Школа

Мария Чайка, 2020

Страна чудес и знаний или царство мертвой скуки? Доброжелательная помощь педагогов или ярлык «трудного ребенка, мешающего учиться нормальным ученикам»? Каково приходится в школе ученику, который ежедневно слышит о том, что по нему "плачет колония"? Как выжить в коллективе учителей молодому педагогу-энтузиасту? Что делать маме гиперактивного ребенка, доведенной до отчаяния школьными проблемами сына? Удастся ли главной героине повести – начинающему завучу – добиться того, чтобы школа стала местом безусловного принятия детей и доброжелательной поддержки родителей?

Пролог

-Мария Александровна! Сегодня Вы — дежурный завуч?

— А что случилось? — интересуюсь я, пытаясь скрыть ироничную улыбку. Уж очень забавляет меня номинация «дежурный завуч». Словно я не в школе работаю, а в отделении скорой помощи.

На самом деле сия почетная должность (придуманная директором нашего учебного заведения) предполагает необходимость находиться на рабочем месте до последнего гостя (в смысле — ученика). А так же обязанность отвечать перед законом (в смысле перед директором) за все, что в это время происходит в стенах школы.

–Там на втором этаже кто-то распылил перцовый баллончик!

Ну как всегда. Почему мое дежурство никогда не обходится без проишествий?

–Ясно. Выводите детей на улицу.

Поднимаюсь на второй этаж.. Из кабинетов, кашляя и растирая глаза выходят дети, следом за ними — разгневанные учителя.

–Кто это сделал?

–Потом разберемся. Выводите детей.

–Нет, ну кому это могло прийти в голову? И додуматься же до такого нужно было!

— Что за дети! Каждый день приходим на работу — как на войну!

— Ага, — соглашаюсь я, открывая окна в коридоре. — Наша служба и опасна, и трудна.

— Нет, ну а что? Сегодня они перцовые баллончики в школу приносят, а завтра что будет? С огнестрельным оружием придут?

–Как говорила Скарлет О’Хара — «подумаем об этом завтра». А сейчас — выходите на улицу, воздухом дышать.

Назавтра, разумеется, меня вызывает разьяренная директор:

–Что за ЧП произошло вчера?

— Да ничего особенного. Подростки баловались, перцовый баллончик распылили в коридоре.

— Кто это сделал?!

–Честное слово — не я.

— Ты еще смеешься! — взорвалась директор. — Ты вчера дежурным завучем была — для чего? Для мебели?

Ну вот…начинается.

–-Да что, собственно, произошло? — я примирительно обратилась к разгневанному начальнику — Ну дети…ну хулиганят. Никто, слава Богу, не пострадал.

— А надо, чтобы пострадали? И вообще…Ты представляешь, сколько теперь у школы будет неприятностей? Немедленно выяснить, кто это натворил. И завтра — ко мне в кабинет! С родителями! Не позднее восьми утра!

–Ирина Александровна, — я вздохнула. — Вам, как всегда, нужно найти виноватого? Хорошо, я виновата. Это ведь в мое дежурство произошло. Можете меня уволить

–Еще чего! Уволить… А работать за тебя кто будет? Так что иди — и выясняй.

Больше мне заняться нечем…Виновных искать — это мое нелюбимое занятие. И, на мой взгляд, самое бесполезное. Ну найдем мы сейчас хулигана, ну расскажем ему, что так нельзя делать — дальше что? Можно подумать, кто-то не знает, что в школе перцовыми баллончиками пользоваться нельзя. Начать угрожать, запугивать? Интересно знать, чем? Внутришкольный учет, служба по делам несовершеннолетних? Да ну. Смешно. И главное — бессмысленно.

