Безопасный человек. Странная история обычного города

Мария Макеева

Мальчик со странным именем Селен обнаруживает, что обладает уникальным даром – окружать себя «безопасностью». Поначалу он использует свой дар лишь для развлечений. Но затем, взрослея, понимает, что особенность влечёт за собой гораздо большую ответственность. Он осознаёт, что в реальном мире не всегда получается помочь окружающим.Проживая свою жизнь и пытаясь исправить ошибки, которые привели к необратимым последствиям, он встречается с потусторонним и зловещим, что проникает в его город.

Глава 6

Митька жил на другом конце города, поэтому если мне нужно было с ним переговорить, я мчался через пол-Москвы. Не скажу, что встречаться у меня было для него проблемой, но здесь я руководствовался собственным резоном. Чтобы дойти от метро до Митькиного дома я пересекал несколько участков, где довольно часто натыкался на разборки. Тем самым тренировался в контроле поведения людей.

Было самое начало 90-х, время весьма неспокойное, но со мной до сих пор ничего не случалось. С родителями я не конфликтовал. Если о чём-то спорил, мой талант не включался, родители никогда не угрожали мне.

Сдав все экзамены на «четвёрки», я был свободен и частенько катался к Митьке с собственными эгоистическими интересами. Но так и не нашёл момента, чтобы посвятить его в свою тайну. Каждый раз откладывал, боясь напугать. После очередного отложенного разговора, я удручённо думал, что упускаю нечто важное. И наконец в один из дней решился.

Митька был старше меня на два года и уже заканчивал девятый класс. Мне нравилось чувствовать себя с ним, каким я был. Не скрываясь. К тому же он знал куда больше, чем я. Поэтому я черпал многие знания из его кладези размышлений и каких-то фантастических идей. Я воспринимал его, как старшего брата, и он как никто другой мог мне помочь разобраться с этой проблемой.

Позвонив с домашнего телефона, я договорился, что подъеду к вечеру. Он целыми днями готовился к экзаменам, и в отличие от меня всё ещё их сдавал. Сроки сдачи в старших классах тогда были другими и отличались от средней школы.

Около шести часов вечера я вышел из метро на Авиамоторной улице и пересёк Шоссе Энтузиастов, как всегда, по проезжей части. Экономя время и расстояния я часто бегал, не дожидаясь сигнала светофора, эгоистично полагая, что всё равно мне ничего не будет. Машины, пропуская меня, снова возобновляли движение.

Это стало уже обыденным. Даже такие широкие трассы, как Шоссе Энтузиастов меня не смущали. Не оборачиваясь, оставаясь незаметным для всех, я полагал, что не нарушал ничьего спокойствия. Но, как всегда, ошибался.

Будь у меня смартфон, никаких бы иных доказательств не потребовалось. Но тогда я бежал с намерением показать единственному другу, причину того, с чем я столкнулся. Что оставалось необычным и наверняка ещё неизученным наукой.

Я бегом нёсся по Авиамоторной к новому Лефортовскому рынку. Так называли местную «толкучку», где можно было продать или «толкнуть» какие-то вещи, а также купить постепенно заполняющее страну стараниями продавцов-«челноков» польско-турецкое барахло. Та, не смотря на небольшую площадь, уже стала криминальным сборищем. Ради этого рынка я и мчался к Митьке, чтобы, как говорится совместить приятное с полезным.

В этот раз, как в прочем и в другие, долго ждать не пришлось. Двое подвыпивших мужчин возле рюмочной, что-то не поделили между собой и явно собирались подраться. Один уже замахнулся, но не успел я подойти, как оба с потускневшими глазами вместо того, чтобы ринуться друг на друга, пересекая точку соприкосновения, опустив руки, медленно, действительно словно зомби, разбрелись в разные стороны.

Я усмехнулся. Сейчас такое поведение людей меня чаще смешило, нежели пугало. Я развлекался и недоумевал после, почему раньше так этого боялся? Разве не было комичным, когда два разъярённых человека, с красными лицами и вздувшимися на висках, венами, внезапно становились кроткими, как овечки.

