Аромат ландыша

Мария Чекоданова

В семье уездного доктора Бориса Бенедиктовича Алмазинского все идет своим чередом. Практика, красавица жена, дети. Что может изменить это спокойное и размеренное течение жизни и устоит ли семейная лодка в круговороте событий? Читайте в новом романе Марии Чекодановой.

III

Прошло несколько дней. Мятниковские несколько раз бывали в гостях у Алмазинских. Дети их сдружились окончательно, так что всё время слышались в саду их шумные игры и смех, а также строгие покрикивания няни Василисы Ильиничны. У Мятниковских было двое очаровательных и шаловливых мальчуганов, Анатолий и Василий, однолетки Николаю и Денису Алмазинским. Как и положено мальчикам, они всё время что-то выдумывали и постоянно приглашали в свои приключения взрослых. Владимир Александрович отзывался охотно на все их сумасбродства и всегда поддерживал любые авантюры. Борис Бенедиктович, напротив, стремился сдержать их порывистость и усаживал за шахматы или просил их читать друг другу, а потом старался организовать обсуждение прочитанного. Мальчики охотно и с почтением поддерживали предложения о проведении свободного времени и одного, и другого отца семейства, но их неугомонная четвёрка с гораздо большим восхищением относилась к идеям Владимира Александровича.

Исполатов приходил к Алмазинским всего один раз, пробыл совсем недолго, но успел уже довольно жарко поспорить с Борисом Бенедиктовичем о существующей системе судопроизводства. Аглаида Афанасьевна слушала их спор и тревожилась.

После того странного сна Аглаида Афанасьевна начала томиться дурными предчувствиями. Всё было как раньше: муж заботлив, дети подвижны и шаловливы, общение с подругой и воспоминания недавней юности услаждали и должны были радовать. Погода установилась мягкая, душистая, с живыми горячими солнечными лучами, с розовыми мгновенными восходами и чистым воздушным безоблачным небом. Но с каждым днём в мыслях становилось всё мрачнее, непринуждённая идиллия тяготила и раздражала. Аглаида Афанасьевна начала усерднее молиться, но былое успокоение не наступало, на сердце змеёй вползала тоска.

Борис Бенедиктович вновь был в городе на службе в госпитале, Владимир Александрович тоже ездил иногда в город готовить студентов и принимать у них экзамены. Елена Андреевна, живая как ртуть, вся кипящая энергией, на следующий день по приезде отправила его собирать вещи на городскую квартиру, а также за няней, встретила сама извозчиков после того и с помощью Павла Андреевича быстро разобрала всё необходимое и навела очаровательный уют в их прекрасной даче с большим садом. Аглаида Афанасьевна с Борисом Бенедиктовичем были званы к ним на дачное новоселье и на игру в крокет.

В последний момент, когда Аглаида Афанасьевна стояла возле зеркала уже полностью одетая и завязывала ленты на своей соломенной шляпке, пришёл посыльный с запиской от её мужа.

«Душа моя, любимейшая моя Аглаюшка, вынужден огорчить тебя своей занятостью. Тяжёлый больной после операции требует моего неустанного внимания. Вернусь, как только увижу улучшение в его самочувствии.

Владимиру и Елене, прошу тебя, принеси мои глубочайшие извинения.

Целую нежно твои добрые руки. Искренне твой, Борис.»

Аглаида Афанасьевна медленно прочла записку, потом перечитала её ещё несколько раз, а затем разорвав, бросила на туалетный столик. Лицо её исказила судорога, чувствуя, что негодование переполняет ее, она глубоко вдохнула, выдохнула и быстро натянула новые кружевные перчатки.

«Это дурной знак, дурной, дурной…", билось в её голове, пока она целовала детей, давала последние наказы няне и решительно шагала по узкой тропинке на дачу Мятниковских. Отсутствие супруга давало ей возможность под благовидным предлогом остаться дома, но Аглаида Афанасьевна ощущала, что словно неведомая злая сила толкала её в спину. Слегка задыхаясь от быстрого шага, придерживая одной рукой подол пышного муслинового платья, а другой поворачивая над собой белый кружевной зонтик от солнца, Аглаида Афанасьевна остановилась в нерешительности возле чугунной калитки.

— Аглаида Афанасьевна, а где же Борис Бенедиктович и дети? — Павел Андреевич уже спешил к ней из глубины сада.

Аглаида Афанасьевна почувствовала вдруг, что вся кровь отхлынула от лица и до рези в глазах стало душно. «Господи, дай мне сил! Что же со мной творится?», — мучительно воскликнула она про себя.

— Вы побледнели? Вам нехорошо? Держитесь за меня, — Павел Андреевич успел подхватить её под руку.

Аглаиду Афанасьевну словно обожгло огнём от его прикосновения. «Беги отсюда! Береги себя!» — набатным колоколом звенело в ушах.

За считанные секунды она овладела собой настолько, что смогла, улыбнувшись и выпрямившись, мягким жестом отстранить его руку.

— Павел Андреевич, благодарю Вас за заботу. Мне правда вдруг стало нехорошо, но это верно от духоты и зноя. Видимо будет гроза. Сейчас я в полном здравии. Я пришла сказать, что Борис Бенедиктович остался в госпитале, и мне следует вернуться домой.

Павел Андреевич отпустил её и, скрестив свои руки на груди, смотрел на неё не мигая.

— Елена и Владимир расстроятся. Останьтесь, пожалуйста. И я тоже буду огорчён, — медленно сказал он.

Аглаида Афанасьевна задумчиво, но отрицательно покачала головой.

— Не сегодня. Простите нас.

— Я провожу Вас.

— Не стоит. Я дойду сама. Здесь совсем близко.

Теперь она шла неторопливо, стараясь успокоить дыхание и привести в порядок чувства. Дома она была сама не своя, бросалась целовать детей, взялась играть с ними в куклы и солдатики, но потом всё оставила и с грустной усмешкой смотрела на то, что они устали и плачут. Василиса Ильинична увела их спать.

Поздним вечером, почти ночью, неожиданным сюрпризом вернулся её супруг.

— Больной оказался очень сильным, состоянии его стабильное и не требует моего неотступного наблюдения. Я оставил его под присмотром моего главного помощника и всё-таки смог вернуться к вам.

Аглаида Афанасьевна сидела на диване и не веря своему счастью, крепко держала мужа за руку.

— Как же хорошо, что ты вернулся! Боренька, я не оставалась у Мятниковских и вообще не хочу к ним ходить более.

— Что так, драгоценная моя Аглая?

— Павел Андреевич… Не нравится он мне что-то, — Аглаида Афанасьевна чувствовала, что голос дрожит, но ничего уже не могла поделать.

— Неужели волочится за тобой? Хочешь, я вызову его на дуэль? — раскатисто засмеялся Борис Бенедиктович. Он не заметил её смущения, дрожащего голоса и даже, кажется, в этот момент не смотрел на неё.

И смех его и слова прозвучали зловеще во внезапно ярком перекрестном свете молний. Гром протяжно, раскалённым, кипящим от молний молотом качнул дом, медленно бубнящий дождь обрушился тяжёлой, всепоглощающей лавиной на сжавшуюся перед ударом землю. Плотная завеса словно ремнём перетянула непроницаемо мрачное небо. Воздух холодный и тревожный полоснул лезвием обжигающе резких струй дождя.