Я с детьми обычно договариваться предпочитаю. По-человечески. Хотя многие, по привычке, считают, что завуч по воспитательной работе — это некий карательный орган. Например, Ирина Александровна, директор, именно так и считает. Найти, выяснить, наказать…

Ладно, сейчас подумаю. Перцовый баллончик распылили после шестого урока. Какие классы были в это время на втором этаже? Девятые и десятые классы остались на седьмой урок, у 8-«А» был классный час. А у 8-Б как раз закончились уроки…

— Ребята, признайтесь честно: чья была затея с баллончиком. Для первого раза — сильно бить не буду.

Тишина. Так они и признались.

— У вас совесть есть вообще? — подключилась классный руководитель, Юлия Владимировна. — Из-за вас пришлось вчера всю школу эвакуировать!. А если бы у кого — то была аллергия и начался астматический приступ? Вы представляете, чем бы это могло закончиться?

Стало еще тише.

— Мария Александровна, может, сумки у них осмотреть?

–Вы не имеете права! — послышались возмущенные голоса.

–Дома у себя будете права качать! А то права они все знают — а об обязанностях почему-то не помнят!

— Тихо, — вмешалась я. — Обыскивать мы никого не будем. Просто дело серьезное, сами понимаете. Служебное расследование, как-никак. Поэтому — помогайте. Без вас не справлюсь.

Честно говоря, ни на чье чистосердечное признание я не рассчитывала. И, беседуя с детьми, преследовала сугубо формальные цели. Завтра директор попросит отчитаться о проведенной работе, и я честно отчитаюсь: всех опросила, никто раскололся.

Каково же было мое удивление, когда на следующей перемене ко мне зашел ученик этого самого 8-Б класса. Игорь.

–Мария Александровна…Я хотел сказать…Ну, в общем…Это я распылил баллончик.

–Круто! — я с удивлением уставилась на ученика. Мальчик, которую обычно не видно и не слышно. Лично его бы стала в последнюю очередь подозревать в провокации вчерашнего беспорядка.

— И как это тебе удалось?

–Ну…мы просто играли…Я же не знал, что так будет…

Любимое детско — ученическое. На все случаи жизни — «мы просто играли».

— Игорь, ну что ты как маленький! — строго сказала я. Что значит — просто играли?

–Ну просто бесились с мальчиками на перемене…Я же не знал, что перцовый баллончик так работает.

— А зачем ты вообще его в школу принес?

–А я его всегда ношу. Для самозащиты. Мало ли, вдруг кто пристанет на улице.

–Хм…ты бы лучше спортом занялся. Для самозащиты.

И тут же пожалела о сказанном. Игорь, отличник, победитель школьных олимпиад, участник школьной художественной самодеятельности — был в классе самым маленьким и слабым. Его попытки «заняться спортом» всегда оборачивались полным провалом. Помнится, в пятом классе его задирали одноклассники (с подачи классного руководителя, которая утверждала «он сам виноват — не умеет постоять за себя).И мне пришлось потратить несколько месяцев работы, объясняя детям и учителю то, что все имеют право быть разными, и у каждого есть свои сильные стороны. В итоге в классе к Игорю стали относиться с уважением и добродушием.

— Тебя кто-то обижает в классе? — осторожно поинтересовалась я.

–Нет, в классе я со всеми пацанами дружу. А баллончик — это на всякий случай, если пристанет кто из чужих.

–Все понятно, кивнула я. — На ошибках учимся. Теперь ты наверняка знаешь, как работает перцовый баллончик?

–Да, теперь знаю. И в школу его носить больше не буду.

— Правильно. И на твоем месте я бы извинилась перед теми учителями, которым вчера срочно пришлось эвакуировать детей. За нанесенный моральный ущерб, так сказать.

— Конечно. Я обязательно извинюсь.

Для себя я решила, что в этом месте можно поставить точку. Ребенок понял свою ошибку. А на ошибках — учатся. О чем еще говорить? Но — увы — вспомнила, что, кроме меня, в школе есть еще и директор. Которая жаждала крови виновника безобразия.

