Послеждь

Мария Фомальгаут

Усталый город ночной плененПрохладой ночной опять,И на Луне одинокий сонПод вечер ложится спать.Большие пледы постелет онНа желтую на Луну,И ровно в полночь приходит сон,Который приснится сну…

Заметки психолога

Честно признаюсь, дорогие читатели, в моей практике бывают такие случаи, которые даже я, психолог с многолетним стажем, не могу понять. Кто считает, что я всегда знаю, что сказать клиенту, глубоко заблуждается — порой даже я чувствую себя совершенно беспомощным. Вот вам, пожалуйста, недавний случай из практики. Приходит ко мне на прием мужчина средних лет, с небольшими залысинами, как-то сразу понимаю, что достаток у моего клиента немаленький. Ко мне, конечно, другие и не ходят, но тут, как мне показалось, и вовсе заоблачные доходы у моего посетителя. Вошедший сел в кресло, немного помялся и осторожно начал:

— Понимаете… у моей жены послеродовая депрессия.

Ваша семья, это вы, ваша жена, ребенок, и…

–…и все. Если совсем честно говорить, Гедда мне еще не жена, мы только собирались расписаться…

Потихоньку настораживаюсь, так-так, все не так уж и гладко. Посетитель видит мое замешательство, тут же поспешно добавляет:

— Нет-нет, вы не подумайте, я человек слова, мужик сказал — мужик сделал, семья у нас была крепкая, отец нас приучил слово держать… Да я бы хоть сейчас с Геддой свадьбу сыграл, говорю вам, в депрессии она у меня…

Осторожно уточняю:

— Ребенок был желанный?

— Ну, как вам сказать… я вот всю жизнь о наследнике мечтал… а Гедда как-то так…

— Она не любит сына?

— Вот даже не знаю, как… раньше с ней договаривались, что нянечек наймем, чтобы Гедде от работы не отвлекаться, а сейчас Тимке уже три месяца, Гедда про работу и не вспоминает.

— Ну, вы уж подождите, дайте ей в себя прийти…

— Так я все понимаю, роды, то-се… только раньше она прямо работой горела, а тут как отрезало…

— А Гедда у вас работает…

— С потусторонкой мы работаем, что я, что она. Я же когда о ребенке заикнулся, она же чуть ли не в слезы ударилась, что время потеряет, навыки потеряет, у нас работа сами знаете, там день потерять нельзя, не то, что год…

— Ну, честно скажу, про работу вашу и не знаю ничего толком…

–…ну вот, а теперь её и на работу не выпихнешь, и раньше она дама была стильная, залюбуешься, а теперь хоть сам её за руку бери и по магазинам води, хоть сам на неё примеряй всякое…

— Ну, вы бы не торопили события, может, Гедде вашей дома посидеть сейчас, с ребенком…

— Да я вот тоже так сначала думал, только кажется мне, тут другое что-то…

Осторожно спрашиваю:

— Так что вы… от меня хотите?

— Вы бы поговорили, что ли, с благоверной моей…

— Ну, хорошо, приводите её…

Если она придет, мысленно добавил я про себя.

Я напрасно волновался, — супруга моего клиента пришла через пару дней, оказалась худощавой женщиной с синим каре: она выглядела так, будто кто-то, а не она сама, подбирал ей стрижку, одежду, водил её в парикмахерскую, нанимал визажистов, выдумывал какой-то образ…

— Муж сказал, вы просили прийти, — сказала женщина так, будто делала мне одолжение.

Я замялся: такого поворота событий я не ожидал.

— Ну… если вы считаете, что у вас все в порядке…

— Да, собственно, все хорошо… сын родился…

— Вы его любите?

— Да нет как-то… ну… за ним нянечки ухаживают, все хорошо… Нет, вы не думайте, я с ним так-то время провожу…

— Муж хочет, чтобы вы к работе вернулись…

— Да и сама хочу… только постепенно, не сразу так, с места в карьер…

Я уже почти готов был признать, что у моей пациентки и правда все хорошо, хотел порекомендовать какие-нибудь витамины — но чем дальше, тем больше мне казалось, что все не так, совсем не так, и Гедда за холодной улыбкой скрывает что-то, какую-то жгучую невыносимую боль…

— Что… что у вас случилось? — спросил я в упор.

Гедда вздрогнула, как от удара.

— Я, собственно, что пришла, что хотела спросить… тут такое дело… — она выдохнула: — Алан меня изнасиловал.

— М-м-м… а поподробнее?

Гедда молчала.

— Когда это было… вы были женаты?

— Мы даже знакомы не были, — ответила Гедда почти шепотом.

Меня передернуло.

— Когда это случилось?

— Около года назад.

Меня осенила жуткая догадка:

— И… и потом Тимми родился, да?

— Да…

— И это вот случилось… где?

— В смысле, где Тимми родился, или…

— Или.

