Я тебя рисую

Марина Суржевская, 2019

Я жила у зеленых холмов Идегоррии, где растут исполинские деревья и искрятся хрустальные водопады. Я рисовала этот мир, изменяя реальность, ведь я – созидающая. Я была счастлива. Но моя жизнь изменилась в тот день, когда я стала пленницей у чужеземного захватчика. У него белые волосы, огненные глаза и тело воина. Я знаю, кто он – арманец, демон Ранххара. Тот, о ком говорят шепотом, чтобы не накликать беду. Он принес в мой мир смерть и кровь, разукрасил красным и черным, он стал тем, кому я поклялась отомстить.Только в мире все совсем не так, как я привыкла думать…

Глава 2

Как было бы хорошо остаться в спасительном неведении, но увы… Еще не открыв глаза, я все вспомнила. Сразу и жестко память нарисовала в голове картины произошедшего, не оставляя ни малейшего сомнения в реальности этих воспоминаний.

Я повернула голову и распахнула глаза. Потом села, осмотревшись. И усмехнулась.

Я находилась в клетке.

Вместе с горной кошкой Шерри, что проживала во дворце, и пустынной птицей Ами. Мы все теперь просто забавные трофейные зверушки для увеселения арманцев.

Поднявшись, я подошла к решетке, осматривая поляну. Очевидно, что переход мы уже преодолели и сейчас находимся далеко за пределами Идегоррии. Более того, судя по пейзажу, мы уже за Стеной, отделяющей наш мир от мира арманцев. Столь любимые мною изумрудные холмы исчезли, их сменило гористое плато, поросшее бурой растительностью. Здесь много лиловых и синих цветов, с примесью винного и местами желтого. По-своему это место было красивым, хоть и непривычным взгляду.

Захватчики расположились на привал. В стороне, как обычные лошади, стояли вирххары — сухопутные ядовитые драконы, живущие в горах. Их я тоже видела раньше лишь на картинках. И читала, что арманцам удалось этих страшных животных приручить. Значит, как и у нас, портал переносит демонов к границам, а дальше им приходится добираться обычным способом. Но как же арманцы проникли во дворец? Как?!

Воспоминание взорвалось внутри такой болью, что я села на пол клетки, обхватила колени руками и завыла. Совсем неаристократично и даже нечеловечески. По-звериному. Хлыст щелкнул о прутья клетки.

— Заткнись, — грубо сказал один из арманцев. — Отдыхать мешаешь.

Я вскинула голову, прищурилась. Очевидно, в моих глазах блеснуло столько ненависти, что мужчина отшатнулся от клетки.

— Покорми ее.

Снова этот голос цвета амаранта и железа. Я посмотрела за спину арманца — туда, где стоял его повелитель, подошедший ближе.

— Сделаю, — склонился демон перед своим господином.

— Ты понимаешь слова? — спросил арманец. — Меня зовут Линтар.

Я облизнулась, словно дикая кошка. Линтар. Звук связался с образом, и теперь я знала, как именовать того, кого поклялась уничтожить. Он приблизился, с равнодушным интересом осмотрел меня, потом — рычащую Шерри. И снова — меня.

Я тоже смотрела — не кивая и не двигаясь. Просто смотрела.

— Дикая. Неразумная. А жаль, — пожал плечами второй демон, глянул алчно. Его глаза были совсем белесые, даже желтизны, как у Линтара, в них не осталось. Только красные прожилки белков. Ужасные глаза.

Линтар задумчиво посмотрел на своего солдата и снова на меня.

— Накорми ее, Хеар, — снова приказал он и ушел туда, где был натянут шатер.

Хеар тоже ушел, а вернувшись, бросил через прутья клетки несколько кусков мяса. Сырого. Шерри и Ами оживились, набросились на угощение, а я отошла вглубь клетки и села, обхватив колени руками. Ночь медленно наползала на горы, неся с собой холод, и меня начала колотить дрожь. Шерри наелась и, довольно рыкнув, устроилась рядом. Конечно, большинству людей горные кошки внушают оправданный ужас, все-таки эти животные размером с лошадь, да еще и оснащены смертоносными клыками и когтями. Но Шерри попала во дворец еще котенком и выросла вместе со мной. Порой казалось, что кошка считает меня своей семьей. Вот и сейчас, почуяв, что я мерзну, Шерри легла рядом, согревая теплом своего большого тела. Я положила голову на ее бок и закрыла глаза. От шерсти остро и мускусно пахло зверем…

Хотелось пить. Только воды никто не предложил, а просить я не стану. Ни за что…

⁂

Лагерь уже спал, а на меня вновь накатила бессонница. Привычная, знакомая, почти родная. Я был недоволен. Захватом, результатами, самим планом. Да, Энгер Арвалийский мертв, и артефакт власти Идегоррии у меня, но мы упустили наследников! Проклятый фойр или соврал, или ошибся, уверяя, что вся королевская семья будет во дворце.

