Бывшие. Без тебя

Марта Заозерная (2025)

Стою и молча, гипнотизирую взглядом бывшую жену. Сразу даже сообразить не могу, как она могла оказаться в подобном месте. Притон будет немногим хуже. — Иди живо в машину, — произношу грубо, поборов секундное замешательство. Протягиваю Маше ключи. Она так и стоит, широко глаза распахнув. Бог ты мой, я уже забыл, как тяжело с ней общаться бывает. — Если ты не хочешь, чтобы я тебя выволок на глазах у твоих друзей, — на последнем слове не удается презрения скрыть. — То делай, как я говорю.

Глава 3

Мария

Происходящее — расплата. Я столько боли принесла Серёже, что это не могло бесследно пройти для меня.

Простить себя я не смогу.

— Маша, пора вернуться к учёбе. Нельзя столько времени ничего не делать. Мозг тупеет, — в шутливом тоне мамы слышны издевательские нотки.

Остальные могут принимать её слова за заботу. Но я уже поняла этот трюк.

«Слишком поздно поняла».

— А давай я без тебя разберусь, что мне и когда делать? Может быть, я хочу быть тупой? Походить на тебя хочется, — обрываю её назидания.

Как я могла быть настолько глупа? Неужели, правда, думала, что мама переживает за моё семейное счастье?

— Как ты с матерью разговариваешь?! — от возмущения моя тётя швыряет нож на столешницу и резко оборачивается ко мне.

Отчаянье делает нас очень смелыми.

В какой-то момент ты понимаешь — терять нечего.

— Мария, что происходит? — мама старается держать себя в руках, но получается плохо.

Я, конечно, лукавлю. Она какая угодно — алчная, лживая, но не тупая. О, нет… Её знания вкупе с отсутствием совести творят фантастические вещи. Когда я сидела дома с маленьким сыном, ожидая каждую секунду Серёжу, как солнышко, мне и в голову не приходило, насколько я была уязвима. Мама же прекрасно понимала. Ей было отлично известно, на какие точки лучше давить.

Сейчас по прошествии времени я могу сказать: подождать Серёжу несколько часов, пока он был в университете, или на объекте, или на стажировке в следственном комитете, не трудно, то ли дело ждать его каждую грёбанную минуту. Хотя бы сообщения.

Мама бросает на меня леденящий душу взгляд. Ждёт извинений.

Ага, как же.

— Достаточно будет того, что ночью с Марком потрахаюсь? Ты ведь этого хотела?

Она не представляет, как мне больно. Никто не представляет.

Каждую свободную минуту я думаю о том, что собственноручно разрушила свою жизнь.

— Да как ты… — мама стремительно, насколько ей позволяет возраст, приближается ко мне.

Я успеваю раньше встать из-за стола.

Толкаю её несильно. Но она делает несколько шагов назад. Шарахается.

Что-то новенькое всегда удивляет.

— Не прикасайся ко мне, — почти что кричу.

Меня трясёт, особенно достаётся верхней части тела. Мелкие импульсы пробивают нервные окончания. Зубы начинают стучать.

Она понимает — происходит неладное.

— Машенька, — тактика меняется на ходу.

Бросаю на нее презрительный взгляд и вылетаю из кухни.

Боже, как мне с этим всем справиться, если я не могу держать себя в руках.

Проносясь по лестнице, специально задеваю её любимую вазу, что стоит на площадке между этажами. Она со звоном летит вниз. И внутри меня поднимает голову злорадство.

Это ужасно. Я понимаю. Но ничего не могу с собой поделать.

Я очень хотела вернуться с сыном в нашу с Серёжей квартиру. Там всё родное. Своё. Наполненное тёплыми воспоминаниями. Но мама была против, аргументировав это тем, что скоро переезжать к Марку. Зачем туда-сюда вещи катать.

На деле она понимает: живя отдельно, я никогда не выйду за Марка замуж. Поэтому стоит перекрыть мне воздух.

У нас в квартире на кухне большая стена. Метров пять, наверное. И я очень хотела, чтоб её расписал художник. В итоге возился с ней Серёжа дольше всего. Сначала её долго выравнивали до идеальной поверхности. Несколько раз Серёжа сам штукатуркой проходился. Я тогда удивлялась — где он этому научился? Дима, его брат, точно не мог научить. Представить его, работающим руками, сложно. В отличие от Серёжи он из дома не выйдет, если у него закончатся идеально выглаженные рубашки. Когда всё было подготовлено, я отказалась расписывать сама. Боялась испортить. Но это было ошибкой. Когда я увидела результат трудов мастера, минут двадцать плакала, закрывшись в ванной. Следующей ночью мы с Серёжей заклеили творение обоями под покраску.

Несмотря на то, что на выравнивание и роспись той стены ушло несколько недель, а то и месяц, он ни разу мне и слова не сказал. Терпеливее человека, чем мой муж — бывший, — трудно найти.

Он был таким. Пока я его не достала своими ежедневными истериками.

Словами не передать, как я жалею. Пока он был занят, мама накручивала меня, по возвращении я изводила его самого.

И даже после этого Серёжа меня не бросил. Откуда в нём было столько терпения?

Душой я только с ним.

Узел жгучего беспокойства завязывается в моем животе. Ничья лютая злоба не способна меня заморозить, долгое время я варюсь в собственном котле беспросветности.

Оказавшись в спальне, закрываю дверь на ключ.

Колю забирать от логопеда через двадцать минут. Достаю из кармана телефон, чтобы вызвать такси. Но не успеваю. Он сам заходится песней «Она не твоя» в исполнении Мота.

Марк.

Он не в курсе, какой рингтон на него стоит. Но маму это изрядно бесит, поэтому, собственно, я его и выбрала. Так выглядит зародыш бунтарства.

Скоро он подохнет. Сразу после свадьбы.

А пока…

Сбрасываю вызов и, усевшись на полу, зарываюсь лицом в корзину пионовидных роз кремового цвета с лёгкой розовинкой. Их аромат едва уловим. Он ассоциируется у меня с мужем. Он знал, что я их очень люблю. А сейчас их дважды в неделю доставляют на адрес мамы лично мне в руки.

Отдельное удовлетворение — видеть, как при их виде психует мама. Первые дни она требовала их выкинуть, потому что имела неосторожность поблагодарить Марка от моего лица. Такой милый конфуз был узнать, что это не он.

Они достаточно стойкие. У нас в комнате их три скопилось. И послезавтра должны снова доставить.

Пока курьер привозит цветы, я убеждаю себя, что не все потеряно.