Алекс & Элиза

Мелисса де ла Круз, 2017

1777 год. Олбани, Нью-Йорк. Пока вокруг все еще слышны отголоски Американской революции, слуги готовятся к одному из самых грандиозных событий в Нью-Йорке: балу семьи Скайлер. Они потомки древнейшего рода и основателей штата. Вторая их гордость – три дочери: остроумная Анжелика, нежная Пегги и Элиза, которая превзошла сестер по обаянию, но скорее будет помогать колонистам, чем наряжаться на какой-то глупый бал, чтобы найти жениха. И все же она едва сдерживает волнение, когда слышит о визите Александра Гамильтона, молодого беспечного полковника и правой руки генерала Джорджа Вашингтона. Хотя Алекс прибыл с плохими новостями для Скайлеров, эта роковая ночь, когда он встречает Элизу, навсегда меняет ход американской истории…

2. Смотр войск

Комната Элизы и коридор в особняке Скайлеров, Олбани, штат Нью-Йорк

Ноябрь 1777 года

Элиза вернулась почти час спустя. Она пристроила последний рулон ткани в штабель у стены и прокралась в дом, оставшись незамеченной никем, кроме помощника садовника, граблями разравнивающего гравий на дорожках, и работницы, идущей из кухни в северном крыле с подносом, полным закусок. По лестнице туда-сюда сновали с полдюжины слуг, но ей удалось не попасться на глаза ни членам семьи, ни, того хуже, гостям.

Крадучись, она миновала холл, и тут из детской выглянул светловолосый мальчик.

— Ты опаздываешь.

— Мама знает? — спросила Элиза у брата.

Джон Брэдстрит Скайлер, двенадцати лет, мрачно кивнул. Было решено, что будущий наследник слишком юн для балов. Обиженный на то, что его вместо взрослых развлечений отправили к малышам в детскую, он не скрывал недовольства беспечностью Элизы.

Филипп Иеремия, девяти лет, потеснил брата в проеме двери и потянул Элизу за юбки, приглашая поиграть. Четырехлетняя Ренсселер, ликуя, протянула к ней липкие от меда ручонки. Малютка Корнелия гулила на руках у няни, желая присоединиться к веселью.

Элиза рассмеялась, взяла младшую сестру на руки и расцеловала в обе щеки.

— У меня все платье теперь будет липким из-за вас, — сказала она детям, которые кружили вокруг нее. — Ну хорошо, быстро пробежимся по комнате один разочек. Поймайте меня, если сможете!

В детской она была любимой гостьей, поскольку единственная из старших сестер не чуралась повозиться с младшими на ковре или сыграть в догонялки. И теперь она, к радости ребят, разочек оббежала с ними вокруг камина в детской, прежде чем кинуться наверх и нырнуть в свою комнату, единственную в доме, где все еще не горел свет. Но и здесь Дот уже зажигала свечи в канделябрах на стенах и письменном столе.

Элиза рухнула прямо в середину кровати, не задев ни одного из столбиков балдахина.

— Я справилась!

— Мисс Элиза, постыдились бы, — пожурила ее Дот.

Крепко сбитая женщина среднего возраста, Дот когда-то была кормилицей сестер, и многие годы близости к подопечным позволяли горничной держать себя с ними достаточно — можно даже сказать, излишне — вольно.

— Ваши сестры уже готовы, а вы выглядите так, словно весь день носились по полям. — Она распахнула гардероб и зарылась в ворох висящей внутри одежды. — У нас мало времени!

И только тогда Элиза заметила стоящий в углу комнаты манекен, облаченный в бальное платье. У нее перехватило дыхание. Платье — глубокого винного цвета с нежно-зелеными нижними юбками из парчи — было безусловно роскошным. Однако сейчас его широкие юбки нелепо обвисли без поддержки кринолина, который Дот, как раз закончившая поиски в гардеробе, держала в руках.

Элиза изо всех сил пыталась разобраться в хитросплетении обручей и лент кринолина, напоминающего, скорее, конскую сбрую, нежели деталь дамского наряда.

— Но я же говорила маме, что не хочу вычурное платье, — простонала она. — Нам, в тылу, не следует наряжаться как павлины, когда солдаты, сражающиеся за нашу свободу, одеты в лохмотья.

Дот пожала плечами.

— Но платье-то уже здесь. И вы не просили вашу мать шить его. — Женщина тут же сдавленно хихикнула. — К тому же вряд ли наши мальчики надели бы такое в бой.

Элиза нахмурилась, не желая признавать поражение.

— Это неправильно. Целый год я убеждала всех дам Олбани тратить меньше на свои наряды, чтобы собрать денег на нужды армии. И если сегодня надену-таки дорогое платье, они признают меня лицемеркой.

— А если вы его не наденете, — вставила Дот, — мать вас живьем съест. — Тут она схватила свободный конец ленты, стягивающей лиф платья Элизы, и резко дернула.

Девушка скользнула с кровати, подальше от горничной.

— И этот оттенок намного, намного ярче, чем допустимо при моем цвете лица. Я буду похожа на перезревший персик.

