Перепрыгнувшие тысячелетие. Современники и соотечественники

Мария Олеговна Буркова

Сборник заметок, появившийся как раз на миллениум… Именно так и вот об этом говорили окружающие на улицах и в транспорте… Иной раз это было так великолепно, что увековечить сказанное было просто необходимо.

Женская солидарность

Практикум. Группа досталась — десять девок, столько же парней, но в наличии сегодня их нет. Они часто так ходят — по полгруппы, по три четверти… Лично мне без разницы — сдают всё вовремя, и ладно. Сдали мне допуск, возятся возле установок. Занятие идёт себе, вдруг стук в дверь. Староста выходит в коридор, узнать, в чём дело, кого надо. Довольно быстро заскакивает снова в лабораторию, взволнованная и резко энергичная, подбегает буквально к одной из девушек и едва ли не тащит её за дверь, суетливо приговаривая (дословно):

— Лютикова, это к тебе, я тебе настоятельно рекомендую поскорее выйти к этому посетителю, пока он не исчез никуда!

Та, задумчиво пожимая плечами, подчиняется. Охнув театрально и глубокомысленно, староста молча погружается в работу. Остальные предпочитают дождаться развития событий, нежели выспрашивать у ней. Довольно скоро появляется Лютикова, с блаженным удивлением на лице и красивым букетом в руках. Надо сказать, даритель подобрал букетик со вкусом, он очень ей подходит. Букет быстро засунут в колбу с водой, счастливая обладательница некоторое время глядит на него, слушая похвалы и поздравления (отмечу, все — очень искренние и доброжелательные), радостно сообщает, что «настроение очень поднялось». Всё быстро стихает, все уходят в работу, и минут двадцать уже как букет забыт. Вдруг все почти разом оборачиваются на этот новый предмет интерьера, и в глазах у девчонок читается неподдельная озабоченность и тревога. Молча переглянувшись и поняв, что все думают что-то очень конкретное и цельное, в едином порыве, сбиваются в кучку на совещание. Я пожимаю плечами: мол, перерыв — ваше право, утыкаюсь в ведомость. Слушаю.

— Что-то эта затея чем-то мне не нравится, явно же подарено с целью Лютикову перед нами засветить.

— Да уж, кабы дарил только ей, так поймал бы её одну и вручил, а то перед всеми, и нами, и Алексеевной…

— Это он что, показывает всем, какой хороший, да, чтоб мы Лютиковой это сказали?

— А можно подумать, никто так не подумал и не захотел сказать!

— Вот именно, это двойной приём — дескать, пусть Лютикова знает, какой он типа хороший.

— А почему он так в себе не уверен, что ему нужна наша поддержка?

— Подождите, а ему Лютикова нравится или процесс ухаживания за ней?

Подаёт голос сама Лютикова:

— Ваша поддержка если — так пусть вам всем по конфете даст тогда! Хотя, это слишком ясный намёк будет…

— Ну нет, дарить чего нам — больно жирно, вопрос в том, почему твой подарок так пропиарен.

— Да ясно всё — намёк, что я-де ему обязана, поскольку все вы букет видали.

— Дамы, вообще-то Лютикова у нас в особом статусе, с тех пор, как стала манекенщицей, хе-хе!

— Стоп! вот и смысл — статусная заморочка, всем продемонстрировать типа симпатию.

— Тэкс, за один букетик — целая Лютикова, парень умеет считать, однако!

— Маловато будет, надо ещё подождать!

— Так и подождём!

Лютикова с нехорошим подозрением глядит на подарок:

— Эх, знала я, что тут что-то не так!

Староста уныло вопрошает:

— И что, ты его домой не понесёшь, что ли?

— Как ты себе это представляешь, что я мужу скажу?!

— Но ведь его теперь не вынести отсюда, на входе весь факультет видел, как он его заносил…

Итог совещания: букет вручили мне, я ж им в матери гожусь, дескать, да и не подозрительно — преподавателю отдать. Так он и стоит у нас на кафедре — не уносить же домой, что я мужу скажу?

Или мы не правы?

Алексеевна