Я снова измерил шагами свой шатер, раздумывая. Очевидно, что придется вернуться в Ранххар. И нужен новый портал, чтобы завершить начатое. Остаться мы бы не смогли: столь долго удерживать переход открытым не удалось бы даже мне. И так выжал всю силу, почти до капли, блокируя дворец. Но ничего… Возле источника сила восстановится.

И снова мысли вернулись к наследникам Идегоррии. Принц и принцесса. Дети короля. Только вот без артефакта власти они не способны к продолжению рода. Я усмехнулся, подбросив на ладони круглый медальон. Кому нужен король, не способный передать наследную кровь? Или королева, не сумевшая зачать?

Наследие крови в нашем мире значит так много… Почти все.

Я расстегнул ворот камзола и повесил медальон на шею. Идегоррия будет моей, потому что мне нужны эти земли. Очень нужны.

Поправил ворот и откинул полог, вдохнул студеный воздух. Кивнул сторожевым, бдительно охраняющим лагерь, и не спеша дошел до клетки. Дикарка спала, свернувшись внутри лап кошки и положив голову на бок животного. Красные, словно пламя, волосы девушки на черной, словно тьма, шерсти кошки. Красиво.

Я узнал ее, как только увидел. Конечно, разве может быть на земле второе столь же удивительное создание? Столько ярких красок, сосредоточенных в одном теле. И это тело так совершенно. Я вспомнил, как увидел ее первый раз: дикарка сидела на земле, ела малину и жмурилась от удовольствия. Такая естественная в своей грации и красоте, в своей первозданности. А потом — как прикасался к ней под струями водопада, трогал ладонью влажную бархатную кожу. Тогда я чуть не забыл, зачем вообще потратил силу, чтобы попасть в эти земли. Эта девушка заворожила меня, и я не задумываясь пошел за ней в озеро. Даже сейчас кончики пальцев закололо от воспоминаний, а внизу живота настойчиво заныло.

Я усмехнулся.

Неудивительно, что мои солдаты смотрят на энке с такой алчностью и бесконтрольной похотью. Позволю — разорвут…

Пленница спала, чуть вздрагивая во сне, не чувствуя моего взгляда. Ночная тьма нисколько не мешала мне видеть ее.

Если земли Идегоррии способны рождать таких удивительных созданий, то это еще одна причина, чтобы завоевать королевство. Впрочем, причин у меня и без того хватает.

Я отвернулся и пошел в темноту. Сторожевые проводили меня взглядами, но ничего не спросили, конечно.

⁂

Клетка покачивалась, словно палуба корабля. Я отползла от Шерри и села возле прутьев, рассматривая пейзаж. Мы второй день двигались вдоль горного плато, все демоны ехали верхом на ящерах.

С утра нам снова бросили сырого мяса, которое с удовольствием сожрали мои товарищи по несчастью. Да и я, признаться, уже поглядывала на кровяной кусок благосклонно. Но пока держалась. От голода кружилась голова. Но еще больше мучила жажда. Губы потрескались, в рот словно насыпали песка. Шерри тоже нервничала, била себя по бокам хвостом с кисточкой на конце, металась по клетке. Один Ами завис под потолком вниз головой и впал в спячку, уцепившись когтями за решетку.

Это создание могло обойтись без воды целый месяц. В отличие от нас с горной кошкой.

Разок я присела в углу по нужде, воспользовавшись тем, что клетка тряслась в самом конце процессии и на меня никто не смотрел. Скривилась от отвращения к самой себе, но что делать, человеческую природу не изменить. И эта природа настойчиво требовала справления нужды, благо — редко, хотя еды — часто, и воды — постоянно.

