Жить без тебя

Мария Свешникова, 2023

Провокационный автофикшен о неправедной жизни в эпоху тотальной осознанности. В этой книге каждая женщина найдет отражение – или своего прошлого, или своего будущего.

Моя слабохарактерность

Тот вечер обнажил мою слабую сторону: меня пугало одиночество. И я не могла нащупать, в каком из аспектов сильнее всего — эмоциональном, социальном, физическом, финансовом. «Мы рождаемся одни, мы умираем одни» — гласила истина, но промежуток между этими неизбежными явлениями мы же можем провести с кем-то. Насытиться теплотой, эмоциями. Соединить воспоминания в единую канву.

Помню, когда я внутренне уходила от святого мужчины, меня пугала смешная и странная мысль: если нагрянет апокалипсис, с кем рядом будут ссыпаться в бездну небытия последние песчинки минут жизни? До этого я знала, что мы будем вместе — обниматься, глядя в лицо ядерным грибам, заниматься сексом на капоте с видом на то, как все летит к чертовой матери. А теперь? Он будет держать за руку другую. И та не я, та его не отпустит. Вцепится мертвой хваткой и будет права.

Мы привыкли приписывать эгоизм слабости характера. Рамножившиеся, как шампиньоны после дождя, психологи информационной атакой учат снижать градус альтруизма. Но все равно на подкорке выгравировано: эгоизм — это плохо. «Ты думаешь только о себе!», «А как же мои чувства?». Так и хочется ответить: твои чувства — твоя зона ответственности. Но на каждое «хочется» подсознание отвечает голосом авторитетного взрослого из детства: перехочется. Помните это слово? У меня от него до сих пор мороз по коже. Как будто воспитание строилось на негласном каноне — ограничить ребенка в желаниях и пресекать на корню «хочу».

Однажды во время длинного перелета я поделилась с мамой историей про первый поцелуй. Как мне было стыдно за страстный и волнительный вечер, который произошел во время захвата террористами «Норд-Оста». Мы не знали про захват. Мы не знали, что в зале были наши знакомые, а близкие друзья чудом вышли во время антракта — сбежали играть в бильярд. Я пришла домой, светящаяся от радости как Альфа Центавра в безлунную ясную ночь. И тут экстренный выпуск новостей. Нутро хотело прокрутить пережитое, заново прочувствовать в воспоминаниях. А на экранах группа «альфа», готовая штурмовать.

— Что-то вроде поколенческого запрета на счастье, — подытожила я. — Часто замечаю, что люди, родившиеся на цикл Сатурна ⁶ позже меня, иначе относятся к происходящему, — поделилась я своими соображениями. Что новое поколение не испытывает чужеродного чувства вины, абстрагируется, не хватает лишнюю ответственность — которую так легко накинуть как лассо, если в тебе есть прошивка «эгоизм — это плохо».

— А меня в детстве ругали за мечты. Ну не то, чтобы ругали, — пыталась мама подобрать корректные фразы. — Мне даже бабушка говорила: «Все равно не сбудется, так хоть помечтаем».

— Ты мечтала несмотря на запреты? — наконец начали разносить алкоголь.

— Конечно, — с тоской в голосе ответила мама и взяла свой бокал.

— И что вышло?

— Сначала перестройка. Потом дефолт. Но хоть помечтала.

— А после? — вдруг осознала я, как травмы нагруженной поклажей вереницей идут через поколения.

— Дальше я разучилась мечтать. Это не инстинкт, это навык, который легко атрофируется, если его не практиковать.

— Почему ты ругала меня, когда я выбирала свои интересы? — нащупала я в себе обиду.

— Я не могла дать то, о чем ты просила. И на автомате ты пытаешься сделать так, чтобы человек перестал хотеть. Это решает проблему в зародыше, — конечно, она делала это не сознательно, просто запустилась программа, установленная много веков назад.

— А теперь каждый раз, выбирая себя и свои интересы, я испытываю чувство вины. Может, поэтому в моем поколении вдруг выявилось столько жертв абьюза? — поделилась я соображениями и новомодным словом. — Потому что мы — идеальные жертвы. Нас хлебом не корми — дай кого-нибудь спасти. Себе в ущерб желательно. Просто предоставь пространство для самобичевания, мы тут как тут.