Сейчас я, конечно, понимаю, что за страх отвечал собственный инстинкт самосохранения и тот был прав. А тогда, я решил, что мне больше можно было не ходить в кинотеатр на комедии. Эти люди выглядели, как ковбои из фильма «Человек с бульвара капуцинов», нелепыми, внезапно подобревшими, оставаясь при этом тем, кем были на самом деле — злобными алкашами, желающими драться по любой причине. Каждый раз пресекая подобные драки я думал «Как жаль, что Митька этого не видел». Как никто не видел в целом мире. Но да, тогда я ошибался. За мной всё это время наблюдали.

Придя к другу, я первым делом сообщил, что сегодня пересёк Шоссе Энтузиастов в самом широком месте. Тот, как всегда, хохотнул: «шутка, если её постоянно повторять, становится не смешной». Разумеется, я на него не обижался и осознавал сам, что вряд ли бы поверил в подобное.

— Хорошо, я попробую тебе показать. — Придав своему голосу твёрдости, я почему-то был уверен, что Митька тут же поверит.

— Ой, да ладно, Сел. Ну, хватит надо мной прикалываться. Ты прекрасно знаешь, что согласно теории вероятностей тебе могло просто повезти. Но ПДД для того и существуют, чтобы такие лоси как ты не бегали по дороге. Слушай, у меня тут есть…

— Да Мить, — перебил я его — Эта твоя теория изначально вообще строилась на эмпирических утверждениях, а не на фактах.

— Ты хочешь сказать, у тебя есть факты? — Он добродушно прищурился, внимательно всматриваясь в мои глаза. Видимо пытался выяснить, шучу я или говорю серьёзно.

— Да, есть, пожалуй. Вспомни, когда после изби… — я тут же поправился, мне стало стыдно, что вспомнил тот случай — …после нападения ты видел вместо меня какого-то мужика в шляпе. Скажешь, тебе он привиделся? Разве не ты постоянно уверял меня, что видел именно его?

— Да, именно так какое-то время думал. Но затем, ты оказался прав, уверяя, что это всё мне могло показаться. Знаешь, думаю, именно так и есть. Я знаю, что это можно научно объяснить, а ты сейчас меня стараешься разуверить в обратном. Мне тогда здорово надавали звездюлей по черепу, и мог привидеться кто угодно. Хоть президент на белом медведе.

— Нет, именно тогда я был как раз не прав, Мить. Вернее, именно тогда ты стал свидетелем странного, сам того не понимая. Тогда что-то произошло не только с тобой, но и со мной. И тот человек, которого ты видел, мог быт результатом… ну, не знаю… чего-то необъяснимого. Поэтому мне нужна твоя помощь! Со мной что-то происходит, Мить! Ты должен помочь мне разобраться! — Я выпалил почти всё на одном дыханье. В самом начале слова приобрели просительные ноты, а когда я закончил, внутри зародился какой-то шторм. Я сам осёкся. Похоже, я хотел его убедить. Во что бы то ни стало. Я не желал, чтобы тот сомневался.

— И хоть мне ни разу не прилетало по черепу, я знаю, что ты там что-то видел. Точно. Не меня. Не президента на медведе. И сейчас я тебе докажу. Собирайся, Мить. Нам надо выйти.

Я понял, что мне не удалось развеять его сомнения, и он согласился только для того, чтобы я не распалялся дальше.

— Ладно, Селен, тебе бы книжки писать. Ну, давай, показывай, свои «эмпирические факты». — Он махнул рукой.

От его дома до Шоссе Энтузиастов было около получаса ходьбы. Не смотря на мой настрой, чем ближе мы приближались, тем страшнее мне становилось. Этот страх был похож на тот, самый первый — что, если не сработает? Что если я угроблю под колёсами автомобиля не только себя, но и собственного друга? Что если сработает, но не так, как я предполагал, и Митька отреагирует так же, как все остальные? Что если вообще всё пойдёт не так?

До этого момента я не переживал. Вообще не умел этого делать. НЕ думал ни о родителях, ни о себе. Сломя голову выбегал на проезжую часть. Не боялся смерти. Но сейчас, когда мой друг пошёл за мной, я впервые почувствовал груз ответственности за другого человека.

Но отступать было поздно. Если бы я в тот момент отступил, это могло бы всё изменить.

Мы подошли к перекрёстку. Машин в те дни было гораздо меньше, чем сейчас, но этот участок шоссе даже тогда в часы пик был загруженным. Поэтому без своего «дара» я не прошёл бы и пяти метров.

— Ты готов? — Я посмотрел на него и махнул головой в сторону дороги.

