Бомба для графини

Марта Таро, 2016

1826 год. Что значит рухнуть с вершин благополучия в полную неизвестность графиня Вера Чернышёва познала на собственном опыте: после восстания на Сенатской площади арестован её брат, а затем её семья лишается почти всего имущества. Однако на этом беды графини не заканчиваются – кто-то пытается взорвать её экипаж. Вера удаляется в бабушкино имение, но и в тихом Полесье её снова пытаются убить. Стараясь разгадать смертельную шараду и поймать убийцу, за расследование преступлений берётся капитан Щеглов. «Бомба для графини» – первый роман Марты Таро, открывающий увлекательный цикл «Галантный детектив», герои и хитросплетения сюжетов которого словно сошли с раскладов загадочных карт Таро.

Глава шестая. Троянский конь

С глаз долой — из сердца вон?! А ведь когда-то считали всеобщим любимцем!.. Как это ни обидно, но столица Российской империи встретила своего былого кумира на удивление холодно и сухо. Пока ещё числившийся министром иностранных дел граф Иоанн Каподистрия был не просто разочарован, сказать по правде, это открытие его изрядно уязвило. Иоанн Антонович вдруг осознал, что здесь он больше никому не нужен. Можно было и не суетиться, не тащиться из Швейцарии в Петербург, а так и сидеть в Женеве, как делал это последние три года. Со дня его приезда прошла всего неделя, но граф уже засобирался обратно. Как всё разительно изменилось после его негласной отставки в двадцать втором году! Не стало Александра I, и сразу же исчезла умная и виртуозная политика. Теперь страной правили жестко, примитивно и тупо. К чести нового царствования было только одно — проклятый временщик оказался не у дел.

«Даже не верится, что всё закончилось, — часто размышлял Иоанн Антонович. — Ну почему же князья Ипсиланти не захотели подождать каких-то четыре года? Сейчас уже нет Аракчеева, теперь всё получилось бы по-другому».

Это, конечно, было догадкой, но ведь жизнь опытного политика научила Каподистрию мудрости и терпению, что, впрочем, на самом деле — одно и то же. Но братья Ипсиланти были другими, они умели только воевать. Храбрые и благородные греческие князья наивно верили, что если с оружием в руках выступят против турок, то русский царь повернёт всю свою огромную армию на помощь маленькой горстке православных храбрецов. Но этого не случилось. Александр I — победитель Наполеона — не мог спуститься со своего Олимпа и унизиться до рядовой войны с турками. Поднятое греками восстание стоило Каподистрии должности: император, давно подозревавший своего министра-грека в вольнодумстве, охладел к нему окончательно, и, хотя в отставку не отправил, но от дел удалил, предложив отправиться на лечение.

Остаётся утешаться тем, что жалованье платили исправно, и оно всегда шло на помощь греческим героям, часто размышлял дипломат. Стрелявшие в турок ружья были закуплены на русские деньги. Жаль только, что в жизни всё повторяется с завидным постоянством, а наивные князья Ипсиланти слишком походили на офицеров с Сенатской площади. Русские герои так же верили, что страна примет их благородные идеалы, так же надеялись, что власть падёт перед ними ниц, и конец у них один, только русские идеалисты сидят в Петропавловской крепости, а Ипсиланти — в Терезине у австрияков.

Думать о потерях и поражениях не стоило. Какой смысл рвать душу из-за того, что невозможно изменить? Граф Иоанн посмотрел на часы — пора уже собирать на стол. Скоро он встретится с гостем. Вот уж чего ему совершенно не хотелось. Не ужин, а прямо-таки беда!

Каподистрия позвал своего камердинера-француза и спросил, принесли ли из ресторана заказанные блюда.

— Да, ваше высокопревосходительство, — доложил тот, — прикажете накрывать?

— Пожалуй… Оставьте бутылки на буфете, а когда гость прибудет, можете идти отдыхать.