Я не знала, что делать. Попросить пить? Но тогда арманцы поймут, что я могу говорить. К тому же просить о чем-то демонов… Все во мне протестовало против этого. Но и без воды я долго не протяну. А выжить я должна. Просто обязана. Чтобы отомстить.

Я снова легла на пол, закрыла глаза. Хорошо бы и люди умели впадать в спячку, как пустынные птицы. Но с закрытыми глазами было еще хуже, меня укачивало, к горлу подкатывала горечь. Не знаю, как я продержалась еще один день. Только снова затряслась от холода, когда солнце зависло над горизонтом, погружая скалы в сумрак. Шерри не хотела меня греть, носилась по клетке. Как и меня, кошку мучила жажда, к тому же ей не нравилось близкое соседство вирххаров. Честно говоря, поведение Шерри немного пугало.

Голова болела, на затылке запеклась кровь от удара. Похоже, я стала впадать в странное состояние отупения, на грани с беспамятством. Стало удивительно все равно, что будет со мной дальше, равнодушие обнимало мягко, но настойчиво, пряча коготки безумия.

Вечер. И в клетку упал еще один кусок мяса. Запах крови защекотал ноздри, и к горлу подкатила тошнота. Я подтянула коленки к груди, не открывая глаз и стараясь дышать ртом, чтобы не чувствовать мерзкого запаха.

Возле клетки послышалось какое-то движение, шаги. Шерри зарычала.

— Что с ней? — все же удивительный голос. Каждый раз наполняется новыми оттенками. Вот сейчас в нем скользнул муаровый, словно мягкая весенняя трава. Трава на железе — поразительно.

— Не знаю, повелитель. Дикарка ничего не ест третьи сутки. Даже не прикасается к мясу.

Муаровый голос что-то прошипел. Я не поняла — язык был мне незнаком, хотя я, как наследница, изучала языки всех родов, и сносно понимала каждый. Но сейчас не уловила ни слова. Только по интонации догадалась, что Линтар недоволен.

Конечно, жаль так скоро потерять забавную зверушку.

Меня подняли на руки и куда-то понесли. Шерри огласила скалы протяжным злым рыком. Прохлада сменилась теплом, исчез ветер, а моя спина коснулась пушистого покрывала. И что самое чудесное — на губы капнула влага! Я безотчетно открыла рот, потянулась, распахнула глаза.

— Вот так, — довольно сказал Линтар. И придержал мою голову, приставив к губам горлышко бурдюка.

Чистая, холодная вода полилась в горло, и я не сдержала стон наслаждения. Жадно схватила бурдюк обеими руками, желая пить, пить и пить — не останавливаясь, пока не лопну! Но арманец забрал живительную влагу, отодвинулся.

— Много нельзя, — спокойно сказал он. — Мы забыли, что таким, как ты, постоянно нужна вода.

Я облизала потрескавшиеся губы. Конечно, я слышала, что арманцы могут обходиться без жидкости очень долго. Как и вирххары. Тара говорила, что суть этих созданий — огонь. Но понять это было трудно.

Линтар посмотрел на меня и вышел, приказал напоить дикую кошку, и я вздохнула с облегчением. Когда он вернулся, я уже сидела, прислонившись спиной к полотняной стенке шатра. Арманец протянул мне ветку винограда. Я взяла ее и стала отрывать ягоды, отправляя их в рот. Мне нужны силы, а значит, я буду есть и пить, пусть даже из рук врага.

Губы демона чуть изогнулись в усмешке.

— Ты можешь говорить? — спросил он. Я промолчала, не спуская с него глаз.

Он смотрел на меня так же — не мигая.

— Ты носишь одежду и обувь, — негромко сказал арманец. — В твоих волосах заколки. Во дворце ты отдала артефакт перехода парню. Ты вполне разумна, — усмехнулся он, а я безотчетно сжалась. — И вовсе не такая дикая, какой хочешь казаться. В твоих глазах я вижу ненависть и страх. Как тебя зовут?

Я раздумывала, как поступить. Но арманец прав: вряд ли мне удастся долго скрывать свою разумность. К тому же в беседах я смогу узнать и понять больше. Понадеявшись, что арманцы знают о лесных девах так же мало, как и мы, я ответила:

— Ева.

Его ресницы дрогнули, опустились, в желтых глазах блеснуло удовольствие. Надо же, волосы белые, а ресницы — темные.