— И как это лечить? — относительно равнодушно поинтересовалась мама. Для себя она считала это уже не актуальным. Как прожила — так прожила. Утопила несбывшееся в путешествиях и работе.

— Эгоизмом, мам! Говорят, махровым эгоизмом!

МКС — единственный мужчина, с которым я разрешила себе быть эгоисткой. И как бы он не отрицал — именно это его потом зацепило. Именно это не сделало меня той, которая готова топтаться на высоких каблуках на переходе в ожидании. Но, может, именно поэтому у нас и не сложился пазл? И я до сих пор ношусь с его кусками, плутая в слепых зонах?

Когда МКС не написал после похода в кино, я сама не объявлялась.

Мои мысли были заняты работой, чтобы вытеснить переживания насчет Татарстана. С ним же тоже существовала альтернативная реальность — я уже построила нам дом практически в центре Казани (там есть жилой сектор с участками), устроила себе региональное будущее жены видного чиновника. Рожала в Майами, где послеродовые палаты смотрят балконами на океан. Открывала благотворительный фонд. Кстати, из искреннего желания сделать мир лучше и немного потакая установке «эгоизм — это плохо». А тут — очередная сдохшая лошадь. Бери лопату и закапывай.

Я никогда не делала ставки на мужчин. Но строила мечты. Неистово и самозабвенно. Для меня расставание с Татарстаном — как упасть со второго этажа. Не умереть, но покалечиться. Я искренне верила, что, дождавшись разрешения моего союза со святым мужчиной, перетеку в его жизнь. И в этом русле мы сомкнемся в единую субстанцию.

Кстати, МКС — еще и единственный человек, с которым я не строила грандиозных планов, не склоняла голову к подушке, проигрывая, как сложится наша история. Она не сложится. Тогда мне казалось, что это даже не история. Крохотный эпизод, занятный пазл — скоротать вечер. Проехали.

Меня всегда выручал внутренний трудоголик, как персональные Чип и Дейл: если погрузиться в работу с головой, затуманить сознание текстами, сметами и эскизами, выплываешь и плечи расправляются. У нас теперь корнер в шоуруме — бывшем заводском помещении, который превратили в арт-квартал.

Это пространство находилось на севере Москвы, жил МКС на востоке, работал в центре, попутным ветром не занесет. Чемпионат Европы по футболу закончился, ничего о нем не напомнит. Странно, я не знала, за кого болел МКС, несмотря на то что он помойным голубем перемещался по всем стадионам. Как и не знала, за кого голосовал. О том, что он тоже учился в сердцевине города — в двух троллейбусных остановках от моей гимназии, и то узнала случайно, когда мы проезжали «Макдональдс» на Пушкинской.

Вереница дней, густых, событийно насыщенных, уволокла меня в прозу жизни, поставив лирическое отступление на паузу. Теперь уже я слонялась помойным голубем по городу, то выкупая фурнитуру, то заказывая бирки, все — лишь бы стереть из памяти День любви, семьи и верности. Вспомнив про семью и наш разговор про эгоизм, я вытащила маму пообедать. Мы решили совместить приятное с полезным, заехать в шоурум, забрать выручку и заодно поесть. Тем более что там на встрече сидели моя партнер по футболочному бизнесу и владелица сети шоурумов.

Внезапный девичий обед заставил меня посветлеть — мы смеялись над обыденным и вспоминали курьезы, как вдруг я получила сообщение: «Купил все футболки моих размеров, которые были». Я настолько растерялась, что сдала свою геопозицию. МКС зашел в небольшой ресторанчик, одетый с иголочки. Обрасти он щетиной и будь более смуглым — можно на обложку Dolce&Gabbana, они любят спекулировать образами сицилийской мафии. Кстати, Сицилию когда-то Зевс презентовал Персефоне и Аиду на свадьбу. На МКС был черный деловой костюм и идеально отутюженная рубашка. В руках — несколько пакетов с моей фамилией. Мы специально заказали такие, чтобы наш продукт упаковывали в именную «тару».

