Хищная птица

Мария Дахвана Хэдли, 2016

Аза Рэй возвращается на землю. Ее друг Джейсон и семья вне себя от радости. Теперь Аза может вести нормальную жизнь – насколько ее жизнь вообще может быть нормальной после того, как она целый год считалась погибшей, а сама в это время плавала на небесных кораблях и спасала мир. Азе нравится жить на земле, она любит родных и Джейсона, но забыть о том, что с ней произошло в небесах, у нее не получается…

ГЛАВА 7

{АЗА}

Родителей я обнаруживаю в гостиной: мама отрывается по полной под какую-то странную мелодию, а папа сыплет чудовищными шутками, над которыми сам же и угорает. У меня создается впечатление, что мы находимся по разные стороны стеклянной стены.

Вот бы куда-нибудь спрятаться от дорогих мне людей, чтобы их оградить…

Что-то надвигается. Об этом кричат все мои инстинкты, все органы чувств.

И тут мама такая: «А ты знала, что мыши умеют петь?»

Я (сделав над собой усилие): «Так вот что у вас тут играет?»

Я-то думала, они электронную музыку слушают, а это, оказывается, хор мышат в современной аранжировке. Вышло очень ритмично. Даже не знаю, что сказать.

Мама: «Это мышиная версия… творчества Барри Уайта».

Я: *приподнимаю одну бровь*

Мама: «Правда-правда! Она на них действует как афродизиак. Мышки в кухне наверняка уже разбились на пары».

Не хватало только, чтобы она завела про презервативы для грызунов…

Мама изображает, что поет в микрофон, папа отвечает тем же, и оба прыскают со смеху, как люди, привыкшие смешить друг друга со времен Юрского периода.

Ладно, рассказы о безумствах моих родителей к делу не относятся.

Я весь день прочесывала квартал в поисках Хейуорд. Дала ей шанс выйти на связь, но она его не использовала. Никаких следов или тайных знаков, ни единого корабля Дыхания в небе — ничего.

Тревожно ли мне? О да. Бегают ли у меня по спине мурашки? Определенно. Хейуорд не объявилась, но меня терзают дурные предчувствия.

Мышиная брачная песня навевает мысли о Магонии. Так могли бы щебетать какие-нибудь крохотные экзотические птички.

Ребенком я ночами сидела на крыше, разглядывая созвездия. Помню, иногда сверху доносились… какие-то звуки. Как это ни парадоксально, оказывается, я смотрела на родной мир, а оттуда на землю смотрели мои сородичи, пытаясь меня разыскать.

Может быть, так и устроена жизнь? Может быть, в ней все пытаются друг друга найти?

Пару месяцев назад Джейсон раскопал в интернете запись пятидесятидвухгерцевого кита, которого прозвали так благодаря уникальной частоте издаваемых им звуков. Его песня была очень грустной и сразу напомнила мне о раненых шквальных китах и кислотном дожде.

Но что, если тот кит, «самый одинокий кит на свете», просто-напросто так шикарно поет, что ни одному животному не хочется его прерывать? Или же его волшебную, невероятную песню никто не в силах повторить.

Тогда мы с ним очень похожи.

Может быть, рассекая морские просторы, он трансформирует соленую воду во что-то иное, превращает потерпевшие крушение корабли в подводные статуи — в общем, преобразует материю вместо того, чтобы горевать о своей нелегкой судьбе. Может быть, он выпал из Магонии и поет в одиночку, потому что вся его китовая семья осталась парить в облаках.

Я поступила наоборот: взмыла в небо, бросив своих бедных родителей на земле.

Мне кажется, папа никогда по-настоящему не верил, что я умерла. Почти все детство я провела в больницах, и он всегда был рядом. Наверное, ему пришлось стать мечтателем, чтобы легче переносить вечные поездки в «Скорой» и всякие больничные ужасы.

— Как ты думаешь, каково это — кататься верхом на ките? — спросил он однажды. Мы сидели в приемном отделении, куда меня доставили из-за очередного приступа кашля, и он держал меня за руку. Я тогда еще была умирающей девочкой.

— Не знаю, — ответила я.

— Я думаю, это все равно что летать на дирижабле.

— Вовсе нет! — сказала я, поддаваясь на его уловку. — По-моему, это все равно что ехать на скоростном поезде, только под водой.

— Поезд под водой… это субмарина, что ли?

— Ага.

— А может, удерем отсюда и станем бродячими похитителями скоростных субмарин? — предложил папа.

— Но мы же утонем, — сказала я.