Он смотрел на меня расширенными от недоумения глазами:

— Что? Ты хочешь идти ТУДА?

— Да, — коротко ответил я, кивнув. — Да, тебе просто надо пойти за мной и быть как можно ближе рядом. — Я решил, что самой лучшей идеей было максимально приблизить к себе Митьку, ошибочно предполагая, что тот попав в некое поле, за мою «стеклянную стену» автоматически станет свидетелем того, что видел я сам.

— Селен, ты с ума сошёл? — Он даже инстинктивно сделал шаг назад. — На самоубийцу ты, вроде не похож. Ты издеваешься?

Я заволновался, что сейчас Митька рассердится и тогда на сегодня всё будет кончено. Он просто меня не увидит, и кто знает, как это повлияет на нашу дружбу.

— Погоди, Мить, стой! Пошли со мной. Пожалуйста, доверься мне. Иначе у меня не получится. — Я сжал его предплечье чуть выше локтя, потянул за собой. Как оказалось позже, именно это помогло мне — то, что я взял его за руку.

Осторожно переступив бортик проезжей части, мы пошли. Мы продвинулись не далее, чем на три метра, как, выдернув руку из моих похолодевших от волнения пальцев, Митька в два шага вернулся на тротуар:

— Нет, знаешь, я — пас. Селен, ты безумный. Мне не нравится эта игра. Ты полностью оправдываешь своё имя. Нестабильный эле…

Помню, что перебил его в последней надежде убедить, — Мить, мне сейчас очень нужна твоя помощь и, если ты мне не доверишься, я не смогу с этим жить. Просто свихнусь. Ты единственный, кому я решил это показать и мне нужно что бы ты увидел.

Не знаю, эти ли слова были решающими или он увидел мой безумный взгляд, может быть, даже сам заинтересовался, но в любом случае, Митька поборов свой страх и недоверие, согласился.

Мы вернулись к дороге и случайно обменялись взглядами, в которых читался один и тот же вопрос: что, если не получится? Я сжимал его руку так сильно, что наверняка тому было больно, но ни он, ни я не обратили на это внимание. Я лишь глупо и виновато улыбнулся.

Мимо нас пронесся «Опель Сенатор», и Митька, проводив его ошалелым взглядом, вновь остановился.

— Всё нормально! Пойдём. — Я дёрнул того за руку. Мы двинулись дальше. Как назло, поток машин внезапно прекратился. Я чувствовал, как растёт Митькино раздражение и напряжение. Да я и сам паниковал, словно потерял вектор и не знал, делаю всё верно или совершенно неправильно.

Мы дошли до разделительной полосы, не встретив ни одного автомобиля. Я подумал, если так случится, что машин больше не будет, я хотя бы покажу ему людей на тротуаре — это же тоже что-то должно означать? Уже сделал вдох, чтобы указать в ту сторону, как вдруг издали показалась красная точка, которая, стремительно приближаясь, обретала черты красного «Москвича 2141».

Тот, похоже, и не думал останавливаться. У меня вновь всё похолодело внутри, желудок вжался в диафрагму, и стало нечем дышать. Не представляю, что в этот момент чувствовал Митька, я так и не успел пронаблюдать, как изменилось его лицо. Замер и думал о том, что кто-то в эту самую секунду выключил мой «дар» и всему наступил конец.

В тот день я впервые столкнулся с ощущением неминуемой гибели. Осязаемой и неотвратимой. Не неожиданной, а предопределённой. Это ощущение во второй раз я испытаю гораздо позже. Тогда просто остановился и ждал.

Но автомобиль, неожиданно резко сбавляя скорость, затормозил от нас буквально в паре метров. Я всё это время не дышал. Шумно вдохнув, осознал, что продолжал сжимать Митькино запястье, оставляя вдавленные отпечатки своих пальцев.

Ничего не случилось. Ничто не могло причинить мне вред. Наконец, набирая полную грудь воздуха, смог восстановить дыханье. Повернулся к другу. Тот стоял с ошарашенным видом. Нет, он был не просто испуган, а полностью выбит из колеи своего научного «ботанского» мира и словно воочию увидел всадников Апокалипсиса, скачущих с облаков на землю с приземляющейся летающей тарелкой, наперегонки. Ни у кого больше я никогда не видел такого лица. Оно выражало весь спектр самых максимальных человеческих эмоций. Но самым главным было то, что при этом я не исчез из его поля зрения.

