Развод. Я вас верну

Мила Реброва (2024)

— Ты изменяешь мне! — И что? Думаешь, есть мужчины, которые не изменяют? Ты явно насмотрелась фильмов! Все это делают! — Ты серьёзно? Думаешь, я просто забуду и закрою на это глаза? — Закроешь! Куда ты денешься? Я тебя полностью обеспечиваю! У тебя есть всё для счастливой жизни, а то, что я позволил себе немного сбросить стресс на работе, ничего не значит… В новогоднюю ночь я застала своего мужа с его секретаршей. Но хуже всего даже не это, а то, что он считает подобное поведение нормальным. Считает, что имеет право так поступать, раз обеспечивает меня и нашу дочь. Только вот я не намерена терпеть измены и жить с предателем дальше!

Глава 1

— Мам, а почему папы ещё нет? Новый год же… — Настя сонно морщит носик, зевая, пока я пытаюсь натянуть на неё тёплый свитер поверх пижамы.

Её тонкий голос звучит как нож по сердцу, но я держусь. У меня ещё будет время развалиться, когда она уснёт в другой комнате, у мамы. Сейчас главное — собрать нас и уехать до того, как Игорь вернётся. Если вообще вернётся.

Я слишком много раз обманывала себя за эти часы. Убеждала, что вот-вот услышу звук ключей в замке, что он опомнится, бросит всё и побежит домой. Но он не пришёл. Не позвонил. Прошло уже больше часа, а он всё ещё “работает”.

Настя тянет меня за рукав. Её маленькие пальчики с трудом удерживают ткань моего свитера, глаза полузакрыты.

— Мам? — голос тихий, будто она боится что-то нарушить.

— Прости, малыш, но нам нужно к бабушке и дедушке, — говорю я как можно мягче, натягивая шапку ей на голову. — А папа… У него срочные дела.

Настя моргает, зевает так широко, что видно её крошечные молочные зубки.

— Хорошо… Но он ведь приедет?

Её вопрос застревает где-то внутри меня комом.

— Конечно, малыш, — я улыбаюсь, будто это очевидно, но мой голос предательски дрожит.

Настя кивает, принимая мои слова на веру, как дети принимают сказки. Она устало прижимается ко мне, а я закрываю глаза, чувствуя, как мир рушится под ногами. Моё солнце верит в папу, а я уже нет.

Малышка пахнет тёплым молоком и одеялом, её шапка сползает, обнажая волосы, которые мягкими прядями ложатся на мои руки. Настя доверчиво прячет нос в моём свитере, а я сдерживаю рвущийся наружу плач.

— Мам… можно я возьму зайку? — шепчет она, не поднимая головы.

— Конечно, бери, — отвечаю и ловлю себя на том, что глажу её по плечу так, будто прощаюсь.

Настя выскальзывает из моих рук, чтобы найти своего потрёпанного серого зайца. Её шаги едва слышны, она спотыкается о свои же тапочки.

— Нашла! — её голос звучит чуть бодрее, и она протягивает мне игрушку с такой гордостью, будто нашла потерянное сокровище.

Я надеваю ей куртку, застёгиваю молнию, и всё это время она держит зайца. Он висит у неё в руке, еле держась за оторванное ушко.

— Готова?

Настя кивает и вдруг тихо добавляет:

— Мам, папа точно приедет? Он ведь нас любит?

Её слова прожигают меня насквозь. Я глажу её по щеке, задерживаю руку на её мягкой коже и шепчу:

— Конечно, любит. Ты его самая любимая девочка.

Настя верит. А я больше не могу.

***

Я вызвала такси и забрала Настю, прижав её к себе так крепко, будто боялась, что она может исчезнуть. Она уснула почти сразу, едва мы выехали на тёмные улицы. Её крошечное тело стало тёплым и мягким, щёчка уткнулась мне в плечо, а серый заяц безвольно болтался в её маленькой ручке. Я смотрела на неё, стараясь не думать, что будет дальше.

Дом родителей стоял на окраине, в старой «хрущёвке», где стены всегда казались тонкими, а воздух зимой холодным даже внутри. Лифт, конечно, не работал. Я оставила сумки в подъезде, чтобы потом спуститься за ними, и пошла пешком на пятый этаж, чувствуя, как с каждым шагом мои ноги становятся тяжелее. Настя даже не пошевелилась — она спала так крепко, будто ничего в этом мире не могло её потревожить.

