Жена проклятого князя

Мика Ртуть, 2019

Просила новую жизнь? Получай. А то, что она в новом мире, с нелюбимым мужем и отвратительной репутацией – это твоя вина, нужно было чётче формулировать желания. А теперь сожми зубы, возьми в попутчики Оптимизм и Везение и карабкайся наверх, Матильда Волкова, жена проклятого князя, и кто знает, может быть, на вершине тебя ждет счастье.

Глава 5, о гениях и злодеях

Брийо, «Дом сбывшихся желаний»

Матильда, два дня спустя

Расслабляться было нельзя. И увлекаться тоже. Но кто бы знал!

Из визита к ведьме Матильда запомнила лишь чистую маленькую комнату без малейших намеков на хрустальные шары и прочие связки лягушачьих лапок, и худую белесую девицу лет двадцати на вид, больше всего похожую на медсестру. Никакой интересной информации ведьма не дала, ни на один вопрос не ответила и в целом показалась Матильде крайне нелюдимой особой.

Первый же набросанный Матильдой план Жозефина одобрила и велела приступать. Быстренько! Чтобы послезавтра все было готово!

— Ткани? Краски? Сладости?

— Тебе повезло, детка. По соседству закрывается лавка тканей, я забрала все по дешевке. Дам тебе в помощь горничных и юного гения, дона Даэли.

— Какого еще гения?..

— Идем, сейчас познакомлю.

Ее карьера постановщика эротических шоу началась, как водится, с форсмажора. Для начала ткани из соседней лавки оказались совершенно неподходящими для сераля. Никакого тебе газа и шелков, все больше муслин и полотно. Матильда даже не стала задавать вопроса, как из этого сделать арабские костюмы — потому что ответ был «никак».

— К демонам сераль, сделаем пиратский бриг! Полотно на паруса, шерсть и муслин на наряды. Девушки будут отлично смотреться в косынках, завязанных на животе рубахах и коротких штанах, главное — добавить яркие пояса и побольше побрякушек. Вы любите море, дон Сальваторе?

— Какой испалиец не любит море! — тут же воодушевился юный гений.

Он сразу произвел на Матильду неизгладимое впечатление. Лет восемнадцати, худой и угловатый, с декадентскими тонкими усиками и вдохновенным блеском миндалевидных глаз. А от фамилии Матильда и вовсе чуть не начала заикаться: Сальваторе Даэли. Таких совпадений не бывает, подумала она, прикинула возможную стоимость его работ в будущем и решила, что этого гения она берет под свое крыло. Прямо сейчас.

Два дня Матильда провела, обучая девиц канкану и эротичным словечкам типа «каррамба», «коррида» и «чьорт побьери», разыскивая на чердаке и у старьевщика антуражный хлам. Еще она объясняла дону Сальваторе на пальцах, что нужно для шоу. Как выяснилось, он задолжал Жозефине, так что за работу она ему не платила ни гроша, лишь кормила и позволяла щупать девочек. Но только щупать!

Впрочем, когда дон Сальваторе творил, то девочек в упор не замечал. То есть — кроме Матильды. Ее он сразу назначил своей музой, изливал ей душу и требовал то вина, то шелкового жаккарда, то каких-то диковинных цветов, то тишины, то восторгов…

— А черта лысого не надо? — ласково осведомилась Матильда, когда дону Сальваторе стукнуло в голову заменить драпировку на оттоманках, а только что натянутые Матильдой и двумя горничными полотняные драпировки, изображающие паруса — на рыболовные сети с искусственным жемчугом. За два часа до открытия! — У нас нулевой бюджет и ни секунды лишней. Видишь эти ткани? Других нет и не будет. Дорисовывай уже море! Скоро клиенты придут!

Гений нервно дернул верхней губой, украшенной мазком синей краски, состроил печальные глаза и воззвал к безответному небу:

— Совершенно невозможно работать! Ты не понимаешь!..

— Понимаю, — оборвала его Матильда, — что я бегаю вокруг тебя вместо того, чтобы разучивать с девочками танцы. Сальваторе, амиго, не надо делать высокое искусство, сделай красиво для нормальных людей, прошу тебя.

— Браво, браво! — раздался незнакомый голос. Мужской. Глубокий. Холодный до такой степени, что по спине Матильды побежала струйка ледяного пота. — Прелестная мадемуазель умеет обращаться с художниками.

— Благодарю, мсье, — обернулась Матильда к незнакомцу, невесть откуда взявшемуся в борделе поутру. — Как видите, мы пока закрыты.

— Не беда. — Незнакомец улыбнулся одними губами.

Матильду передернуло. Не то чтобы он был уродлив, нет. Незнакомец был обыкновенным. Длинноватый нос, узкие губы, серые близко посаженные глаза и светло-мышастые волосы, средний рост, среднее сложение. Чем-то он напоминал кэгэбиста. Наверное, пронизывающим взглядом.

