Повседневная жизнь американцев во времена Джорджа Вашингтона

Мария Филимонова (2024)

В монографии впервые в отечественной историографии на основе широкого круга оригинальных источников рассматривается повседневная жизнь американцев в эпоху Джорджа Вашингтона, ставшего национальным символом США. Война за независимость глубоко изменила Америку. Изменилась повседневная жизнь американцев, протекавшая между суровой республиканской добродетелью и легкомысленной жантильностью, между вывезенными из метрополии традициями и новым национальным сознанием. Книга рассказывает о том, как жили «отцы-основатели» США, как путешествовали, ухаживали за девушками, пытались справиться с дефицитом товаров и как меню обычного обеда или танец могли рассказать о политических пристрастиях. Исследование начинается с изучения состояния армии, ее повседневной жизни. Также характеризуются дела семейные и духовные, сфера образования, состояние законности и порядка, различные формы досуга. Особое внимание уделено состоянию гигиены и медицины. Перед читателем предстает исключительно интересная и многообразная повседневная жизнь американцев в XVIII столетии. Книга предназначена для гуманитариев широкого профиля, для изучающих историю США, для всех, кто интересуется историей.

Глава 4. За пределами городов

Такая разная сельская Америка. Сельские дома. Маунт-Вернон. Индейские войны. Фермеры бунтуют

Такая разная сельская Америка

Какими бы крошечными ни были американские «мегаполисы», все же они обладали чисто городским обаянием. Здесь кипела жизнь, здесь открывались ворота в большой мир. Но философски настроенные авторы XVIII в., как один, искали свой идеал за пределами городов. Америка, с этой точки зрения, была к идеалу близка. Характерна фраза М.Г.Ж. Кревкера, француза, осевшего в Нью-Йорке: «Европеец приехал на новый континент: ему предлагается лицезреть новейшее общество, подобного коему он никогда доселе не видывал. Оно не состоит из господ, которые владеют всем, и людского стада, которое не владеет ничем, как в Европе… От Новой Шотландии и до Западной Флориды, за исключением нескольких городов, мы все — землепашцы»³⁷⁷. Самодостаточные, энергичные, независимые фермеры-«йомены» — именно в них «отцы-основатели» видели главную опору республики. Сельская жизнь считалась источником гражданской добродетели. К этому добавлялось восхищение близостью к природе, которую можно найти только в сельском уединении. Джон Адамс посвящал своей ферме в Брейнтри прочувствованные строки: «Думаю, никогда не было большего контраста, чем я вижу между шумом и суетой Куин-стрит и сладостным уединением, которым я наслаждаюсь здесь. Никакие клиенты не донимают меня, политики не мешают мне, тори не раздражают, тираны не правят мной. Я чуть не сказал, что никакие дьяволы меня не соблазняют и не мучают»³⁷⁸. Те же чувства разделяла скромная уроженка Нантакета Фиби Фолджер Коулмэн. В юности она вела записную книжку. Девушки XVIII столетия вносили в такие книжки все подряд: рисунки, сердечные излияния подружек, строчки любимых поэтов. Фиби же записывала стихи собственного сочинения, воспевая прелести одиночества:

От оживленной сцены мира

Вдали ищу уединенья.

И улыбается природа

Над скромною моею сенью.

Я черпаю в ее покое

Восторги тихого мечтанья,

В поэзию я погружаюсь

И древних мудрецов писанья³⁷⁹.

Такие писатели, как Томас Джефферсон и Кревкер, восхищались фермером-йоменом за его честное трудолюбие, независимость, дух равенства, способность наслаждаться простым изобилием. Сам же фермер в большинстве случаев стремился зарабатывать деньги, и та самодостаточность, которой он действительно располагал, обычно была навязана ему отсутствием транспорта и рынков или необходимостью экономить наличные деньги для расширения своей деятельности.

Типичным фермерским регионом была Новая Англия. Ее каменистые, малоплодородные почвы не позволяли развернуться крупным землевладельцам. Новоанглийская ферма была семейным хозяйством. Фермер и его домочадцы возделывали землю, разводили скот, занимались огородничеством, сбором лесных ягод и лекарственных трав, бортничеством, рыбной ловлей, охотой. На фермах побогаче мог использоваться труд кабальных слуг-сервентов. Жизнь на ферме начиналась до восхода солнца. Обязанности по хозяйству были многочисленны и разнообразны: рубка дров, кормление животных и птиц, расчистка земель, уход за посевами, строительство заборов и подсобных строений, изготовление мебели и инструментов, сбор яиц, прядение, ткачество, пошив и починка одежды, изготовление свечей и мыла, пивоварение и приготовление сидра, готовка еды, кипячение и стирка белья, уборка и уход за детьми.

В особых случаях, когда одной семье было не справиться, на помощь приходили соседи. Тогда устраивали что-то вроде русской толоки. «Всем миром» рубили деревья, расчищая новое поле, строили амбары, мастерили стеганые одеяла, лущили кукурузу. Очень близки к таким толокам и прядильные посиделки революционной эпохи. Совместный труд носил название «посиделок» (bees) или «забав» (frolicks) и сочетал в себе работу с развлечениями. Маркиза де ла Тур описывала «забавы», которые устраивала у себя на ферме в штате Нью-Йорк: «Прежде всего подметают пол в амбаре так тщательно, словно собираются задать там бал. Потом, с наступлением вечера, зажигают несколько свечей, и собравшиеся, человек тридцать чернокожих и белых, берутся за работу. Кто-то один постоянно поет или рассказывает истории. В середине ночи каждому подают кружку вскипяченного молока, в которое перед тем влили сидра, чтобы оно свернулось. Туда добавляют еще пять или шесть фунтов сахара-сырца, если хозяева особенно щедрые, а если нет, так патоки, и пряности: гвоздику, корицу, мускатный орех и прочее. Наши работники употребили этой смеси, к большой нашей славе, огромный котел, используемый обычно для стирки белья, заели гренками и ушли от нас в 5 часов утра в уже довольно сильный холод, приговаривая: “Famous good people, those from the old country!” (Очень славные эти люди из старой страны!)»³⁸⁰ Если кому-то попадался кривой початок, раздавался общий смех, а тот или та, в чьем початке оказывались красные зерна, могли потребовать поцелуя от любого из присутствующих.

Большим событием становилась сельская ярмарка. Женщины устраивали конкурс на лучший пирог, варенье или стеганое одеяло. Мужчины состязались в стрельбе из лука или борьбе, а также определяли, кто сумел вырастить самую упитанную свинью или самую большую тыкву. Были и другие традиционные затеи: залезть на смазанный маслом шест, поймать свинью или быстрее всех съесть пирог. Большинство ярмарок проводились в конце лета или в начале осени после сбора урожая.

