Роза пустыни

Мила Дрим

Роза пустыни прекрасна и изысканна, но как жить, когда твои лепестки невинности уже давно сорваны нелюбимым мужем. Когда тьма и предательство сгущаются над твоей головой, когда ты почти потеряла надежду на счастье…

ГЛАВА ВТОРАЯ

Я страху предпочел смелость

Я выбрал путь, который не каждый в силах одолеть

Но, как же, бы мне хотелось

Порой, чуть большее в своей душе иметь

Багдад

Солнечный свет падал сквозь высокие, вытянутые окна витража прямо на толстые ковры, оставляя на них золотистые, причудливые дорожки. Внутри помещения царила прохлада и тишина, окутанная еле уловимым ароматом благовоний, нарушаемая лишь приглушенными голосами. Мужчина с грацией хищника поднялся на ноги. Только что он завершил молитву, и теперь готов был принять письмо, которое принес ему гонец, прибывший с соседнего города.

— Напоите и накормите гонца, — эхом, раздался властный голос мужчины. Он направился к выходу из мечети. Приближаясь к дверям, мужчина ощутил жар, доносящийся снаружи. На мгновение, он прикрыл глаза, наслаждаясь своим уединением и короткими воспоминаниями. Затем, наконец, мужчина сломал восковую печать и развернул свиток. Быстро пробежавшись глазами по написанному, он свернул его — жестко, с холодной яростью. Смуглые пальцы мужчины превратили письмо в помятое несовершенство.

Он думал недолго. Затем, хищная усмешка изогнула его губы. Кто видел бы его со стороны, содрогнулся от нее — ибо она не предвещала ничего хорошего.

На рассвете следующего дня огромная, до зубов вооруженная армия, направилась на восток, сминая всех непокорных на своем пути.

Тохаристан — земля, запомнившая немало завоевателей. Земля, некогда носившая название Бактрия. Та самая Бактрия, где Александр Македонский удивил всех, взяв в жену местную красавицу. Это было много веков назад. После смерти легендарного полководца, Бактрия подверглась испытаниям — нашествиям очередных мужей, рвавшихся до власти. Она впитывала их культуру — греческую, индийскую. Поговаривали, что на территории Бактрии влияние Греции ощущалось значительно больше, чем в самих греческих городах. Гунны, скифские саки и еще другие народы, о которых не было указано в летописях — каждый, так или иначе, оставил след в этой плодородной, богатой земле, именуемой теперь Тохаристаном, разделенным на двадцать семь княжеств, в одном из которых и поселился Саид со своей семьей.

Роксана родилась не здесь — отсюда была родом ее мать. Родная земля молодой красавицы, откуда был родом ее отец, осталась позади — на территории некогда существовавшей Персии, которая теперь принадлежала арабам. Их появление принесло не только новую культуру, но и веру — единобожие. Ее семья приняла ислам, и эта религия органично влилась и в жизнь маленькой Роксаны. Несмотря на бедность, родители дали единственной дочери прекрасное образование, будучи уже сами грамотными — она в совершенстве владела арабским, умела читать Коран, и знала из него немало сур наизусть. Роксана умела считать, писать, и интересовалась историей. Ислам побуждал к поиску знаний, и девушка стремилась к этому.

В возрасте семнадцати лет, став женой двадцати четырехлетнего араба — Саида, она покинула вместе с ним родные земли, направляясь в восточные земли. Ее муж, будучи грамотным мусульманином, должен был принести свои знания в Тохаристан, вернее в одно из его княжеств. Вскоре, он получил не только признание, но и более высокий уровень жизни — богатый дом сменился на роскошный, сундуки стали наполняться золотом и драгоценностями, а послы, прибывавшие с восточных границ, начали предлагать Саиду все более выгодные предложения.

Утро. Солнце еще не нагрело воздух до такой степени, чтобы он обжигал легкие. Сейчас — самое время насладиться началом дня. Роксана, укутанная в темное покрывало, следовала вместе с Маликой и Амирой, вслед за Саидом по улочкам города. Пыль поднималась от каждого их шага, две женщины шли, о чем-то беседуя меж собой, Роксана же шла отдельно от них. Две жены Саида не любили ее, считая изгоем и змеей (те лишь повторяли слова мужа). Они шли мимо рынка, где Малика и Амира, смеясь, выбирали плоды — ярко-оранжевые апельсины, блестящие финики. Кто-то потянул Малику за подол платья. Та обернулась — в шаге от нее был нищий, его пересохшие губы шептали, прося о еде. Женщина нервно дернула свое одеяние, и резко отошла от нищего, бросая на него презрительный взгляд голубых глаз. Этот мужчина не был достоин того, чтобы коснуться даже края ее одежды! Быть может, сказать об этом Саиду — и тот прикажет высечь наглеца? Но внимание Малики привлекли сладости на широком подносе, и она, позабыв о голодном нищем, потянулась к ним.

Роксана все это видела. Сердце ее болезненно сжалось — сама-то она жила в роскоши, и почти не помнила — каково это — быть голодным, обездоленным. У нее с собой ничего не было, кроме как один из браслетов, украшавших ее тонкие запястья. Молодая женщина сняла один из них и незаметно сунула в смуглую ладонь просящего. Нищий что-то зашептал, и Роксана лишь кивнула головой, боясь, как бы муж не заметил ее поступка и не превратил ее действие дома в скандал. Саид был скуп. Но это были ее украшения, и она имела право раздавать их.