— Немного пудры — и готово, — практично заметила Дот, снова взявшись за ленты лифа.

Элизу уже трясло от злости.

— Мама — такой манипулятор! Она же знает, что это противоречит всем моим принципам! И ей не следовало тратить столько денег на платье, когда финансы семьи находятся в столь плачевном состоянии.

Дот спрятала улыбку, которую Элиза и так вряд ли бы заметила, поскольку не сводила глаз с платья.

— Не надевайте его ради матери. Наденьте ради полковника Гамильтона, — поддразнила горничная.

Дот, похоже, слишком много времени потратила на болтовню с Пегги.

Элиза с трудом подавила желание огрызнуться. Ей не было никакого дела до того, что подумает о ней этот прославленный военный, как, впрочем, и любой другой мужчина. Она отдавала предпочтение удобству, а не показной роскоши.

— Но, мисс Элиза… — взмолилась Дот. — Ваша мать…

— Хорошо, хорошо! Я надену его, — сказала девушка так обреченно, словно соглашалась провести день с тетушкой Ренсселер, старой девой, столь набожной, что всем другим занятиям предпочитала многочасовые чтения Библии вслух, и столь глухой, что ее племянницы срывали голоса во время этих бесконечных чтений. Дело в том, что Элиза прекрасно знала — не надень она это платье, гнев миссис Скайлер падет на Дот.

— Полагаю, нам лучше взяться за дело. На то, чтобы надеть его, уйдет не меньше часа…

Но тут за дверью, прервав ее, раздались два громких властных хлопка.

— Девочки, время проверки! Первые гости могут приехать с минуты на минуту!

Миссис Скайлер, возможно, и была лишь женой генерала, но иногда Элизе казалось, что мать сама скорее походит на прусского офицера, ведущего учения.

И тут девушка с радостью поняла, что теперь ей уже не хватит времени на то, чтобы надеть роскошное платье.

— Скорее, помоги мне привести себя в порядок, — велела она Дот.

Пока Элиза поправляла волосы и разглаживала платье, Дот успела слегка припудрить ей лицо и нанести немного краски на губы. Горничная с тоской оглянулась на прекрасный новый наряд.

Анжелика и Пегги уже стояли в холле, и Элиза скользнула за их спины, надеясь остаться незамеченной. Анжелика блистала в платье цвета янтаря, густо расшитом пурпурными ирисами с зелеными листьями. Благодаря широкому кринолину ее фигура напоминала песочные часы, что особенно подчеркивал жесткий корсет, утягивающий ее и без того тонкую талию и приподнимающий грудь в декольте. Все открытые участки кожи, то есть шея, лицо и лоб, были густо напудрены и светились чистой молочной белизной, на фоне которой выделялись лишь розовые губки и блестящие глаза. Напудренный парик в стиле мадам де Помпадур добавлял ей почти фут роста и был сильно завит, но несколько локонов кокетливо спускались на обнаженные плечи.

Миссис Скайлер в наряде темно-фиолетового, почти черного, цвета оглядела старшую дочь с ног до головы и коротко кивнула.

— Безупречно.

Затем взмахом руки велела Анжелике отступить, а Пегги — выйти вперед. Платье цвета морской волны изумительно подчеркивало цвет ее глаз. Наряд украшали бутоны из аметистов, меж которых вились плети виноградной лозы, вышитые тончайшей золотой нитью. Кринолин у нее был меньше, чем у старшей сестры, что, впрочем, лишь подчеркивало природные достоинства ее фигуры, стройной и гибкой, словно ствол молодой ивы.

Хоть кожа Пегги была не столь густо припудрена, но декольте казалось не менее заметным, чем у Анжелики. Как обычно, она предпочла не прятать волосы под париком. Локоны, достигавшие талии, сегодня были убраны в замысловатую прическу, высотой не уступающую парику сестры. Элиза даже представить не могла, как Пегги и Дот удалось соорудить такую выдающуюся конструкцию за столь короткое время, но судя по легкому запаху сала, долетавшему до нее, смальца, потраченного на прическу, хватило бы на то, чтобы нажарить бекона на завтрак для всей семьи.

Миссис Скайлер, поджав губы, ухватила двумя пальцами рукав платья младшей дочери.

— Похоже, мне незнаком этот цветок, Маргарита.

Пегги робко улыбнулась.

— Он зовется лотос, мэм. Предположительно, родом из Китая.

Миссис Скайлер с минуту молчала. Затем последовал короткий кивок, что для этой скупой на эмоции женщины было равносильно крепким объятиям.

— Безукоризненно, — сказала она. И тут же вздохнула: — Элизабет. Выйди вперед, пожалуйста.

Элиза, в свою очередь, с трудом удержалась от вздоха. Ей следовало бы знать, что легко она не отделается.

Анжелика и Пегги разошлись, как театральный занавес, и Элиза шагнула вперед. На ней было платье, в котором она ходила весь день, насыщенно-лилового цвета, с легкими складками на юбке, но без всяких обручей и кринолинов, лишь слегка присборенное, чтобы виднелись более темные нижние юбки. Спереди лиф украшали фиолетовые кружева, практически скрывшие декольте, да и то, что они не прятали, почти полностью прикрыла изысканная кружевная шаль, сплетенная самой Элизой.