Отвыкший от российских морозов Каподистрия пододвинул кресло поближе к камину и протянул руки к огню. Настроения у графа не было, а нынешний ужин представлялся ему пыткой. Сегодня он ждал человека, которого совершенно не желал видеть, однако почитал за честь принять и, если надо, то и помочь. Неприятный осадок от их последней встречи так и не рассосался, и лучше бы им было вовсе не встречаться, но Каподистрию припёрли к стенке. Это был вопрос чести.

«Мы все в долгу перед этим человеком», — в очередной раз постарался убедить себя Иоанн Антонович. Почему-то эта мысль не принесла ему ни благородного воодушевления, ни тёплого чувства благодарности. Воспоминания об Иване Печерском — Вано, как тот называл себя сам, — несли лишь горечь разочарования.

Но почему? В чем секрет? Что вызывает это тяжкое, больное чувство?

Каподистрия легонько прикрыл глаза — захотелось подумать, но вместо этого пришли воспоминания. Всё началось на охоте. Вано ему очень помог. Ну а раз так — долг платежом красен, и министр взял молодого провинциала под своё крыло. Учил, опекал, возомнил себя старшим братом, почти отцом. Вот только ученик оказался паршивым: глупым, заносчивым и категоричным, а главное, совершенно необучаемым. Наплевав на советы и запреты, на приёме в Министерстве иностранных дел Вано распустил язык и умудрился оскорбить всех своих собеседников. Все двери в столице перед ним закрылись.

«Так вот в чём дело! — осенило вдруг дипломата. — Страшно, что гость снова попросит покровительства. Но теперь всё стало просто — граф Каподистрия отошёл от дел. Пусть поищет других… Хотя, с другой стороны, можно же предложить визитёру денег или попробовать найти для него место…»

Большие каминные часы с пляшущими бронзовыми нимфами пробили девять, и Каподистрия пошёл в столовую. Вот-вот должен был появиться гость, и граф Иоанн хотел сразу же пригласить его за стол, чтобы скорее покончить с неприятным визитом.

В дверь неуютной казённой квартиры постучали, и по коридору простучали каблуки: француз-камердинер отправился открывать. Иоанн Антонович услышал невнятный диалог двух голосов, потом приближающиеся шаги, затем дверь распахнулась, и камердинер провозгласил:

— Ваше высокопревосходительство, прибыл граф Печерский.

Француз отступил в сторону, давая гостю дорогу, но тот не спешил. Замер в дверях — внимательно разглядывал хозяина дома. Этот человек показался Каподистрии незнакомым: высокий, с жирноватой фигурой и тяжелым замкнутым лицом. В нём не осталось и следа от прежнего изящного юноши — тот был черноглазым красавцем, а нынешний Вано даже пугал своей грубой простонародной внешностью.

«Господи, да что же это с ним стало? Он выглядит как трактирщик», — поразился Каподистрия. Привычка дипломата всегда сохранять невозмутимость выручила и на сей раз — грек улыбнулся и двинулся навстречу гостю.

— Рад вас видеть, Иван Петрович, — гостеприимно провозгласил он. — Мы не встречались лет десять?

— Почти десять, ваше высокопревосходительство, — кивнул гость, пожимая его руку. — Но вы совсем не изменились.

В голосе визитера проскользнули льстивые нотки, и Иоанн Антонович удивился — раньше Вано был чужд всякого подхалимажа, наоборот, он мнил себя пупом Земли и не считал нужным заискивать перед сильными мира сего… Да, по всему видать, жизнь крепко потрепала старого знакомца!

Они прошли к столу. Камердинер ловко разложил по тарелкам подогретые ресторанные блюда, разлил шампанское и исчез. Каподистрия поднял свой бокал и предложил:

— Выпьем за нашу встречу, я только через три года после вашего отъезда узнал, что Александр Ипсиланти отправил вас с секретной миссией в Константинополь.

Губы гостя непроизвольно поджались, и Каподистрии на мгновение показалось, что он видит оскал цепной собаки, но Печерский тут же заулыбался. Хохотнул:

— Наш общий друг не слишком хорошо умел просчитывать свои шаги, поэтому и сидит сейчас в австрийской тюрьме, хотя мог бы уже получить корону Греции.

