Скованы страстью

Мейси Эйтс, 2014

Первым делом по восшествии на престол Зафар Неджем спасает похищенную американскую наследницу. Но прекрасная Анналиса помолвлена с шейхом соседнего государства, поэтому ей нельзя так просто вернуться к родным и близким. Сперва нужно все тщательно продумать. А тем временем под знойным палящим солнцем в двух одиноких сердцах вызревает запретная любовь, способная сорвать все планы…

Глава 2

Зафару вдруг показалось, что еще немного, и ему станет едва ли не жаль эту бледную женщину. Но только показалось.

Сейчас у него просто не было времени на подобные глупости, да и вообще он всерьез подозревал, что за прошедшие годы разучился испытывать подобные чувства.

Полжизни он провел вдали от цивилизации, без родных и близких, и за последние пятнадцать лет у него вообще не было никаких эмоциональных привязанностей. Зато была ясная цель, ради которой стоило годами терпеть одиночество, боль, голод и все остальные лишения. И теперь он должен был навести в Альсабе порядок, защитить ее народ и добиться правосудия.

Даже если ради этого придется пожертвовать этой женщиной.

Но, к счастью для нее, что-то подсказывало Зафару, что, хотя ей и придется задержаться в Альсабе дольше, чем ей бы того хотелось, в конечном счете их желания не так уж и разнятся. Самый простой и действенный способ сохранить шаткий мир с Шакаром − это побыстрее вернуть ее Тарику. Но сперва нужно придумать, как тонко повести игру, чтобы окончательно все не испортить.

И именно здесь-то и начинаются трудности. Деликатность никогда не была среди его главных качеств. В отличие от грубой силы.

− Не нравится мне все это. И вообще я не собираюсь сидеть и ждать, пока ты мной распорядишься. Я хочу домой. − На последних словах она как-то судорожно вдохнула и едва ли не всхлипнула. Что ж, похоже, она наконец-то начала отходить от пережитого шока.

А жаль. Зафар успел на собственном опыте отлично познакомиться с этим блаженным состоянием, как бы отгораживающим тебя от суровой реальности. Тогда он, еще ничего толком не осознав, целеустремленно рвался в глубь пустыни, не замечая испепеляющей жары, а палящее солнце милосердно выжгло из его памяти большинство кровавых подробностей тех ужасных дней.

Если ей повезло, то эта же благодать снизошла и на нее. А иначе ему совсем скоро придется столкнуться с бурной истерикой, и такая перспектива его совершенно не радовала.

− Боюсь, это невозможно.

− Точно. Война.

− Отлично, значит, ты действительно меня слушала. Давай ты пока над этим подумаешь, а я поставлю палатку. И постарайся никуда не уходить, хорошо?

− Самоубийство в мои планы не входит. Я не собираюсь в одиночку бродить по пустыне среди ночи. Да если уж на то пошло, и днем тоже. Как ты думаешь, почему я сразу не сбежала?

− Здесь как бы сам собой напрашивается вопрос, как тебя вообще схватили. − Отвязав навьюченную на спину лошади палатку, Зафар начал устанавливать ее среди россыпи валунов.

В этих местах встречались опасности и посерьезней шайки Джамала, так что маскировка им не помешает.

− Я поехала в пустыню на экскурсию. Бедуинские лагеря Шакара. На самой границе.

− Значит, мои люди вторглись в Шакар?

− Да.

− Тебе чертовски повезло, что они знали, кто ты такая. − Лучше даже не думать, что бы иначе с ней стало.

− Все дело в кольце. Коронная драгоценность Шакара сразу меня выдала. Разумеется, колечко осталось у них. Иначе что бы они были за воры?

− Хорошо, что оно у тебя было, странно только, что они не предъявили его в качестве доказательства.

− Но ты наверняка обо мне слышал.

Зафар ясно видел, как в ее глазах стремительно нарастает паника.

− Знал, что Тарик скоро женится. Уж об этом тебе наверняка кто угодно мог сообщить.

− Полагаю, ваш брак должен скрепить политический союз.

− Да, но он меня любит.

− Не сомневаюсь, − сухо усмехнулся Зафар.

− Он действительно меня любит. Я не дура, и отлично понимаю, что мои связи играют важную роль, но мы уже давно помолвлены и достаточно много общались. Правда, на расстоянии.

− И ты тоже его любишь?

− Да. От всего сердца. − Она слегка вздернула подбородок. − И с нетерпением жду свадьбы.