— В нашем доме… только он тогда еще не наш был, он пустой, заброшенный стоял… Там особняк такой красивый еще с позапрошлого века, обветшалый стоял, его не покупал никто, потому что бешеных денег стоил, а потом не покупал никто, потому что его ремонтировать надо… Вот Алан меня туда, в особняк этот завел, и… — Гедда закусила губу, — потом уже Алан этот дом купил, сказал, мы тут жить будем… Ну я еще от себя добавила… на ремонт дома… там перила из натурального дерева… там еще темное все такое было, я Алану сказала, а давай в светлых тонах сделаем, хорошо я хоть сначала на компе в редакторе проект сделала, посмотрела, как в светлых тонах будет, поняла, что вообще не годится… все очарование дома, что он темный такой…

— А… а Алан что про дом сказал?

— А что Алан, ему без разницы, он вообще сказал, как ты хочешь, так и сделаем… Вообще сказал, если хочешь, по пять раз переделывать будем…

Я понял, что Гедда не хочет говорить о том, что случилось. Сначала я решил потихоньку подвести её к непростому разговору, но тут же спохватился, что никакого разговора тут быть не может, только…

–…так это вам в полицию надо, — сказал я.

— Ой, что вы, ни в коем случае в полицию, — Гедда замахала руками.

— Ну как это ни в коем случае, вы что, Алана боитесь, или…

— Да нет, нет… вы поймите, он ни в чем не виноват!

— Вы сказали, что он вас… было это?

Гедда кивнула.

— Тогда он…

–…не виноват. Ни в коем случае не виноват…

Я отчаянно пытался понять, что происходит, хватался за всевозможные варианты.

— Вы с ним там, в доме, выпили лишнего, и…

— Нет.

— Он бил вас?

— Нет.

— Угрожал?

— Да нет, что вы… Алан вообще все хорошо так… цветы мне даже подарил… там, в доме искусственные цветы были, он мне букет подарил… хорошо всё так было…

— Так я не понимаю, если вы сами согласились…

— Да не согласилась я… Ну что вы на меня так смотрите, думаете, согласилась, потом передумала? Вы меня поймите, не тот это случай…

— Слушайте, если Алан виноват…

— Да не виноват он, поймите, он мне вообще жизнь спас!

— Так что вы хотите? — выдохнул я.

— Ну… это… вы мне подскажите, как это пережить все, а то мерзко так после этого на душе… может, методики какие есть, ну типа там, я отпускаю прошлое, я принимаю себя…

— А, ну конечно, давайте рассмотрим…

— И вот еще что… У меня такое чувство… что Алан то же самое испытывает…

— В смысле?

— Ну… он ведь тоже со мной… не хотел… Я ему сто лет была не нужна…

— Тогда почему…? — не понял я.

— Ой, не спрашивайте… короче, так надо было… И теперь гаденько так на душе, вот я и думаю… как бы мне с этим справиться… и Алану помочь… так… исподтишка… невзначай…

— Ну, хорошо, давайте рассмотрим…

–…вы только это… вы только пообещайте мне, что в полицию не пойдете, про Алана ничего не расскажете… Честное слово, не виноват он ни в чем…

Я постарался помочь пациентке, но признаюсь сразу, у меня это не получилось, потому что я совершенно не понимал, что именно произошло: Гедда замыкалась в себе и мне ни шаг не удалось приблизиться к разгадке. К чему я все это пишу: не всегда у психолога получается одним махом разрулить все проблемы…

Здесь можно было бы поставить точку, но точки не получилось: вышло так, что эта история трехлетней давности получила продолжение пару дней назад. Я снова увидел своего клиента с его супругой и ребенком, они выходили из торгового центра, похорошевшая Гедда вела за руку маленького Тимми, кажется, она была счастлива. Я поприветствовал семью, перекинулся с ними парой слов: Гедда воодушевленно рассказывала мне о своей работе, кажется, добилась каких-то профессиональных успехов, я ничего в потусторонках не понимал, в подробности не вдавался. Тимми очень радовался, что проведет выходные с папой и мамой, отец семейства сдержано улыбался. Они казались счастливой семьей. А меня эта встреча утвердила в одной давней моей мысли — не все проблемы может решить психолог, иногда достаточно просто подождать, недаром говорят, что время лечит.

В жизни не думал, что мне снова придется вернуться к этой семье — но странная история не отпускала меня. Я вспомнил про них, когда мне на глаза попалась газета, где я увидел фотографии своих знакомых и заметку, что они погибли там, по ту сторону портала. Я посмотрел на дату — это случилось несколько лет назад…

…от актеров требуется сложнейшая психологическая работа. Когда три человека — двое мужчин и женщина — сидят в уютном зале с камином, они не должны обращать внимания на устрашающие образы за окнами и подступающий туман. По мимике и жестам актеров должно быть видно, что герои ненавидят друг друга и готовы друг друга поубивать — но почему-то вынуждены быть милыми и любезными, и не просто делать вид, что хорошо друг к другу относятся, но правда хорошо относиться. Когда герои бросают жребий, нужно показать по их лицам, что от этого жребия зависит их жизнь. Немая сцена, где герои тянут жребий, должна быть максимально напряженной, но на лицах людей не должно отражаться ни одной эмоции. Когда двое мужчин жестами показывают женщине, что именно ей выпадает честь вытянуть жребий, их манеры должны быть галантными и чуть ироничными, вроде как — кончились времена благородных рыцарей и прекрасных дам, но все-таки так уж и быть, даму вперед…

