Чаш оф чи

Мария Фомальгаут

Здравствуйте! Вы нас слышите? Видите? Воспринимаете как-нибудь? Слышите наш голос? Или видите строчки на экране? Если да, то дайте какой-нибудь знак, да какой – какой-нибудь, мы все равно вас не увидим и не услышим. Вы должны помочь нам. Потому что……что такое? Вам интересно, кто такие мы? Мы не можем вам этого объяснить… я думаю, важнее объяснить, кто такой вы сами. Нет, вы этого не знаете. Это вам только кажется, что вы это знаете, на самом деле ничего подобного.

Очередной…

Они никогда не кончаются, думаю я, глядя на бесконечно длинные вереницы стеллажей, они никогда и нигде не кончаются, они доходят до края вселенной, протыкают её насквозь, эти стеллажи, и тянутся дальше и дальше — полки со всеми мыслимыми и немыслимыми книгами. Он ведет меня куда-то в никуда, он, как будто не замечающий всего этого изобилия книг, втыкаюищй в свой телефон, — ловлю себя на том, что злорадно жду, когда он споткнется и провалится куда-нибудь в бездну, — потому что вниз эти стеллажи тоже уходят в бесконечность.

— Вот здесь, — говорит он настолько низким голосом, что я не верю, что это его голос, волей-неволей начинаю искать, кто это говорит, не нахожу. Он толкает неприметную дверь между стеллажами, которая появилась как будто только что, я вхожу, — чтобы увидеть одну-единственную книгу, для чего-то закованную в цепи, как будто эти цепи хоть раз спасали кого-то от смерти…

–…осторожнее, — одергивает меня он, даже на секунду выныривает из своего телефона, чтобы тут же провалиться туда снова.

— Не беспокойтесь, я книг достаточно повидал…

— Те тоже так говорили, — фыркает он, выныривает из телефона.

— Те?

— Ага, пятеро их было… то есть, на моем веку пятеро, а так-то человек двадцать там сгинули… тоже вот так говорили, я про книги все-все знаю, повидал-повидал…

— Ну, знаешь… есть те, которые говорят, есть те, которые и правда знают.

— Вот-вот, они прямо слово в слово так говорили, — он снова выныривает, — и умирали…

Выходит, не вынимая головы из телефона, бормочет что-то, что зайдет через пять минут.

— Через пять минут?

— Ну да, обычно к этому времени умирают…

Меня передергивает, вот так, совсем хорошо, меня уже похоронить успели. В сердцах открываю книгу прямо здесь, прямо сейчас, чтобы посмотреть, как мой спутник вынырнет из своего телефона и пулей вылетит за дверь.

…нет, обычно в книгах так не бывает, обычно в книгах сразу встречают читателя, показывают, что да как. Ну да ладно, книги разные бывают, иногда такие попадаются, что откроешь страницу и сразу провалишься в бурлящий водопад, или окажешься посреди бескрайнего океана. Так что мне еще повезло, что всего-то навсего оказался посреди чистого поля, и черт пойми, куда идти дальше. Иду куда-то в никуда, прячусь от порывов ветра, кутаюсь как могу, н-д-а-а, надо было одеться теплее, так кто же знал, что тут такое, на обложке вроде бы уютная комната с камином, а внутри холодная пустошь, открытая всем ветрам…

Чем дальше, тем больше подбираются холод и тьма, — я не знаю, сколько сейчас времени, но что-то мне подсказывает, что здесь темнеет рано. Не сразу понимаю, что темнота ночи оказывается не моим врагом, а моим союзником — бесконечно далеко на горизонте вспыхивает огонек, я иду к нему, как кажется, несколько миллиардов лет, и все больше чувствую, что не приближаюсь ни на шаг. Когда добираюсь до маленького дома на окраине деревни, понимаю, что уже не чувствую своего закоченевшего тела. Дергаю дверной колокольчик, он отзывается жалобным дребезжанием. Дверь долго не открывается, дом, кажется, затих, затаился, чтобы не пускать меня. Наконец, дверь поддается, недоверчиво смотрит на меня.

— Вечер добрый.

— Что вам угодно?

— Я читатель.

— Очень приятно.

— Да вы не поняли… я читатель.

— Отчего же, понял. Так что вы хотите?

— Разрешите войти?

— Назовите вашу фамилию.

Называю.

— Простите, вас нет в списках приглашенных.

— Но я читатель.

— Мы очень рады.

Дверь уже готовится захлопнуться, когда я, наконец, догадываюсь показать удостоверение читателя. Дверь долго изучает удостоверение, сомневается, думает, уходит с кем-то советоваться, долго-долго не возвращается. Наконец, когда я уже успеваю окончательно закоченеть, дверь возвращается, нехотя впускает меня в дом.