Сельское хозяйство среднеатлантических штатов основывалось на крупнотоварном производстве. Типичной для региона фигурой был предприниматель-лендлорд, владелец манора, земли которого обрабатывали его арендаторы и сервенты. Нью-Йорк, Нью-Джерси и Пенсильвания были известны в XVIII в. как «хлебные колонии». Основной их экспортной продукцией были пшеница и мука. Выращивались также рис, техническая конопля, лен. Пенсильванские сельские хозяева, особенно немцы, восхищали современников своей аккуратностью и готовностью к любому труду. В 1796 г. пенсильванец Томас Чейни писал британским родственникам: «Я знаю многих людей, которые стоят тысячи фунтов, и они косят, жнут и сгребают сено и зерно в свои амбары так же ловко, как наемные работники. На тех, кто способен к труду, но не работает, смотрят с презрением. В нашей стране такими пренебрегают, и никто не составляет им компанию»³⁸¹. Сельскохозяйственный цикл включал множество видов работ. В пенсильванском графстве Честер, например, в марте сеяли яровую пшеницу и рожь, в апреле — лен и коноплю, в мае — кукурузу и овес, в июне-июле — гречиху. В июне-июле проходил еще и сенокос, и теребление льна. С конца июня начиналась уборка озимых. В августе пахали под озимь. В сентябре поспевали кукуруза и гречиха, в октябре — яровые злаки. Обмолотом зерна занимались до самого февраля. Зимой поправляли изгороди и расчищали новые участки.

По-своему текла жизнь в нью-йоркских манорах, напоминавших европейские феодальные поместья. Например, лорд манора Моррисания имел право сеньориальной юстиции, назначал в пределах своих владений приходских священников и сборщиков налогов, установленных колониальной ассамблеей. (Последняя привилегия имела наибольшее практическое значение.) Взамен он должен был ежегодно в день Благовещения платить английской короне квит-ренту в 6 шиллингов³⁸². Во время революции квит-ренты эти были отменены штатом Нью-Йорк. Владетель манора Ренсселервик заставлял своих арендаторов работать на господской земле — фактически ходить на барщину. Средневековые повинности были ликвидированы в Ренсселервике только после восстания антирентистов, происшедшего в 1839–1845 гг.

Дальше на юг тянулись рабовладельческие плантации, табачные по берегам Чесапикского залива, рисовые на болотистых землях Южной Каролины. Хлопок в южных штатах стали в массовом порядке выращивать только в XIX в. Как правило, каждый из южных штатов специализировался на одной культуре. Диверсификацией увлекались только отдельные экспериментаторы вроде Джорджа Вашингтона. В его хозяйстве в Маунт-Верноне, кроме табака, выращивали кукурузу, пшеницу и табак. Пшеничную муку экспортировали в Вест-Индию, получая взамен сахар, кофе, фрукты, ром. Из той же муки пекли галеты для морских путешествий.

Освоение плантаций требовало огромного труда. В Южной Каролине, например, поля создавались после невероятно трудоемкого осушения приливных болот, где росли огромные кипарисы и камедные деревья. Болота были полны аллигаторов, змей и комаров, переносящих болезни. Сначала срубали и сжигали деревья. Если для расчистки почвы использовали волов, то их приходилось снабжать специальной обувью, иначе животные утонули бы в грязи и не смогли выбраться. Затем вокруг поля строили насыпь для защиты от заболачивания и рыли ирригационный канал. По свидетельствам археологов, такие насыпи были высотой шесть или более футов и шириной пятнадцать футов.

Табачная культура в Виргинии тоже была трудоемкой. Табак высевали в питомнике после Рождества. В марте саженцы переносили на поле. Это был тяжелый труд. Плантатор Лэндон Картер считал, что каждый раб должен посадить тысячу саженцев в день³⁸³. Растения требовали постоянного ухода: прополки, обрезки, чтобы подстегнуть рост ценных нижних листьев, «всасывания» (т.е. удаления побегов, прорастающих на стыке листьев и стеблей) и борьбы с вредителями. Нашествие червей могло уничтожить урожай менее чем за неделю, так что нужно было ежедневно осматривать каждое растение. Время для сбора урожая наступало в августе или сентябре. Здесь были свои тонкости. Если растение было собрано до полного созревания, оно стоило гораздо меньше. С другой стороны, если табак слишком долго оставался в поле, существовал риск того, что мороз уничтожит весь урожай. Поэтому важным навыком виргинского земледельца была способность точно определять, когда следует собирать табак. Опытный табаковод обращал внимание на цвет (желтовато-зеленый), текстуру (толстая, грубая и пушистая) и податливость (лист ломался, когда его клали между пальцами). Когда приходило время, листья собирали (каждый лист срезался вручную), подвешивали в табачном амбаре и просушивали. Наконец, плантатор и его работники оценивали высушенный табак, сортировали, спрессовывали в пачки и упаковывали. Процесс сушки, ферментации и упаковки табака продолжался до ноября. Затем урожай инспектировали представители местных властей.

По закону, принятому еще в 1619 г., если табак оказывался некачественным, его сжигали в присутствии владельца³⁸⁴. Если же все проходило нормально, то крупный плантатор мог отправить свой урожай в Лондон, Эдинбург или Глазго. Выращивание качественного табака было очень важно в колониальном обществе: от этого зависела репутация плантатора. У мелких фермеров не было прямых контактов с Англией и Шотландией. Готовые табачные листья с небольших ферм уходили на централизованный склад. Оттуда оптовики отправляли собранный груз в Великобританию. Фермер же получал табачную квитанцию, которая в Чесапикском регионе заменяла деньги. Как же платить налоги тем, кто занимался не земледелием, а, скажем, седельным или кузнечным ремеслом? Ремесленники в колониальный период старались завести хоть маленькую табачную деляночку, чтобы получить вожделенные табачные квитанции. После провозглашения независимости ситуация изменилась: в Виргинии и других «табачных» штатах появились бумажные деньги, как собственные, так и континентальные.

Табачная плантация в Маунт-Верноне. Современная реконструкция

Декабрь на плантациях был отведен под починку инвентаря и обмазку сушильных амбаров глиной: они должны были быть по возможности герметичными. Табачная культура отличалась тем, что не оставляла ни работнику, ни плантатору свободного времени. За уборкой урожая следовал длительный и сложный процесс сушки и ферментации, требовавший хозяйского пригляда. Так что, по выражению историка Т. Брина, если бы Джордж Вашингтон оставался приверженцем монокультуры табака, у него не было бы возможности охотиться на лис³⁸⁵. И веселых коллективных работ, какие отмечали уборку кукурузы, на табачных плантациях не было.

Табак создал состояния виргинских и мэрилендских джентри, но еще больше обогащал их шотландских и английских контрагентов — «табачных лордов» из Глазго и Эдинбурга, лондонских купцов. Цены на экспортные товары были нестабильны, и плантаторы, пытавшиеся создать у себя ориентированное на рынок производство, нередко разорялись или залезали в долги. К тому же «табачные лорды» из метрополии старались занижать закупочные цены. «Ножницы цен» оказывались более чем эффективным средством держать виргинцев в долговой кабале. Джефферсон сокрушался: «Эти долги передавались по наследству от отца к сыну на протяжении многих поколений, так что плантаторы были своего рода собственностью, прикрепленной к определенным торговым домам в Лондоне»³⁸⁶. Он знал, о чем говорил: перед Войной за независимость его долги «табачным лордам» составили почти 10 тыс. фунтов³⁸⁷. Была еще одна серьезная проблема с табаководством: эта культура сильно истощала почву. Наиболее дальновидные хозяева пытались диверсифицировать производство, вводя новые культуры, такие как пшеница.