МКС произвел неизгладимое впечатление на моих спутниц — те сразу поплыли, будто увидели реального сицилийского мафиози. Лощеного, галантного. МКС со всеми поздоровался, коротко поддержал беседу и раскланялся, оставив нас обсуждать его внезапный приезд. Моя партнер по бизнесу сразу выдала: горяч и хорош собой, надо рассмотреть поближе и вообще не строить из себя недотрогу. Мама снова оценила его роковой ход конем — с гордо поднятой головой зайти, обозначить заинтересованность и быстро ретироваться. МКС в ее глазах метил в Каспарова. Владелица шоурума откровенно строила МКС глазки, забыв про недавнюю помолвку и третий месяц беременности. Только когда его черный автомобиль бизнес-класса миновал шлагбаум, с меня спал румянец. Я не хотела говорить, кто он и как здесь оказался. Все и так было понятно — продемонстрировать лояльность к нашему бизнесу и произвести впечатление. Дальнейший ход был за мной, но я не решилась ни на что, кроме короткого сообщения «Как твои дела?».

Спустя полторы недели МКС вылез из подполья и дал о себе знать. Прекращать общение он не намерен. Агрессивно инициировать — тоже. Я решила выделить себе время, тем более что все выходные вела ночные эфиры на радио и даже технически встретиться с ним больше, чем на час не могла. А как показала практика, если не реветь, не курить и одновременно не пересчитывать стопку евро, часом общения мы не ограничиваемся.

Я просчиталась. В первый же выходной день после нашей «случайной» встречи в шоуруме он написал — снова позвал в караоке. Той же компанией. В то же место. Я заканчивала эфир в четыре утра и была за рулем, потому отказалась. Больше он носа сам не показывал. Каждый день, открывая ящик с нижнем бельем, я натыкалась на стопку евро. Что мне с ними делать? Оставить на черный день? Спустить на стриптизеров? Партнер по бизнесу настаивала, чтобы я потратила треть на себя, выписала свои желания и исполнила их, тренировала махровый эгоизм на поле боя. Я купила себе очки в дорогой оправе, пару нарядов, новый макбук и записалась на новомодную эпиляцию всего тела. Оставила еще на подарок подруге — она тоже отмечала день рождения за городом. Правда на этот раз в Московской области.

Субботним утром я заехала в салон, чтобы купить ей сертификат в подарок, оделась красиво, помня прошлые недоразумения — решила, что лучше кинуть в багажник джинсы, свитер и кроссовки. Сориентируюсь на местности. Когда мастер заканчивала поднимать мне идеально вытянутые волосы у корней, написал МКС:

— Что делаешь?

— Укладываю, — айфон убрал окончание «сь».

— Волосы или асфальт? — показал он хорошее настроение.

— Хотелось бы асфальт, но волосы. Собираюсь за город к подруге на день рождения. А ты как?

— Думал увидеться, — и следом добавил, — Может, я заберу тебя и поработаю трезвым водителем?

— Я припаркована на Остоженке. Приезжай, — гулять, так гулять.

Я вытащила из багажника пакет с джинсами и кроссовками и пересела к нему в машину. Сообщила адрес, он вбил его в навигаторе. Предупредила подругу, что буду не одна, но это ничего не значит. Чтобы никаких косых взглядов и каверзных вопросов.

Мы на удивление светло и легко провели вечер за городом — качались в гамаке, играли в бадминтон, прятались от дождя в беседке. Мой несколько развратный наряд перекочевал к нему в машину, в пакет, где до этого лежали джинсы. Мы уехали с дачи под Солнечногорском, когда догорал закат. И застали далекие нити галактик и стразы звезд на полотне неба, пока город не накрыл нас колпаком смога.

Друзья МКС, те, с кем мы ходили в караоке, ждали нас в одном из баров Москвы. МКС захотел заехать домой переодеться. Я решила, что мне тоже стоит сменить одеяние. Облачившись в первичный наряд за закрытой дверью ванной комнаты, я думала, что делать: ехать в бар с огромным пакетом или оставить у МКС? Не последний же раз видимся, потом заберу. Возможно, сегодня. Подсознательно, я зачем-то оставила себе тропинку, по которой ухитрюсь вернуться к нему в квартиру. А если что, без джинсов, свитера и кроссовок я как-нибудь переживу.