— Ева… — повторил он протяжно, и в голосе перелилась лазурь. Словно морская волна на миг закрыла гранит. — Кто ты, Ева?

— Я… никто. Служанка.

— Служанка… — снова протянул он. На лице мужчины не отражались эмоции, и я не могла понять, о чем арманец думает. — Почему не попросила воды?

— Я боялась, — вполне искренне ответила я. — Куда мы едем?

— Ты уже начала задавать вопросы? — усмехнулся он. И сел ближе, так что наши бедра почти соприкоснулись.

Я не смогла сдержать инстинктивного страха и отодвинулась.

— Откуда у служанки артефакт фойров, Ева?

Он спрашивал спокойно, но я не обманывалась на его счет. Слишком живо перед глазами стояли убитые во дворце, то, как он стоял над отцом, как сидел на корточках перед умирающей Тарой.

Равнодушно. Привычно.

Арманец был жестоким зверем, хищником, который не страшится смерти. Ни чужой, ни своей. И мне стоит быть очень осторожной, чтобы обмануть его.

— Я не знаю, что это было. Я думала, это просто украшение, ракушка, — медленно сказала я, не отводя взгляд.

— Но ты отдала украшение парню. Почему?

— На память, — выдохнула я, понадеявшись, что арманец поверит.

Несколько бесконечных минут он смотрел мне в глаза, и я уже ожидала, что сейчас вцепится мне в горло и разорвет. Но он отодвинулся.

— До утра останешься здесь, Ева.

Я опустила глаза, уткнулась взглядом в свои грязные ладони.

— В Ранххаре искупаешься.

Я вздрогнула. И от того, что он догадался о моих мыслях, не глядя на меня, и что услышала название, навевающее ужас на всех людей.

Ранххар. Долина Смерти — так мы называли это место. Владения одного из повелителей арманцев.

Осознание, с кем я веду беседу, наполнило душу таким ужасом, что снова захотелось завыть, уткнувшись носом в разбитые коленки. Как же я не догадалась сразу?! Линтар. Это ведь одно из десяти его имен…

Их было пять — арманцев, имена которых стали в нашем мире синонимами страха, ужаса, боли и смерти. Пять арманцев, повелители Пяти Долин. Из-за них когда-то была построена и скреплена магией всех остальных рас Стена, чтобы удержать демонов на той стороне.

И все же один из них смог эту Стену преодолеть…

Пока я в панике смотрела на спину, обтянутую черной тканью и перетянутую ремнями с оружием, арманец вышел, аккуратно опустив полог шатра. Я все же подтянула коленки, посидела, чуть раскачиваясь. А потом встала, взяла бурдюк, попила. Доела виноград, сгрызла найденное яблоко. Устроилась на шкурах, закрыла глаза.

Повелитель, значит? Ему же хуже.

⁂

Вернулся, дикарка спала. Хотя, как я и подозревал, она вовсе не дикарка. Ева… Мне нравилось смотреть на нее спящую. Лицо во сне утрачивало это выражение страха и ненависти, становилось таким нежным. Конечно, я видел в ее удивительных глазах жажду мести. Она светилась там фанатичным огнем: желание убить, уничтожить, сделать больно. Если бы девчонка могла — воткнула бы мне нож в спину уже сейчас. Но она не глупа. Догадалась, что и пытаться не стоит. Хотя, несомненно, попытается. Чуть позже, когда посчитает, что моя бдительность достаточно усыплена.

Интересно, на что она пойдет, чтобы эту бдительность усыпить?

Вспомнил, как она накинула веревку с артефактом на того парня. Кем они были друг другу? Супруги? Друзья? Любовники?

Я размышлял об этом лениво, почти без интереса. Это все такие мелочи, лишь мгновения чужой жизни, слегка коснувшиеся меня. Мгновения, не вызывающие во мне ни любопытства, ни трепета. Чужие жизни оставляли меня равнодушным, если не могли быть полезны.

Не мне. Расе. Арманцам.

Снова прикинул в голове варианты, пытаясь понять, откуда у девчонки мог оказаться артефакт. Думала, что это обычная ракушка? Возможно. Я знал о таких артефактах — старинных, без следов магического фона. Они никак не проявляли своей силы и активировались сильным всплеском. Например, моей воронкой, которой я заблокировал дворец. Созданные древними, такие предметы были разбросаны по нашему миру, передавались в родах как безделушки, и мало кто знал об их истинном назначении.