Когда женщина разворачивает бумажку, её лицо ничего не выражает — ровно до того момента, когда она читает имя на бумажке. Здесь её лицо меняется — но не на страх, не на отчаяние, не какую-то конкретную эмоцию, а просто неуловимо меняется — чтобы зритель сразу понял, что именно она прочитала. Дальше женщину разбирает смех, почти истерический. А когда мужчины нетерпеливо тянутся к бумажке с именем, должно быть видно, что они уже поняли, что прочитала женщина, но хотят убедиться.

Напоминаем — все это происходит на фоне устрашающих образов за окном. Женщина вымученно улыбается, говорит что-то — зритель не слышит, можно догадаться, что она желает мужчинам всего хорошего, делает хорошую мину при плохой игре, но при этом еле сдерживается, чтобы не разрыдаться: должно быть понятно, что её ждет что-то более страшное, чем смерть. Мужчины встают и направляются к выходу, всем своим видом показывая, что если бы они могли чем-нибудь помочь, они бы это сделали, но сделать ничего не могут. Один из мужчин — большой, грузный, рослый — останавливается, смотрит на женщину, видно, что-то придумал, подходит к ней, берет за руку, шепчет что-то. Женщина идет за ним, на её лице читается смесь отчаяния и надежды, она не очень-то верит, что мужчина чем-то поможет. Наконец, нехотя идет за ним прочь из комнаты вверх по лестнице, на второй этаж большого дома, потом на третий, в просторные залы, в богато убранные комнаты — дом выглядит роскошным, но заброшенным. Герой заводит свою спутницу в спальню в пурпурных тонах, закрывает дверь, задергивает бордовые шторы. Неумел обнимает женщину, начинает целовать её лицо — видно, что он не очень-то хочет это делать, но почему-то вынужден. Женщина возмущенно отталкивает его от себя, кричит что-то, мужчина что-то говорит, объясняет, доказывает, женщина понимает, соглашается, начинает расстегивать блузку. В её жестах должно быть замешательство — с одной стороны, она не хочет этого делать, с другой стороны понимает, что от этого зависит её жизнь. Мужчина видит замешательство своей спутницы, в какой-то момент отодвигается от неё, машет рукой, хочет отложить встречу на завтра, а то и вовсе на неопределенный срок — женщина спохватывается, бросается за ним, упрашивает, уговаривает, сама неумело целует своего новоявленного любовника.

Никогда не думал, что мне придется снова столкнуться с Аланом и его семьей: тем не менее, когда я выглянул в коридор, то увидел своего давнего клиента, Гедду в белоснежном манто, и маленького Тимми, который увлеченно уткнулся в свой телефон.

— Мы, в общем-то, по поводу Тимми хотели поговорить, — неуверенно начал Алан, когда все трое вошли ко мне в кабинет.

Компьютерная зависимость — промелькнуло у меня в голове, но я не стал делать поспешных выводов, а кивнул родителям:

— Рассказывайте.

Первым заговорил Алан, Гедда сидела с отсутствующим видом, как будто все происходящее её не касалось.

— Ну, понимаете… наш сын плохо себя ведет.

— Хулиганит? — попытался уточнить я, — дерется?

— Да не особенно… Ну бывало пару раз, ну так кто в детстве не дрался? Не, я считаю, пацана пацаном надо воспитывать, нечего тут сопли разводить, ах, ах, хорошие мальчики так себя не ведут…

— А супруга ваша что думает?

— Да она тоже со мной согласная…

Я мельком посмотрел на супругу, она сдержано кивнула — на её лице по-прежнему ничего не отражалось.

— Тогда в чем же дело?

Алан замялся:

— Ну… как бы это сказать… Даже не знаю, как и сформулировать…

— Ваш сын ходит в школу?

— Ходит… то есть, ходил…

–…мы ему элитную гимназию выбрали с изучением китайского… — добавила Гедда.

— Китайского? — переспросил я.

— Ну да, ему нравится… Еще на кружок мультипликации ходил… тоже ему нравилось, — продолжила Гедда, — вы не подумайте, пожалуйста, что он переутомляется или еще что, ему нравится все, все успевает… вернее, успевал, сейчас его из школы отчислили…

— За что?

— Так вот… плохо себя вел…

— Что значит, плохо себя вел?

— Ну… — Алан сжал кулаки, — вчера вот он тарелку разбил…

Мне показалось, я ослышался. Мне не верилось, что люди пришли ко мне из-за такой мелочи, как разбитая тарелка.