До революции рабство было законным и на Юге, и на Севере. Но в 1774–1784 гг. рабство было отменено во всех штатах Новой Англии и в Пенсильвании. В 1799 г. за ними последовал Нью-Йорк, в 1804 г. — Нью-Джерси. Современники надеялись, что со временем рабовладение исчезнет и на Юге. Но этого не произошло. Максимум того, на что готовы были пойти белые южане для темнокожих, — это облегчить отпуск рабов на волю. В соответствующем духе был составлен виргинский закон 1782 г. Этим законом воспользовался, например, Джордж Вашингтон, освободивший по завещанию 124 раба³⁸⁸. И действительно, число свободных афроамериканцев в штатах Верхнего Юга заметно возросло, хотя ликвидировать рабовладение таким способом не удалось ни в одном из штатов. В Виргинии в 1780–1810 гг. их число выросло с трех до тридцати тысяч. В Мэриленде в 1755 г. проживало менее 2 тыс. свободных цветных, в 1790 — 8 тыс., в 1800 — 20 тыс.³⁸⁹

Рабы, случалось, бежали. Были даже поселения беглых в огромном болоте Грейт-Дисмал между Виргинией и Северной Каролиной. Путешественник описывал: «Беглые негры живут здесь по двенадцать, двадцать, тридцать лет и более. Они питаются зерном, мясом свиней и птицы, которых разводят в местах, не всегда скрытых под водой… В таких местах они построили жилища и расчистили маленькие поля»³⁹⁰.

Особым миром была западная граница поселений — фронтир. Вольнолюбивые покорители Запада надолго вошли в американский фольклор. Именно здесь жили милые сердцу Джефферсона независимые фермеры. В 1790-х гг. французский путешественник описывал жителей Запада следующим образом: «Эти люди — по большей части торговцы, искатели приключений, охотники, гребцы и воины, невежественные, суеверные и упрямые, привыкшие к тяготам и лишениям. В своих предприятиях они не останавливаются ни перед какой опасностью и обычно добиваются успеха»³⁹¹. Им приходилось быть самодостаточными: покупка импортных товаров и продажа собственной продукции была здесь почти невозможна из-за бездорожья. Жизнь на фронтире была опасна. Жители долины Вайоминг описывали свое положение: до ближайшего поселения было 60 миль по реке Саскуэханна, зато воинственные могавки и сенеки жили всего в нескольких часах путешествия по притокам той же реки. Так что когда житель Вайоминга шел на свое поле, он нес в одной руке мотыгу, а в другой винтовку³⁹². Бедность тоже была неизменным признаком жизни на фронтире. Уильям Купер (отец писателя Фенимора Купера) оставил яркое описание одного из фермерских поселений на западе штата Нью-Йорк: «Более всего обескураживала меня крайняя нищета этих людей: каждый был в состоянии расчистить лишь небольшой участок в чаще высоких и толстых деревьев, так что их хлеб вызревал главным образом в тени. Маис не вызревал, пшеница была подпорчена, и то немногое, что они собирали, невозможно было смолоть на месте, ибо на 20 миль в округе не было ни одной мельницы»³⁹³.

В XVII в. фронтир защищали от индейцев длинные бревенчатые палисады. Грандиозное сооружение такого рода, построенное в 1634 г., прикрывало Срединную плантацию (позже Уильямсберг) в Виргинии. Стена тянулась на шесть миль от реки Джеймс до реки Йорк. В XVIII в. западная граница ощетинилась линией деревянных фортов. Но после провозглашения независимости эти форты давали весьма сомнительную защиту; значительная их часть на протяжении всей войны и позже, до второй половины 1790-х гг., была в руках англичан, а не американцев.

Две особенности были, пожалуй, характерны для всей сельской Америки. Прежде всего, в отличие от европейских современников, американцы XVIII в. не знали голодных лет. Петер Кальм передавал свои американские впечатления: «Много пожилых шведов и англичан… сказали, что они не могли припомнить такого плохого урожая, чтобы люди хоть в малейшей степени страдали, не говоря уже о том, чтобы кто-то умер от голода, пока они были в Америке… Главное — это большое разнообразие зерновых. Люди сеют разные сорта в разное время и в разные сезоны, и хотя один урожай получается плохим, все же другой хорош»³⁹⁴. При этом второй особенностью американской аграрной экономики была примитивность используемых технологий. Плодородные почвы Нового Света позволяли почти не думать о севооборотах, удобрениях и механизации хозяйства, хотя на побережье уже замечалось истощение полей. Шотландка Дженет Шоу была откровенно шокирована обработкой земли в Северной Каролине: «Когда мы прибыли сюда, стебли прошлогоднего урожая еще оставались на полях. Я очень удивилась: время года было уже такое, что я ожидала найти поля, по крайней мере, полностью вспаханными, если уж не засеянными и не боронованными. Но насколько возросло мое изумление, когда я обнаружила, что здесь неизвестны орудия земледелия — не только различные плуги, но и прочие машины, используемые у нас с таким успехом. Единственным инструментом является мотыга, с помощью которой одновременно вскапывают почву и ведут посадку. Чтобы это сделать, несколько негров целый день следуют друг за другом по пятам, выполняя дневной урок. Требуется по меньшей мере двадцать человек, чтобы сделать работу, с какой справились бы две лошади с мужчиной и мальчиком»³⁹⁵.

Томас Джефферсон уверял: «Если бы указания о том, когда нам надо сеять и когда — жать, поступали из Вашингтона, то мы вскоре остались бы без хлеба»³⁹⁶. Но еще со времен Первого континентального конгресса американские власти и общественность пытались так или иначе регулировать сельское хозяйство. Принятая Конгрессом «Ассоциация» призывала всячески развивать овцеводство, причем запрещалось экспортировать овец в Вест-Индию, а также осуждался забой ягнят на мясо. Таким образом пытались поощрить производство шерсти. После революции в разных штатах начали действовать сельскохозяйственные общества. Они предлагали награды за внедрение высокотехнологичных травопольных севооборотов, сеялок, плантажного плуга, глубоко рыхлившего почву, и т.п. Кое-какие изобретения действительно появлялись. В 1789 г. Леонард Харбоу из Балтимора представил вниманию Конгресса механизмы для уборки пшеницы и обмолота зерна³⁹⁷. Но в целом новые технологии приживались плохо. Даже такой поклонник усовершенствований, как Джордж Вашингтон, столкнулся с трудностями. Например, он ввел в Маунт-Верноне ротерхэмский плуг, прочный, легкий и снабженный металлическими отвалами. Если традиционный английский плуг тащили четыре вола и требовался погонщик в дополнение к пахарю, то для ротерхэмской модели было достаточно пары лошадей и одного человека. Проблема состояла в том, что в Виргинии некому было починить изнашивавшиеся металлические части³⁹⁸. Использование европейских достижений в этой сфере, и уж тем более собственные успехи в техническом прогрессе были для Америки делом будущего.