Улыбка ему, кстати, совершенно не шла, делая холодные глаза и вовсе ледяными.

— Вы к мадам Жозефине? — попыталась сплавить его подальше Матильда.

— Нет, что ты. Я к тебе, Матильда.

Сердце упало и замерло ледяным комком где-то в животе, дыхание перехватило, перед глазами замелькали черные мушки.

«Почему я так боюсь, он же совсем не страшный? Ничего не понимаю», — подумала Матильда и, глянув вниз, обнаружила свои пальцы намертво вцепившимися в спинку кресла.

— Я польщена, мсье. — Она отступила за кресло и кинула панический взгляд на дона Сальваторе. Но тот куда-то исчез. Мелкий трус! — Наверное, стоит позвать мадам…

— Не беспокойся, мадам доложат, что ты со мной. Идем-ка, детка, покажи мне свою комнату.

— Простите, мсье, но мадам не разрешает… — Горло пересохло, и слова приходилось выталкивать с усилием.

— Разрешает. — Мсье снова улыбнулся, напомнив Матильде принюхивающуюся змею. Дурацкая ассоциация!

— Но мы даже не знакомы, — пролепетала она и, поняв, что сейчас упадет в обморок от иррационального страха, приказала себе: соберись, тряпка! — Простите, мне пора, — добавила она тверже и метнулась к выходу.

— Стоять, — остановил ее тихий приказ.

Матильда замерла, не понимая, что с ней? Всего лишь слова! Почему она?.. И тут вспомнила мсье Товиля и свое удушье.

Твою дивизию! Опять маг?! Не было печали! Развернувшись обратно и отметив грязно-вишневую дымку вокруг мага, она хмуро спросила:

— Кто вы такой и какого хрена вам нужно?

— Неплохо, неплохо, — пробормотал незнакомец под нос и подошел к замершей на месте Матильде. — А в тебе есть искра. И упрямство.

— Какого хрена вам нужно? — зло повторила она.

Чертов маг вызывал в ней взрывную смесь страха и ярости. До дрожи. До холодного пота по спине. До бешеной скачки пульса и отчаянного желания огреть его ледорубом. Насмерть.

— Обойдемся без овощей, Мими. — Он коснулся ее щеки пальцами. Теплыми и сухими, а не холодными и влажными, как ей представлялось. Однако Матильду передернуло, а желание убить его на месте стало и вовсе нестерпимым. — Какая горячая девочка. Идем, побеседуем тет-а-тет.

— Никуда я с вами не пойду! Оставьте меня! — Матильда чуть не прикусила язык от злости: голос сорвался и вообще звучал слишком панически. Курица трусливая. Соберись, тряпка! — Я не из девочек мадам Жозефины. Я тут не работаю.

— Ай-ай-ай, врать нехорошо, малышка Мими. За вранье девочек наказывают, ты знаешь как?

— Не знаю и знать не хочу. Оставьте меня в покое, кто бы вы ни были! — Она невероятным усилием воли заставила левую ногу оторваться от пола и сделать шаг назад. Крохотный шаг. И второй. И третий. И почти обрадовалась, что ей удалось сбежать, но незнакомец коротко рассмеялся и щелкнул пальцами:

— Стоять.

Матильда замерла, не закончив шаг, и едва не упала.

— Извращенец, — выплюнула она.

— Какая проницательность! Ты начинаешь мне нравиться, малышка.

— А вы мне — нет.

— Ничего, это нам не помешает… О, мадам Жозефина, какая встреча! — Незнакомец повернул голову к боковой двери в зал и дернул левым уголком рта, обозначая вежливую улыбку.

— Шевалье Д'Амарьяк, — раздался приторно-ласковый голос Жозефины. Такой приторный, что Матильда сразу поняла: мадам ей не поможет. А если шевалье извращенцу вздумается ее изнасиловать, еще и подержит. Потому что боится его до усрачки.

— Что же вы не сообщили мне, что у вас такое чудесное пополнение? Нехорошо.

Матильда спиной почувствовала, как Жозефина вздрогнула и прерывисто вздохнула.

— Как, неужели вы не получили приглашение на сегодняшний вечер? — Мадам частила. — Я посылала с курьером. У нас сегодня новая программа, эротические танцы. Мадемуазель помогает с организацией…

— Потом, — оборвал ее маг. — Подай мне обед и бокал контьера через час. В комнату Мими.

— Да, шевалье. — Мадам не позволила себе ни намека на обиду.