− И когда же она будет?

− Через пару месяцев. Сначала он должен был представить меня своему народу, а потом ухаживать за мной на публику.

− Но он же, видимо, и так за тобой ухаживал.

− Да, но все дело в… подаче. Я хочу сказать, ведь именно поэтому ты и не можешь сразу отвезти меня в Шакар, верно? Нужна правильная подача. Ты не хочешь, чтобы Тарик знал, что твои подданные, а тем более ты сам были как-то замешаны в это дело. И ты не хочешь показаться слабым, не хочешь, чтобы твой народ понял, что все это произошло у тебя под самым носом. Так что в нашем случае все тоже сводится к верной подаче, не так ли?

− Я еще ни дня не провел во дворце и не хочу сразу же попасть в эпицентр скандала с похищением невесты шейха соседнего государства. Так что да, ты права.

− Понятно.

− И что же тебе понятно, habibti? − нежно спросил Зафар, используя привычное обращение к женщине. Проще уж так, чем запоминать бесконечные имена. Да и безопасней. К тому же это именование как бы держало их на расстоянии, что вполне его устраивало.

Обитая в пустыне, не так-то и просто найти себе любовницу, но несколько постоянных у него все же было. Пара вдов в бедуинских лагерях и одна столичная дама, ставшая просто бесценным источником информации.

Сощурившись, она пристально на него посмотрела.

− Что вся эта ситуация ставит под удар тебя лично.

− Мягко говоря, я не самый популярный человек в Альсабе, но я собираюсь ею править, так что это создает некоторые неудобства.

Если бы при дядином правлении Зафара просто увидели в городе, он наверняка бы поплатился за подобную неосторожность жизнью. Его изгнание совпало с жуткими событиями, и с тех пор его репутация вряд ли улучшилась. Особенно среди дядиных прихвостней.

Сам же Зафар полностью сосредоточился на бедуинах, тратя все силы на то, чтобы они не пострадали от дядиного правления, пытавшегося лишить их медицинской и какой-либо другой помощи, полностью отдавая на милость иностранных благотворительных организаций и при этом не забывая назначать им тройные налоги.

Именно бедуины и стали настоящим народом Зафара.

А теперь… а теперь пришла пора объединить всю Альсабу, каким-то чудом восстановив свою репутацию среди горожан и при этом не лишившись поддержки кочевников пустыни.

Ну и разумеется, не развязав войну с Шакаром.

− Знаешь, мне теперь еще меньше хочется сидеть тут с тобой посреди пустыни.

− Не сомневаюсь, только это уже не моя проблема. А теперь, если не возражаешь, я все-таки поставлю палатку, чтобы нам не пришлось спать под открытым небом.

− Ты думаешь, что я стану спать с тобой в одной палатке?

− Да. Во всяком случае, сам я буду спать именно там и, полагаю, ты тоже предпочтешь переночевать в укрытии. Наверное, ты уже успела познакомиться с ночными насекомыми.

Анна невольно поежилась, представив всех этих тварей.

Но спать рядом с этим совершенно незнакомым мужчиной… Еще вопрос, что хуже.

Остается утешаться лишь тем, что он явно не хочет развязывать войну.

Может, сказать, что она девственница и Тарик об этом знает? Тогда, если он попытается сделать нечто такое, что ему делать не следует, обратного пути уже не будет и война станет неизбежностью.

Война из-за ее девственной плевы. Чудесно. Но при этом вполне реально.

Что ж, в крайнем случае этот довод послужит ее последним щитом, но пока что не стоит раскрывать свои карты. Потому что…

− И долго ты собираешься продержать меня рядом с собой? − спросила она, наблюдая, как он устанавливает явно слишком маленькую для двоих палатку.

− Сколько потребуется.

На нем было столько слоев всевозможной одежды, призванных защитить от солнца, что Анна даже не могла толком различить его фигуру, но, судя по легким грациозным движениям, он явно был весьма и весьма физически развит.

Не то чтобы ей вообще было до этого дело.

− Исчерпывающий ответ.

− Ну уж какой есть. Больше мне сказать нечего. Попав во дворец, я постараюсь как можно быстрее со всем этим разобраться, но пока что тебе придется оставаться со мной.

Явно привыкший к подобной работе, Зафар продолжал колдовать над палаткой.

− И часто ты… это делаешь?

− Почти каждый день.

− Каждый день выкупаешь похищенных пленниц и увозишь их на верном коне?