Сельские дома

Самые ранние дома Джеймстауна и Нового Плимута делались по принципу мазанки (из палок, соломы и глины). Крыши без затей покрывались соломой. В большинстве подобных домов была только одна комната с примитивным очагом, земляными полами и не застекленными окнами, так как стекло было очень дорогим. Для защиты от дождя использовались шторы, а в качестве средства от насекомых развешивались различные травы, такие как тысячелистник. Взрослые спали на кроватях из досок и соломы, а дети — на циновках на полу. В таких мазанках жили представители сельского низшего класса на протяжении всего колониального периода.

Настоящим символом сельской Америки стала бревенчатая хижина (log cabin, log house). Считается, что секрет ее строительства попал в Новый Свет вместе со шведскими и финскими поселенцами. Путешественник описывал шведские дома в Нью-Джерси: «Целые деревья раскалывают посередине или распиливают на брус и нагромождают друг на друга до такой высоты, какой они хотят иметь дом; концы бревен врублены друг в друга, примерно в футе от концов, половина одного в половину другого. Таким образом, вся конструкция выполнена без единого гвоздя. Потолок и крыша не отличаются тонкой работой, разве что у самых рачительных хозяев потолок обшит досками и окно застеклено. Двери достаточно широкие, но очень низкие, так что вам придется нагнуться, чтобы войти. Эти дома довольно тесные и теплые»³⁹⁹. Из Нью-Джерси бревенчатые хижины распространились по Пенсильвании, а затем и по внутренним районам. Они были дешевы: барону Ридезелю строительство такой хижины обошлось в 5–6 гиней⁴⁰⁰. Внутренняя обстановка была самой простой. Один из регуляторов — участников фермерских протестов — вспоминал впоследствии, что в его время во внутренних районах Северной Каролины невозможно было найти дощатых полов или пуховой перины⁴⁰¹.

Немецкие поселенцы предпочитали прочные каменные дома с толстыми стенами и черепичными крышами. Голландцы старались строить в Нью-Йорке кирпичные домики с мансардами, как на их европейской прародине.

Традиционный новоанглийский дом-«солонка» (saltbox) отличался асимметричной скатной крышей. В таком доме был только один этаж с одной его стороны, зато два этажа с другой. Конструкция получила свое название из-за сходства с деревянной коробкой, в которой хранилась соль. По легенде, асимметричные строения появились из-за того, что при королеве Анне (правила с 1702 по 1714 гг.) был введен налог на дома выше одного этажа. «Солонку» нельзя было назвать двухэтажным зданием, так что налогом она не облагалась. Но эта красивая версия не вполне справедлива, поскольку дома-«солонки» строились в Новой Англии еще до правления Анны. Чаще всего в них было две комнаты с массивным камином. Лестница вела на чердак или, в домах побогаче, в спальню на втором этаже.

О том, как могла выглядеть зажиточная ферма в северных штатах, можно судить по рекламным объявлениям. В 1785 г. близ Йорка (Пенсильвания) продавалась «элегантная ферма» с претенциозным названием «Сельское блаженство», «подходящая для джентльмена». Там был двухэтажный дом с «превосходным подвалом», большой хлев, способный вместить 40 голов скота, подсобные помещения. При доме был сад с «лучшими фруктами», 25 акров луга, клеверные поля. В объявлении особо упоминался родник недалеко от дома, а также ручей, в котором плескалась рыба и куда прилетали дикие утки. До церкви было восемь миль, что также особо оговаривалось. «Немногие места могут похвалиться столькими преимуществами», — заключал гордый владелец⁴⁰².

Характерной особенностью местного строительства на жарком Юге было выделение отдельных строений под кухню, прачечную, маслобойню и т.п. Благодаря этому, в жилых помещениях было прохладнее.

Маунт-Вернон

Дом Джорджа Вашингтона в Маунт-Верноне дает хорошее представление о жизни южного джентльмена XVIII в.

Во время войны Маунт-Вернон не пострадал. Управляющий, дальний родственник хозяина Лунд Вашингтон, проявил больше прагматизма, чем патриотизма, и предложил англичанам снабжать их суда провиантом. В итоге плантацию не тронули; только 17 рабов ушли с англичанами, надеясь получить свободу за службу английской армии. Лафайет писал Джорджу Вашингтону: «Это определенно произведет дурное впечатление по контрасту с героическими ответами некоторых соседей, чьи дома сожгли»⁴⁰³. Вашингтон в свою очередь корил управляющего: «Мне было бы не так больно услышать, что вследствие вашего неповиновения мой дом сожгли, а плантация в руинах»⁴⁰⁴. Так или иначе, особняк уцелел и до сих пор бережно сохраняется в качестве национального исторического памятника. Еще в 1860 г. Маунт-Вернон открыл двери посетителям в качестве музея⁴⁰⁵.

Особняк был окружен роскошным садом, которым восхищался путешествующий поляк Юлиан Урсын Немцевич: «Тропинка обегает кругом лужайку для боулинга и обсажена тысячей разновидностей деревьев, трав, кустарников. Над ними царят два огромных испанских ореха, посаженные собственноручно генералом Вашингтоном»⁴⁰⁶. В саду росли смородина, малина, крыжовник, а также персики и вишни, на которые слетались птицы и которые потихоньку таскали рабы⁴⁰⁷. Саду уделялось много внимания. Вашингтон старался залучить к себе умелых садовников и готов был даже закрывать глаза на их маленькие слабости. Управляющий был в этом солидарен с хозяином: «Что касается Бейтмэна (старого садовника), то… позволяйте ему время от времени напиваться, и он будет счастлив. Он лучший огородник, какого только можно встретить»⁴⁰⁸. Рядом с садом расположился аптекарский огород, где Марта Вашингтон разводила лекарственные травы.

Река Потомак обеспечивала плантации транспортную доступность и одновременно придавала окрестностям романтическую прелесть. Вот как выглядел осенний день в Маунт-Верноне в описании того же Немцевича: «Солнце садилось за синеватыми холмами, за густыми зарослями дуба и лавра. Его лучи косо падали на гладь Потомака. Легкий ветерок ерошил листву, уже наполовину желтую»⁴⁰⁹. На реку выходила обширная веранда, с которой открывался чудесный вид.

Планировка и архитектура особняка напоминали об английских поместьях. Палладианские окна⁴¹⁰ и купол-«фонарь» с золотым флюгером придавали ему особенную элегантность. Дом был просторен. В описи завещания Вашингтона указано более 30 различных помещений, включая шесть спален только на втором этаже. Как и следовало по английским традициям, первый этаж был отдан под парадные комнаты. Самым большим помещением здесь была столовая, при необходимости превращавшаяся в бальный зал. Здесь же располагались гостиные и кабинет хозяина дома. «Новая комната» на том же первом этаже служила Вашингтону чем-то вроде салона. Она была оклеена зелеными обоями, а для меблировки были заказаны в Филадельфии шкаф и стулья в федеральном стиле. Подобно грандиозным «салонам» модных английских усадеб XVIII в., эта комната предназначалась для выполнения нескольких функций. Это было место приема посетителей; ее высокий потолок, большой объем и симметричное оформление делали пространство по-настоящему впечатляющим. Одна эта комната была больше, чем большинство домов в колониальной Виргинии. Она же служила Вашингтону картинной галереей. Свет, струившийся из величественного палладианского окна, выходившего на север, был идеален для картин. И здесь же накрывали угощение для особенно почетных гостей. Благодаря высокому потолку и двум дверям, выходившим наружу, вентиляция была достаточно хорошей, чтобы здесь было приятно находиться в жаркие летние дни.

