственную ладонь, но я уже ловлю себя на том, что с Питером хочу быть один на один. Интимно. С точки зрения любого нормального человека, я, наверное, веду себя дико и неадекватно. Обниму крепко-крепко какую-нибудь замшелую липу и долго стою так, закрыв глаза и прижавшись щекой к тёплой шершавой коре… впрочем, в Питере полным-полно собственных чудаков. На меня никто не обращает внимания. А я грею ладони на чугунной решётке канала Грибоедова: какая нежность! какое счастье! Жаль, наслаждения этого нельзя продлить… Ждут меня иные встречи.

На этот раз я в Санкт-Петербурге на Международном открытом литературном фестивале «Петербургские мосты». Мне рассказала о нём питерская поэтесса Елена Елагина, наш давний автор, близкий по духу человек. Списавшись с организаторами и обсудив возможность нашего участия в программе, я решилась и приехала: людей посмотреть и «ДиН» показать.

У фестиваля уже довольно длительная история. Он был задуман как продолжение поэтического марафона 2003 года, проходившего во время празднования 300-летия Петербурга. Как сообщает буклет, изданный к открытию «ПМ» в 2012 году, инициаторами первого фестиваля (2004) стали «Ассоциация творческих объеди-

нений Северо-Запада», ЛитО «Пиитер» и литературный клуб «XL». Бессменные организаторы «мостов» — Галина Илюхина, Виктор Ганч, Дмитрий Легеза, Евгений Антипов, Ольга Хохлова и Вадим Макаров. С тех пор прошло уже восемь поэтических форумов продолжительностью от одной до трёх недель — во время «белых ночей», в конце мая — начале июня. Сотни поэтических вечеров, более полутысячи участников, почти полторы тысячи индивидуальных выступлений, гости из 29 городов России, а также из Украины, Эстонии, Латвии, Литвы, Беларуси, Казахстана, Грузии, Таджикистана, Великобритании, Германии, Израиля, Бельгии, Швейцарии, Канады и США.

В рамках фестиваля — поэтические конкурсы им. Н. С. Гумилёва «Заблудившийся трамвай», детский — «Первый автограф», турнир им. Д. Хармса «Четвероногая ворона» и состязания поэтов в формате «ринг» и «биатлон». Кроме этого, ежегодно — презентации ЛитО и различных поэтических школ, диспуты, мастер-классы, «капустники» и всевозможные другие варианты общения — на любой вкус. Здесь бывали и выступали Евгений Бунимович и Мария Ватутина, Дмитрий Воденников и Александр Кабанов, Светлана Кекова и Бахыт Кенжеев, Илья Фоняков и Елена Шварц, Александр Кушнер и Михаил Яснов… С прошлого года на «Петербургских мостах» выступают не только поэты, пишущие на русском языке. Звучат стихи на литовском, финском, французском, грузинском, немецком… Налажены связи с другими литературными фестивалями: «Киевские лавры», «Волошинский сентябрь» (Коктебель), «Труа ривьер» (Квебек). В общем, на литературном календаре русскоязычного мира «Петербургские мосты» — заметное событие.

К сожалению, уже с самого начала я знала, что побывать на всех мероприятиях фестиваля мне не удастся: 25 мая в Красноярске должна стартовать литературная конференция, к которой я причастна самым непосредственным образом, — поэтому показать «День и ночь» гостям «Петербургским мостов» смогу только 20-го, в Доме Набокова, на встрече поэтов русского зарубежья, среди которых — множество наших авторов. С кем-то из них я надеялась здесь и познакомиться лично, кого-то открыть для читателей «ДиН», о ком-то рассказать.

В назначенное время у Дома Набокова — группками по два-три человека — клубятся поэты. Никого не знаю в лицо и несколько минут пребываю в растерянности. Но тут является улыбающийся Евгений Лукин, главный редактор журнала «Северная Аврора», раздаёт свеженький, ещё горячий, номер и моментально вовлекает меня в общее движение. Обнимаю Лену Елагину, когда-то пленившую меня строчками:

Когда я останусь навеки одна,

Когда ни покрышки не будет, ни дна,

А только парение духа

Вне зренья, сознанья и слуха,

Неужто всё это и будет покой?

Неужто об этом мы молим с тоской

И льём беспричинные слёзы

В предчувствии метаморфозы? —

и вступаю в обиталище набоковских пенатов. Их здесь бережно опекают: в доме, несмотря на давно устоявшийся музейный уклад, веет жизнью, тихой, строгой, без «актуальных» глупостей и претензий, но всё-таки жизнью, в которой всё время что-то происходит.

