Моя прабабушка была горой

Мария Еремина

Этот сборник посвящён историям, так или иначе связанным с героинями локального фольклора. География сборника обширна: здесь можно найти множество историй, которые основаны не на общеизвестных русских народных сказках, а на уральских сказах, алтайских и кавказских легендах, якутских мифах. Обширны и временные рамки первоисточников: от древних былин и быличек до советских страшилок и городских легенд. Книга содержит нецензурную брань.

Дело о лесном призраке

Илья Лапатин

Аэроэкспресс ещё не отправился с Павелецкого вокзала, когда Настя предложила:

— Поработаем? Нам минут сорок ехать.

В вагоне в такую рань было мало людей, вряд ли кто-то мог их подслушать.

Ксения Михайловна бросила на младшую коллегу недовольный взгляд.

— Как прилетим, ещё наработаемся, — ответила она. — Ты отдохни пока.

Она откинула спинку удобного, мягкого кресла и полулежала, явно желая вздремнуть.

— Но нам же надо сверить понимание дела и составить план расследования? — не унималась Настя.

Ксения Михайловна вздохнула и перевела кресло обратно в вертикальное положение.

— Ты права, — согласилась она. — Давай так — ты рассказываешь фабулу, а я, если что, поправляю?

— Хорошо.

Они были следовательницами Главного Следственного Управления Следственного Комитета России. Среднего роста, худощавая брюнетка Настя Снеговая, которая в 25 лет была самой молодой в своём управлении, и невысокая полноватая блондинка Ксения Максимова, почти в два раза старше её.

— За десять дней пропали без вести трое отдыхающих в санатории имени Цурюпы в Воронежской области, — начала рассказ Снеговая. — Председатель местного отделения профсоюза железнодорожников Анна Романовская, 56 лет. Главврач одной из воронежских больниц Юрий Нестеров, 63 года. И воронежский нотариус Екатерина Ганина, 58 лет.

— Все исчезнувшие знакомы друг с другом, но шапочно, — добавила Максимова. — Как часто знакомы друг с другом солидные люди в провинциальных городах.

— Да, сейчас воронежские оперативники работают над установлением связей между исчезнувшими. Пока связи не обнаружено. Теперь об обстоятельствах исчезновения. О первых двух исчезновениях мы знаем только то, что и Романовская, и Нестеров перед тем, как пропасть, выходили погулять. Третье исчезновение произошло в лесу: мы знаем об этом, потому что есть свидетельница — Елена Самсонова, подруга Ганиной.

— Самсонова вернулась в санаторий в шоковом состоянии и смогла сказать только: «В лесу, она в лесу, она унесла Катю», — продолжила Ксения Михайловна. — Сейчас она в больнице под наблюдением врачей.

— Всё так, поговорить с ней пока невозможно. Что ещё? Ни одно из тел исчезнувших обнаружено не было. Родственники не получали писем или звонков с требованиями выкупа. Телефоны исчезнувших отследить не удалось. Никто из опрошенных работников санатория или отдыхающих не заметил ничего подозрительного. На поиски отправляли служебных собак, но каждый раз они теряли след именно в лесу.

— Будто наваждение. С фабулой всё? — спросила Максимова.

— Да.

— Хорошо, какой, на твой взгляд, план расследования?

Её тон напоминал Насте преподавателя на экзамене. Но молодая следовательница знала: это то, к чему нужно быть готовой, когда работаешь с опытной напарницей.

— Дождаться, пока врачи разрешат допросить Самсонову, после её допроса что-то может проясниться, — ответила Снеговая. — Также, если появится информация о связи между жертвами, нужно будет её проработать. Ещё нужно поговорить с местным участковым, возможно, у него есть на примете кто-то, кто мог совершить преступление.

— Мне нравится план, — сказала Ксения Михайловна и снова откинула спинку кресла. — Ждать и надеяться на удачу.

— А что ещё делать? У нас слишком мало фактов.

Максимова устало потёрла руками лицо.

— Факты, Насть, не на ветках висят. Их нужно из-под земли выкапывать, и не все умеют это делать правильно. Вот как мы будем работать…

***

В воронежском аэропорту их встретил высокий шатен в лёгких бежевых брюках и рубашке без рукавов. Настя обратила внимание на внушительные бицепсы и широкий шрам на левой руке.

— Майор Григорий Осипенко, воронежский уголовный розыск, — представился он.

Максимова и Снеговая тоже назвали свои имена.

— Вам повезло, ваша свидетельница пришла в норму, готова говорить, — сказал Осипенко.