В передней гостиной Марта Вашингтон царила за чайным столом и предлагала угощение гостям. Здесь висели семейные портреты. Стулья и софа в комнате были обиты роскошным голубым шелком и камвольным дамастом⁴¹¹. Цвет стен, саксонский синий, получался из незадолго до того изобретенного красителя: смеси серной кислоты и индиго. Это был ярко-синий оттенок, переходящий в зеленый. Свечи горели в жирандолях неоклассического стиля. Технической новинкой была масляная аргандова лампа, изобретенная в Швейцарии в 1780-х гг. Благодаря особой форме, такая лампа освещала в 10–12 раз эффективнее, чем свечи, и при этом меньше дымила. Та, что принадлежала Вашингтону, была сделана в форме римских светильников из Помпей. В этой же комнате стоял самый элегантный чайный столик во всем Маунт-Верноне. Камин был украшен гербом Лоуренса Вашингтона, жившего в XVI в., — именно к нему хозяин поместья возводил свой род.

Каждое утро между четырьмя или пятью часами Вашингтон спускался в кабинет из спальни. Здесь он писал письма (а это занятие отнимало немало времени в XVIII в.) или просматривал хозяйственные отчеты до завтрака. Здесь же он мог переодеться или принять ванну. После завтрака он объезжал свои владения. Вечером, если не было гостей, в кабинете можно было почитать. Обстановка была деловая: книжные шкафы, секретер.

Спальни на втором этаже предназначались не только для членов семьи, но и для самых почетных гостей. На третьем, мансардном, было еще две комнаты для визитеров попроще.

Вашингтон старался организовать свою жизнь в Маунт-Верноне так, чтобы ему не слишком мешали посетители — а их было много даже по меркам южного гостеприимства. По подсчетам историков, в 1768–1775 гг. у Вашингтонов побывало около двух тысяч гостей⁴¹². В последующие годы, когда хозяин Маунт-Вернона стал обожаемым лидером молодого государства, поток еще возрос. Один из посетителей Маунт-Вернона вспоминал: «Когда из любопытства сюда заглядывают путешественники, их принимают вежливо. Но они никогда не нарушают домашнего распорядка или распределения времени генерала, которое соблюдается столь же строго, как в бытность его во главе армии или в президентском кресле»⁴¹³. Много времени у хозяина отнимало управление большим имением, а также сельскохозяйственные эксперименты, которыми он увлекался. Он пробовал разводить мулов, сравнивал разные сорта навоза, вспашку разными видами плугов. Не забывал и о досуге. Вашингтон педантично отмечал в дневниках все свои занятия. Благодаря этому мы можем представить себе времяпровождение виргинского плантатора во всех деталях. Например, в 1768 г. будущий президент 49 дней провел на лисьей охоте, 15 раз побывал в церкви, посетил два бала и три театральных представления. Он принимал много гостей и ездил в гости, играл в карты⁴¹⁴.

В Маунт-Верноне любили музыку и много музицировали. Правда, сам Вашингтон сознавался: «Я не могу ни спеть ни одной песни, ни издать ни одной ноты ни на одном инструменте»⁴¹⁵. Но в доме звучал спинет его падчерицы Марты Кастис, а позже и клавесин его внучки Элеоноры. По воспоминаниям Джорджа Вашингтона Кастиса (внука президента), бедняжка Элеонора не получала удовольствия от музыки: «Несчастная девочка играла и плакала, плакала и играла долгие часы под пристальным взглядом своей бабушки, сторонницы строгой дисциплины во всем»⁴¹⁶. На клавесине могли быть ноты сонат Баха, «Ифигении в Авлиде» Глюка или «Песни русалки» Гайдна, а могли быть и патриотические американские мелодии вроде «Президентского марша». Зато Немцевич был очарован результатом: «Это была одна из тех небесных картин, какие природа создает редко и на какие нельзя смотреть без экстаза. Ее (Элеоноры. — М.Ф.) нежность равняется ее красоте, и это создание, столь совершенное по внешности, обладает всеми талантами: она играет на клавесине, поет, рисует лучше, чем любая женщина в Америке или даже в Европе»⁴¹⁷. Еще одна посетительница, Элизабет Каррингтон рассказывала о женском мирке Маунт-Вернона: «С одной стороны сидит горничная с вязаньем. С другой — цветная малышка учится шить. Достойная старушка за своим столом ножницами кроит зимнюю одежду для негров. А добрая пожилая леди руководит ими всеми, не прекращая вязать»⁴¹⁸.

Все это хозяйство обслуживали около трехсот рабов. Они трудились в полях, ухаживали за скотом, ловили рыбу (у Вашингтона была небольшая рыболовецкая флотилия), ткали, ковали, плотничали, готовили пищу, убирали в доме. Немцевич описывал хижины рабов в Маунт-Верноне: «Они более жалкие, чем самые бедные избушки наших крестьян. Муж и жена спят на тощих соломенных тюфяках, а дети — на полу. Есть плохонький очаг, кое-какая утварь для готовки, но посреди этой нищеты — несколько чашек и чайник». Рабы держали кур, на неделю им выделяли галлон маиса, на месяц — 20 селедок. Полевые рабы во время сбора урожая могли полакомиться солониной. Они трудились на своего господина шесть дней в неделю, отдыхая лишь в воскресенье. Поляк оговаривал: «Генерал Вашингтон обращается с рабами намного гуманнее, чем его виргинские сограждане. Большинство этих джентльменов дают черным лишь хлеб, воду и побои»⁴¹⁹.

Индейские войны

В начале Войны за независимость Конгресс надеялся заручиться нейтралитетом индейских племен. Конгрессмены обращались к ирокезским вождям: «Мы любим мир и желаем, чтобы цепь дружбы между нами и вами не заржавела. Со своей стороны, мы сделаем все возможное, чтобы она была яркой и крепкой. Но если на нас нападет какое-нибудь племя индейцев в лесу, мы надеемся показать, что сможем с легкостью отразить нападение. Однако дружба с вами — вот чего мы искренне желаем»⁴²⁰. И все-таки частью повседневной жизни белых американцев был не мир, а война с индейцами. Постоянная экспансия пионеров на запад, отнимавшая у племен все новые земли, не могла не приводить к конфликтам. Предпринимавшиеся иногда попытки местных властей как-то ограничить поток поселенцев не встречали понимания в американском обществе. Вообще, американцы того времени часто совершенно искренне воспринимали западные земли как «пустые», «незанятые» (таково их обычное наименование в политической риторике эпохи). Обитатели Юго-Запада (будущие штаты Кентукки и Теннесси) в своей петиции Конгрессу подчеркивали: «Мы — первые поселенцы и аборигены этого края»⁴²¹.