Перед началом мероприятия — несколько приятных знакомств. Саша Либуркин. Колоритнейшая личность. Знаю его по рассказу «Крепкий мужчина», напечатанному в «ДиН» в начале прошлого года, по публикациям в предпочитаемых мною журналах «Дети Ра» и «Зинзивер», а также по редким (но метким!) столкновениям в соцсетях. На мой взгляд, очень яркий прозаик, ироничный, честный, обязательный. Какой-то по-человечески настоящий. Что ныне редкость.

Галина Илюхина, организатор всего этого чудного «безобразия», прилетела, как говорится, «вся в мыле». Позже я поняла, что созвониться с ней в дни фестиваля практически невозможно. Её телефон занят беспрерывно. Кажется, двадцать четыре часа в сутки кто-то её «достаёт». Или она — кого-то. Галина извлекает из пакетов и сумок дипломы, подарки, сувениры. Всё это водружается на монументальный набоковский стол, где уже лежат стопками журналы, альманахи, сборники, привезённые гостями, — и встреча начинается.

Мне предоставлена возможность рассказать о журнале «День и ночь» и прочесть собственные стихи. Как всегда в таких случаях, на «себя» времени почти не остаётся — и слава Богу! «Себя» читать вслух я… не то чтобы не люблю, но мне нужна особая атмосфера, так сказать, короткая дистанция между мной и публикой, а для этого необходимо уникальное совпадение множества условий… Поэтому уже под самый занавес своего выступления читаю стихотворение о Петербурге, получаю довольно искренние, как мне кажется, аплодисменты, возвращаюсь на своё место и начинаю, наконец, внимательно слушать.

В Доме Набокова

Впечатление, в общем, типичное для большинства литературных фестивалей. Большая часть произведений (текстов?), читаемых перед публикой, внимания почти не задевают. И когда на этом фоне вдруг звучит подлинная поэзия, испытываешь нечто подобное вспышке света в темноте или электрическому разряду.

Елена Игнатова, урождённая петербурженка, с 1990 года живёт в Иерусалиме. Еврейская нота, горькая, трагическая, болезненная, в её стихах очень заметна. Тонкие переплетения библейских мотивов и исторических ретроспектив только что ушедшего века создают атмосферу доверительного разговора друзей-интеллигентов — о судьбах мира и человека. Поэтесса читает как бы внутрь себя, голосом слабым, чуть надтреснутым, но стихи таковы, что зал слушает в напряжённом молчании — каждое слово отчётливо и ясно.

И где она, земля лидийских гордецов,

золотоносных рек и золотых полотен,

где мир в зародыше, где он ещё так плотен,

где в небе ходит кровь сожжённых городов,

где человек жесток, и наг, и беззаботен…

Сева Гуревич подарил книжку «Несаргассово море», красиво изданную московским издательством «Водолей Publishers». Я о таком поэте прежде не слышала и книжку перелистала, по крайней мере, с любопытством, которое не сразу, конечно, но было вознаграждено.

Не дым Отечества, гашиш в кальяне сладок…

В груди качнётся мир чужой земли,

Едва колеблясь в мареве лампадок,

Что по тебе в который раз зажгли.

Или такое:

Я останусь в Содоме, в Гоморре,

Но и так же — надёжно — в строю,

Чтоб, как угорь в Саргассово море,

Смог вернуться на землю свою.

Смог вернуться… ты скажешь: «Не надо…» —

Прежде срока от грёз не буди…

А прадедова песня «Гренада»

Будет ждать у начала пути.

Или ещё:

Налейте вина или водки, очищенный спирт

Встречается реже, но в принципе тоже подходит:

Лишь здесь, на Руси, столь естественен пьющий пиит

При нашей любой, непохожей на счастье, погоде…

Налейте скорее — я выпью, неделю пропью,

Чтоб выпью болотной завыть, обезуметь воочью,

Покуда по клавишам песню безбожную бью—

По полной, как ряженый, — в избы соседские ночью…

Подарок Евгения Мякишева — двойная книга, совместная с ушедшим уже, к всеобщему прискорбию, Геннадием Григорьевым. В послесловии к книжке о Мякишеве сказано: «Более колоритной фигуры в поэтических кругах не только Санкт-Петербурга, но и, пожалуй, всего мира не сыскать. Фактурная внешность, скорее подошедшая бы бандюгану из сериалов или карикатурному скинхеду, резко контрастирует с тонким до ранимости устройством его души и его стихов». С Мякишевым я теперь лично знакома. Подтверждаю. Что же до устройства души его — приглядись, только осторожно, не обожгись, не оцарапайся, читатель:

Конец ознакомительного фрагмента.