Так что и эта ракушка вполне могла быть найдена бабушкой девушки, а потом передана внучке как простое украшение.

Я подцепил красную прядь, намотал на палец, рассматривая. Даже в темноте прядка кажется живым огнем. Тронь — обожжет. Склонился ниже, к шее девушки, втянул ее запах. Она так необычно пахла. Словно цветок. У арманцев обоняние гораздо острее человеческого, ближе к звериному. Впрочем, люди и считают нас зверьми. И, возможно, они правы.

Я тронул ее кожу губами. Внизу живота снова заныло, настойчиво требуя взять девушку, войти в нее, насладиться этим телом. Как и всех, меня влекла ее необычность и красота. В наших женщинах, даже юных, нет и половины этих красок. А с годами огонь внутри нас выжигает и те, что есть.

Огонь… Наше спасение и проклятие.

Снова прикоснулся губами, наслаждаясь вкусом. И сразу почувствовал, когда девушка проснулась. Но не вздрогнула, не вскрикнула — лежала неподвижно, пытаясь удержать рвущееся дыхание. Конечно, она боялась. Ее страх я тоже чувствовал своим звериным чутьем. Сильный, густой, панический. Она боялась так, что сердце внутри этого хрупкого тела почти останавливалось от ужаса. Но сдерживалась от крика.

Мне понравилось это.

Медленно провел языком по ее щеке, лизнул воле уха. Чуть отодвинулся. Ресницы девушки дрожали, тело напряглось, хоть она и пыталась не показывать вида. А потом ее глаза распахнулись и твердо уставились в мои. Не думаю, что она видела меня. Зрение людей не отличается остротой, темнота их пугает. Но она смотрела так, словно видела. Я же рассматривал зелень ее радужки с искрами серебра, как завороженный. Никогда не видел таких глаз. Даже у фойров нет столь удивительной глубины оттенков.

Девчонка станет достойным экземпляром в коллекции принцессы. Думаю, Аярна будет довольна. И это тоже неплохо.

Я отодвинулся, устраиваясь на шкуре, закрыл глаза. Привычно в походе лег с оружием и не раздеваясь.

И понадеялся, что хоть сегодня удастся заснуть.

⁂

Ночью я проснулась, как от толчка. Нет, не от толчка. От прикосновения. С самого детства я сплю очень чутко, даже Люку ни разу не удалось подкрасться ко мне незаметно и сделать какую-нибудь гадость. Я всегда просыпалась раньше.

Вот и сейчас сон слетел мгновенно, стоило чужаку прикоснуться ко мне.

Тяжелое тело опустилось на покрывало, и я почувствовала губы арманца на шее. Он трогал кожу языком, словно зверь, который примеривается, куда укусить. Кроме этого касания он не приближался ни на долю сантина, лишь его язык чертил влажную дорожку на моей коже. И, казалось, обжигал огнем. В проклятом шатре было темно так, что хоть глаза выколи — разницы не будет. Я не видела ничего, но всем нутром чувствовала арманца, застывшего рядом. Ощущала тепло его тела. Взгляд. И губы, когда он снова прикоснулся ко мне.

Хотелось заорать. Дико, так, чтобы эхо отразилось от скал, но чудилось, что стоит сделать это — и чужак набросится на меня. И я сдерживалась изо всех сил, каждую минуту ожидая нападения. Но демон отодвинулся.

Я лежала, напряженно вслушиваясь в его дыхание. Спокойное. Ровное. Размеренное.

Уснул?

Я уснуть так и не смогла. Лежала до самого утра, невидящими глазами рассматривая темноту.

А когда тьма стала сереть, разбавляемая потоками утреннего света, осторожно перевернулась на бок. Арманец лежал на спине. Одна рука вдоль тела, вторая застыла на рукояти клинка, и я поразилась, как можно спать в такой позе. Лицо спокойное, глаза закрыты. Я присмотрелась, стараясь дышать как можно тише. Ресницы демона не дрожали. В детстве мы с Люком притворялись спящими, но удержать дрожь ресниц было почти невозможно.

Спит?