Мама открыла дверь, не дожидаясь второго звонка. Она выглядела так, будто ждала нас всю ночь: в домашнем халате, с не до конца убранными волосами.

— Ань, что случилось? Почему ты тут? — спросила она тихо, но тревожно, взглянув сначала на меня, потом на Настю.

— Лифт опять не работает, — вместо ответа сказала я.

— Ох, иди быстрее, на улице холодрыга, а в подъезде не лучше, — вздохнула мама, отступая назад, чтобы мы могли пройти.

В квартире пахло пирогами, которые мама, похоже, только вытащила из духовки, и табаком — папа опять курил, хотя обещал бросить. Настю я уложила на старый диван в комнате, где прошло моё детство. Она чуть шевельнулась, зарылась носиком в клетчатый плед и крепче сжала своего зайца. Я поправила ей волосы, задержав руку на её тёплой голове, и вернулась на кухню.

Папа сидел за столом, пил чай и смотрел телевизор, где ведущие с улыбкой говорили о празднике, о новых надеждах и мечтах.

— А ты чего здесь? — он посмотрел на меня поверх очков. — Новый год же. Где Игорь?

Я молча села на табурет. Мама уже ставила передо мной чашку с горячим чаем, усаживалась рядом.

— Ань, что-то случилось? — осторожно спросила она.

Я уставилась в кружку, глядя, как пар поднимается тонкими лентами. Казалось, слова застряли где-то внутри, как кость в горле. Но молчать больше не было сил.

— Я застала его с другой, — наконец выдохнула я.

Папа так резко поставил чашку на стол, что чай плеснул через край. Мама молчала, но её рука легла на мою.

— Он сказал, что я не должна вмешиваться, — продолжила я, чувствуя, как голос предательски дрожит. — Что это ничего не значит, что он дает мне всё, и я должна это терпеть.

— Вот же мерзавец, — пробормотал папа, вставая и начиная ходить по маленькой кухне. Он сцепил руки за спиной, но они всё равно дрожали. — Ну гад…

Мама сжала мою руку крепче, но голос её оставался спокойным:

— Ты правильно сделала, что пришла.

— Мам, а что дальше? — я повернулась к ней, чувствуя, как слёзы снова подступают. — Я одна теперь. С Настей… Что я буду делать?

Папа остановился, повернулся ко мне и сказал так твёрдо, как будто это уже было решено:

— Ты не одна, Ань. Мы с матерью тебя поддержим. И Настю. Всё будет хорошо.

— Да, — добавила мама, накрывая мою руку своей второй ладонью. — Останься у нас. Поживи, пока всё не уляжется. Не торопись никуда. Мы с папой рядом.

Я кивнула. Это был единственный момент за весь вечер, когда я почувствовала, что могу дышать. В этой маленькой кухне, с потёртым линолеумом и запахом пирогов, всё вдруг стало чуть легче.

Мама налила мне ещё чаю, пододвинула тарелку с печеньем. Папа вернулся к своему стулу, но уже не смотрел телевизор. Он просто сидел рядом, молча, но так, что я знала: он всегда меня поддержит и не оставит в беде.

Из комнаты раздался тихий голос Насти:

— Мам… Ты тут?

Я встала, вытерев глаза, и пошла к ней.

— Да, моя хорошая, я тут, — сказала я, подходя к дивану.

Настя сонно посмотрела на меня, улыбнулась и снова обняла своего зайца. Я поправила ей одеяло и тихонько села рядом.

В этот момент я поняла: всё будет хорошо. Не сразу, не завтра, но будет. У меня есть Настя. Есть мама и папа. И этого достаточно, чтобы начать заново

Настюша

Я проснулась, потому что мне в лицо светило солнышко. Сильно так светило, будто говорило: «Настя, вставай!» Я потерла глаза кулачками, потянулась, и тут поняла, что это не моя кровать. Вообще не моя. И комната не моя. Где мои игрушки? Где мой шкафчик? Только заяц со мной. Хорошо хоть он не потерялся.

Я села на кровати — вернее, на диване, потому что это точно диван. Такой колючий, будто его ёжик шьёт. Огляделась. Всё какое-то странное: маленькое, тесное. Зато пахло вкусно. Как будто кто-то печёт что-то сладкое.

— Мам? — позвала я тихонько. Но мама не пришла.