— Ну что же вы хотите, даже взрослый человек иногда что-нибудь роняет, а тут ребенку восемь лет…

— Нет-нет, вы нас не поняли, — спохватилась Гедда, — он… понимаете, Роза ему замечание какое-то сделала…

— Роза это?

–…гувернантка наша. Вы только не подумайте, пожалуйста, что он страдает, что я ему мало внимания уделяю, Тимми Розу даже больше, чем меня любит, вы только не думайте, я тоже не ревную никого, у нас хорошо все… так вот, Роза ему что-то там сказала, а Тимми рассердился, вспылил, и вот на другом конце стола тарелка стояла, он на неё посмотрел, тарелка на осколки разлетелась.

Мне снова показалось, что я ослышался.

— Меня даже осколком задело, — кивнул Алан, — главное, это же не первый случай, он бывает, или уронит что-нибудь взглядом, один раз шторы подпалил, чуть дом не сжег, но это-то все мелочи, понимаете, он тут недавно с одноклассником подрался, а тот потом жаловался, что Тимми его душил… А Тимми говорил, что вообще его руками не трогал…

— Ну, у мальчишек это бывает, меня в школе тоже душили, и я душил, а учитель начнет ругать, мы тут же отпираться, а-а-а, а я его вообще не трогал…

— Так нет… мы боимся, а вдруг он и правда руками его не трогал, а так душил… ну… без рук… это же он к любому человеку вот так подойти может, а то и не подойти, а так, на расстоянии, посмотрит, а то и не посмотрит даже, и бац, у человека дыхание остановится…

Меня покоробило.

— Мы ему, главное, объясняем, ну ты же так можешь человека убить, ты же так дом сожжешь, он вроде все понимает, не маленький уже, говорит, больше не буду… Он даже что-то со шторами сделал, что они как новые стали. А потом опять заиграется, опять забудет все, опять что-нибудь натворит… нет, мы все понимаем, что ребенок, еще не умеет себя контролировать… но все-таки, надо же с ним что-то делать…

— Нам в школе уже сказали Тимми в лечебницу поместить, — добавила Гедда, — да какая лечебница, нормальный ребенок, ну вот… кроме этого… Нам бы хоть подождать, когда ему лет пятнадцать будет… или наоборот, чем дальше, тем больше проблем начнется с подростком?

Я начал осторожно подбирать слова, но, честно признаюсь, не знал, что можно сказать.

— Вы бы поговорили с ним, — добавил Алан, — у вас есть какие-нибудь приемы, чтобы он не просто послушался, через пять минут все забыл, а правда понял…

Наконец, я не выдержал:

— Да что происходит-то… это ваш ребенок?

— Не… не наш. То есть, наш. То есть, не наш, — замялся Алан, — ну… не знаем мы.

— Перепутали в роддоме? — уточнил я.

— Нет… то есть…

— Откуда взялся ребенок? — грозно спросил я.

— Вы не подумайте только, он нам не чужой, он у нас родился… — кивнула Гедда, — то есть, не у нас… то есть… не знаем мы.

— Давайте-ка вынимайте все скелеты из шкафов, — потребовал я, — откуда у вас ребенок?

— Оттуда, — признался Алан. Я хотел было уточнить, что он имеет в виду, но тут же догадался по его интонации.

— Да вы что? — ахнул я, — там что, дети есть?

— Нет-нет, детей там нет… он там у нас родился…

Меня покоробило:

— Ну, вообще-то за такие эксперименты над детьми вас и к ответственности привлечь можно…

— Да нет-нет, вы не поняли, не было никакого эксперимента…

— Вы ходили туда? — спросил я в упор.

— Ну да… — кивнул Алан, — я, Гедда, и Энтони.

— Энтони, это?

— Ну… конкурент наш…

Я вспомнил газетную статью, почувствовал, как кусочки паззла складываются воедино.

— Лет десять назад про вас писали, что вы погибли… три конкурирующих потусторонщика… предположительно, уничтожили друг друга…

— Это когда мы туда уходили… и не вернулись… портал заклинило.

Я хотел было спросить, что такое портал, и как его могло заклинить, но понял, что вдаваться в технические подробности нездешнего мира не собираюсь. Тем более, что мои посетители внезапно стали очень словоохотливыми, казалось, им давно не терпелось поделиться с кем-нибудь этой историей:

— Понимаете… ну вы читали уже, что мы конкурентами были, по ту сторону хаживали… Ну, много кто по ту сторону хаживал, кто и не возвращался… — начал Алан, тут же осекся, заметив мое выражение лица, — нет-нет, если вам кто скажет, что конкуренты там друг друга убивают, так это бред собачий, там если человека убить, знаете, что начнется?

Я догадался, что меня сейчас опять начнут грузить сложными терминами, и поспешно признался, что не хочу об этом слышать.

— Ну, так вот… так получилось, что портал заклинило, понимаете? А нас тогда на той стороне было трое.

— И? — осторожно спрашиваю я.

— Так вы не понимаете? — Алан нахмурился, с его точки зрения нельзя было не знать таких элементарных вещей, — вы хоть знаете, что из портала в наш мир можно выйти только по двое?