— Добрый вечер, — говорю собравшимся немногочисленным гостям, — с кем имею честь…

— Вечер добрый, — нехотя отзывается кто-то, возможно, хозяин, а возможно, что и нет. Усаживаюсь в кресло, спрашиваю себя, а имею ли я право вообще сесть в кресло, и взять бокал, и прислушаться к разговорам, ну вы же понимаете, такое наследство свалилось как снег на голову, ни с того, ни с сего…

— Простите… — осторожно спрашиваю, — какое… наследство?

— Вам не кажется, что вы задаете вопросы, которые вас не касаются? — говоривший смотрит на меня так многозначительно, что я даже не могу сказать, что вообще-то это мое законное право, я же читатель, я же… а кто, собственно, сказал, что это мое законное право… нет, ну а как же иначе…

Гости поднимают бокалы, осторожно пью, надеюсь, что меня не отравят, хотя кто сказал, что меня не отравят, может, только того они и ждут…

Молодой человек напротив меня падает на стол, дергается в конвульсиях, я понимаю, что жить ему осталось считанные секунды, если не меньше, вот так, да… Бросаюсь к нему, еще пытаюсь помочь, должен же я что-то делать, черт меня дери, кто-то отталкивает меня, прогоняет, прочь, прочь…

И — шепотом, шепотом по залу страшное слово — убийство… убийство… убийство!

Лихорадочно вспоминаю, кто подал бокалы, кто прикасался к бокалам на столе, или нет, лучше подождать, что скажет детектив, интересно, кто здесь будет детективом, а я даже с ним еще не познакомился…

–…это сделали вы.

— Простите?

— Это сделали вы… вы арестованы.

Я не понимаю, что происходит, почему мне скручивают руки за спиной, постойте, постойте, это не я, не я, с чего вы взяли, что я…

— Когда вы подсыпали яд ему в бокал?

— Я… я не подсыпал.

— Когда вы это сделали?

— Честное слово, я не подсыпал… вы мне скажите, зачем мне вообще это делать?

— Затем, что вы чужой, и неизвестно, чего от вас ждать…

— Вот так вот, пустят невесть кого, а потом люди умирают…

— Заприте его в подвале до рассвета…

— Но я… честное слово, я…

Понимаю, что оправдаться не получится, что рассвет не наступит никогда, что сейчас передо мной разверзнутся двери подвала, где уже лежат десятки, если не сотни таких же, как я. Понимаю и еще кое-что — мне не остается ничего кроме как поднесли зажигалку к странице книги, недвусмысленно показывая, что спалю весь их второсортный детективчик, если они посмеют…

— Вы… вы же сами сгорите… — осторожно замечает кто-то.

— Надеюсь, что до этого не дойдет… и у вас хватит благоразумия не прикасаться ко мне… Кто из вас детектив?

— К вашим услугам, — молоденькая горничная выходит вперед с легким поклоном.

— А если серьезно?

— И я серьезно, — в голосе горничной появляются металлические нотки, — ну если хотите, можем показать вам на благообразного господина с моноклем и брегетом… — посмеивается.

— Нет-нет, сударыня, вы говорите, вы детектив… и сколько раз вы обвиняли читателей только потому, что они пришлые незнакомцы? Интересная логика, не правда ли, обвинить в преступлении человека просто потому, что вы видите его первый раз в жизни!

— Скажите, пожалуйста… — горничная смотрит на меня в упор, — а в сколько книг вы зашли вот так… чтобы безнаказанно кого-то убить?

— Простите?

— А ведь не вы первый… вы даже не представляете, сколько читателей приходит сюда… чтобы развлечься.

— Ну, разумеется, читатели приходят в книгу, чтобы приятно провести время.

— Если бы… Но под развлечься я имею в виду читателей, которые приходят сюда, чтобы кого-нибудь убить… ну а что, это же всего лишь книга, правда ведь?

— И… и сколько таких…

— Вы не поверите, десятки, сотни… Ну и как вы думаете, имеем мы право как-нибудь себя защищать?

— Немыслимо… слушайте, я обязательно с этим разберусь…

— Вы думаете, мы дадим вам так просто уйти после того, как вы убили Альфреда?

— Клянусь вам, я ничего подобного не…

–…все так говорили… мы вам не верим.

Отчаянно пытаюсь сообразить, чем кончится эта безумная история. Или же я так и не смогу доказать свою невиновность, и буду убит, даром, что в жизни никого не убивал, или же меня отпустят, я клятвенно пообещаю разобраться с теми, кто убивает героев, выберусь отсюда и мысленно поставлю еще одну галочку, еще одну книгу… в следующий раз, пожалуй, не буду использовать яд, попробую кого-нибудь застрелить, надо же когда-нибудь попробовать…