Я встала, завернулась в плед — он такой тёплый, как будто меня медведь обнял, — и пошла искать её. Нашла на кухне. Там сидели мама, бабушка и дедушка. Все пили чай, молчали и смотрели на стол. Как будто ждали, что стол им что-то скажет.

— Мам, а где папа? — я подбежала к ней, полезла на колени.

Она сразу обняла меня. А когда мама так обнимает, я понимаю, что она грустит.

— Папа… он пока занят, Настюш, — сказала мама.

— А когда он придёт? Сегодня? Новый год же! — я посмотрела на неё, потом на бабушку. Почему они молчат?

Бабушка вдруг улыбнулась. Ну как улыбнулась — она старалась, но получилось не очень.

— Настя, а ты знаешь, кто приходил ночью? — спросила она громко. — Дед Мороз!

У меня аж глаза раскрылись.

— Дед Мороз? Правда?!

— Правда-правда! — кивнула бабушка. — А знаешь, что он тебе оставил?

Она пошла куда-то, а я прямо подпрыгнула.

— Подарки?!

Я побежала за ней. И правда, под ёлкой стояли коробки. Много коробок! Красные, блестящие, прям как в мультиках!

— Ух ты! — сказала я и сразу полезла к подаркам.

— Ну что, будем открывать? — спросила бабушка.

Я уже взяла самую большую коробку, но тут вспомнила про папу. Папа же должен видеть подарки!

— Мам, а папа видел подарки? Он тоже меня поздравил? — я повернулась к маме, которая стояла у двери.

Мама замерла. Она всегда так делает, когда не знает, что сказать. Но потом улыбнулась, тоже не очень весело.

— Конечно, видел, — сказала она. — Вот, смотри. Это от папы.

Она достала из сумки коробку, и я сразу узнала! Это тот подарок, который мы выбирали вместе с мамой и папой!

Я открыла коробку, а там кукла. Та самая, которую я хотела!

— Ура! — закричала я, но всё равно почувствовала, что что-то не так.

Дедушка сел рядом со мной, начал собирать кукольный домик, а я смотрела на него, потом на бабушку, потом на маму. Все были какие-то странные.

— Мам, а почему вы такие грустные? — спросила я наконец.

Мама наклонилась ко мне и погладила меня по голове.

— Мы не грустные, милая. Просто устали, — сказала она.

Я кивнула, но всё равно не поняла. Новый год же. А если Новый год, то все должны радоваться! Даже бабушка с дедушкой! Даже мама! Но почему-то они не радовались. А я решила, что буду. Потому что у меня теперь есть кукла и заяц, и у нас ещё столько игрушек под ёлкой!

Аня

Я сидела на кухне, глядя в телефон, который молчал, как будто у него тоже не было слов. Вчера я ушла из дома с ребёнком, а Игорь за всё это время даже не попытался позвонить. Ни сообщения, ни попытки объясниться. Как будто ничего не произошло.

Настя играла с бабушкой в комнате, её звонкий смех доносился до меня, но внутри было пусто. Почему он молчит? Почему ему всё равно? Разве хоть один человек, у которого есть сердце, мог бы так поступить?

Я не выдержала. Набрала сообщение:

«Игорь, тебе не стыдно за своё поведение? За то, что ты сделал? За то, что даже не извинился?»

Отправила. Руки дрожали. Я ждала, что он ответит, но не была готова к тому, что прочитаю. Телефон вибрировал, а вместе с ним дрожала и я. Открыла сообщение.

«Стыдно должно быть тебе. Мало того, что явилась туда, куда тебя никто не звал, так ещё и ушла с моей дочерью из дома. Я тебя предупреждаю: не на того напала. Бегать за тобой я не собираюсь. У тебя есть последний шанс молча вернуться домой».

Я перечитывала эти слова раз за разом, но они не становились понятнее. Моё сердце билось так громко, что, казалось, его слышно даже Насте в другой комнате. Последний шанс? Бегать не будет? Это что, шантаж?

Я опустила телефон на стол, не в силах больше его держать. Внутри всё кипело: гнев, обида, боль. Как он может быть таким? Неужели я так ошиблась в нём, в человеке, с которым прожила столько лет?

Мама позвала меня на помощь с Настей, и я поднялась, чтобы отвлечься. Но слова Игоря продолжали звенеть в голове, словно кто-то нарочно нажимал на больное место. Он не просто не пытался понять, что я чувствую, — он считал себя правым.