Я хотел ответить, что вот теперь понимаю, но тут же спохватился:

— Значит… один из вас должен был остаться… там?

— Ну да, а что бывает с теми, кто там ночью остается, я думаю, вы знаете.

— Нет, — признался я.

— Ну, еще бы, это только в нашей среде знают… — добавила Гедда, — ну хорошо, давайте это между нами, ладно? Кто там ночью остается, тот потом не возвращается… Его эти забирают…

Я хотел спросить — какие эти, но не стал спрашивать, мне меньше всего хотелось знать, что происходит на той стороне. Та сторона она на то и та, что про неё лучше не говорить и не знать, та сторона, она чует, когда про неё говорят, она тянет свои щупальца к тому, кто про неё не то, что упоминает, а даже думает.

— Ну вот, можете себе представить, встретились мы в тот вечер у портала, и так, и сяк пытаемся войти, и ни в какую… Дело к ночи идет, а ночью там можно выжить только в доме. Нашли дом рядом с порталом, добротный особняк такой, камин затопили, еды из супермаркета соседнего приволокли…

— Так там дома есть? — спросил я, — и супермаркеты?

— Ну конечно, там же все как у нас, только… — Алан подавился этим «только», спохватился, что нельзя рассказывать, — ну вот, три человека в гостиной сидят, друг друга терпеть ненавидим, сами знаете, какая конкуренция у потусторонников… ну да вы не знаете… глотки друг другу рвать готовы. А глотки-то рвать нельзя, если ночью в доме сидим, дом-то, он от ночи оберегает только если в доме мир и согласие, а если хоть в мыслях ближнему своему чего нехорошего пожелаешь, так вся эта хрень в дом ворвется…

Хочу спросить, какая хрень. Не спрашиваю.

— Ну вот, решили жребий бросать… Гедда еще стала права качать, я женщина, у меня привилегии, ну мы быстро ей сказали привилегии свои куда подальше засунуть… Кто по ту сторону ходит, тому уже не до экивоков этих, даму вперед пропускать, дверь придержать, бабушку через улицу перевести, ребенку конфетку дать… Там человек как бы и человеком быть перестает… Вот, бросили мы жребий, вежливенько так, сидим за столом, чаек попиваем, имена свои на бумажках написали, в пустую сахарницу бросили, Гедде дали бумажку вытащить, вроде как даме уступили… Вот Гедда свое имя и вытащила. Мы уже ждали, она тут в слезы ударится, руки заламывать будет, умолять… Ты извини, дорогая, уж что думал, то думал, из песни слов не выкинешь… А Гедда спокойно так, сидит, улыбается, желает нам всего хорошего, ну знаете, как на переговорах, кто проиграл, делает хорошую мину при плохой игре…

— Так… — кивнул я.

— А мы же когда в доме сидели, мы же помирились, там же хочешь не хочешь, а помиришься, чтобы от ночи уберечься… уже хочешь не хочешь, а на врага на своего смотришь, ищешь в нем хорошее что-то… И понимаю, что часа два назад я эту Гедду своими руками бы задушил, а теперь жалко мне её вот так бросить. Вот и говорю ей, если хочешь жить, делай, что тебе скажу. Давай, говорю, выбирай, или меня, или Энтони, кого ты меньше терпеть ненавидишь… Гедда меня выбрала. Я её в спальню увел, говорю — раздевайся, она на меня смотрит, как на психа. Я ей объяснил, что к чему… Ну вот, это в ноябре было, в августе у нас сын родился… В тот же день из портала в наш мир вышли… Гедда еще слабая была, мы уже говорили ей, давай пару дней подождем, нет, рвется домой… да мы все домой рвались… инвалидное кресло в соседней больнице нашли, Гедду усадили, чтобы ей самой не идти, как королеву через портал выкатили… Дом этот нам в душу запал, мы его с Геддой купили, обустроили… Вот вы понимаете, у нас никогда и мысли не было, что с нашим сыном что-то не так, ну родился и родился, крепенький такой мальчишка, я вообще всю жизнь о наследнике мечтал… родился так хорошо, повезло прямо… мы за Гедду переживали, она же вон худущая какая, бедра узкие, а Тимми у нас богатырь… Мы уже пробовали через портал пробраться, когда Гедда ребенка носила, нет, портал снова на нас на троих реагировал, ребенка в утробе не видел… Ничего, обошлось все… Мы даже и не думали, что с Тимми что-то не так будет, вот даже и мысли не было… Вот только когда он на нянечку рассердился, на зеркало посмотрел, оно на осколки разлетелось, вот тогда и спохватились, что сына не на этом свете зачали…

Я осторожно откашлялся:

— Вы поймите правильно, ну поговорю я с вашим мальчиком, может, послушается… только… Что дальше-то будет?

Алан изменился в лице:

— Вы… вы что имеете в виду?

— Ну… гхм… вот ваш сын… вы уверены, что он вообще…

— Что. Вы. Имеете. В. Виду?