— Можно я оставлю, чтобы с собой не тащить?

— Нужно, — сразу поняли мы друг друга, — Такси подъехало.

Если честно, я плохо помню тот вечер, и не потому что мы много выпили. Нет, не много. Он просто казался таким обыденным и привычным, будто это еженедельная традиция. Смеемся о своем, обсуждаем насущное, перебираемся из одного заведения в другое, оцениваем толпу, отпускаем едкие ремарки. Держимся стаей. О том, что я там временная, думать не хотелось.

— Проедем мимо меня, чтобы ты забрала вещи? — во фразе МКС было сложено многое. Сознательно или нет. Он дал мне выбор: хочешь поехали ко мне или я провожу тебя домой, хочешь поехали ко мне с продолжением, хочешь, не будем отпускать такси и просто заберешь пакет. Я согласилась. Когда он отпускал таксиста, я даже не считала, что он снова все за нас решил. Даже если МКС сделал это непреднамеренно, неважно — я тоже для себя все почти решила.

Не просто же так говорят, что у судьбы нет причин сводить посторонних.

Мы поднялись в его холостяцкую обитель с видом на набережную. Я вообще ценитель набережных — всяких, и той, на которой многовековой Кремль с Рубиновой звездой и Фрунзенской с дефилирующими собаками, откуда открывается вид на нескучный сад и старинный особнячок, где во времена моего детства располагалась библиотека. Мне даже нравятся новомодные в районе Шелепихи или бывшего завода ЗИЛ — с урбанистическими видами. Главное — вода с ее неспешным течением. Я там замедляюсь и успокаиваюсь. Я там остываю и дышу.

— Хочешь по бокалу? — направился МКС к холодильнику, где кроме вина можно было найти разве что пару кусков заветренной колбасы.

— Хочу по бокалу. И покурить, — решила я соприкоснуться взглядом с водной гладью и попортить себе легкие.

— Тогда балкон в твоем распоряжении.

Я устремилась на балкон и прикурила сигарету. С момента расставания с Татарстаном решила, что лучше держать заначку в сумке, а не за фикусом. МКС появился за спиной так тихо, что напугал. Я вздрогнула, когда он прислонил запотевший бокал к плечу возле лямки. Мы сделали пару глотков. Сигарета стлела у меня меж пальцев. Внутри свербело: не хочу уезжать, будь, что будет. В конце концов, разве не за подобными эмоциями и моментами я отправилась, выкарабкиваясь из крепкого брака в свое самостоятельное плавание? Ветер надувал паруса. Мы с МКС встречали третий совместный рассвет за месяц.

— Мне, наверное, пора ехать, — сказала я для виду, проверить, что он будет делать.

— Ты меня прости, но сегодня я тебя никуда не отпущу, — взял он бокал из моих рук и поставил на подоконник.

Нельзя сказать, что этот поцелуй оказался спонтанным, но он точно не был в рапиде. Прошло почти три недели с момента, как он читал Бродского — мы дали себе время подумать.

Поцелуй утянул нас в постель на сутки. После мы ездили стрелять в тир. МКС там все знали — сразу выдали ружье, к которому он привык. Вывесили мишени. Он стрелял первым. Предупредил, что будет отдача. Адреналин притупил боль, и я не чувствовала, как выстрел «эхом» задевает мое плечо. Только вечером обнаружила обширный синяк. И левая рука подрагивала, будто переборщила с отжиманиями и бёрпи, еще пару дней.

Потом мы с МКС где-то обедали, может, снова ходили в кино. Я толком не помню. Помню, что вернулась домой в понедельник и никак не могла собраться с мыслями. А что это вообще было? Ну провели вместе выходные. Мы не обозначали, что между нами происходит, не назначали встреч, ушли в молчание до пятницы. Я знала, что он появится. И да, я его ждала.

Как по нотам, пока я ужинала перед ночным эфиром, МКС написал, что они с друзьями ждут меня и планируют веселиться всю ночь, так что спокойно переживут, если я подъеду к ним ближе к четырем часам ночи. Или это уже утро? Я изъявила готовность присоединиться — в конце концов у меня будет время, чтобы к следующей ночи отоспаться и быть у микрофона во всеоружии.