Я очень медленно пошевелилась — плавно, не меняя дыхания. Придвинулась ближе, рассматривая чужака. На черной одежде — многочисленные кожаные полоски, пересекающие тело и удерживающие оружие. Даже предплечье перетягивает полоска кожи, и за ней тускло блестит узкое, почти игловидное лезвие. Тонкое, длинное, такого как раз хватит, чтобы пробить сердце. Я передвинулась еще ближе. Тронула кончиками пальцев гладкую рукоять. Выдернуть, размахнуться, ударить! И все.

Вот именно… Все. Сердце арманца остановится, а мой эликсир сгорит в крови.

Я застыла, не сводя взгляда с оружия.

Что важнее? Отомстить или сохранить наследие крови?

Что важнее…

Мужчина все так же не шевелился.

Я хотела убить его.

Странно, я слышала, что людям приходится ломать себя, что это страшно, потому что нашей природе несвойственно убивать. Тем более это претит природе созидающих. Но я не чувствовала страха. Напротив, я мечтала об этом. Вонзить в сердце арманца сталь, почувствовать запах его крови, услышать, как замирает на его губах дыхание. Я даже улыбнулась, представив это. И ужаснулась… Что со мной стало? Я ведь уверена, что даже насладилась бы этим зрелищем. Одно лишь воспоминание об отце, Таре и Мадлен в бирюзовом платье и с дырой в груди превращало меня в зверя, жаждущего крови. Мне даже было неважно, что будет потом, если мне удастся убить. Убежать от остальных я не смогу…

Единственное, что останавливало — эликсир. Я не могу его лишиться. Отец бы меня не простил.

Я убрала руку и отвернулась от арманца.

⁂

Странно, что удалось так крепко уснуть. Лежал, слушал дыхание девчонки, а потом вдруг провалился в сон, да так глубоко, как не удавалось уже долгие годы. Даже сон приснился. Яркий. Цветной. Наполненный светом и малахитовой зеленью трав. И смехом…

Удивительно.

И даже расстроился, когда она пошевелилась и разбудила меня. Я слышал дыхание девушки, ее осторожные движения. Знал, что она меня рассматривает. После крепкого сна внутри было так хорошо, что даже хотелось улыбнуться.

Чуть заметное прикосновение к наплечному коеру.

Занятно… Неужели решится?

Я удержался от смешка, поймав себя на мысли, что хочу этого. Хочу, чтобы она вытащила коер и ударила. Я все равно буду быстрее. Но мне хотелось услышать ее вскрик, когда я прижму ее к шкурам, заглянуть в зеленые глаза. И наказать ее. Если она ударит, то развяжет мне руки — и я возьму ее. Кровь застучала в горле, нутро заныло от желания. Ее запах возбуждал.

Но она этого не сделала.

Короткий вздох, и дикарка убрала руку. Отвернулась.

Я открыл глаза, неслышно повернул голову, рассматривая изгибы тонкого тела.

Жаль… впрочем, ничто не мешает мне сделать это и без игры. Но так не интересно…

⁂

Когда арманец встал и ушел, я еще полежала, делая вид, что сплю. Потом поднялась, поправила изрядно измятое платье, допила остатки воды и выглянула из шатра. Арманцы сворачивали лагерь, навьючивали ящеров. Я тихонько вышла. По мне скользнули взглядами, но никто не остановил. Дошла до клетки, протянула руку через прутья и почесала между ушами Шерри.

— Потерпи, — прошептала я.

Кошка рыкнула, выражая недовольство тесным пространством.

— Как вы приручили ее?

Я постаралась не вздрогнуть, услышав этот голос за спиной. Как чужак подошел, я не заметила.

— А как вы приручили ядовитых вирххаров? — не оборачиваясь, обронила я.

— Болью, — равнодушно ответил Линтар. — Это лучший способ дрессировки диких животных.

Я снова не обернулась, опасаясь, что на моем лице слишком явно сейчас читаются ненависть и отвращение.

— У нас другие… способы…

— У кого у вас, Ева? — вкрадчиво спросил он, и я застыла.

Потом медленно обернулась, вскинула голову.

— У людей.

Его губы изогнулись в усмешке. Глядя в желтые глаза, я безотчетно хотела отодвинуться, но заставляла себя оставаться на месте. Да и некуда отодвигаться, сзади — клетка.

— Что же делает вас людьми, Ева? — тихо спросил он. — И отличает от нас?

— Люди не убивают, словно звери.