Опять начинался самый неприятный для Каподистрии разговор, и граф тут же сменил тему:

— Расскажите, как сложилась ваша судьба… Вы были с Ипсиланти в Дунайских княжествах?

— Да, был. После боя у Драгошан, когда мы всё потеряли, а наши вожди кинулись бежать к австрийской границе, я вернулся обратно. Мне пришлось скрываться. Вы же знаете, как отнеслась православная Россия к нашему с вами общему делу.

Упрёки гостя раздражали, и Каподистрия перебил его:

— Вы собираетесь остаться в Петербурге?

— Хотел бы, да как? Не думаю, что без денег и связей меня примут в обществе, а моё участие в греческом походе вряд ли станет хорошей рекомендацией для принятия на службу.

— Наверно, не стоит афишировать ваше участие в греческой борьбе, — предложил Каподистрия, отметив про себя, что при госте не решился назвать борьбу «нашей».

— Да уж, лучше помалкивать, — согласился Печерский. — Надеюсь, что это нигде не всплывёт.

— А что бы вы хотели делать?

Гость надменно вскинул бровь (нет, ничему-то его все-таки жизнь не научила!) и заявил с интонациями избалованного ребёнка:

— Я умею лишь воевать! Но в регулярной армии не служил, а корнетом в тридцать лет не пойдёшь.

Иоанн Антонович вздохнул:

— Да, это осложняет дело. Если только в жандармский корпус, там корнетов нет.

— Похоже, что мне выбирать не приходится. По статской линии я служить не могу, вы же знаете, как хромает моё образование, — уже с раздражением отозвался гость.

Каподистрия опустил глаза. Он не понимал своего гостя. В молодости Вано тщательно скрывал своё невежество, а сейчас, казалось, даже бравировал им. И графу захотелось поскорее завершить этот неприятный визит.

— Я могу поговорить с Бенкендорфом. Ходят слухи, что затевается реформа Министерства внутренних дел, похоже, что он в этом деле станет одним из главных действующих лиц. Я попрошу его, — пообещал Каподистрия.

Он был рад сделать хоть что-нибудь для человека, рисковавшего жизнью ради свободы Греции. Впрочем, найденное решение подвернулось вовремя, и теперь Иоанну Антоновичу оставалось только перетерпеть формальную застольную беседу…

Когда за полчаса до полуночи за гостем наконец-то захлопнулась дверь, Каподистрия вздохнул с облегчением.

Письмо от графа Каподистрии принесли так рано, что Бенкендорф ещё не успел уехать на службу. Он вскрыл конверт и прочёл краткую просьбу о встрече, изложенную в элегантной манере прежних времен. Александр Христофорович ответил сразу. Написал, что, ждёт гостя в три часа пополудни, и отдал записку посыльному.

Бенкендорф еле успел вернуться к назначенному часу: напольные часы — единственное украшение скудной обстановки его кабинета — как раз начали бить три, когда в глубине квартиры звякнул дверной колокольчик. Генерал сам вышел к гостю и с лёгкой завистью отметил, что хитрый грек — всё такой же прямой и стройный — совершенно не постарел.

— Милости прошу! Рад снова вас видеть, Иоанн Антонович. Смотрю, вы по-прежнему молодцом, годы вас не берут, — заулыбался Бенкендорф.

— Спасибо, Александр Христофорович, — поблагодарил Каподистрия, просиял такой же широкой улыбкой и вернул комплимент: — Вы тоже почти не изменились.

Бенкендорф проводил графа к двум парным креслам у маленького круглого стола и предложил:

— Не желаете ли выпить? Может, водочки? Супруга сама её готовит. Или вина?..

Гость отказался:

— Спасибо, нет. Я не хотел бы отнимать у вашего высокопревосходительства много времени. Позвольте мне сразу перейти к делу, из-за которого я вас побеспокоил.