А Матильда на миг зажмурилась. Смотреть на Д'Амарьяка она не могла и не хотела, как и принимать участие в собственном изнасиловании. Пусть делает с бревном что хочет, извращенец. А она… она будет думать об Англии. И мести. Она обязательно найдет способ отомстить мерзавцу. Рано ли поздно.

— Мими, что ты застыла столбом? Проводи шевалье Д'Амарьяка и будь нежна! — В голосе Жозефины прозвучало предупреждение, вот только Матильде оно не пригодилось. Нежна? С этим? Да ее трясет от отвращения! — Шевалье Д'Амарьяк наш самый дорогой гость!

Матильде очень хотелось сказать все, что она думает о гостях-извращенцах и честности Жозефины, но она подозревала, что от скандала толку не будет. Этот шевалье, мать его жаба, лишь порадуется бесполезному сопротивлению.

Ага. Сопротивлению, значит, порадуется… ну точно! Жозефина же сказала — будь нежна. Понял, не дурак, дурак бы не понял…

Глубоко вдохнув и задержав дыхание, чтобы немножко успокоить бешеный пульс, Матильда кинула на шевалье внимательный взгляд. Извращенец — определенно. Наверняка садист. Заводится от сопротивления. Что ж, если невозможно избежать насилия, можно хотя бы обломать ему кайф. Расслабиться. Притвориться няшечкой.

Все внутри нее орало и возмущалось, требовало убить сволочь на месте и сплясать на трупе, но Матильда заставила себя расслабить плечи, разжать кулаки и мило улыбнуться.

— Идемте, дорогой гость. — Она бы пропела, если бы не горло чуть меньше перехватывало, но ничего, и так сойдет.

Судя по нахмуренным бровям шевалье, покладистость ему не понравилась.

Вот и хорошо. Вот и отлично. Я буду милой девочкой, ты расслабишься, зазеваешься, а у меня на кровати такие прекрасные мягкие подушки… и руки у меня сильные…

О черт. О чем она думает? Какие подушки?! Даже если ей удастся придушить мерзавца, ее же саму за это убьют! Сошлют на каторгу, что еще хуже! И никакой юрист не поможет. Нет, нет, надо как-то это пережить. Перетерпеть. Без истерики и агрессии.

Ненавижу. Как же я вас всех ненавижу!..

Мерзавец молча шел следом, ощупывая и раздевая Матильду взглядом. Давя на психику. И у него это отлично получалось. Потому что когда он дотронулся до нее — уже в комнате, едва зайдя — она вздрогнула и едва не заорала. То есть вскрикнула, но тут же задавила крик и заставила себя замереть, не пытаться спрятаться от него под кровать или выпрыгнуть в окно. Зарешеченное, кстати. Художественной ковки решетки, с амурчиками.

— Прямо святая невинность. Неужели ты даже краснеть не разучилась? — Мерзавец развернул Матильду к себе лицом и медленно, с нескрываемым наслаждением провел пальцами по горящей щеке.

Подавив отчаянное желание зажмуриться и врезать ему по яйцам (по глазам видно было — примерно этого он и ожидает, даже надеется на сопротивление), Матильда глубоко вдохнула, смущенно потупилась и облизала пересохшие губы. Мерзавец хмыкнул. Недоверчиво.

— Не пытайся быть хорошей девочкой, все равно у тебя не выйдет.

— Отчего же, мсье, — хрипло от желания убить извращенца на месте возразила Матильда. — Я могу быть очень послушной. Как куколка.

Кажется, она не справилась с голосом, потому что мерзавец чертовски довольно усмехнулся — и рванул ее платье вниз, обнажая грудь.

Матильда вздрогнула, попыталась отступить и машинально прикрылась руками. В голове билось отчаянное: терпи, терпи!

— Прелестно, просто прелестно! Ну-ка, раздевайся, куколка. Хочу на тебя посмотреть.

«А торшером по голове не хочешь?» — чуть было не брякнула Матильда, но вовремя прикусила язык. Снова глубоко вдохнула, напомнила себе, что сопротивление лишь раззадоривает извращенца, и почти заставила себя потянуть платье вниз… а потом что-то внутри оборвалось. Со звоном. Оглушительно громким звоном. И Матильда, схватив торшер, набросилась на чертова мага, что-то крича и пытаясь огреть его по голове… Кажется, ей даже удалось его ударить прежде, чем торшер вырвали из ее рук, а ее саму повалили на кровать, прижали всем весом и принялись сдирать с нее остатки платья. Она брыкалась, орала, кусалась, пыталась вывернуться из-под мерзавца — бесполезно. В конце концов она осталась в одних лишь чулках, со скрученными и привязанными к изголовью обрывком ее же нижней юбки руками. Ноги были прижаты к постели его ногами, а в живот упиралось твердое и горячее. Пока — сквозь ткань.