Осторожно разжимая сведённые от напряжения пальцы, я остановился. На запястье Митьки остался заметный красный след. Он обернулся и прошептал:

— Чёрт, Сел… Почему? Почему он нас не сбил? — Он уставился в застывшее лицо водителя красного «Москвича». За которым уже следом скапливались другие автомобили. — Что здесь происходит? — Митька прошёл вперёд, обойдя «Москвич» с левой стороны, всматривался в пассажиров, чьи взгляды были такими же застывшими. — Это ты? Ты остановил всё?! — Вновь обернулся, махнул рукой — Мы сейчас здесь? Или ты остановил время? Что это? Какие-то пространственно-временные скачки, как у Уэллса?

В горле пересохло, я сглотнул слюну, пытаясь его смягчить.

— Нет, я не останавливал ничего, посмотри на тротуар.

Там всё так же сновали люди. Вечерело, закат обретал свои багровые оттенки. Конечно, время не тормозилось, шаг прохожих ни на секунду не замедлялся. Всё двигалось в том же ритме, как всегда, быть может, даже слегка ускоряясь к вечеру.

Но автомобили на дороге оставались неподвижными. Подъезжая к перекрестку, где мы стояли, неспешно тормозили и ждали. Страх прошёл. Я испытывал торжество. Я был даже горд собой, что задуманное получилось даже лучше, чем ожидал. У меня был свидетель, и тот видел всё моими глазами!

Митька послушно повернул голову за моей рукой. С его лица не сходили эмоциональные перегрузки. Я не знаю, о чём мыслил он в тот момент, но когда вновь повернулся, смог только прошептать:

— Что происходит? Почему они нас не замечают? Что это? Селен?

— Это я пытаюсь выяснить. — Я уже успокоился. Вновь обрёл своё равновесие и уверенность. — Машины останутся, пока я не уйду отсюда. Я тебе об этом неоднократно рассказывал — торжество прорвалось наружу, думаю, Митька его почувствовал. — Я всегда в полной безопасности. И не знаю, создаю её для себя или для других тоже. Понимаешь, стоит мне где-то появиться, там не происходит вообще ничего плохого. Вот о чём я постоянно тебе твердил. Теперь ты признаешь, что я был прав?

— Да, чёрт! Ты был прав, Сел. Но как это работает? Как это всё может быть? — Похоже, он тоже свыкся и почувствовал себя лучше. Маска актёра театра Кабуки сошла с его лица.

— Я не знаю, Мить. Я даже не уверен, что в этот момент не сплю. И твой парень в шляпе… Кто он? И когда он появляется? Как всё это связать и понять?

Перед нами кроме красного «Москвича» скопилось уже достаточно автомобилей, чтобы не считать всё происходящее простым совпадением. Никто не гудел, не подгонял и не орал на нас, «чего мы выперлись на проезжую часть».

Я кивнул:

— Пойдём. Думаю, на сегодня с тебя достаточно. — Несмотря на его замерший вид, тот словно ждал моей отмашки — понёсся к противоположной стороне с такой скоростью, что я еле за ним поспевал.

Движение возобновилось. Пытаясь отдышаться, я спросил:

— Ты хоть немного понимаешь, что со мной происходит?

Он помотал головой и медленно поднял глаза.

— Даже не представляю, как это анализировать. С тобой такое постоянно случается? Всё именно так?

— Да. Всё именно так. Пожалуй, только первый «Москвич» сегодня резковато затормозил. Обычно более плавно. Может из-за того, что я не один?

Если честно, я сам не знал, как правильно реагировать в тот момент. Во-первых, я избавился от груза тайны. Во-вторых, почему Митька не был задет воздействием моего «дара» находясь вблизи от меня? Потому что был просто рядом? Значит, я мог показать это любому? И эти люди были бы в такой же безопасности?

Митька, словно пробежав 10 километров, остановился и тяжело дышал нагнувшись, опираясь руками о колени. Похоже, осознание ему давалось с большим трудом.

— Ну, ты старик, даёшь! — Выдохнул он, выпрямляясь. — Только давай обратно пойдём через подземный переход. Это были, конечно, непередаваемые ощущения, но, похоже, второй раз я такое за сегодня пережить не смогу. Я верю тебе, Сел. Но всё это слишком странно, я даже не могу сообразить, какие известные науке теоремы могут объяснить ЭТО?! — Мы переглянулись, скорее всего, подумав об одном и том же: никаких теорий на этот счёт не существовало.