Я хотел договорить — человек или не человек, но понял, что им страшно. Просто страшно. И что они сами прекрасно все понимают, но боятся…

— Ну, хорошо… — кивнул я, — давайте я с мальчиком поговорю…

Когда вошел Тимми, родители вышли в коридор, я остался наедине с мальчишкой. Тимми сразу же убрал телефон, уставился на меня выжидательно.

— Тимми… ну… ты же понимаешь…

— А чего он училке ножку у стула поломал?

— К-кто?

— Да Джим этот… он вообще то девчонку какую краской обольет, то еще чего…

— И ты его решил задушить?

— Ну… не совсем задушить, попугать так…

— Ну… а ты же понимаешь, что ты его совсем задушить мог?

— Не, ну чего вы, если бы я хотел, я и задушил бы… Не, я все понимаю, убивать нельзя… А я тарелку разбил, а я не хотел, чтобы ранило кого-то… не, я больше не буду, честно…

— Ну, ты же понимаешь, что вот так вот разозлишься на кого-нибудь и в пылу ярости…

–…Да нет, чего вы, я ж не совсем того… Я и шторы поджег, смотрел, чтобы ничего больше не загорелось…

— Ну а дальше ты чего в жизни делать хочешь, еще не решил?

— Ну, папа меня потусторонщиком сделать хочет, чтобы династию продолжил…

— А ты сам?

— А я это… а я фильмы снимать хочу… а папа говорит, несерьезно это…

— А мама?

— А мама папе говорит, а пусть Тимми будет, кем хочет, ну фильмы же делать хочет, а не наркоман там какой, не алкаш…

— А почему вы не хотите, чтобы ваш сын в режиссеры подался, или в сценаристы, или еще там куда? — спросил я у Алана.

— Да вы посмотрите, сколько ему лет? Вы себя в его возрасте помните? Вы кем хотели быть? Да он пока вырастет, он кем только стать не захочет… вот ближе к шестнадцати посмотрим, чего загадывать…

Через пару лет я снова увидел эту семью в кафе. Родители признались мне, что Тимми научился себя контролировать, Тимми даже показал мне, как заставляет салфетки подниматься в воздух и сворачиваться в оригами, которые машут крыльями. Вся семья казалась счастливой… или только казалась?

Когда я снова увидел в кабинете Алана и Гедду, мне стало не по себе: появление этой парочки сулило мне очередные проблемы.

— У нас Тимми пропал, — сразу, с места в карьер начал Алан.

— Так это…

–…да ни хрена эта полиция не может, — словно читая мои мысли, добавил Алан, — приехали, протокол составили, фотографии Тимми везде разослали… мы уже и сами фотки везде развесили, только дохлый номер это всё…

— Тогда зачем вы…

— Так вы у нас человек умный, не то, что полиция наша… в реке пошли искать, в какой, на хрен, реке, Тимми в воде не тонет, не человек же, да как полиции скажешь, что не человек… Лес пошли прочесывать, я хренею с них, чтоб Тимми в лесу заблудился, это скорее небо на землю свалится… у него чутье какое-то, как у птиц, которые на юг летят, он стороны света чует… Так вот вы у нас башковитый, может, мозгами пораскинете, куда наш сорванец ухлестать мог?

— М-м-м… а так чем он интересуется вообще?

— Что, думаете на фестиваль на какой мультипликаторский? Разослали по школам, по фестивалям всяким приметы, глядишь, найдут… только здесь другое что-то…

— Друзья у него есть?

— Есть пара-тройка пацанов в поселке… тоже опросили их, тоже не знаю ни хрена…

— Не знают… или врут?

— Вот вы психолог, вы бы и разобрались, что ли…

Я почувствовал, как у меня сжимаются зубы в бессильной злобе: легенда, что психолог может сию минуту разрулить все проблемы, начинала меня бесить.

— В конце концов, есть детекторы лжи, — не выдержал я.

— Есть-то есть, только тут как-то сложнее все… а у вас голова куда надо каким надо концом вставлена, так что вы—то уж разберетесь…

— Ну… они могут прийти ко мне… друзья его?

Алан расхохотался:

— Ишь, какой вы умный… так они к вам и придут… Давайте-ка собирайтесь, проедемся до поселка, вы там поговорите со всеми, глядишь, чего и нащупаете…

Честно признаюсь, я опешил от такой наглости и осторожно напомнил, что в разгаре мой рабочий день, и меня за дверью ждут клиенты.

— Сколько за день получаете? — не сдавался Алан.

Я выглянул в коридор — на мое счастье, больше пациентов не оказалось, а то бы я уже не знал, как сражаться с Аланом, возомнившим себя властелином мира. Я назвал сумму, в три раза превышающую мой дневной заработок, Алан тут же пообещал мне вдвое больше названной суммы и велел собираться.