— Ни в коем случае! — сказал он. — Мы такое придумаем! Мы наденем водолазное снаряжение, а все морские обитатели будут страшно мне завидовать.

— Это почему?

— Потому что со мной будет Укротительница китов и королева морских глубин.

— И кто же она?

— Как кто? Моя дочка. Если, конечно, она пожелает, чтобы я ее сопровождал. У меня ведь нет опыта верховой езды.

Я закатила глаза, но, сказать по правде, я была без ума от папиных небылиц. Они с легкостью соскальзывали с его языка в любом месте и в любое время, как будто были главами одной большой книги. Неудивительно, что, когда я вернулась из Магонии, папа поверил мне с первой же минуты.

Мама, напротив, предпочитает научный подход.

Она сразу же взяла у меня кровь на анализ и вскоре обнаружила, что все прежние отклонения от нормы на месте. Под новой оболочкой скрывалась все та же девушка-ошибка.

Ее грудина по-прежнему выпирала, подобно вилочковой кости у птиц, а сердце по-прежнему было перекошено набок. Рентген показал, что Бесс Марчон имеет все признаки синдрома Азы Рэй.

Несмотря на события последнего года, мама не прекратила своих исследований.

Она пятнадцать лет разрабатывала лекарство от астмы, которое тестировала на мышах и тайком давала мне. Разумеется, это в высшей степени противозаконно. Когда она наконец рассказала мне правду, то еще долго смотрела на меня, а потом добавила: «Когда твой ребенок болен, ради его спасения ты пойдешь на что угодно, и никакие законы тебя не остановят. Я бы и не такое сделала».

Я говорила, что мама у меня рок-звезда научного мира? Упоминала, что ее команду, вероятно, ждет номинация на Нобелевскую премию? Мыши, способные задерживать дыхание, — это настоящий прорыв в медицине. Возможно, маме и ее коллегам удастся создать универсальное лекарство от астмы, которое параллельно будет защищать человека от содержащихся в воздухе токсинов, позволяя ему часами удерживать кислород в легких. Препараты, которые разрабатывает мамина команда, в основном направлены на лечение наследственных заболеваний, но могут принести пользу и здоровым людям — подготовить их иммунные системы к противодействию химическому оружию. Кто знает, что ждет нас в будущем? Не болезни, так война.

Папа с мамой почему-то всегда верили в чудеса. Я вот своими глазами видела невозможное, а они — нет. Или они что-то от меня скрывают?

Если Хейуорд и в самом деле здесь, им грозит большая опасность. Она убьет их и глазом не моргнет, если ей дадут такой приказ…

Все возможные страхи подтачивают меня изнутри. Но что же делать? Круглые сутки себя изводить?

У меня есть еще один повод для беспокойства: родители хотят, чтобы Хейуорд вернулась, я это вижу. Поэтому им лучше не знать о ее возможном визите. Магонцы отравили ей разум, настроили ее против людей. Она не желает иметь ничего общего с утопленниками, даже если эти самые утопленники — ее биологические родители.

Иногда мама подолгу стоит во дворе нашего дома и смотрит в небо. Конечно, я ее не виню. По разным не зависящим от нас причинам ни мне, ни Хейуорд так и не удалось стать для нее идеальной дочерью.

Папа тоже ждет Хейуорд, но относится ко всей ситуации куда спокойнее. Он, видите ли, нутром чует, что дочка скоро вернется домой. Как, почему — он не знает, у него просто такое чувство. В этом весь папа.

В данный момент папа балансирует на стремянке, развешивая по стенам гирлянды, которые смастерил в мою честь. Он совершенно помешался на морских узлах, но никак не научится их завязывать, а рыболовная сеть, которую он сплел из золотых нитей, имеет скорее эстетическую, нежели практическую ценность. Когда я прохожу мимо, он кидает мне на плечо игрушечный якорь.

ВСПЫШКА — и я начинаю видеть глазами Кару. Откуда-то издалека доносится непонятное жужжание, и Кару с любопытством прислушивается.

Какое-то оно знакомое, это жужжание, но сокола занимает другое: он разглядывает магонский военный корабль, плывущий вдалеке, и перекликается с привязанной к его мачте гигантской летучей мышью. Ее голос звучит странно, с надрывом, так, что хочется заткнуть уши. Может, ей страшно?

Кару стрелой летит по направлению к судну, и тут я замечаю черную точку, с быстротой молнии атакующую парус-летучую мышь. Парус вскрикивает от боли, Кару пускается в погоню…

— Аза, — говорит папа.