— Слушаю…

— Александр Христофорович, вы знаете, что скоро новый государь подпишет моё прошение об отставке, но даже если этого и не случится, к министерским делам я больше не вернусь. Сейчас я заканчиваю свои дела в Петербурге и раздаю долги. Один из них является для меня долгом чести. Однажды, когда я упал с лошади и сильно покалечился, меня спас благородный молодой человек. Я хотел бы помочь ему устроиться в жизни, но теперь уезжаю из России и не смогу больше ничего сделать. Я ищу для своего протеже скромное, но достойное место службы. Он не слишком образован, так что по статской линии ему ходу нет, но вот по жандармской стезе или порученцем он вполне мог бы преуспеть. Я слышал, что вы после коронации получите назначение на особую должность, связанную с охраной государства, и взял на себя смелость заранее попросить за своего друга.

У Бенкендорфа похолодели руки. Мысли его заметались, как ласточки перед грозой. Для него не было секретом, что озвученный графом Иоанном слух уже циркулирует в столице, но, если сам многоопытный Каподистрия говорит о назначении как о деле решённом, это что-то да значило. Только бы сохранить невозмутимость — не подтвердить, но и не опровергнуть предположения гостя! Александр Христофорович заулыбался. Полюбопытствовал:

— А имя у вашего протеже имеется?

— Граф Иван Печерский.

— Это тот самый молодой человек, что устроил скандал на вашем приёме? — тут же вспомнил Бенкендорф. — Вы уж не обессудьте, на такие вещи у меня память хорошая — служба требует.

Каподистрия подтвердил:

— Да! Он был безрассудным юношей. Но сейчас вырос и поумнел…

— Возможно, — согласился Бенкендорф, — но дело-то в другом. Я так понимаю, что вы сначала благоволили к нему, а после скандала удалили. Почему сейчас вы вдруг изменили своё мнение?

Он внимательно вглядывался в лицо Каподистрии. Что могло связывать рафинированного дипломата с примитивным, как куча песка, юнцом, чуть не устроившим драку на глазах всего света? Печерский, несмотря на свой графский титул, показался тогда Бенкендорфу настоящим дуболомом. Неужели это интимное?.. Очень может быть, ведь граф Иоанн так и не женился. Впрочем, по лицу этого грека ничего не поймешь — спокоен, как гранит.

— Я уже несколько лет живу за границей, вот и потерял графа Печерского из виду, а в этот приезд он сам разыскал меня и попросил о помощи, — объяснил Каподистрия и с изрядной долей сарказма добавил: — Я ни в коем случае не хотел бы обременять вас неудобной просьбой. Возможно, мой молодой друг найдет себя на военном поприще, я побеспокою Александра Ивановича Чернышёва — он после коронации получит военное министерство. Прошу, ваше высокопревосходительство, простить меня за назойливость.

Вот оно, озарение! Как любил повторять великий корсиканец, удача всегда следует за героями. Стоило лишь задумать толковую интригу, как судьба тут же послала орудие. Бенкендорф просиял улыбкой:

— О чём вы говорите?! Я рад оказать покровительство графу Печерскому. Пусть он завтра утром, часам к одиннадцати, придёт сюда, и мы побеседуем.

— Благодарю, — кивнул гость, — буду премного обязан.

Он тут же откланялся, а Александр Христофорович вновь вспомнил о письме сестры. Видела б его сейчас Долли, сразу бы взяла все свои упреки обратно! Как он только что убил двух зайцев: оказал услугу влиятельному греку и, похоже, нашёл-таки подходящего человека для собственных дел.

Забавно, что именно грек привёл ему Троянского коня, оценил генерал. Как видно, со времен Гомера ничего в этом мире не изменилось.

Бенкендорф налил себе стопку. Выпил. Анисовая пошла мягко — как приласкала. Не принято пить одному… А если праздник? Если обмываешь удачу и такую интригу, о которой приходится молчать?.. Александр Христофорович потянулся за графином. За удачу!.. Сегодня это всё-таки случилось. Немного ума, немного ловкости, терпения и выдержки, и он получит наконец то, что давно заслужил. А там, глядишь, и на невозможное замахнётся.