Я меньше всего представлял себе, что вообще собираюсь делать в поселке. Мне ничего не оставалось кроме как сидя в машине, обдумывать план действий. Я лихорадочно соображал, куда мог подеваться Тимми, перебирал всех знакомых этой странной семейки, и тут меня осенило:

— Э-э-э… а Энтони…

— А что Энтони? — Алан недовольно покосился на меня, напоминание о конкуренте ему не понравилось.

— Он жив?

— А вам какое дело? — встрепенулся Алан.

— Ну, если вы от меня помощи ждете, так я все знать должен.

— Энтони-то? Да черт его знает… пересекались пару раз…

— А… а Тимми знает, что вы там… втроем оказались, вы, Гедда и Энтони?

— Смеетесь, что ли, как ему такое рассказать… — фыркнул Алан.

— Ну, вот вы ему такого не говорил, а Гедда?

— Ну что вы, — Гедда смутилась, — зачем ему такое знать…

— А мог ему еще кто-то рассказать?

— Да кто же… — они возмущенно посмотрели на меня и осеклись, — думаете…

— А Энтони сейчас где?

— Энтони… да черт его знает… Энтони, Энтони… счас глянем… — Алан начал что-то выискивать в своем телефоне, кажется, больше всего он хотел, чтобы Энтони канул в Лету или вообще умер давным-давно, — вот… страничка его… домик он себе прикупил…

— Возле портала? — догадался я.

— Конечно…

— В вашем поселке?

— Не, в другом…

— А давайте к нему заглянем, — предложил я.

— Что, думаете, он Тимми увел?

— Да черт его знает… попытка не пытка…

Дом Энтони оказался не достроен, я уже было подумал, что там никто не живет, но мое внимание привлекла тень в окне верхнего этажа. Мне не хотелось идти в дом, какой-то суеверный ужасок сковал сердце, но что-то подсказывало мне, что мы на правильном пути.

— Тимми! — позвал я, входя в темноту.

Никто не откликнулся. Мы заспешили на верхний этаж, обходя свежеструганные доски и банки с краской. Тимми даже не пытался убежать от нас, хотя, как мне казалось, ему ничего не стоило сделать это. Я делал родителям отчаянные знаки, чтобы не набрасывались сию минуту на сына с упреками, но они, похоже, и так поняли, что не следует этого делать. Алан потрепал сына по плечу и повел к лестнице, Гедда шла за ними с отсутствующим видом, и тут я спохватился:

— А… Энтони? Энтони где?

Я ждал, что мне не ответят, но ни с того ни с сего Тимми буркнул:

— В портал ушел.

— С кем? — спросил Алан.

— Да ни с кем, просто ушел.

— Ему что… жить надоело? — Гедда поежилась.

— Я почем знаю, может, и надоело…

Алан поспешил к порталу, начал высчитывать, высматривать что-то не понятными мне приборами, но Тимми оборвал его:

— Он там мертвый.

— Кто?

— Энтони, кто.

— А ты откуда знаешь?

— Вижу я. Мертвый он там.

Алан сжал зубы:

— Ты мне скажи… на хрена он один туда поперся? Он как возвращаться хотел?

— Я почем знаю…

Алан обернулся ко мне, как будто надеялся, что я подскажу разгадку:

— А… а может… он там найти кого-то хотел?

Алану никто не ответил.

— А я у вас был, помните? — спросил подросток лет двенадцати, заходя мне в кабинет.

— Ну, знаешь, если я буду помнить всех, кто у меня был, так и с ума сойти недолго, — признался я.

— Не узнали? — смутился подросток.

— Говорю тебе, если я всех помнить буду…

Подросток хотел было возмутиться, но вместо этого посмотрел на листок бумаги на столе — бумага поднялась в воздух и сложилась в причудливый цветок.

— Тимми, — я хлопнул себя по лбу, — конечно, помню…

— Ага, а я к вам пришел…

— Слушаю тебя.

Я отчаянно пытался представить себе, с чем ко мне мог прийти Тимми, но уже чувствовал, что правда окажется круче моих догадок.

— Понимаете… я вот в зеркалах вижу не то, что на самом деле… мне вот мое отражение подмигивает… рукой машет…

— Так-так…

— Скажете, ужастиков обчитался? Не, правда… страшно так… вот так зубы чистить иду, а отражение не шелохнется, или наоборот, к стеклу прижимается, будто что-то сказать мне хочет… а за ним там комната ванная, ну вот как у нас в доме комната, только… только другая.

— В смысле — другая?

— Ну, не знаю… не то, что там мебель не такая или кафель не такой, вроде все так… но что-то по-другому, я даже объяснить не могу…

— Так-так…

— Скажете, что я псих, да? Что мне лечиться надо?

— Да ничего я пока не скажу…

— А вчера ночью вообще трындец был, ну, серьезно… я ночью в туалет вышел, в зеркало глянул… а там я, но в то же время это не я… а нечисть какая-то… и комната в отражении сама на себя не похожа, жуть такая… и из углов жуть всякая лезет…

— А… с родителями ты говорил об этом?