— В какой она больнице? В Воронеже? — уточнила Ксения Михайловна.

— Нет, врачи побоялись её транспортировать так далеко. Она в селе Средний Икорец, рядом с санаторием. Я отвезу.

Когда они вышли из аэропорта, Настя поняла, почему Григорий так легко одет. Стояла невероятная, удушающая жара, совсем непривычная в конце августа. Она пожалела, что не наплевала на приличия и не надела рубашку потоньше и юбку покороче. Максимова вот вообще в футболке и хлопковых шортах, как будто на пляж собралась.

Они сели в тёмно-синий «Хендай Солярис». Осипенко спросил:

— Вы планируете что-то обсуждать? Я просто хотел музыку включить — нам полтора часа где-то ехать.

— Включайте, — разрешила Ксения Михайловна.

— Специально подобрал, чтобы вы познакомились с нашим краем, — улыбнулся Григорий.

В колонках сначала были слышны звуки прибывающего поезда, затем заиграла электрогитара и начался текст:

Скорый поезд к дому мчится,

Полечу домой, как птица,

Полечу, как птица, я!

***

В свои шестьдесят Елена Самсонова была очень красивой. Стройная фигура, вьющиеся рыжие волосы без единого проблеска седины и изящное лицо с тонкими чертами. Её красоту портили только неестественная бледность и расфокусированный взгляд голубых глаз.

В палате кроме неё были Максимова, Снеговая и Осипенко. Врачей попросили удалиться.

— Елена Александровна, вы готовы рассказать нам, что вы видели? — мягко, осторожно спросила старшая из следовательниц.

Самсонова тяжело вздохнула.

— Я знаю, вы мне не поверите, — грустно сказала она. — Я сама адвокат, знаю, как следствие устроено. Я бы тоже не поверила, если бы не видела своими глазами.

— Что вы видели? — спросила Ксения Михайловна.

— Я видела призрака. Катю Ганину унесло привидение.

— Какое привидение? — спросила Максимова.

По её интонации было понятно, насколько она ошарашена.

— Это была девушка. Худая, без ног… и без головы.

Снеговая поняла по лицу своей напарницы, что та плывёт и не знает, как дальше вести допрос. Нужно было выручать.

— Елена Александровна, опишите, пожалуйста, как эта девушка выглядела, — попросила Настя.

— Она была вся в белом, — ответила Самсонова. — Но при этом от неё исходило какое-то фиолетовое свечение. А в руках у неё была голова. Отрубленная женская голова.

— Она что-то говорила? — продолжала допрос Снеговая.

— Нет, просто надвигалась на нас с Катей. Мы заорали и побежали прочь, я не оборачивалась и даже не заметила, что она забрала Катю.

— Ясно. Что-то ещё вы видели?

— Нет, я бежала, пока не вернулась к санаторию и кто-то из работников на меня не наткнулся. У меня, кажется, был припадок.

— Вы очень помогли нам, Елена Александровна, — твёрдо сказала Настя. — Мы обязательно проверим то, что вы нам рассказали.

Ксения Михайловна взглянула на неё осуждающе: как, мол, ты проверишь.

***

В коридоре больницы их ждал мужчина в полицейской форме. Ему было под 60 — совсем седой, среднего роста, с небольшим животом под форменной рубашкой.

— Николай Павлович Гудилин, участковый, — представился он.

Они сели на две соседние скамейки — прилетевшие из Москвы следовательницы на одну, Гудилин и Осипенко — на другую. Максимова рассказала о допросе свидетельницы.

— Очевидно, это бред на фоне шокового состояния, — закончила она свой рассказ. — Так что мы не можем точно знать, есть ли в её словах хотя бы доля правды.

— Почему же бред? — возразил участковый. — Про наше привидение давно известно.

— Серьёзно? — закатила глаза Ксения Михайловна. — Николай Павлович, при всём уважении, на дворе двадцать первый век, не средневековье.

— Двадцать первый, допустим, но разве нет вопросов, на которые у науки нет ответа?

— Николай Павлович, расскажите, пожалуйста, что за привидение, что про него говорят? — прервала их спор Настя.

— В этом лесу этого призрака встречают давно: и десять, и двадцать, и пятьдесят лет назад, — начал объяснять Гудилин. — Может и раньше, просто я об этом не слышал. До революции на месте санатория была усадьба именитого помещика, царского генерала, депутата Думы Звягинцева. А когда власть сменилась, в усадьбу пришли комиссары — возвращайте, мол, баре, наворованное у трудового народа.