— Завтра Ирина Александровна хочет тебя видеть. Вместе с родителями. Если что — не бойся. Я с тобой.

— А я и не боюсь…

На следующее утро бы собрались в кабинете у директора: я, классный руководитель Юлия Владимировна и Игорь с родителями. Когда мама и папа находят возможность прийти в школу вместе — это уже хорошо, подумала я. Тем более, по выражению лица родителей, было видно, что они пришли в качестве группы поддержки ребенка — а не наоборот. Игорь тоже не выглядел особо испуганным. Что ж, замечательно…Теперь главное — отбить атаку классного руководителя и директора.

— Вы представляете вообще, чем это могло закончиться? — пафосно начала Ирина Александровна. — А если бы кто-то из детей пострадал? А если бы у кого-то начался аллергический шок? Это же уголовная ответственность! Тебе четырнадцать лет уже исполнилось?

« Ну сейчас начнется» — подумала я и решила сменить тему.

— Игорь, ты расскажи, для чего ты баллончик в школу носишь. И зачем тебе его на перемене распылять понадобилось.

–Ношу с собой на всякий случай, — спокойно объяснил Игорь. — А распылил на перемене…потому что мы баловались с мальчишкам. Я просто раньше никогда не пользовался баллончиком — поэтому не знал..

–Ага, — весело подмигнула я. — Ты думал, что он действует, как обычный дезодорант. Или — как освежитель воздуха в туалете?

Игорь виновато кивнул, и я, не выдержав, рассмеялась. Какие все-таки забавные — эти дети. Ну, делают глупости — так не со зла ведь. А по обычному детскому недомыслию.

Однако директор, похоже, была другого мнения.

–Мария Александровна, — строго сказала она. — Разве здесь происходит что-то смешное?

–Да нет…не смешно…представляете: всего-то и хотел немного пошалить, а тут — такой фурор, хоть телевидение вызывай, — я снова начала смеяться. Кажется, родители Игоря начали улыбаться вслед за мной.. Что тут же вызвала взрыв негодования у классного руководителя, Юлии Владимировны.

— Вы еще улыбаетесь! — обрушилась она на родителей. — Это вы виноваты! Вы это допустили! Вы недосмотрели!

Начинается. Любимая школьная игра. — «горячая картошка». Кто виноват. Ладно, хотите играть — я подключусь.

–А может, это Вы виноваты, Юлия Владимировна?

–Яааа?! — завопила коллега.

–Ну да, Вы. Родители Вам доверили ребенка, а ребенок, находясь под Вашей ответственностью, баллончик распылил. Как же так, а?

–Мария Александровна! — возмутилась директор.

— Ладно, хорошо. Я же вчера сказала: это произошло в мое дежурство. Так что я виноват, гражданин начальник, накажите меня.

— Да какая разница, кто виноват?! Речь вообще не об этом!

Ну вот. Так бы сразу.

— Ну, ладно. Разобрались, — удовлетворенно сказала Ирина Александровна. — Вы, пожалуйста, поговорите с сыном, чтобы такого больше не повторялось, — обратилась она к родителям.

–Обязательно поговорим, — кивнули родители.

Да-да! — оживилась Юлия Владимировна. — Непременно поговорите! Обещаете, что поговорите?

Ох уж это «поговорите!» Помню, в те времена, когда мой собственный ребенок учился в школе, коллеги иной раз меня доводили до зубовного скрежета. @Ну ты с ним поговори!, Ну ты с ним хорошо поговори!». «Ну ты ему объясни!». «Ну ты ему доходчиво объясни!» «Нет, ну мы же не предлагаем тебе лупить его!»… Ну да, как же…А я не подстрекатель, а вы не подеретесь..

–И о чем вы предлагаете поговорить? — язвительно уточнила я. — В сотый раз объяснить, чем перцовый баллончик отличается от туалетного спрея? Игорь, ты хорошо запомнил, чем отличается?