− Я говорил про палатку.

− Я догадалась, − вздохнула Анна, любуясь огромным, усыпанным звездами небом. − Просто захотела немного разрядить обстановку. − Сил злиться у нее больше не было, так что она попыталась перейти на дурацкие шутки. Иначе бы она все-таки не выдержала и заплакала.

Но эта роскошь ей не по карману. Отцу нужно, чтобы она держалась до конца и побыстрее к нему вернулась. Вернулась к Тарику. Она же столько лет из кожи вон лезла и все делала правильно, только бы принести какую-то пользу, а не висеть мертвым грузом…

Нужно держаться.

− Технически я тебя не купил, а выкупил, − заметил он, проверяя очередной узел.

− Звучит уже лучше.

− Вот и замечательно. Советую теперь именно так и думать.

− Учитывая обстоятельства, мне от этого несильно легче, но так уж и быть, попробую.

− Ну вот и все. Ты готова ко сну?

И да и нет. У Анны не было ни малейшего желания залезать с ним в эту палатку и спать на земле. При одной мысли, что она окажется совсем близко с этим человеком, сердце билось быстрее и кружилась голова. Ей было страшно. Но при этом она отлично понимала, что еще чуть-чуть − и она просто свалится от усталости. В конце концов, пусть она совсем и не знает Зафара, но похитил-то ее не он. Да и вообще он совсем не похож на тех людей, с которыми ей пришлось провести последние дни…

Пусть он ее и немного пугает и вообще не слишком приветлив, но именно он ее спас.

− Спа… спасибо. − Несколько слезинок все же скатились по щекам. − Огромное тебе спасибо.

И вдруг внутри ее сломалось нечто такое, о существовании чего она даже и не подозревала. Какая-то плотина, что сдерживала ее чувства и помогала оставаться сильной в эти жуткие дни, что ей пришлось пережить после похищения. А может, эта плотина, которой она никогда не замечала, годами помогала ей сдерживать слезы, но у всего есть свой предел, не выдержала и она.

Анна вдруг поняла, что отныне уже никогда не сможет так же мастерски собой владеть, как раньше.

Судорожно всхлипнув, она чувствовала, как ломается последняя преграда, и уже даже больше не старалась сдерживать льющиеся слезы и рвущиеся из груди рыдания.

Но Зафар даже не попытался ее обнять или хоть как-то утешить. Он вообще ничего не делал, а просто стоял и смотрел, как она рыдает посреди пустыни. Но его утешения и не были ей нужны. Ей нужна была разрядка после непосильного напряжения этих дней, когда ни за что нельзя было показывать, как она одинока и напугана.

А стоило ей выплакаться, как она сразу же ослабела, смутилась и вновь разозлилась.

− Закончила?

Посмотрев на Зафара, Анна вдруг обнаружила, что он разглядывает ее с совершенно равнодушным видом. Что ж, похоже, краткая истерика не произвела на него впечатления. Вообще никакого. Не то чтобы она ждала от этого большого и едва ли не звероподобного мужчины утешения, но все равно. Мог бы хоть как-то отреагировать. Пожалеть. Предложить холодный компресс или нюхательные соли или… ну хоть что-нибудь он точно мог сделать!

− Да. Закончила. Спасибо.

− Ты готова ко сну?

− Да. − Анна чувствовала, что еще немного − и утомление возьмет свое, и она уснет прямо на месте. А потом вдруг ее начало трясти. − Я не знаю, что со мной, − выдавила она сквозь стучащие зубы.

Выругавшись, во всяком случае, судя по интонации, это было именно ругательство, Зафар двумя шагами сократил разделявшее их расстояние, ухватил ее за руки и притянул к себе, согревая всем телом. Но это не было объятием. Анна сразу поняла, что в его поступке не было и намека на какое-либо чувство. Просто он всеми доступными способами пытался ее согреть.

Содрогаясь всем телом, Анна прижалась к широкой груди, как бы ища поддержки и опоры и одновременно удивляясь, что от него так приятно пахнет. Странная мысль, но при этом достаточно простая и ясная, чтобы ее перевозбужденный разум сумел на ней сосредоточиться.

Можно было предположить, что после целого дня, и скорее всего далеко не первого, во всей этой многослойной обертке от него будет разить потом, но вместо этого от него исходил приятный острый аромат, чем-то неуловимо напоминающий сосновую стружку и гвоздику. Конечно, запах пота тоже слышался, но он не только не отталкивал, а даже наоборот, притягивал, как и положено мужчине, заслужившему каждую капельку этого пота тяжелой работой.