Такими вот «аборигенами» были «пакстоновы парни» — группа жителей пенсильванского фронтира с берегов Саскуэханны. Они всплыли на поверхность общественной жизни в обстановке Семилетней войны и восстания Понтиака⁴²², стычек с враждебными индейцами. Правительство Пенсильвании контролировалось квакерами, которые предпочитали поддерживать с соседними племенами мир. «Пакстоновых парней» это не устраивало, и они решили строить отношения с индейцами на свой манер. В пределах Пенсильвании жило маленькое племя конестога, поселенное там еще Уильямом Пенном. Индейцы плели корзины на продажу, ловили рыбу в ближайшей реке и совсем никак не были связаны с Понтиаком или какими-либо воинственными племенами. Они оказались легкой жертвой. Как позднее комментировал Франклин, «единственным преступлением этих несчастных, по-видимому, было то, что у них была красновато-коричневая кожа и черные волосы; а некоторые люди такого же облика, похоже, убили кого-то из нашего народа»⁴²³. На рассвете 14 декабря 1763 г. «пакстоновы парни» ворвались в деревню конестога, палили из мушкетов, врывались в хижины и убивали томагавками всех без разбору. Белые скальпировали всех убитых, разграбили и сожгли хижины. Правительство пыталось укрыть нескольких случайно уцелевших индейцев в тюрьме городка Ланкастер, но «пакстоновы парни» добрались и туда. Разыгралась кошмарная сцена резни. Очевидец вспоминал: «О, какое ужасное зрелище предстало моему взору! У задней двери тюрьмы лежали старый индеец и его скво. Он был особенно хорошо известен и почитаем жителями города за спокойное и дружелюбное поведение. Его звали Уилл Сок; поперек тел его и его скво лежали двое детей примерно трехлетнего возраста, их головы были расколоты томагавком, а скальпы сняты»⁴²⁴. Власти Пенсильвании назначили награду в 600 долларов за каждого из «пакстоновых парней», но, видимо, искали их не слишком усердно. Ни один из виновных так и не предстал перед судом и не понес никакой ответственности.

Неудивительно, что индейцы не слишком верили Конгрессу. Позже, в начале XIX в., вождь сауков Черный Ястреб рассказывал об опыте взаимоотношений с белыми: «Тогда я еще не был знаком с повадками американцев, пришедших на нашу землю. Они охотно давали обещания, но никогда не выполняли их! Англичане же, наоборот, не спешили с посулами, но на их слово мы всегда могли положиться»⁴²⁵. Во время Войны за независимость США племена разделились. Так, племенной союз ирокезов оказался разделенным между враждующими сторонами. Могавки, кайюги, онондаги и сенеки сохранили верность англичанам; онейды и тускароры поддержали американцев.

Для защиты от враждебных индейцев на фронтире создавались форты. Их строили всем миром. Элиэзеру Блэкмену из Вайоминга⁴²⁶ — спорной территории между Коннектикутом и Пенсильванией — было всего 11 или 12 лет, когда индейцы напали на его долину. Он был слишком мал, чтобы держать мушкет, но уже принимал участие в строительстве форта Уилкс-Барре, призванного защищать Вайоминг. По его описаниям, укрепления форта представляли собой траншею, в которую воткнули заостренные бревна⁴²⁷. Такой форт был не слишком надежной защитой, и с нападением лоялистов и союзных им ирокезов 3 июля 1778 г. долина Вайоминг превратилась в ад. «Казалось, что вся долина в огне; дым и пламя поднимались отовсюду», — вспоминала об этом дне местная жительница⁴²⁸. Кревкер меланхолически подводил итог: «Так погибли в один роковой день здания, усовершенствования, мельницы, мосты и прочее, возведенные с такими затратами и такими усилиями»⁴²⁹. Сражение продолжалось 45 минут. Американские ополченцы не смогли сдержать натиск лоялистов и индейцев и обратились в паническое бегство. Их убивали прямо на бегу. После сражения насчитали 227 скальпов⁴³⁰.

Типичной была история семьи Блэкмен. Глава семьи остался защищать форт, а его жена и дети укрылись в лесу. В панике они не взяли с собой провизии и питались черникой, которую смогли собрать по пути. На третий день, изголодавшиеся и измученные, они вышли к немецким поселениям Пенсильвании, где им дали кров и еду. Затем, побираясь по дороге, беженцы смогли добраться до Коннектикута⁴³¹. Участь попавших в плен была незавидной. Один из выживших рассказывал: «Поле боя представляло печальную картину. Кольцом вокруг скалы лежали 18 или 20 искалеченных тел. Пленники, захваченные в бою, были помещены в круг среди индейцев, и некая скво собиралась их зарезать. Лебеус Хэммонд, впоследствии уважаемый гражданин графства Тайога (штат Нью-Йорк), был одним из обреченных. Видя, как один за другим падают под кровавой рукой, он вскочил, прорвался через круг врагов, опередил своих преследователей и спасся»⁴³². Так, как Хэммонду, повезло немногим. Спасшихся пленников было лишь пятеро.

Стоит подчеркнуть, что индейская война на фронтире была жестокой с обеих сторон. На резню в долине Вайоминг американцы ответили карательной экспедицией Салливэна, который сжег сорок индейских деревень и вынудил ирокезов бежать на территорию Канады.

Фермеры бунтуют

В неспокойной бунтующей Америке фермеры не могли оставаться в стороне. Нередко они брались за оружие, чтобы сражаться за собственные чаяния. Крупное протестное движение регуляторов развернулось в Северной Каролине в 1764–1771 гг. Причиной восстания стали обременительные для фермеров налоги, злоупотребления чиновников и коррупция губернатора колонии Трайона. В частности, возмущение вызвало строительство роскошного губернаторского дворца в городе Нью-Берн.

С официальной точки зрения, движение регуляторов было «самым грозным и опасным мятежом», какой когда-либо возникал в Северной Америке⁴³³. Губернатор Трайон предложил за захват лидеров восстания награду в 1000 акров земли или 100 долларов⁴³⁴. В конечном итоге, движение регуляторов было подавлено при помощи войск в сражении при Аламансе. Губернатор колонии собрал против регуляторов большую по колониальным меркам армию в 2 тыс. чел. Численность регуляторов оценивалась в 2 300 чел.; говорилось также об ожидаемом ими подкреплении. Согласно комментарию официальной «North Carolina Gazette», повстанцы вели себя «самым дерзким и отчаянным образом». Зато у губернаторских сил была артиллерия. Они обстреляли лагерь регуляторов из пушек; те отвечали выстрелами из ружей. Непрерывная перестрелка с обеих сторон шла в течение часа и трех четвертей. Со стороны регуляторов был убит один из их лидеров. С лоялистской стороны потери были незначительны (благодаря вмешательству божественного Провидения, уверяла все та же «North Carolina Gazette»). Правда, были захвачены в плен два офицера, которых били кнутом и вроде бы хотели убить. Однако их спасло вмешательство лидера регуляторов Хоуэлла. В целом, сражение закончилось бегством восставших. Лоялисты даже захватили трофеи в виде скромной одежды фермеров, пороховых рогов, лошадей и т.п. Двенадцать захваченных регуляторов были осуждены за государственную измену и приговорены к «квалифицированной» казни, которая включала последовательно повешение, вырывание внутренностей и последующее их сожжение, четвертование, отрубание головы. Правда, в итоге эта варварская казнь была заменена повешением, а шестерых приговоренных король помиловал. Более мягкие наказания включали 500 ударов кнута, а также конфискацию земель и скота⁴³⁵.