— А? Что?

— Ты меня слушаешь?

— Нет, — отвечаю я, но связь уже прервана. Рывком вернувшись к действительности, я снимаю «якорь» с плеча. Это шоколадка на бумажной цепочке.

— Ну ты даешь, — говорю я, стараясь вести себя как ни в чем не бывало.

— Я записался в кулинарный кружок, — говорит он. — Теперь могу готовить чудовищные угощения на дни рождения дочерей — надо же как-то применять почерпнутые знания.

Раньше папа был худшим поваром на свете, но в последний год его стряпня стала куда сноснее. А может, дело в том, что на борту «Амины Пеннарум» я питалась в основном галетами из птичьего корма.

Илай закрепляет на стене растяжку с надписью «АЗА РЭЙ. ВЕРСИЯ 2.0».

На вид мы идеальная семья.

Если забыть обо всех наших Отклонениях.

Спрятавшись вместе с Джейсоном в кухне, я пытаюсь связаться с Кару. Не отвечает. То видение не дает мне покоя…

Я подхожу к террариуму и принимаюсь наблюдать за его обитателями, которые то носятся кругами, то ныряют в воду на задержке дыхания. Все они мутанты.

Вы подопытные, думаю я. Вы результат эксперимента. Иногда у меня возникает стойкое ощущение, что я тоже результат эксперимента, что чья-то огромная рука растягивает мое сердце из стороны в сторону, чтобы проверить, насколько оно эластично.

Джейсон садится напротив с кухонной лопаточкой в руке.

— Ты будто воды в рот набрала, — комментирует он.

— Воды… в рот… — Покусывая внутреннюю сторону щеки, я молча взываю к Кару. Безуспешно.

Мой праздничный торт украшает великолепно исполненное изображение неба. Мастерства Джейсону не занимать. В самом центре сладкого небосвода плывет корабль, а рядом с ним — штормовая акула (я-то думала, Джейсон и вспоминать о них не захочет). По бокам этот шедевр кулинарного искусства расписан созвездиями.

— Знаю, у меня нет права жаловаться в свой день рождения, учитывая, что год назад тебе пришлось планировать мои похороны, — говорю я. — Но этот день вечно преподносит нам неприятные сюрпризы, а теперь вот Хейуорд… Еще Кару то и дело видит в небе какие-то странные объекты. А вдруг…

Джейсон выводит на торте шквального кита из глазури. Всего пара штрихов, а как красиво вышло! Особенно мне нравится изящный изгиб спины.

— Вечером пройдусь по кварталу, оценю обстановку.

Джейсон поднимает голову, и в его глазах сверкает незнакомый огонек.

— Никуда ты не пойдешь, — говорит он.

А потом снова наклоняется над тортом. Может, я ослышалась? Нарисовав напоследок зигзагообразную молнию — вылитый Ван Гог за работой — он наклоняется ко мне, чмокает в губы и приподнимает блюдо с тортом.

Неужели он только что поставил точку в споре поцелуем?!

Неужели он только что велел мне перестать разыскивать Хейуорд? Да как у него язык повернулся? Во мне вскипает гнев. Он не знает, ему не понять…

Тут в кухню вваливаются папа с дудкой-язычком, мама и сестра.

И вот мы стоим вокруг стола в темноте, и мои близкие поют «С днем рождения тебя», и горят свечи, ровно семнадцать штук, и впервые за долгие годы не нужно желать, «чтобы я не умерла».

Зажмурившись и стиснув зубы, я задуваю свечи, а когда открываю глаза, ловлю на себе взгляд Джейсона. Не могу понять, о чем он сейчас думает.

Я разрезаю торт, проводя ножом прямо по кораблю. Джейсону даю кусочек со шквальным китом, родителям вручаю облака, а штормовую акулу приберегаю для Илай. В свою тарелку я кладу кусок с изображением чистого неба, чтобы можно было представить на нем Азу Рэй Куэл и Кару, исполняющих магонские песни.

Чтобы можно было представить на нем все то, чего я лишилась.

После праздника я провожаю Джейсона до машины, и мы некоторое время молча смотрим в небо. Каждый думает о своем, а может быть, мы оба думаем об одном и том же. Моему взору открывается Магония, ведь она повсюду. Кару не видно, зато не видно и вражеских кораблей. Вон сквозь облака лениво ползет катамаран, вон плывет стадо шквальных китов — слишком далеко, чтобы услышать отсюда их песни, вон круглая желтая луна. Я готова расплакаться.