Они купили что-то на рынке, что именно — Роксана не обратила внимания. Эта утренняя прогулка носила более увеселительное значение, нежели необходимость. У Саида было немало слуг, которые ежедневно покупали свежие продукты, готовили, убирали, следили за его сыновьями, и делали еще десятки других дел господина. Но вот так, пройтись ранним утром по городу, который со дня на день станет принадлежать тебе, пройтись, в окружении красивых женщин — этого требовало самолюбие Саида.

Как только они оказались в приятной прохладе дома, Роксана тут же направилась к себе. Ее покои находились в удаленной части жилища, в его левом крыле. Кроме слуг, сюда никто не приходил. По негласному правилу, и Роксане не дозволялось посещать другую часть дома — там, где обитали дети и жены Саида, да и он сам. Это вполне устраивало красавицу — у нее не было никакого желания общаться с ними — по ряду объективных причин. Она была лишней здесь. И, хотя Саид даже не догадывался об этом, все чаще голову Роксаны посещали мысли, чтобы попросить развод у него.

Однако ее уединение не продлилось долго — в ее покои прибежала молоденькая служанка. Запыхавшаяся, краснощекая, девушка, протянув госпоже обед, защебетала:

— Госпожа, говорят, мы все скоро переезжаем во дворец. Ваш муж получил должность правителя города!!! Малика и Амира уже гоняют своих слуг — те готовят для них ароматные ванны, натирают их тела маслами и благовониями, этой ночью господин Саид решил устроить большой, прощальный праздник в этом доме. На кухне уже вовсю кипит работа. Госпожа, позвольте, и я вам помогу… — служанка окинула восхищенным взглядом Роксану, — хотя вы и так, признаться, красивы.

— Ты, как всегда, добра и внимательна, Айсель, — улыбнулась молодая женщина, — и все же, я прошу тебя помочь мне — заплети мне волосы — у тебя получаются самые красивые косы.

Служанка довольно кивнула головой. Прикоснуться к блестящему водопаду волос госпожи — это привилегия. Девушка начала аккуратно расчесывать их гребнем, рассказывая о новостях — Роксана слушала ее, но думала о своем. Какое-то странное предчувствие тяжелым грузом опустилось на ее грудь, тревожа и одновременно волнуя молодую женщину. Она не знала, с чем это связано, и что это могло значить. Поэтому, Роксане оставалось лишь прошептать молитву, чтобы успокоиться.

Вечер был шумным — десятки гостей прибыли поздравить Саида с новой должностью — каждый принес шикарный подарок для нового правителя города. Аромат сладкой выпечки, жареного ягненка, сладко-приторный аромат благовоний, с которым переборщили женщины — все смешалось, делая воздух тяжелым и дурманящим. Как обычно, женщины разместились в южной стороне здания, а мужчины — в северной, однако это не мешало некоторым из них ходить туда-сюда, общаясь и шепчась в затемненных углах дома.

Роксана была неприятно удивлена этим — подобное для мусульманского общества было неприемлемо — уединение с чужим мужчиной или женщиной — являлось запретом. Но Саид, глава дома, словно не замечал этого. Он был слишком занят — с довольной улыбкой принимая похвалу от своих почитателей. Роксана едва сдержала брезгливую усмешку — ей стало противно, так противно, что она, при первой возможности, ускользнула с праздника.

У себя в комнате она зажгла лампадку и достала книги, повествующие о жизни сподвижников последнего пророка. Углубленная в чтение, наконец, отвлеченная от тревожных мыслей, Роксана заснула только в последней трети ночи. Ей снился странный, непонятный сон, который еще больше принес волнение в ее сердце. Она проснулась прямо перед утренним намазом. Совершив его, молодая женщина уже собралась заняться своими делами, но что-то заставило ее покинуть комнаты и направиться в противоположную сторону дома.

Она шла тихо, даже дыхание Роксаны было неуловимо для человека. Женщина прошла через зал, в котором вчера проходило пиршество. С презрением в душе, Роксана обнаружила два сосуда, почти пустых. Подобные сосуды она видела в детстве, на рынке. Чуть подавшись вперед, молодая женщина тут же поморщилась — это было вино. Нехорошие догадки ворвались в ее разум. Уже смело, Роксана прошагала дальше и остановилась возле полуоткрытых дверей.

То, что она увидела, повергло ее в шок. Саид, две его жены расставляли горящие свечи возле какого — то изваяния, сделанного из золота. Затем, каждый из троих, подходил к нему, кланяясь, потом падая ниц и шепча слова.

Они молились изваянию.

Кровь застучала в ушах Роксаны, и первое, что она хотела сделать — ворваться в комнату и нарушить эту чудовищную картину, эту несправедливость. Но что-то напугало ее. Возможно, безумный взгляд, который она успела заметить у Саида. Ей стало страшно, что тот, применив силу, попробует и ее заставить совершить подобное. Эта мысль вызвала дрожь по всему телу Роксаны. Она, затаив дыхание, медленно попятилась назад, не сводя взора с мужчины и женщин. Затем, отступив на безопасное расстояние, красавица помчалась в свои покои.

Только в своих комнатах Роксана заметила, как трясутся ее руки. Она спрятала лицо в ладонях, силясь успокоить себя и уравновесить собственные чувства. Не сразу, но ей это удалось. Господи! Что же ей теперь делать? Ненависть, презрение к Саиду вспыхнули в ее сердце с удесятеренной силой. Как такое возможно? Ведь десять лет назад он был благочестивым мусульманином? Быть может, она что-то не знала о нем?

Не знала.

Не знала еще, что тщеславие, высокомерие и потакание собственным порокам и жажда — власти, денег, всего — разъели, как ржавчина, его душу, пропуская в нее тьму…