Действия регуляторов во многом напоминали методы протеста, принятые у городских «Сынов Свободы». Они направляли петиции губернатору, отказывались платить налоги, которые считали незаконными. Они протаскивали коррумпированных чиновников по улицам (обычный в колониальной Америке ритуал публичного унижения), разгромили здание суда в Хиллсборо, сожгли дом местного судьи, повредили даже колокол городской англиканской церкви⁴³⁶. Городские виги сочувствовали фермерам. Их рупор, «Boston Gazette», рассказывала об огромных штрафах и завышенных налогах, которые взимали северокаролинские шерифы во внутренних районах колонии. Вывод был очевиден для массачусетских вигов: «Возможно ли, чтобы человек, если только у него не душа людоеда, желал успеха администрации настолько коррумпированной, настолько лишенной гуманности и христианских добродетелей, как администрация Северной Каролины!»⁴³⁷

Новая независимая Америка оказалась не намного добрее к фермерам, чем колониальная. Реакция вигов была уже совершенно иной, когда в 1786–1787 гг. на западе Массачусетса вспыхнуло восстание Дэниэля Шейса. В 1780-х фермеры штата страдали от послевоенной рецессии, падения стоимости земли, сокращения спроса на сельскохозяйственную продукцию и английского эмбарго на торговлю с Вест-Индией. Многие из них — прежде всего, сам Шейс, получивший именное оружие от Лафайета в награду за храбрость, — сражались в Войне за независимость. Но после войны они получили от своего штата новые налоги и тюремное заключение за долги. Именно о таких, как Шейс и его соратники, писал Филипп Френо:

Не для гостиных вид его убогий,

Просить, как нищий, гордость не велит,

Сражался раньше он под Саратогой,

Теперь — на деревяшках инвалид.

Он вспоминает битвы, кровь и пламя,

Другим — награды за его труды,

Его же кормят только похвалами

Среди лишений горьких и нужды⁴³⁸.

29 августа 1786 г. около пятисот фермеров под военную флейту и барабан промаршировали к зданию суда в Нортхэмптоне. Они силой прекратили судебные заседания, конфискацию собственности за долги и коллекторские операции. На протяжении осени шейситы точно так же закрыли суды в ряде других городков штата. Местное ополчение не слишком охотно защищало судей, а то и просто присоединялось к повстанцам. В Спрингфилде триста вооруженных фермеров окружили здание суда и вручили судьям уведомление такого содержания: «Мы просим достопочтенных членов суда не открывать заседания, назначенного на этот срок, и не приступать к каким-либо делам, а оставить все так, как если бы никакого заседания не назначалось». Судьи были вынуждены уступить силе⁴³⁹. В январе 1787 г. шейситы даже напали на арсенал в Спрингфилде, несмотря на жестокий мороз и более чем метровый слой снега. Однако они столкнулись с серьезным сопротивлением и бежали.

Шейситы отличали друг друга по зеленым веточкам на шляпах. Они организовали свое сопротивление способами, знакомыми им по предреволюционным выступлениям вигов. Они созывали митинги, чтобы выразить свои требования и координировать свои действия. В ход шли петиции, насильственное закрытие судов и — как крайнее средство — вооруженная борьба. Используя опыт «комитетчиков» начала революции, шейситы пытались создать общее руководство — Комитет семнадцати. Правда, командиры отдельных отрядов ему не подчинялись.

Власти Массачусетса распорядились арестовать Комитет семнадцати и назначили награду за поимку шейситских лидеров. Бостонские купцы пожертвовали на подавление восстания 40 тыс. фунтов за один только день⁴⁴⁰. Протест, направленный против революционных властей, не воспринимался ими как реализация законного права на восстание. Напротив, опасались, что шейситы подорвут стабильность США. Ходили слухи, что Шейс собирается идти на Бостон и провозгласить себя диктатором. Джордж Вашингтон озвучивал распространенный страх перед нарастанием протестов: «Волнения такого рода, как снежный ком, набирают силу по мере того, как они катятся, если нет противодействия на их пути»⁴⁴¹.

В феврале восстание было подавлено. Шейс и еще кое-кто из вождей повстанцев бежали в Вермонт (бывший тогда независимой республикой). Остальных отдали под суд. Двоих повесили за государственную измену; остальные отделались штрафами. Легислатура Массачусетса пошла на снижение налогов и ввела временный мораторий на сбор долгов, что немного облегчило положение фермеров. Впоследствии Шейс был помилован, поселился в Нью-Йорке и даже получал пенсию за свою службу в Континентальной армии.

Примечания

377

Кревекер Сент-Джон де. Письма американского фермера // Брэдфорд У. История поселения в Плимуте; Франклин Б. Автобиография; Кревекер Сент Джон де. Письма американского фермера. М., 1987. С. 557.

378

J. Adams to J. Warren. July 25, 1774 // Adams J. Papers. Ser. 3: 12 vols. / ed. R.J. Taylor. Cambridge, Mass., 1977–2004. Vol. 2. P. 116.

379

Coleman, Phebe Folger. Un receuil: containing painting, penmanship, algebra and pieces… F. 26v. URL: https://iiif.lib.harvard.edu/manifests/view/drs:47265522$56i (дата обращения 6.08.2021). О пасторальном идеале на Юге США см.: Востриков П.В. Колониальный период истории США. «Золотой век Виргинии» (1680–1776). М., 2023. С. 108–126.

380

Мемуары маркизы де Ла Тур дю Пен. М.–СПб., 2020. С. 296.

381

Цит. по: Scholl M.D. The American Yeoman: An Historical Ecology of Production in Colonial Pennsylvania. Chapel Hill, 2008. P. 153.

382

Sheridan E.R. Lewis Morris, 1671–1746: A Study in Early American Politics. Syracuse, N.Y., 1981. Р. 9–10. Квит-рента — фиксированный ежегодный платеж в пользу короны или лендлорда.

383

Востриков П.В. Колониальный период истории США. С. 74.

384

Lorenz S.L. «To Do Justice to His Majesty, the Merchant and the Planter»: Governor William Gooch and the Virginia Tobacco Inspection Act of 1730 // VMHB. Vol. 108. No. 4 (2000). P. 351.

385

Breen T.H. Tobacco Culture: The Mentality of the Great Tidewater Planters on the Eve of Revolution. Princeton, 2009. P. 55–56.

386

Jefferson Th. The Papers: 43 vols. / ed. J.P. Boyd, B.B. Oberg. Princeton, N.J., 1950–2017. Vol. 10. P. 27.

387

Burns E. The Smoke of the Gods: A Social History of Tobacco. Philadelphia, 2007. P. 70.

388

Зотов А.А. США: негры и война за независимость. 1775–1783. М., 1988. С. 164.

389

McColley R. Slavery and Jeffersonian Virginia. Urbana, 1964. P. 141; URL: http://www.slavenorth.com/chance.htm (дата обращения: 6.08.2021).