— Смотри, падающая звезда, — вдруг говорит Джейсон, показывая рукой куда-то вверх. Небо рассекает удивительно яркая дуга. Может быть, это послание от одного капитана корабля другому, а может быть — несущаяся сквозь атмосферу глыба. Много и шума и страстей, но смысла ни шиша^[5].

— Что с тобой такое? Чего ты не договариваешь? — выпаливает наконец Джейсон, так выразительно изгибая левую бровь, что сразу становится ясно: отпираться не получится. Он будто пробуравил взглядом дыру у меня в черепе и как раз сейчас разгуливает по тем коридорам моего сознания, куда посторонним вход воспрещен.

Ну ладно. Хочешь заглянуть мне в душу — пожалуйста. Только она сейчас не в духе.

Я спускаю ее с поводка.

— Ты специально мной помыкаешь?

— Не понял?

— Цитирую: «Никуда ты не пойдешь». Позволь объяснить: куда и когда я хожу, это мое дело. Даже если я и правда решу отправиться на поиски Хейуорд, ты меня не остановишь.

И чего я так злюсь? Временами Джейсон бывает просто невыносим, это ни для кого не новость. Временами я сама бываю просто невыносима. Но в последнее время он ведет себя как-то иначе…

Как будто он один знает, что для меня хорошо, а что плохо. Откуда такая уверенность? Я сама еще не разобралась в себе. Но чем больше он пытается за меня что-то решать, тем больше мне хочется поступать ему НАПЕРЕКОР.

— Ты не знаешь, насколько Хейуорд опасна, — говорит он.

— Да ладно? Разве не я вступила с ней в схватку на корабле в прошлом году? Наверное, это был кто-то другой. Постой, может быть, ты?

— Я успел провести с ней больше времени, — говорит он. — Она пыталась меня УБИТЬ.

Ага, и меня тоже, хочу сказать я, но мой голос чуть не превратил ее в камень. Если кто и способен дать ей отпор, так это я. Может, пойти на компромисс?

— Что помешает ей повторить попытку? Напасть на тебя, на Илай, на маму с папой. Я хочу остановить ее, потому что боюсь за вас. Или ты думал, мне просто не хватает приключений?

Джейсон смягчается.

— Пожалуйста, — говорит он, — хотя бы не ищи ее сегодня.

— И что прикажешь делать? — говорю я с досадой. — Сидеть сложа руки и ждать, пока она кого-нибудь не искалечит?

— Может, стоит о ней сообщить?

— И кому же?

— Властям. Наверняка какое-нибудь ведомство согласится нам помочь.

— КАКИЕ власти? — спрашиваю я, вытаращившись на Джейсона. — Какое ведомство? По делам Магонии, что ли? Да в правительстве и не подозревают о ее существовании! Хочешь, чтобы нас в психушку упекли, Кервин? Нас примут либо за сумасшедших, либо за шутников. Мы ведь все детство мастерили сказочных существ.

— Может быть, скоро наступит иной порядок, — говорит он. — Мир меняется, Аза Рэй, с каждым днем.

Господи, КАК меня бесит его покровительственный тон!

— Не будь таким циником, — продолжает он, касаясь ладонью моей щеки. Мне хочется откусить ему пальцы. — У тебя в голове слишком много фактов, слишком много деталей, слишком много статей из «Википедии».

Насупившись, я зову Кару, но сокол по-прежнему не откликается.

— Он, скорее всего, просто вышел за пределы твоего диапазона, — говорит Джейсон, правильно угадав, чем я только что занималась. Меня охватывает отчаяние. Джейсон берет меня за руку. — Все будет хорошо.

— Но все уже не хорошо, — говорю я и тут же мысленно содрогаюсь, на миг возвращаясь в прошлое, в салон «скорой помощи», где Илай плачет в трубку и говорит маме эти самые слова.

И снова дежавю.

С днем рождения, Аза Рэй.

Сержусь ли я на Джейсона? Не знаю. Сердится ли Джейсон на меня? Без понятия. Избегая смотреть друг на друга, мы оба глядим в небо.

— Не ходи никуда сегодня ночью, — говорит Джейсон. — Прошу тебя.

— А вдруг она здесь, на земле? Не могу же я позволить ей…

— Аза, — говорит он.

— Что?

— Пообещай, что никуда не пойдешь.

— Не надо меня контролировать! — говорю я, чуть не срываясь на крик. — Я тебе не научный проект или какая-нибудь там подопытная крыса!

Джейсон поворачивается ко мне. Вид у него измученный.