— Серьезно? — он снова усмехнулся. — Боюсь, ты плохо знаешь людей, маленькая дикарка…

— Лучше тебя, — не удержалась я от грубости. — Я, по крайней мере, среди них выросла. И это были прекрасные люди. Самые лучшие на земле, самые достойные и благородные… — я осеклась, опасаясь разрыдаться прямо на глазах у этого чудовища.

В его лице ничего не изменилось, ни один мускул не дрогнул. Словно он вообще меня не слышал. Да если и слышал, что ему до моих эмоций? Пустое…

Он еще постоял, а потом просто развернулся и отошел, потеряв интерес. Я опасливо сходила в кустики и даже постояла там какое-то время, раздумывая, что, возможно, стоит попытаться сбежать. Но тут из тени беззвучно выдвинулась темная фигура того самого Хеара, и я чуть не заорала. Светлый дух! Неужели он все это время был здесь? Следил за мной? А я даже не заметила… Как ужасно… Я почувствовала, как мазнула лицо краска стыда, увидела в белесых глазах арманца усмешку. Подняв голову и выпрямив спину, прошла мимо, возвращаясь в лагерь.

Остановилась возле клетки с Шерри. Хеар приблизился, растянул губы в отвратительной улыбке. Я молча ждала, когда мне откроют и впустят внутрь.

— Ты поедешь со мной, — сказал этот арманец, и я поморщилась. Его голос отдавал ржавчиной и скрипел песком по стеклу. В нем тяжело расплывались темные масляные цвета ртути и грязной буро-серой плесени. Он дернул меня за руку. — Пошли, дикарка.

Седло на ящере было довольно длинным и на удивление удобным. Хеар усадил меня перед собой, прижался, и я с отвращением передернулась от близости его тела.

Вирххары гораздо крупнее лошадей, и когда зверь поднялся, я с трудом удержалась от вскрика. Сидеть так высоко было непривычно и немного страшно. К тому же нервировали шипы по всему телу ящера, которые, как я знала, ядовиты. Но остальные арманцы, кажется, не переживали по этому поводу, так что и я постаралась расслабиться. К тому же зверь двигался на удивление плавно, почти без толчков. Широкие лапы с мягкими подушечками между когтей пружинили на горной дороге, смягчая неровности. Так что ехать на вирххаре могло быть даже приятно, если бы не Хеар. Уже через час его поведение стало беспокоить меня гораздо больше, чем ядовитые шипы ящера.

Арманец просто впечатывался в мое тело. Его дыхание тяжелело, а руки, держащие поводья, сжимались столь крепко, что вирххар недовольно мотал головой, не понимая приказы погонщика.

И вскоре я стала замечать, что мы отстаем от остальных. На горной дороге не удавалось двигаться быстро и шеренгой, ящеры с седоками выстроились в длинную линию. К полудню мы уже плелись в самом конце. А еще через полчаса отстали настолько, что впереди идущий вирххар уменьшился до размеров собаки.

Хеар бросил поводья, намотал мои волосы на кулак и дернул, заставляя откинуть голову. И впился мне в шею. Я думала, чтобы разорвать горло, и даже не сразу осознала, что он меня целует. Облизывает кожу, опрокидывая меня на себя, лихорадочно засовывая свободную ладонь мне под юбку. Его пальцы сжали мне ногу до синяков. Я закричала, забилась, пытаясь вырваться из его хватки. Но арманец лишь рассмеялся.

— Никогда не видел таких, как ты, — выдохнул он и дернул ворот моего платья, разрывая его. — Ты будешь моей… будешь моей, дикая энке…

Я снова закричала, но сразу же мой крик захлебнулся, потому что в рот проник язык мужчины. Он засовывал его в меня со стоном, почти с хрипом, получая явное удовольствие от моих попыток освободиться. Я на миг расслабилась, позволяя ему поверить, что сдалась, а потом резко сжала зубы на его губе, раздирая до крови. И сразу же ударила ребром ладони по шее. Все-таки жизнь со старшим братом хоть чему-то меня научила. С ящера я свалилась кулем, даже не знаю, каким чудом удалось не зацепиться за шипы. Упала, чуть подвернув ногу, но быстро вскочила и бросилась бежать. Куда — не знаю. Гонимая лишь желанием спрятаться. От Хеара, от арманцев, от всего этого ужаса, в котором очутилась.