390

Stuart J.F.S. A Tour in the United States of America: Containing an Account of the Present Situation of that Country: 2 vols. L., 1784. Vol. 2. P. 102.

391

Prairie State. Impressions of Illinois, 1673–1967, by Travelers and Other Observers / ed. P.M. Angle. Chicago — London, 1968. P. 54.

392

The massacre of Wyoming. The acts of Congress for the defense of the Wyoming Valley, Pennsylvania, 1776–1778: with the petitions of the sufferers by the massacre of July 3, 1778, for congressional aid. Wilkes-Barre, Pa., 1895. P. 11.

393

Цит. по: Шпотов Б.М. Фермерское движение в США, 1780–1790-е гг. М., 1982. С. 26.

394

Kalm P. The America of 1750: Peter Kalm’s Travels in North America: 2 vols. / ed. A.B. Benson. N.Y., 1966. Vol. 2. P. 286.

395

Schaw J. Journal of a Lady of Quality Being the Narrative of a Journey from Scotland to the West Indies, North Carolina and Portugal in the Years 1774–1776. New Haven, 1921. P. 163.

396

Джефферсон Т. Томас Джефферсон о демократии / собр. С.К. Падовер. СПб., 1992. С. 57.

397

DHFFC. Vol. 16. P. 1059–1060.

398

Experiencing Mount Vernon: Eyewitness Accounts, 1784–1865 / ed. J.B. Lee. Charlottesville, Va. — London, 2006. P. 64.

399

Dankers J. Journal of a Voyage to New-York and a Tour in Several of the American Colonies in 1679–1680. Brooklyn, 1867. P. 176. Технология напоминает постройку русских изб «в чашу».

400

Американская революция в женских дневниках / сост. С.А. Короткова. М., 2014. С. 298.

401

Bassett J.S. The regulators of North Carolina. N.p., [1895]. P. 147.

402

Pennsylvania Packet. Oct. 8, 1785.

403

G. de La Fayette to G. Washington. Apr. 23, 1781 // Lafayette G. de. Memoirs, Correspondence and Manuscripts of General Lafayette: 3 vols. L., 1837. Vol. 1. P. 406.

404

G. Washington to L. Washington. Apr. 30, 1781 // Ibid. P. 409.

405

Колупаева В. Национальный исторический парк Маунт-Вернон в США // Современные проблемы науки и образования. 2013. №2. URL: http://www.science-education.ru/ru/article/view?id=8922. Кроме Маунт-Вернона в Виргинии национальными историческими парками стали дома и плантации Томаса Джефферсона (Монтичелло) и Джеймса Мэдисона (Монпелье). — URL: https://www.monticello.org; URL: https://people.kursksu.ru/?p=3732; URL: https://www.montpelier.org (дата обращения: 04.08.2021); Алентьева Т.В. Путешествие в эпоху Просвещения. Монтичелло // Алентьева Т.В. Историко-культурное наследие США. Курск, 2018. С. 64–71.

406

Experiencing Mount Vernon. P. 75.

407

Ibid.

408

L. Washington to G. Washington. Oct. 1, 1783 // Washington G. The Papers: Colonial Series: 10 vols. / ed. W.W. Abbot and Dorothy Twohig. Charlottesville and London, 1983–1995. Vol. 9. P. 202n.

409

Experiencing Mount Vernon. P. 76.

410

Такие окна были подражанием стилю итальянского архитектора А. Палладио. Они трехчастные; центральная часть сделана в форме полукруглой арки.

411

Дамаст — ткань с блестящими узорами на матовом фоне.

412

Яковлев Н.Н. Вашингтон. М., 1973. С. 91.

413

Experiencing Mount Vernon. P. 93.

414

Яковлев Н.Н. Вашингтон. С. 91.

415

Washington G. The Writings from the Original Manuscript Sources, 1745–1799: 39 vols. / ed. J.C. Fitzpatrick. Washington, D.C., 1931–1944. Vol. 30. P. 197.

416

Custis G.W.P. Recollections and private memoirs of Washington. N. Y., 1860. P. 408.

417

Experiencing Mount Vernon. P. 74.

418

Ibid. P. 91.

419

Ibid. P. 79.

420

JCC. Vol. 6. P. 1011. О политике Конгресса по отношению к индейцам см. напр.: Фофанова А.Р. Проблема взаимоотношений США с индейскими племенами в период действия Статей Конфедерации (1781–1787 годы) // ННИ. 2019. № 3. С. 16–32.

421

LDC. Vol. 22. P. 19.

422

См. о нем: Калашников В.М. Восстание Понтиака // ВИ. 1980. №8. С. 184–188; Востриков П.В. Восстание Понтиака (1763–1766 гг.): Попытка объединения некоторых индейских племен в поисках утраченной идентичности // Проблемы социальных и гуманитарных наук. Вып. 3 (24). 2020. Воронеж, 2020. С. 35–45.

423

Franklin B. A narrative of the late massacres, in Lancaster County, of a number of Indians, friends of this province, by persons unknown. With some observations on the same. [Phila.], [1764]. P. 13.

424

The Paxton Papers / ed. J.R. Dunbar. The Hague, 2012. P. 29.

425

О сути жизни. Индейские и эскимосская автобиографии / сост. А.В. Ващенко. Якутск, 1989. С. 30.

426

Не путать с современным штатом Вайоминг, который был назван в честь пенсильванской долины.

427

The massacre of Wyoming. P. 54.

428

Ibid. P. 49.

429

Crèvecoeur H. de. Letters from an American Farmer and Sketches of Eighteenth-Century America. Penguin, 1981. P. 386.

430

Cruikshank E. The Story of Butler’s Rangers and the Settlement of Niagara. Welland, Ont., 1893. P. 47.

431

The massacre of Wyoming. P. 55.

432

Ibid. P. 51.

433

The Boston-Gazette, and Country Journal. June 17, 1771.

434

The Boston-Gazette, and Country Journal. July 15, 1771.

435

The Boston-Gazette, and Country Journal. July 22, 1771; The Massachusetts Gazette, and the Boston Post-Boy and Advertiser. July 29, 1771.

436

Востриков П.В. К вопросу о значении фронтира в ранней американской истории: движения регуляторов в Северной и Южной Каролинах (1765–1771 гг.) // Американистика: актуальные подходы и современные исследования. Вып. 12. Курск, 2020. С. 8–25.

437

The Boston-Gazette, and Country Journal. July 15, 1771.

438

Филипп Френо. Американский солдат (Картинка с натуры). Пер. М. Зенкевича.

439

Шпотов Б.М. Фермерское движение в США. С. 72; Он же. Восстание американских фермеров под руководством Даниэля Шейса (1786–1787) // ННИ. 1975. № 4. С. 54–68.

440

Фурсенко А.А. Американская буржуазная революция XVIII века. М., 1960. С. 129.

441

G. Washington to D. Humphreys. Oct. 22, 1786 // Washington G. The Papers: Confederation Series: 6 vols. / ed. W.W. Abbot. Charlottesville — London, 1992–1997. Vol. 4. P. 296–297.