Миссис Скайлер ничуть не изменилась в лице, но, щупая рукав платья Элизы, как до того Пегги, сильно ущипнула дочь. Той с трудом удалось не поморщиться.

— Это… хлопок? — ужаснулась миссис Скайлер.

Элиза с гордостью кивнула.

— Выращенный и сотканный в Америке, в провинции Джорджия. — И тут же покачала головой. — Я хотела сказать, в штате Джорджия.

Миссис Скайлер отвернулась от средней дочери еще до того, как та закончила, и ее темные глаза нашли Дот, стоявшую у стены за спиной хозяйки.

— Мне казалось, я выбрала бордовое платье для мисс Элизы.

— Дот не виновата, мама, — вмешалась Элиза. — Просто бордовый не подходит к моему оттенку кожи, слишком темный.

Миссис Скайлер по-прежнему не отводила взгляда от Дот.

— Если бы девочка проводила меньше времени на солнце, как я и велела, — заявила она, обращаясь не к дочери, а к ее горничной, — то не было бы таких проблем. У нее веснушки, как у селянки, какому джентльмену это понравится? Немного пудры, чтобы осветлить кожу, и платье будет смотреться по-королевски.

— Да, мэм, — согласилась Дот.

— Мама, — снова начала Элиза, — я считаю, что истинные патриотки должны во всем быть примером. Как можем мы носить экстравагантные наряды и лакомиться изысканными блюдами и десертами, когда многие наши солдаты замерзают в лохмотьях и перебиваются с хлеба на воду!

Миссис Скайлер не сразу нашлась с ответом. Но затем сказала:

— В любой момент в доме появятся больше сотни гостей со всей провинции, среди которых не меньше дюжины — достойные холостяки. Твои сестры прекрасно подготовились ко встрече с ними, но ты, увы, судя по всему, решительно настроена отпугнуть их, скрыв все те достоинства, которыми так щедро одарил тебя наш Господь. Будь этот мир чуть лучше, тебе бы удалось привлечь мужа своим умом, но в этом мире мы, женщины, должны умело разыгрывать те карты, что нам сдали. Ты наденешь бордовое платье, приобретенное мной для тебя — за весьма значительную сумму, между прочим, — и парик, напудришься и спустишься к гостям с улыбкой на лице, будь эта улыбка фальшивой или искренней. И на все это у тебя есть час.

Элиза почувствовала, как кровь приливает к щекам, и с сожалением подумала, что, нанеси она чуть больше пудры, гневный румянец был бы не столь заметен.

— Нью-Йорк больше не провинция, — возразила девушка. — Он является штатом с четвертого июля 1776 года.

Миссис Скайлер закусила губу. Прежде чем снова заговорить, ей пришлось сделать глубокий успокаивающий вдох.

— Молодые люди не любят скучные наряды, — отрезала она, — не говоря уже о девушках, которые знают явно больше, чем они сами.

Женщина снова повернулась к Дот.

— Ты оденешь мисс Элизу в выбранное мной платье и не выпустишь из комнаты до тех пор, пока ее кожа не станет белее снега.

— Нет, — заявила Элиза, — она этого не сделает.

— Извини?

— Я сказала, нет, мама. Я не надену это платье. Я совершенно прилично выгляжу и не имею ни желания, ни тем более времени, чтобы переодеваться. Если не ошибаюсь, первые гости уже прибывают.

Миссис Скайлер, казалось, сейчас взорвется от гнева, как забытый на плите чайник, но стук колес на подъездной аллее, похоже, заставил ее сдаться.

— Полагаю, в каждой семье есть паршивая овца, — холодно сказала она. — Вы двое, — продолжила, обращаясь к Анжелике и Пегги, — вниз, встречать гостей. Ваши улыбки должны сиять так ярко, чтобы никто не заметил в холле отстающих обоев. А что до тебя, Элизабет, постарайся быть как можно более незаметной. Возможно, мне удастся убедить гостей, что у меня всего две дочери.

Анжелика и Пегги сочувствующе улыбнулись Элизе, прежде чем двинуться вслед за матерью.

— Не понимаю я вас, мисс Элиза, — ворчала Дот, чуть туже затягивая бант на спине платья, чтобы подчеркнуть талию подопечной. — Вы же уже согласились надеть платье. Зачем было устраивать весь этот балаган? Только заставили миссис Скайлер злиться на вас.

— О, если не наряд, нашлось бы что-нибудь еще, — говорила Элиза, пока Дот разглаживала и одергивала ее платье. — Маме не нужна причина, чтобы отчитать меня.

Дот с этим не согласилась.

— Не знаю, почему она так беспокоится, — продолжила Элиза. — Вряд ли это самый важный бал года.

— Оно, конечно, так, но ведь Ренсселеры приедут, и Ливингстоны, и, конечно, тот самый знаменитый полковник Гамильтон. Брачный сезон открыт. Борзые спущены с поводков.

Элиза просияла.

— Тем лучше, ведь я вовсе не собираюсь становиться чьей-то добычей!