Максимова смотрела в сторону, пытаясь скрыть раздражение — они теряли время зря. Осипенко сидел, закинув ногу на ногу, с бесстрастным выражением лица. И только Снеговая внимательно слушала и смотрела прямо на рассказчика.

— Звягинцева и его семьи в усадьбе не оказалось. Зато там была его экономка, она же любовница. Красные хотели узнать у неё, где барин спрятал свои драгоценности, но та не отвечала. В конце концов, комиссаров это взбесило — и один выхватил шашку и отсёк девушке голову. Теперь её призрак бродит по лесу с собственной головой в руках и охраняет драгоценности барина.

— Это всё, конечно, интересно, — заметила Максимова. — Только вот считать призрака подозреваемым — это какой-то дикий бред.

— Кстати, про бред. Я не думаю, что Самсонова бредит, — сказала Настя. — Бред слишком сложный — не просто призрак девушки, а призрак обезглавленной девушки с головой в руках. При этом не упомянута обычная черта привидений как известного культурного образа — прозрачность. Елена Александровна не сказала, что сквозь привидение можно было смотреть.

— Скорее всего, ей просто привиделся сюжет из местной страшилки, только и всего, — возразила Ксения Михайловна.

— Не уверена. Совсем не факт, что эта легенда общеизвестная во всей области.

— Не общеизвестная, — подтвердил молчавший до сих пор Осипенко. — Я вот первый раз слышу.

— И было бы странно, если бы Елена Александровна решила изучить местные истории про призраков перед тем, как поехать отдыхать.

Максимова взглянула на неё внимательно.

— Я так понимаю, у тебя есть версия? — спросила она.

— Я предположила, что за похищением стоит фокусница или иллюзионистка, — ответила Снеговая. — Женщина с таким опытом могла сделать искусственную голову, скрыть лицо и ноги от взгляда и даже создать фиолетовое свечение. Кстати, это свечение могло не только пугать жертв, но и создавать запаховый след, который и сбил служебных собак во время поисков.

— Только зачем фокуснице похищать нотариуса, главврача и руководителя профсоюза? — спросил Осипенко.

— Да и откуда здесь возьмётся фокусница? — добавил Гудилин.

— Мотив, предположим, нам сейчас не так важен, — задумчиво сказала Максимова. — И фокусница — не обязательно местная жительница. Но предположение Анастасии, к сожалению, никуда не ведет. Мы же не можем допросить всех фокусников в Воронежской области.

Настя кивнула и посмотрела на Ксению Михайловну выжидательно.

— Нам нужно всё ещё раз перепроверить: я не очень доверяю местным, — сказала старшая из следовательниц. — Я поговорю с директором и работниками санатория, Анастасия займётся отдыхающими. Заодно проверит, нет ли среди них фокусниц. Осипенко, на вас повторный обыск номеров и машин исчезнувших. Николай Павлович, вас я попрошу поговорить с местными жителями — может быть, кто-то что вспомнил или скажет вам то, что не сказал раньше. Встретимся в кабинете Николая Павловича вечером, обсудим, что удалось узнать. Удачи, коллеги.

***

Вечером они сидели вчетвером на обшарпанных деревянных стульях в тесном кабинете Гудилина с картой района на стене. По усталым и недовольным лицам каждого было понятно: день прошёл впустую.

— Итак, начнём. Мне ничего нового выяснить не удалось, — сказала Ксения Михайловна. — Работники ничего не видели, директор, кажется, больше обеспокоен перспективой закрытия санатория, чем розыском исчезнувших. Анастасия, что у вас?

— Я узнала, что помещик и не мог быть в усадьбе, когда комиссары искали драгоценности, — откликнулась Настя. — Он умер ровно сто лет назад, в 1915, на Первой Мировой. И, кстати, генералом он не был, а его фамилия — Звегинцов, а не Звягинцев.

— А по делу есть что? — спросила Максимова, уже не скрывая раздражения.

— Среди отдыхающих и отдыхавших нет фокусников или фокусниц, — сказала Снеговая. — Ничего подозрительного никто не видел. Но у меня есть соображения по моей версии.

— Это позже. Осипенко?

— Тоже пусто. Я не нашёл среди вещей похищенных ничего, что могло быть связано с преступлением, — ответил Григорий. — Ни оружия, ни запрещённых веществ, ни больших сумм денег. Нет также дневников, записок, долговых расписок или чеков.