И каким-то неуловимым образом этот запах отличался ото всех остальных.

Не то чтобы она могла считать себя экспертом по мужскому, да и вообще какому-нибудь поту…

Наверное, эти мысли являлись лучшим доказательством ее умственного перенапряжения, вылившегося в слезливую эмоциональную разрядку. Да, похоже, все дело именно в этом. И ее по-прежнему продолжало трясти, и она ничего не могла с собой поделать.

А еще откуда-то вдруг пришло дурацкое желание покрепче ухватиться за его многочисленные одежки, поплотнее к нему прижаться и молить, чтобы он никогда больше ее не отпускал.

− Ближайший передвижной госпиталь… не слишком близко, − сухо заметил Зафар. − Так что прошу не совершать никаких глупостей. И тем более не вздумай умирать.

− Если я умру, чем мне поможет передвижной госпиталь? − уточнила Анна, кладя голову ему на грудь и внимательно прислушиваясь к стуку сильного сердца, как бы являвшегося для нее в эту секунду олицетворением жизни. − К тому же не думаю, что я прямо сейчас умру.

− А разве кто-то успевает об этом подумать, прежде чем умереть?

− У меня ничего не болит.

− Когда ты в последний раз пила? Анна задумалась.

− Довольно давно. На самом деле я даже точно не знаю, сколько дней назад меня похитили.

− Я отнесу тебя в палатку.

Кивнув, Анна почувствовала, как этот невероятно сильный человек на удивление аккуратно подхватывает ее на руки и усаживает на расстеленном в палатке одеяле. Затем он снова вышел наружу и пару секунд спустя вернулся с полным бурдюком.

− Пей.

Послушно подчинившись, Анна глотнула воды и вдруг почувствовала неутолимую жажду.

Осушив все до последней капли, она жадно облизала губы.

− Надеюсь, ты не собирался растянуть ее на пару дней.

− Запасы у меня еще есть, да и в любом случае завтра в первой половине дня мы остановимся в оазисе на пути к городу.

− А не проще было бы сразу там и заночевать?

− Нет. Для этого мы оба слишком устали.

− Я вполне могла еще немного проехать, − запротестовала Анна, понимая, что, если он еще и заботиться о ней начнет, она этого точно не вынесет. Конечно, если это вообще можно назвать заботой.

− В наших краях всегда нужно четко осознавать свои возможности. Это первый и самый важный урок, которому учит пустыня. Порой она дает силы и окрыляет, но при этом ни на секунду не позволяет забыть, что все люди смертны.

Свернувшись калачиком и не глядя на Зафара, она почувствовала, как он устраивается под одеялом.

− Оказавшись посреди огромных песчаных просторов, сразу понимаешь, как на самом деле мал ты сам. − Тихий, спокойный голос буквально ее обволакивал, и Анна почувствовала, что как бы начинает куда-то проваливаться. − Но при этом и начинаешь осознавать свою настоящую силу, особенно если вместо того, чтобы бессмысленно тратить энергию на борьбу с окружающей пустыней, ты начинаешь ее уважать и осторожно расширять собственные возможности. И тогда ты сможешь жить. Человеку никогда не покорить пустыню, но стоит ему отнестись к ней с должным уважением и почтением, и она позволит ему выжить. И все, прожившие здесь достаточно долго, набираются ее силы.

Чувствуя, как у нее уже закрываются глаза, Анна выдохнула:

− Мне холодно.

И стоило ей только это сказать, как сильная рука сразу же обняла ее за талию. Так странно. Наверное, ей следовало возмутиться, но как только она оказалась в его руках, ей сразу же стало как-то хорошо и спокойно.

Успокаивая и согревая, он легонько погладил ее по руке кончиками пальцев, и Анна сразу же перестала дрожать, а внутри ее вдруг вспыхнул какой-то крошечный огонек.

Окончательно засыпая, она еще успела подумать, что еще ни разу не спала в таких объятиях и, наверное, ей стоило бы сохранить этот первый раз для того мужчины, за которого она совсем скоро выйдет замуж.

Но как же глупо. Они просто спят рядом.

А сон − это именно то, что ей сейчас необходимо.

Еще теснее прижавшись к своему теплому спасителю, Анна наконец-то сдалась и, поддавшись той непреодолимой силе, с которой она неустанно боролась с той секунды, что ее похитили, заснула.