Тогда у радиостанций уже исчезли требования оставлять гаджеты за пределами студии. Но ставить на беззвучный — обязательно. Именно поэтому я только на предпоследнем рекламном блоке обнаружила десяток сообщений от Татарстана. Он сидел в машине, припарковавшись на стоянке, вместо того чтобы подняться в свою московскую квартиру и рухнуть спать. Комментировал каждое сказанное мной слово, обкладывал трёхэтажным матом всех звонящих в студию. Заполировал поток сообщений лаконичным «Скучаю». За одиннадцать лет МКС ни разу не написал мне этого слова, хотя его нетрезвые звонки по выходным под утро, которые я всегда пропускала, говорили кэпслоком: он скучал.

— Ты во сколько приедешь? Вино белое? — писал МКС.

— Прости, я не приеду. Эфир вымотал.

— Как знаешь.

Я не поехала к Татарстану на крыльях антиэгоизма, но отправилась домой с ощущением, что опять делаю что-то неправильное. Укладываю волосы, покупаю платья и делаю эпиляцию на деньги Татарстана, а выгуливаю содеянное с другим. Который ничего не предлагает и ничего не обещает. Только момент, только эмоции, внезапно космический секс, когда забываешь даты и времена года. Когда искажаются время и пространство, отрицая и отменяя Евклида. Потом приходишь в сознание и думаешь: мне это привиделось или как?

Не стоит думать, что Татарстан — юношеская фантазия из нулевых, как ликвидно выйти замуж. Он был невысокого роста, чуть полноват, активно лысел, но брал харизмой и юмором всех, кто попадал в его поле зрения. Мы просочились в жизни друг друга незаметно. После случайной встречи на дне рождения у одной именитой подруги он нашел меня в твиттере — позволил себе саркастичный комментарий и еще и синтаксические ошибки просил поправить, ему резало, видите ли. Я ответила едко и отправила его заниматься не филологией, а экономикой региона. Будучи человеком публичным, он не имел возможности высказать мне все, что думает, открыто. Поэтому раздобыл номер телефона и написал СМС.

Он находился в состоянии развода, я же к нему приближалась. Мы понимали все переживания: например, как тяжело, когда уже занес ножницы, перерубить нить. Как все время откатываешься назад, будто тянут за лямку. Татарстан не позволял себе фривольности или пошлости, не считал женщин «занятной скотиной» и не мерил всех под одну гребенку. Первая наша встреча оказалась безобидной и приятельской — он привез из туманного Альбиона, где был в командировке, мятные конфеты, которые тогда не продавались в Москве. Я просто спустилась забрать их, и мы на пять минут сцепились языками — в благопристойном смысле. Только после Воронежа он позвал меня на свидание — мы пили вино, а потом я обливалась горючими слезами на фильме «Артист». Татарстан мониторил, получит ли картина Оскар, и когда это свершилось — разбудил меня этой новостью. «Не зря плакала».

А еще я тот редкий человек, который видел его пьяным. Они подписали какую-то головокружительную сделку по строительству крупного кластера, и мы на пару с водителем ловили его по округе. Сразу после подписания он скомандовал ехать по моему адресу. Радовался, как пятилетний пацан, получивший лего, и чуть ли не исполнил танец маленьких утят. Мне пришлось пообещать неделю не высказывать претензии и не ругаться, чтобы он сел в машину и отправился спать. Для него кластеры — не просто особая экономическая зона, а возможность дать людям работу. Он вырос в маленьком городке на Западе Украины и, приезжая туда студентом на лето, ужасался отсутствию рабочих мест. Он вообще считал труд — решением проблем алкоголизма, падения рождаемости и даже послеродовых депрессий. Безделье — врата в уныние. А уныние, как известно, грех.

Несмотря на то, что Татарстан пришел в условную политику из бизнеса, им двигали какие-то юношеские гуманистические идеалы, как бы старательно он ни прикрывал их наносным цинизмом. В нем было, что уважать. И определенно, его было за что любить. А еще я никогда не видела его растерянным или испуганным. С ним верилось — что бы ни случилось, все умрут, а я останусь.