— Мне тоже похвастать нечем, — сказал Гудилин. — Чтобы кто-то из местных был фокусником — такого никто не знает. Ещё я проверил ранее судимых, но у обоих есть алиби хотя бы на один из дней преступления.

— А что вообще местные говорят про эти исчезновения? — спросила Ксения Михайловна.

— Да ничего особо не говорят. Вы поймите, в мой участок, Среднеикорецкое сельское поселение, входят восемь сёл, посёлков и хуторов, здесь живет больше пяти тысяч человек. Я поговорил только с теми, кто за порядок в каждом отвечает, но они могут знать не всё.

— Так вот, моя идея, — сменила тему Настя. — Преступник не мог увести своих жертв слишком далеко. Это чересчур рискованно: чем дольше они идут, тем выше вероятность, что те раскроют обман или просто перестанут бояться призрака. Не мог похититель и воспользоваться автомобилем — это разрушило бы иллюзию. Значит, скорее всего, он отводил жертв куда-то недалеко и прятал их там.

— Это если мы верим в вашу версию о фокуснице, — сказал Осипенко.

Снеговая подошла к карте.

— Смотрите, вот санаторий, вот лес. А вот ближайший населённый пункт, в полутора километрах — Солонцы, — сказала она. — Кто там живет?

— Это уже не мой участок, хутор Солонцы относится к другому сельскому поселению, — ответил Николай Павлович. — Но оттуда все уехали, никто не живёт, кроме дачников. Есть только два дома местных жителей, которые не заброшены.

— Что за местные жители? — спросила Максимова.

— Дед один, не помню, как зовут, один живет. А в ещё одном доме раньше жила Мария Юрьевна. Она тридцать пять лет учительницей проработала, уважаемый человек. Теперь к сестре в город уехала. Летом за домом дочь приезжает смотреть.

Серо-зелёные глаза Насти Снеговой азартно загорелись.

— Дочь, значит. Как зовут? — спросила она.

— Люда, кажется. А нет, Люба.

— А фамилия?

— Понятия не имею, она, может, замужем, поменяла. А у матери — Терентьева.

— Попробуем, Любовь Терентьева, — сказала Настя Снеговая, доставая телефон. — Ага, есть!

Она показала экран телефона. Там был аккаунт во «Вконтакте»: «Любовь Терентьева — лучший фокусник на ваш праздник».

— Сейчас она в Солонцах? — спросил Осипенко.

— Да не знаю я, — устало ответил Гудилин.

— Проверим. Я позвоню в Воронеж, чтобы отправили оперативную группу и передали на все посты фотографию Терентьевой, — сказал Григорий. — Но нам с вами, Николай Павлович, придётся идти вдвоем, нет времени ждать подкрепления.

— Я позвоню Антохе, это участковый, к его территории относятся Солонцы, пусть он тоже подъедет, — предложил Гудилин.

— Хорошо, я пока перешлю начальству фотографию Терентьевой.

Снеговая наблюдала за всей этой суетой с волнением, явно недовольная ролью пассивного участника. А вот Максимова сидела спокойно — она знала, что проведение задержаний в её обязанности не входит. Когда мужчины удалились, она спокойно предложила:

— Чаю будешь?

***

Осипенко и Гудилин вышли из машины, и тут у участкового зазвонил телефон.

— Антоха говорит, он малость выпил, за руль садиться не хочет. Идёт пешком, но чапать ему ещё долго, — сказал Николай Павлович.

— Тогда пойдём вдвоем, с девчонкой-то справимся, — ответил Григорий. — Тот дом? Кажется, свет горит.

— Да, тот.

У калитки их встретила невысокая, худая женщина лет тридцати пяти с короткими чёрными волосами, одетая в серую футболку и джинсы. Её тоненькие руки и девчоночье скуластое лицо плохо сочетались с усталыми глазами, под которыми даже при тусклом свете заходящего солнца виднелись тёмные круги.

— А, это вы, здрасьте, дядь Коль, — сказала Любовь Терентьева. — А это кто с вами?

— Привет, Любаш. Это из воронежской полиции, майор Осипенко.

— Вы, наверное, пропавших в санатории ищете? Простите, но я ничего не слышала.

Осипенко открыл калитку, не запертую на замок и сказал:

— Вы задержаны. Не двигаться, встать лицом к калитке, руки свести за спиной.

— А как же волшебное слово? — спросила Терентьева.

Григорий ничего не ответил. Тогда фокусница продолжила:

— Ну, тогда я сама скажу. Сим-салавим-ахалай-махалай.