— Да никакие, Мить. Я не знаю. Это просто есть и всё. Как данность. Я это называю — «дар» или «стеклянная стена», или «воздействие». Чёрт, я даже не знаю, можно ли вообще это как-то назвать. Нужен мозговой штурм. Может вместе мы сможем разобраться?

— Хорошо, Сел. Завтра у меня последний экзамен. Даже не знаю, осталось ли что-то в моей башке после того, что ты мне показал, но давай я обмозгую и позвоню тебе послезавтра. Потом будем решать, что с тобой делать. — Он замялся, — И что, ты реально проделывал всё это неоднократно? И тогда, на Пустыре? А тот парень в цилиндре?

Я кивнул: — Не знаю, кто он. Возможно — действительно бред, а может быть, и он существует. Я сейчас ни в чём не уверен. — В полном молчании мы спустились в подземный переход. Митька всё время озирался на меня, и его лицо выражало страх и недоумение. Выйдя наверх, снова поймал себя на том, что сдерживал дыханье почувствовав, что не хватало воздуха.

— Да, надо подумать… — Ещё раз повторил Митька. — Короче, Сел… жди звонка и пока не делай ничего такого… безопасного. — Он подал руку для рукопожатия. — Давай, покеда, Сел. И как доберёшься домой, обязательно звякни.

— Не волнуйся, Мить, знал бы ты, сколько раз я это проделывал. — моё дыханье восстановилось, когда я пожал ему руку. — Поверь, со мной никогда не случится ничего плохого.

— Нет уж. И хоть я тебе верю, чёрт… да что за ерунда! Конечно, я тебе верю. — Его голос зазвенел — Но думаю, давай, пока не разберёмся, ты больше не будешь предпринимать никаких скоропалительных действий. Хорошо?

Я кивнул, махнул ему рукой и побежал к метро. Конечно, я понимал. В конце концов, в тот день ему было гораздо труднее, чем мне. Его мир изменился, мой оставался таким-же, как и всегда. Но мне нужно было всё обдумать и решить, что делать дальше. Не нарушилось ли нечто в тот момент, когда я был с Митькой? Какие законы физики или биологии за это отвечали?

Не смотря на свою начитанность и рассудительность, я не был гением и не знал, в какой области наук нужно искать ответы в первую очередь.

Я вернулся домой только к девяти вечера. Родители уже ждали, и мама заметно нервничала. Я хорошо помню выражение маминого лица, когда та волновалась и сердилась. В такие моменты она обращалась Герой, глаза метали молнии, а я лишался сладкого до самых выходных.

— Мам, всё хорошо. Я был у Митьки Курьянова. Ты же знаешь, я туда-обратно… Пока допрёшь до Лефортово… — Взглядом скользнул на своё зеркальное отражение. С мыслью: «Ну и рожа у тебя, Шарапов!» увидел свои наэлектризованные, торчащие волосы, мятую рубашку и покрасневшие глаза. Моя мама была очень красивой женщиной. Отца, все коллеги прозвали «Шаляпин», за его статность и русую густую шевелюру. В кого я такой уродился, ума не приложу.

Быстро чмокнув маму в щёку, прежде чем та превратится в древнегреческую богиню, ещё раз глянул на отражение, на ум сразу пришла Кира. Но я знал, как та отнеслась бы к моему виду. Никак.

Но мысли об однокласснице заставляли моё сердце стучать чаще, а руки — становиться теплее. Определённо во мне начинала вырабатываться какая-то химия при воспоминаниях о ней.

Из омута этих мыслей меня вывела мама. Над ухом раздался, заметно потеплевший голос.

— Эй, иди уже жуй! А то, похоже, ты скоро совсем перестанешь есть и окуклишься. Кто будет набирать мышечную массу?

Долго уговаривать не пришлось. Проснулся волчий голод. Но я задержался, вспомнив про обещание позвонить.

— Привет, Мить. Я дома, всё нормально.

На том конце провода раздался треск и возбуждённый Митькин шёпот.

— Сел, я не знаю, что с тобой происходит, но у меня есть одна идея на твой счёт. Послезавтра встретимся и поговорим.