Матильда зажмурилась и замерла, крупно дрожа и шепча сорванным голосом:

— Чтоб ты сдох, чтоб ты сдох…

— Мм… красотка. — От мурлыкающего голоса чертова извращенца ее передернуло, но глаз она не открыла. — Не брыкайся, а то и ноги привяжу.

— Да иди ты! — Матильда попыталась его пнуть, но он только засмеялся.

И поднялся, оставив ее лежать.

Разумеется, она тут же дернулась, пытаясь освободить руки, но только содрала кожу на запястьях. Из глаз брызнули злые слезы.

— Прелестная куколка. — Матильду одобрительно похлопали по бедру и снова засмеялись, когда она дернулась. — Люблю горячих девочек.

Судя по шелесту ткани, какому-то скрипу и стуку, он раздевался. А Матильда плакала от злости и бессилия. Ей не было страшно. Смысл бояться, когда ты уже однажды умерла? Если он ее покалечит — и черт с ним, с проклятым новым миром. Калекой она жить не останется. Убьет — тем более плевать, тогда все скоро закончится. Вот только напоследок она как-нибудь извернется и что-нибудь ему откусит.

Лишь бы уже скорее все закончилось!

Шелест ткани стих — мерзавец разделся.

Матильда зажмурилась крепче и постаралась расслабить сведенные злостью и адреналином мышцы. Как там звучит совет жертвам насилия? Расслабьтесь и получите удовольствие? Насчет удовольствия она крепко сомневалась, она и от нормального-то секса по обоюдному согласию его никогда толком не получала. Массаж спины и то был приятнее, чем эта дурацкая возня. А уж сейчас… Впрочем, если ему хватило драки перед сексом, то сейчас все будет быстро.

Ну? Что его не слышно? Все упало?

Еще несколько секунд подождав, Матильда все же открыла глаза. И тихо выругалась.

Мерзавец, совершенно голый, сидел в кресле, разглядывал ее и пил вино из пузатого бокала. Выглядел он неприлично довольным.

— Надо же, открыла глазки, — хмыкнул он… и на Матильду накатила волна жара.

Даже не так. Не накатила, а зародилась где-то внутри, прокатилась по всему телу вибрирующей волной и оставила после себя горячую душную истому и голод. Совершенно определенный сексуальный голод.

— Какого черта вы творите? — просипела она, сжав бедра: между ног все пульсировал и горело.

— Я предпочитаю взаимное удовольствие, куколка, — криво усмехнулся маг и поднялся с кресла.

Матильда очень хотела снова зажмуриться или отвернуться, но не могла. Ее взгляд прилип к поджарому мужскому телу, влажный жар между ног сделался нестерпимым. Бессильная злость кипела в ней, переплавлялась в желание, в требование, в необходимость секса. Этот невзрачный, серый человек сейчас казался ей Аполлоном Бельведерским, Расселом Кроу и Микки Рурком в одном флаконе.

— Не надо, — попросила она, цепляясь за остатки ускользающего разума, — отпустите меня! Я сама…

— Конечно сама, куколка. — Он сел рядом на постель.

От близости мужского тела Матильда задрожала и потянулась к нему, отчаянно ненавидя себя за слабость и его — за извращенное насилие. А когда он накрыл ее грудь горячей ладонью, застонала от пронзившего тело удовольствия.

— Пожалуйста, мсье, прошу, отпустите!..

— Ты хочешь именно этого? — он склонился над ней, почти касаясь ее рта губами.

— Да! Нет!.. Прошу вас!.. — сознание ускользало, оставляя Матильду во власти основного инстинкта.

— О чем просишь, девочка? Ну? — Его глаза горели темным огнем, Матильде было безумно страшно и в то же время все равно, что с ней будет дальше, лишь бы утих сжигающий ее голод.

— Сделайте это, пожалуйста, — вытолкнула она пересохшими губами и потянулась к нему. — Пожалуйста!

И когда он наконец накрыл ее губы поцелуем, застонала: от голода, от облегчения, от надежды на скорое освобождение — и от сумасшедшего, болезненного наслаждения.

Она даже не заметила, как он освободил ее руки. Просто в какой-то момент она вцепилась пальцами в его плечи, чтобы быть еще ближе, чтобы он входил еще глубже, чтобы рождающаяся в ней сверхновая сияла еще ярче…

Она орала. Она требовала еще. Она кусалась и царапалась. Она подавалась навстречу и терлась лицом о его руки. Она прыгала на нем сверху, рыча и плача. Она падала, обессилев, и просила холодной воды — и снова пила его поцелуи, ласкала ненавистное тело, отдавалась ему и брала еще, еще и еще, пока не провалилась в спасительную темноту, не в силах ни думать, ни шевелиться. И уже сквозь сон услышала, как в дверь постучали.