— Пожалуйста, — говорит он. — Я не хочу снова тебя потерять. Я этого не выдержу, понимаешь? Без тебя я умру.

Что же делать?

— Ладно, — говорю я после минутных раздумий.

Когда Джейсон уезжает, я достаю из кармана компас. Стрелка указывает на север, хотя машина движется на восток. Меня так и тянет ему об этом написать, но компас вдруг тоже начинает ужасно меня раздражать. Ожидая, пока свет фар утонет в ночи, я прокручиваю в голове нашу ссору. Никогда прежде мы не делали вид, что между нами все нормально, зная, что это не так.

В доме не слышно ни звука: все уже спят. Я поднимаюсь к себе.

Несколькими часами позже я лежу на кровати, свернувшись калачиком, не в силах заснуть от злости и беспокойства. На мне все еще надет летный комбинезон.

ЩЕЛК! — сердце и легкие наполняются криком Кару — я судорожно вздыхаю — в меня летят веревки — вижу существ с темными крыльями, похожих на птиц, — но это не птицы — вопли Кару — запутался.

ПОЙМАЛИ.

Кару барахтается в жесткой сети с шипами, ему очень страшно. Я в ужасе спрыгиваю с кровати, понимая, что ничем не могу ему помочь. Я заглядываю в его сознание и вижу…

НЕТ-НЕТ-НЕТ!

Передо мной Дай. Искаженное лицо, синяя кожа, новые татуировки, белые. От плеч до кончиков пальцев сверкают молнии, а между лопаток (вращая рукоять лебедки, он поворачивается к нам спиной) виднеется такелаж призрачного корабля. Дай заглядывает Кару в глаза и, могу поклясться, видит в них меня. Он знает, что поймал моего канура, знает, что захватил мое сердце.

Темнота. Снова оказаться в неволе, во мраке — это худший кошмар Кару. Похоже, его засунули в толстый мешок.

Кару кричит мне: Где воздух сошел с ума! Где живут дикие птицы!

Видение заканчивается. Я стою посреди темной комнаты, дрожа всем телом и тяжело дыша. По лицу текут слезы. Что имел в виду Кару?

Неспроста я страдала от zugunruhe. Пока я сидела в клетке, мир не стоял на месте. А я ведь что-то чувствовала… Магония звала меня к себе.

Нужно НЕМЕДЛЕННО отправиться на поиски Кару! Я начинаю лихорадочно рассовывать вещи по карманам комбинезона: компас, карманный ножик…

Внезапно со стороны окна доносится звук.

Я поворачиваюсь, но уже поздно: сюда проникли люди, все в черном, на лицах маски.

Похоже, Хейуорд привела ко мне отряд Дыхания.

С моих губ срывается тихий возглас, и чья-то рука тут же зажимает мне рот. Я пытаюсь кусаться, но зубы впиваются в толстую перчатку, а через пару секунд от щеки до щеки уже тянется полоска скотча.

Замахнувшись, я что есть силы наступаю на ногу тому, кто держит меня со спины. Раздается приглушенный вопль, после чего, взвалив меня на плечи, похититель выходит в коридор.

Скотч неприятно стягивает кожу вокруг рта. А что, если, сорвав его с моего лица, похитители сдерут кусок оболочки и обнажат синюю магонскую кожу? Руки связаны, тело изогнуто, как у раненой птицы. Меня выносят из дома через заднюю дверь.

Хруст снега, машина с открытой дверцей, распахнутый багажник.

Туда, в багажник, меня и кладут, больно подгибая мне колени к груди, а затем прислоняют к носу платок. Не вдыхать, не вдыхать, не вдыхать…

Но рот заклеен, и, поперхнувшись горьким запахом, я втягиваю носом воздух. Покачнувшись, я будто сдуваюсь, превращаюсь в уменьшенную копию себя, у которой нет ни голоса, ни крика, ни сознания.

Все плывет перед глазами, багажник захлопывается, кто-то заводит мотор.

Куда меня везут и почему?

Я снова во мраке, и песня тут не поможет, а спустя пару мгновений мрак поглощает весь мир, проникает в мой разум, делает меня узницей в собственном теле.

Мне семнадцать, и меня похитили.

Примечания

5

Измененная цитата из монолога Макбета из одноименной пьесы У. Шекспира: «Жизнь — ускользающая тень, фигляр, / Который час кривляется на сцене / И навсегда смолкает; это — повесть, / Рассказанная дураком, где много / И шума и страстей, но смысла нет». Пер. М. Лозинского.