Ступня зацепилась за корягу, и я с воплем свалилась, прокатилась вниз по склону и застонала, ударившись боком о поваленное дерево. И почти сразу сверху спрыгнул Хеар, прижал меня к земле, расплющивая своим весом, снова впился в губы с утробным, совершенно звериным рыком.

И отлетел от меня, словно его сдернули какой-то нечеловеческой силой.

Я отползла в сторону, прижалась к стволу, затравленно озираясь и сжимая на груди разорванное платье. Не знаю, как остальные арманцы так быстро оказались здесь. Но сейчас они смотрели на меня с высоты вирххаров. На красивых лицах — ни одного чувства, в светлых глазах — пустота. И самым равнодушным из них казался Линтар. Но видимо, Хеар знал своего повелителя несколько лучше. Потому что вдруг упал на колени, склонил голову, тяжело дыша.

И я заскулила, как щенок, когда эта голова отделилась от тела, а я даже не успела увидеть замах Линтара. Он холодно осмотрел своих солдат и кивнул. Никто не произнес ни слова, а арманец перевел взгляд на меня:

— Со мной поедешь.

Меня колотила такая дрожь, что, казалось, я не устою на ногах. Не знаю, как залезла на ящера, и снова вздрогнула, когда мужчина сел позади. Вирххары снова тронулись в путь и уверенно полезли вверх по склону, цепляясь когтями.

Линтар за моей спиной не произнес ни слова. И я тоже не знала, что сказать, только напряженно вслушивалась в его дыхание, ожидая, когда оно станет тяжелым, рваным.

Но демон дышал спокойно и почти неслышно.

⁂

На привал остановились на вершине, где трава уже была схвачена изморозью. Дальше через ущелье — и уже через два дня будем в Ранххаре. Если бы не потеряли время из-за глупости Хеара, возможно, успели бы раньше.

Я посмотрел на спящую девушку.

Ловлю себя на том, что постоянно рассматриваю ее. За весь день она не произнесла ни слова. Ничего не спросила, не обвинила, не заплакала. Сидела ровно, смотрела сухими глазами и молчала.

Хеара не жаль. Мои приказы нельзя оспаривать. Нельзя даже думать о том, что им можно не подчиниться. Я приказал не трогать дикарку. Он ослушался. Так что получил свое.

К тому же он сделал лишь то, чего я от него ожидал.

Слишком алчно солдаты смотрели на девушку, слишком жадно вдыхали ее запах. Легче сейчас убить одного, для демонстрации силы, чем ждать, пока они набросятся на девчонку все вместе. А Хеар был самым нетерпеливым, похоть в его глазах не увидел бы только слепой. Уже в Идегоррии его желания стали явными, а несдержанность всегда ведет к поражению. Поражение солдат — поражение командующего… Ну что ж, еще одна демонстрация моей власти никогда не помешает. Подчинение должно быть полным, даже в мелочах…

Я не винил Хеара. Он всего лишь средство для достижения моих целей. Как и все вокруг. Да и как обвинять… Весь день сидя позади девчонки, ощущая ее тело и запах, я хотел сделать то же самое.

Хотел повалить ее на землю и впиться в эти сочные губы, хотел разодрать ее платье, которое она так судорожно сжимала тонкими пальцами, хотел вбиться в ее тело. Взять. Присвоить. Сделать своей. Хотел входить в нее с силой, с рыком, со стоном. Хотел, чтобы она извивалась подо мной, откидывала свою рыжую голову, кусала губы… Этого хотели все, кто смотрел на нее.

Я уже начинал думать, что зря забрал ее из Идегоррии. Возможно, девчонку легче убить. Так и сделал бы, если бы не пообещал привезти Аярне в подарок дикую энке. И если бы не отправил летуна с извещением, что уже везу…

Я видел, как она смотрит на всех нас. С горячей ненавистью, с отвращением и страхом. А еще — презрением. Лесная девчонка презирала гордых арманцев, считала нас зверьем. Может, поэтому так хотелось ее наказать… Или что-то доказать?

Я усмехнулся, накручивая на палец красный локон. Такой гладкий и прохладный. Холодный огонь.

Интересно, Хеар жалел перед смертью о своем поступке? Ведь знал, что я убью его. Стоило ли тело дикарки его жизни?