— Говорил… ну они мне сказали что-то, что ну вот ты не такой, как все, вот бумагу сворачиваешь, шторы поджигаешь, ну вот у тебя особенность такая, в зеркалах что-то видишь… Сказали, типа, не смотри в зеркала, и все…

— Так и сказали?

— Ну, так и сказали… только… знаете… это… они мне отвечают и глаза отводят… будто скрывают чего-то…

— Ну, знаешь… я так с ходу и предложить тебе ничего не могу, чтобы в зеркалах ничего такого не видеть… Слушай, ты бы правда к психиатру сходил, ты не бойся ничего, это бред все, что тебя сразу в дурку упекут, на таблетки посадят… хоть энцефалограмму сделать, еще там чего… Ну куда деваться, если ты там родился…

— Где там? — Тимми так и подскочил на месте, — где там?

Я понял, что он ничего не знает, и что я приоткрыл завесу тайны, которую так тщательно оберегали его родители.

— Что со мной такое? — Тимми приблизился ко мне, как будто хотел задушить и меня тоже, — что? Со мной? Такое?

Стыдно сказать, но я поступился профессиональной этикой, я рассказал ему всё — насколько сам понимал происходящее. Правда, здорово приврал про то, что отец и мать Тимми давно любили друг друга, давно мечтали о ребенке, а тут такой случай подвернулся… Честно признаюсь, я боялся реакции Тимми, я ожидал чего угодно, но не того, что случилось — мальчишка просто подскочил и с криком — Я все понял, понял! — выбежал из кабинета.

Что-то подсказало мне, что мальчишка может натворить немало глупостей — а поэтому нужно что-то делать, здесь, сейчас, немедленно. Самое досадное, что у меня не было ни адреса, ни телефона странной семьи, никакой зацепки, хотя… я вспомнил, что они прикупили дом, расположенный рядом с порталом. Когда я начал наводить справки, где в нашем городе находится портал, на меня посматривали косо, но это были еще цветочки по сравнению с тем, как посмотрел на меня Алан, когда я появился на пороге их особняка.

Особняк оказался на краю леса в маленьком поселке, который был бы уютным, если бы не что-то неуловимое, мрачное, что незримо присутствовало, казалось, в самом воздухе. Должно быть, виной тому был портал, который располагался где-то в лесу за рекой, и сейчас был спрятан в тумане. В поселке в основном жили потусторонщики, поэтому дома отличались роскошью, но даже на фоне богатых особняков жилище моих клиентов выглядело настоящим дворцом. Я прошел через маленький парк и позвонил в дверь — мне открыли почти сразу же, на пороге стоял Алан, никак не ожидавший увидеть меня.

— Э-э-э… здассьте, — растерянно пробормотал он.

— Вечер добрый. Я тут проездом, решил проведать вас…

— А-а-а, п-пожалуйста, проходите… Как раз к ужину, где-то через полчасика на стол подадут… Индейка у нас сегодня…

Мы с хозяином прошли в просторный холл с камином, и я невольно спросил себя, а не в этом ли холле тринадцать лет назад сидели три человека, готовые убить друг друга, делали вид, что все хорошо, писали имена на бумажках, складывали в сахарницу…

— Нет, не здесь, это в гостиной напротив было, — будто читая мои мысли, ответил Алан, — у нас там до сих пор сахарница эта стоит… на память…

— А Тимми дома? — осторожно спросил я.

— Ага, дома. Чего-то он не в себе сегодня, ну да с ними это бывает… чего-то у него там, на курсах сценаристов не заладилось…

Я осторожно задал вопрос, который волновал меня уже давно:

— А… можно узнать… а как родился Тимми?

— Да говорю же вам, крепыш…

–…нет, вообще… как оно было…

— Ой, не знаю я…

— В смысле… не знаете? — мне стало не по себе, — там же никого кроме вас троих не было, так? Так я думал, вы оба рядом с Геддой были, когда…

— Да то-то и оно, что нет. Вы про нас плохо не думайте, мы сначала так и решили, когда все это дело начнется, Гедду не оставим, чем можем, поможем, мы книжки читали про это дело, как оно там все… Больницу в поселке видели? Вот тоже все решили, где-нибудь за недельку в больницу все переберемся, вы не думайте, мы уж как могли, перестраховались, Энтони вообще выдумал, хотел ногу себе разрезать, глубоко так, чтобы я на нем попрактиковался раны там зашивать… я говорю, ты брось дурить, еще тебя потом хоронить не хватало… А у Гедды на две недели раньше всё началось. Мы как раз с Энтони вылазку в город устроили, Гедда клялась и божилась, что все хорошо будет… А тут оно вон как получилось… Мы под вечер вернулись, я к Гедде захожу, она спит, рядом Тимми маленький… у меня честное слово, вся жизнь перед глазами… Ну повезло, что сказать, повезло… Мы тогда из портала выбрались, Гедду сразу в больницу, там сказали, а все хорошо, через пару дней выписали…

Конец ознакомительного фрагмента.