Какая разница, что было с МКС? Это все равно меньше тех трехсот страниц А4 нашей переписки с Татарстаном — однажды мы слили ее в файл и распечатали. И теперь у меня снова есть мой заветный регион. Теперь я снова могу лить слезы в темном кинозале — а он считать это трогательным и искренним. В голове опять прорисовывались акварелью пейзажи Майами, где я рожаю в компании друзей, которые травят анекдоты и кадрят импозантного врача-акушера. После — уже маслом или акрилом сцены, как я защищаю федеральную или хотя бы региональную программу помощи сиротам, и наша с Татарстаном совместная жизнь. Может, мне больше не надо рожать дистанционно? Может, он готов на компромисс? Может, ну их, эти пазлы, и лучше брать кисть в руки и рисовать будущую жизнь?

Снова палатка, мексиканское пиво, наушники. С МКС все равно ничего не получится. Выпускайте шлюпки, я швартуюсь под Казанью. Там же есть крупные реки?

Со стороны кажется, будто бы я между ними выбирала, но нет — невозможно было выбрать МКС, потому что он мне ничего не предлагал. В этом парадокс: я могла строить гипотезы насчет его намерений, но действий, которые бы говорили, что парень готов на долгую дистанцию, не было. Меня засасывало в эмоциональный омут. И можно было бы занырнуть в надежде нащупать дно и от него оттолкнуться, но Татарстан, почувствовав, что я окунулась в чужие воды, сразу сбросил спасательный круг в виде «скучаю». Или крючок с наживкой? Чтобы не думала, что сорвалась с него. Может, он оберегал? Как мог и как умел — от сослагательных наклонений.

Татарстан знал, насколько я падкая на эмоции от спокойных рациональных мужчин. В их «скучаю» мне виделась триумфальная победа: я расколола панцирь, из тебя показался живой человек! Поразительно и то, что за его «скучаю» я взяла на себя ответственность. Раз скучает по мне — значит я к этому причастна. История с МКС все равно никуда бы не привела — еще пара выходных, и он подобрал бы мне замену. А тут — как никак история, долгая, тягучая, как ириска, поселившаяся в конфетнице с бабушкиных времен. Перед сном я думала, какие вещи возьму с собой Казань. Нужно брать то, чего там точно не купишь — все остальное наживное. Я составляла в голове список того, что мне жизненно необходимо — меня ждала дорога в новый дом. Жаль, что в тот момент не заиграла наша с МКС песня «Дорога в мой дом — и для любви это не место». Что там нет пространства для любви, я тогда не догадывалась.

Как себя чувствовал МКС, когда я сухо написала, что не приеду? Все понял? Или подумал — ну и фиг с ней, тут такая рыжеволосая и длинноногая у бара, чем не вариант? Он думал вообще? Переживал? Почему не написал на следующий день? Уже нашел замену или ждал моего хода? Он меня вообще ждал? Или просто хотел разбавить моими духами флер пятничного вечера…

Расскажу ли я о случившемся с МКС Татарстану? Конечно же, нет. Формально, мы не были вместе, а значит — это не измена. Проявление слабости. Или чувства. Но о втором диагнозе я тогда не хотела думать. Надеялась, что выберусь из пут Первопрестольной в Казань, а там все как-нибудь да наладится, тем более придумывать принты к футболкам и вести социальные сети я дистанционно смогу. На этой мысли я уснула. Мне приснился МКС, поедающий чак-чак. Он протянул мне кусок и спросил: «Хочешь?». А я молчала. Он повторял: «Хочешь?». Я продолжала молчать. Я хотела. В Казань, чтобы про него забыть.

МКС не мог добавить к сообщению, что он меня ждет, десять букв через запятую — «соскучился». И тогда «Скучаю» Татарстана разбилось бы вдребезги, изменив траекторию движения и маршрут моей жизни.

Странно и противно признавать, но я почти уверена, что МКС никогда не думал обо мне в таком разрезе, как я распотрошила его для того, чтобы переосмыслить свою историю. Просто прошла по периферии его жизни, возможно ярким, но пятном, которое можно оттереть. Другой женщиной. Даже не так — любой женщиной. Или само на солнце потускнеет. А там если не фокусироваться специально, то и не было никогда.

Примечания

6

20 лет.