Подснежник. Все впервые с тобой

Мария Суббота, 2023

Передо мной лежит розовый обклеенный какими-то гусиными перьями дневник. Личная собственность той, которую ненавижу. Ненавижу – слабо сказано. Слишком слабо. Я убить ее готов, разорвать на мелкие кусочки, сложить как бумажную куклу и спрятать внутрь. Всосал бы в легкие как кислород. Согласился и углекислым газом травануться, если б помогло. Вернул бы Еву в ребро, из которого когда-то вылезла.Ломает всего, горю у дьявола в аду, но как мазохист беру это розовое дерьмо в руки и открываю.На первой странице крупными разноцветными буквами написано: «Дневник Евы. Личная собственность. Если прочитаешь, сгоришь в муках».Уже, малиновый пирожок. Уже горю. Только и остается – вдыхать запах обгорелой плоти, танцевать на пепелище воспоминаний. Хиросима и Нагасаки внутри.*Обложка создана нейросетью MidJourney

Глава 2

Не понимаю, дьявол, кто из нас этот ультразвук издает

Адам плюс Ева. Ни за что!

Такого позора мне еще никогда не приходилось переживать. Никогда! Больше никогда не спорь, Ева. Никогда! Больше никогда не позволяй собой манипулировать, запугивать и угрожать.

Когда мне казалось, что опозориться больше невозможно. Адам. Ударение на первый слог. Продемонстрировал — до дна я еще не добралась…

Три месяца, как глупая школьница, грезила чернотой его глаз.

Все. Отрезало.

Был уверен, за три месяца, что не видел ее, отпустило. Рассосались чары феечки розовой страны. Выпустил из объятий Морфей. Вернулся к базовым настройкам. Исправил аномалию в системе.

Ошибался. Видимо, одуванчик моя карма. Сансара.

Оскорбленная невинность, запачканная белая скатерть, святая, дьявол, непорочность. Сливочный пломбир на сцене стриптиз бара, где оказался по случайности судьбы.

Вхожу и замираю, цепенею, врастаю корнями в бетонный пол, зависаю на демонессе Лилит. Точнее на сиськах рисующихся в глубоком разрезе рубашки, завязанной тугим узлом на талии. И зачем скрывать такие за слоями воздушных воланов и рюшей? Первое, что летит в толпу — ковбойская шляпа. Приземляется на какого-то юнца, тот как умалишенный прижимает к груди и со счастливой улыбкой водружает на голову будто корону.

Двигается пирожок как искусная кобра: изгибается в такт музыки, вырисовывает восьмерку бедрами в коротких шортах, Джоконду руками пишет. Поворачивается спиной, крутит ягодицами и, медленно оголяя плечи, начинает избавляться от клетчатой рубашки. Вся кровь из головы вместе с серым веществом собирается между ног. Дьявол. А я ведь только смотрю на нее.

Хочу плюнуть на все и выйти. Не могу пошевелиться. Она дергает плечиком, и рубашка летит на пол. Руки сами собой сжимаются в кулаки, а глаза врастают в обнаженную спину, тонкую талию, сочную задницу.

Остановись, дьявол, остановись. Двигаюсь к сцене, расталкиваю истекающих слюнями зрителей. Зачем иду, не знаю. То ли хочу запомнить все детали, то ли спрятать ее от похотливых глаз. Демонесса перестает извиваться, оборачивается. Грудь пытается прикрыть одной рукой, другой посылает воздушный поцелуй. Кланяется как главная звезда кордебалета и убегает.

Стою под фонарем. Ночь, улица, фонарь… Жду ее возле черного входа. Зачем? Не могу себе растолковать. Третья сигарета без остановки. Пока дождусь, начну плевать никотином, а из ушей пойдет дым.

Выходит, наконец-то. Осматривается по сторонам и сразу ловит мой взгляд. Смотрит как загнанная лань. Только не беги. Только не беги. Стартует с места в темный переулок, я за ней.

— Поможешь встать? — ванильное мороженое сидит на асфальте с расшибленной в кровь коленкой. А я прикоснуться к ней не могу. Ладони горят, будто угли раскаленные сжимаю.

— Сама. Зачем убегала?

— Стыдно было, — святая простота, кристальный алмаз, мисс честность.

— И часто ты здесь выступаешь?

Встала, отряхнула пушистое облако юбки и глянула на меня, дьявол, блестящими как звезды глазами.

— Я не выступаю… — мнется. Медленно двигаюсь на нее, отходит, пытается сохранить дистанцию. — Просто проспорила полустриптиз. Станцевала. Больше не собираюсь.

Врезается в стену с тихим писком. Зажимаю в кольце рук. Не прикасаюсь, только взглядом держу на месте.

— Отпусти. Пожалуйста, — трясется от страха. Меня от нее лихорадит, зарядами ампер кожу прожигает, землетрясение внутри вызывает. До одури хочу к ней прикоснуться. Не могу.

— Выбирай. Или ты меня или я тебя.

— Что? — глазища невинные поднимает и сжигает меня заживо. Носовую полость заполняет резким запахом ванили. Чертов капкейк.

— Либо ты меня удовлетворишь, либо я тебя трахну прямо здесь.

— Ты извращенец!

— Если мне не изменяет память, это ты сейчас трясла сиськами на сцене.

— Мудак! — кулаками машет по груди, пытается вырваться.

Не к обнаженной коже прикоснешься, она одета. Не умрешь, в припадке не зайдешься. Будет плохо — отпустишь. Пусть летит синичка. Хоть на Луну хоть на Плутон.

Благодарности всем кто слышит — темно, не видит трясущихся рук. Пальцами медленно веду вдоль позвоночника, слегка надавливаю. Себя не чувствую, я где-то в абсолюте, в космосе вращаюсь, в гравитации парю. Только слышу участившееся дыхание, под пальцами сквозь одежду ощущаю мелкую вибрацию. Не понимаю, дьявол, кто из нас этот ультразвук издает.

Опускаюсь, в груди арфа звучит, словно я не позвоночник через ткань щупаю, а на струнах души, и нее, своей играю. Касаюсь ягодиц, спрятанных под толстым кружевом, приподнимаю и прижимаю воздушный шар к себе. Качаюсь с ней на волнах. Внутри море беспокоится, цунами смерч возбуждают, дельфины хвостами щекочут, рыбки на поверхности плещутся.

Она поднимает голову и решает глазами вконец под асфальт закатать. Не смотри, — беззвучно кричу, а зефирка словно не понимает. Стремится мою черную душу огнем спалить, светом озарить. Сливочное мороженое, куда без фонарика пытаешься пробиться?

Замираю, когда пальцами к губам прикасается. Еще крепче прижимаю, когда ведет по контуру. Резко отпускаю, когда тянется за поцелуем.

— Идем. Отвезу тебя домой.

— Не надо. Сама доберусь. Не маленькая.

Мне трогать ее нельзя — колотит всего, миксером на части разрезает, в коктейль ванильный превращаюсь. Хватаю за рукав и насильно тащу к машине.

— Будешь выеживаться, заставлю делать выбор. Или ты меня или я тебя, — сразу успокоилась воздушный маффин.

Адрес со скрежетом в зубах называет, будто великую тайну выдает. Съеживается вся, в сиденье вжимается и крепко обнимает себя. Ни слова не говорит за дорогу, все внимание приковано к окну. Как только торможу, быстро отстегивает ремень и готовится стартовать. Звук закрывающихся замков. В панике оборачивается и испуганными глазищами газели пялится.

— Больше не попадайся мне на пути.

— С превеликим удовольствием.