–Запомнил, — засмеялся Игорь.

— Вот и отлично. Тема для разговоров исчерпана. Всем спасибо, все свободны. Хорошего дня.

–Мария Александровна! — возмутилась директор, когда Игорь с родителями покинули кабинет. — Ну кто так работает с родителями? В конце-концов, где Ваш журнал профилактических бесед? Родители должны быть поставить подпись о том, что обязуются взять ребенка на контроль!

— Какой журнал? Какие профилактические беседы? Какая еще подпись? Мы в прокуратуре работаем, что ли? Или в следственном комитете?

— Я Вам сколько раз говорила: существует стандартная школьная документация! — взорвалась Ирина Александровна.

–В топку вашу документацию, — равнодушно ответила я. — Сейчас 2020 — й год. Не 1937-й.

— Ирина Александровна, ну и как с ней работать? — пожаловалась Юлия Владимировна. — Ну никакого порядка, понимаете! И каждый раз так!. Я тут серьезно с родителями разговариваю, а она смеется. А еще завуч по воспитательной работе!

— Да уж, завуч…саму тебя еще воспитывать надо! — вздохнула Ирина Александровна.

Судя по тому, что директор перешла на «ты», я поняла, что гроза миновала.

— Ирина Александровна, я ведь Вас предупреждала, — злорадно заметила я, мне в школе нельзя работать. Я в прошлом хулиганкой — двоечницей была, детей плохому учила.. А уж завучем по воспитательной работе меня назначить — это вообще анекдот. Как Вы до такого могли додуматься?

–Вот не перестаю тебе удивляться! — вздохнула директор. — В кого ты такая? Мама твоя всю жизнь тут работает, и во всем у нее порядок образцовый. Слышала бы она твое « в топку документацию»…

–Что ж, Ирина Александровна. — я иронично улыбнулась. — На моем примере Вы имеете возможность убедиться, что любовь к образцовому порядку с молоком матери не передается. Советую Вам вспоминать об этом каждый раз, когда упрекаете родителей в том, что это они детей «не приучили», « не научили», «допустили», «упустили»….

Так сложилось, что я работаю в школе, в которой моя мама является завучем по учебному сектору.. При этом, если мама представляет собой образец «добропорядочного учителя советской школы», строгого, но справедливого, то у меня, как говорит Ирина Александровна « не работа, а сплошной ералаш». Однако на мои периодические просьбы об увольнении она грозно отвечает: «Ишь чего захотела! А работать кто будет?!»

— Фуух, — Ирина Александровна схватилась за голову. — Как тяжело с тобой все-таки. Откуда ты только взялась на мою голову? Это все Марина Сергеевна…убедила меня, что лучшего завуча по воспитательной работе, чем ты, мы не найдем.

— А, ну значит — так Вам и надо, — засмеялась я. — На самом деле Марина Сергеевна до сих пор мне мстит за свои нервные клетки, потерянные в годы бытности моей «классной мамкой».

Сотрудничество с Мариной Сергеевной, моим бывшим классным руководителем — случай и вовсе анекдотичный. Не смотря на то, что в школьные годы я постоянно доводила свою «классную мамку» до белого каления хулиганскими выходками, подбивая одноклассников на прогулы школы, срывы уроков и прочие коллективные безобразия — она почему-то видела во мне задатки будущего педагога. И, когда я после окончания института находилась в поисках работы, буквально за шкирку притащила меня в кабинет Ирины Александровны (с которой была в дружеских отношениях) и объявила: « Предлагайте ей любые деньги, и главное, не показывайте конкурентам: оторвут с руками и ногами!»

