Не засыпай

Меган Голдин, 2022

Лив Риз просыпается в такси, не понимая, где она и как сюда попала. Она доезжает до своего дома, но там уже давно живут незнакомые люди. Она тянется к телефону, чтобы позвать на помощь, но обнаруживает, что его нет. На его месте окровавленный нож. Ее руки покрыты нацарапанными сообщениями, словно граффити на коже: «Не засыпай». Два года назад Лив работала писателем в модном журнале, а теперь она потеряна, даже город вокруг не похож на тот, что она помнит. К своему ужасу, в местных новостях Лив видит сообщение о месте преступления. Кровью жертвы на окне написано все то же сообщение: «Не засыпай». Что она делала прошлой ночью? И почему не помнит последние два года?

Глава тринадцатая

Двумя годами ранее

Мы битый час ходим вокруг мудбордов и образцов цветов, обсуждая планы на декабрьский выпуск «Культуры». До декабря почти шесть месяцев, но рождественский выпуск — это всегда крупное событие, что означает месяцы дополнительной подготовки, страницы специальных материалов и развороты с глянцевой рекламой.

После того как мы высказали свои мнения по поводу цветов и дизайна обложки, Фрэнк, наш редактор, поручает нам статьи, которые нужно написать вдобавок к нашей обычной норме. Мне достается тема еды. По понятным причинам еда — это всегда важная тема декабрьского выпуска. Не менее важны и авторские статьи, подводящие итоги года.

— Мне всегда нравится, когда в наших статьях в конце года есть свежий взгляд, — напоминает всем Фрэнк. Наоми, которой приятно считать себя нашим штатным колумнистом рубрики про искусство, не скрывает своей ярости, когда Фрэнк поручает мне написать про культурную жизнь города.

В любом случае я никогда не нравилась Наоми. Уж точно не после того, как пожаловалась на Джорджа, фотографа, с которым она встречалась, когда тот положил руку на мое бедро и сделал мне непристойное предложение по пути на музыкальный фестиваль, который мы должны были освещать. В итоге он был уволен после того, как выяснилось, что это был его излюбленный подкат к молодым репортершам. С тех пор Наоми довольно сильно ненавидела мою скромную персону.

По окончании летучки Фрэнк подпрыгивает с места и торопливо уходит в свой кабинет, чтобы ему не пришлось выслушивать жалобы по поводу его назначений. Я иду за ним.

— Фрэнк, в штате есть журналисты, куда более осведомленные о мире искусства, — на ум мне приходит Наоми, которая изучала искусствоведение и относится к любому, кто пишет об искусстве в «Культуре», как к человеку, который не просто наступает ей на пальцы, а бьет по ним молотком.

— Это именно то, что я хочу, чтобы ты сделала, Лив, — говорит он. Мы проходим мимо стены обрамленных исторических обложек журнала «Культура» и заходим в его кабинет.

— В прошлый раз, когда я написала обзор на выставку Мило Зи, он засудил и меня, и журнал. Ты точно хочешь снова так рисковать?

— Это все было на публику. Он отозвал иск, — безапелляционно заявляет он. — Твоя статья попала этому засранцу прямо куда надо. Она прожарила его. Остальные СМИ словно с цепи сорвались после того, как вышел выпуск.

Фрэнк умолчал о том, что шумиха в СМИ привела к тому, что Зи обвинили в избиении своей девушки и в конечном счете «отменили».

— Это был всего лишь обзор. Я не намеревалась разрушать его карьеру.

— Тут нет причин чувствовать себя виноватой, Лив. Ты делала свою работу: написала жестокую правду о его художественной выставке. Мне понравилась рецензия, понравилась она и нашим читателям. Вот почему тебя повысили.

Он достает прошлогодний ноябрьский выпуск с полки позади своего стола и читает мою статью безэмоциональным голосом:

«Уж точно не пай-мальчик. Мило Зи описывает себя как непримиримого художника-бунтаря и основателя собственной школы нигилистского искусства миллениалов. Зи практически получил статус гуру среди своей более чем миллионной аудитории в инстаграме, которая называет его не иначе как #ВеЗикий.

Выставка Зи «Сумма нас» демонстрирует огромные полотна, написанные краской, сделанной из жидкостей его собственного тела. Зи говорит, что резал запястья, чтобы получить кровь для самого большого полотна, названного «Желаниесмерти2». Он заявляет, что практически умер, когда писал эту удивительно непримечательную картину.

Выставка в Нью-Йорке включает новые работы, написанные Зи после оглушительного успеха в Лондоне. Среди них #ВеЗикий выставляет свои настоящие испражнения — внутри прозрачного куба из эпоксидной смолы, свисающего с потолка галереи, — а также винный бокал, наполненный плевками Зи и помещенный в рамку на стене.

Пресс-агент Зи описывает его работу как «просветляющий взгляд на состояние человека. Она напоминает нам, что мы не являемся суммой наших частей, но лишь частями своей суммы».

Я не эксперт в постмодернистском абстрактном искусстве, но вынуждена признать, что нахожу соскабливание плесени с плиточных швов в моей ванной при помощи старой зубной щетки куда более просветляющим, чем работы Зи, и куда более удачным заявлением о состоянии человека».

Фрэнк бросает журнал на стол.

— Вот почему я хочу, чтобы ты написала для рождественского выпуска. Этот тон. Этот сарказм.

— Фрэнк, я не была саркастичной. Я была искренней, — говорю я без всякого выражения на лице.

— Ты разорвала его в клочья так, как никогда не смогла бы сделать Наоми. Она чересчур восторженно пишет о художниках, с которыми пытается наладить связь. Так, выметайся, Лив. Мне нужно готовиться к совещанию по поводу бюджета.

Перед тем как вернуться за свой стол, я останавливаюсь у кабинета нашего редактора колонки мод, Сони, и спрашиваю, что она думает по поводу коллекции сумочек Эмили. Я даю ей образцы, которые вручила мне Эмили, а также ссылку на ее страничку в инстаграме, чтобы посмотреть другие ее работы.

— В лучшем случае они выглядят как дешевая и безвкусная подделка. В худшем, ну, позволь мне предположить, что она найдет новое увлечение. Я не представляю, как она сможет построить серьезную карьеру, если все ее работы — это копирка культовых дизайнов.

Она передает мне обратно сумочку и кошелек, полученные мой от Эмили, держа их кончиками пальцев, будто они заражены.

От ее прямоты у меня почти что камень с души сваливается. Я могу честно сказать Марко, что сделала все возможное, чтобы о коллекции Эмили написали в журнале. Надеюсь, в случае, если это вызовет у Дина бурю эмоций, они не будут направлены прямо на Марко. Вспоминая его поведение в ресторане, я нисколько не сомневаюсь, что он более чем способен на мелочные акты мести.

Когда я возвращаюсь к своему столу после позднего обеда, то вижу, что на клавиатуру наклеена бумажка. На ней написано: «Кевин просил тебя перезвонить». На ней также его номер телефона.

Кевин — это официант из ресторана, куда я ходила с Марко, Дином и Эмили. Это был его третий звонок.

Я ответила на его первое сообщение, думая, что оставила что-то в ресторане. Конечно, я ничего не оставляла. Он сказал, что звонит, чтобы поблагодарить за доброту и за то, что я вернулась, чтобы отдать чаевые. Несмотря на то, что он был необычайно вежливым, этот звонок напугал меня. Как и его следующий звонок, на который я не ответила.

Я комкаю записку и бросаю ее в урну. Сообщения от Кевина начинают меня пугать.