Она резко отпрыгнула на шаг назад, потом ещё. Осипенко рванул за ней, но ему что-то помешало. Через миг он понял: его правая рука была прикована к калитке его же наручниками. Мысленно выругавшись, он потянулся в карман…

— Это ищете, майор? — улыбнулась Любовь и показала руку, в которой был ключ от наручников.

Она швырнула ключ в сторону. Григорий взглянул на Николая Павловича: давай, вывози.

Участковый положил руку на кобуру с пистолетом и шагнул к фокуснице:

— Любаш, не дури.

У его горла вдруг оказался нож.

— Дядь Коль, я не убийца. Но и в тюрьму я не хочу. Поднимите руки. Пустые. Медленно.

Гудилин подчинился.

— Вот так, хорошо, — не убирая ножа от его горла, Терентьева левой рукой достала из кобуры участкового пистолет и заткнула его себе за пояс. — Теперь ложитесь на землю.

В миг, когда Николай Павлович лёг, тишину заброшенного хутора нарушил оглушительный выстрел. Это Осипенко достал левой рукой свой пистолет и выстрелил фокуснице в ногу. Она закричала от боли и рухнула наземь, роняя нож.

Гудилин вскочил на ноги. Он пинком отбросил нож в сторону, забрал у раненой свой пистолет, убрал в кобуру и достал наручники.

Когда Николай Павлович надел наручники на Терентьеву, Григорий сказал:

— Не тормози, отцепи меня.

— Где я ключ-то найду? — ответил участковый.

Осипенко вздохнул и снова выстрелил — на этот раз в цепь своих наручников. Стащил с руки их обломок, убрал в карман, пару раз тряхнул освобождённой рукой.

— Позвони в скорую, я пока обыщу тут всё. Похищенные должны быть где-то здесь, — сказал он.

— Они в погребе, — слабым голосом сказала Любовь. — Звоните скорее, очень больно.

***

Максимова и Снеговая допрашивали Терентьеву в той же больнице, где говорили со свидетельницей.

— Вам нет смысла отпираться, — сказала Ксения Михайловна. — Все трое похищенных были в вашем погребе, также мы нашли у вас все атрибуты «привидения». А ещё на вашем счету сопротивление задержанию и нападение на сотрудников полиции. Лучше будет нам всё рассказать.

— Да, я всё понимаю, — ответила фокусница. — Вы, наверное, хотите знать, зачем мне всё это?

— Хотим, — согласилась Максимова.

— Вы знаете, что санаторий — это бывшая усадьба помещиков Звегинцовых? — спросила Любовь.

— Да, — сказала Настя.

— Два года назад умерла моя бабка. И перед смертью рассказала, что её мать, моя прабабка — дочь Звегинцова и той самой экономки, которую казнили красные.

— И как это связано с похищениями?

— Напрямую. Я долго думала о том, сколько денег я могла бы иметь, будь мир устроен хоть немного справедливее, — с чувством ответила Терентьева. — Об этой убогой совдеповской конуре, построенной на месте дома моих предков. О профсоюзных чинушах и прочих приблатнённых, которые за десять дней отдыха там тратили по три месячных пенсии моей матери. Я понимала, что я не могу восстановить свои права на это место, но могу им отомстить. Надеялась, что эту халупу закроют.

— Поэтому вы и выбрали образ привидения? — спросила Снеговая. — Это всё не только чтобы напугать — а в память о ваших предках?

— Да, конечно.

— А почему вы выбрали именно этих жертв? — спросила Ксения Михайловна.

Любовь взглянула на неё с лёгкой, печальной улыбкой:

— Я не выбирала. Это были случайные люди.

***

Они снова ехали в аэроэкспрессе — только теперь не из Москвы в аэропорт, а из аэропорта в Москву. Их расследование в Воронежской области было закончено.

— Ты вся прям светишься, такая довольная, — раздражённо сказала Максимова. — Чему ты так рада?

— Как чему? — удивилась Снеговая. — Мы нашли всех похищенных живыми и здоровыми, задержали преступницу и собрали убедительные доказательства её вины.

— Ага, и теперь девчонка на много лет отправится топтать зону с зечками, — продолжила Ксения Михайловна.

— Она это заслужила за свои преступления, — уверенно ответила Настя.

— Ты ещё молодая, совсем не умеешь конченых людей от нормальных отличать.

— Это не с возрастом связано. Я считаю, что закон для всех должен быть один.

Конец ознакомительного фрагмента.