Я, конечно, сочла своим долгом предупредить директора о своем школьном хулиганском прошлом и о способности научить детей плохому. Но, поскольку в этой же самой школе работала моя мама, которая, будучи завучем, считалась грозой всех учащихся с первого по последний класс — Ирина Александровна моему чистосердечному признанию не поверила. А зря. Детей, конечно, я плохому не учу (во всяком случае, как мне кажется) — но в формат стандартного учителя категорически не вписываюсь. Зато на все претензии директора могу совершенно обоснованно ответить «бачилы очи, що купувалы».Ирина Александровна, конечно, не устает удивляться и иной раз в сердцах грозится меня «уволить к такой-то матери» — но в целом, относится ко мне с уважением. Что само по себе удивительно. Как правило, школьное руководство редко соглашается терпеть таких, как я, вольнодумцев.

На большой перемене моя «классная мамка» Марина Сергеевна, как всегда, зашла ко мне в кабинет, на «перекур».

–Утро доброе. Как всегда, по двойному эспрессо?

— Окунева, ты в своем репертуаре! — воскликнула Марина Сергеевна в своей традиционно-экзальтированной манере. — Ирина Александровна опять после разговора с тобой валерьянку пьет!

–. Не опять, а снова. Сами знаете, у меня с детства призвание — администрацию школы в панику вгонять. И вообще, сколько можно Вам повторять: я уже почти двадцать лет — не Окунева, а Осадчая!

–Это ты кому другому будешь рассказывать! А для меня ты Окуневой останешься, даже если еще десять раз фамилию сменишь!

––Марина Сергеевна, ну честное слово.! — засмеялась я. Когда Вы произносите мою школьную фамилию с такой интонацией — я каждый раз ожидаю, что следующей фразой будет: «Придешь завтра в школу с мамой!».

— Так ты же со школьных лет вообще не поменялась! Все такая же хулиганка — двоечница! Ирина Александровна говорила, ты ей сегодня школьную документацию предлагала в топку отправить.

–Ага. Предлагала, — я перестала улыбаться.

— Марина Сергеевна, — обратилась я к коллеге. — Вы же мудрый человек и опытный педагог. Объясните — вот почему у нас каждый раз так происходит? Ребенок, по детской неопытности, делает ошибку. Мы, взрослые, и те ошибаемся. Почему, вместо того, чтобы дать ребенку учиться на ошибках, его нужно непременно размазывать по стенке?

— Это ты про мальчика с перцовым баллончиком? Ничего себе — «на ошибках учатся». Они ошибаются — а нам разгребать потом?

— Ну да, разгребать — нам. На то мы и взрослые. И для этого мы работаем в школе. А просто не знал, как действует этот самый баллончик. Теперь знает. Вряд ли ему самому понравился этот эксперимент. И, скажите, пожалуйста для чего. нужно было в красках рассказать, как ужасно он поступил, начать пугать детской комнатой, уголовной ответственностью и прочей ерундой? Попутно обвинить родителей в том, что они «упустили» ребенка, потребовать с ребенком «доходчиво поговорить»? А еще жалуются, что дети «неуправляемые»: хамят, огрызаются, учителей не уважают. Так учителя сами детей ни во что не ставят.Зато потом удивляются, когда дети им той же монетой платят.

— Ты снова со своим лозунгами! — Марина Сергеевна, засмеявшись, хлопнула меня по плечу. — Вечный революционер, борющийся за права детей. Самой не надоело еще? Вроде не первый день в школе работаешь.могла бы привыкнуть уже.

— Да нет, не первый. И сама я школу закончила — когда? — двадцать лет назад, вроде. И ничего с тех пор не поменялось.

–Ты — так точно не поменялась. Двадцать лет прошло — а все митингуешь. В седьмом классе, помнится, ты возмущалась, когда однокласснику несправедливо двойку поставили. А в восьмом — чуть ли не разнесла кабинет учителя, в чьем классе травили девочку. Окунева, когда ты уже повзрослеешь?

— Я так и думала, — подмигнула я. — Сейчас мы за чашкой кофе снова начнем вспоминать мои «школьные годы чудесные».