Проклятая невеста, или Избранница кронпринца

Мила Синичкина (2024)

Из–за проклятия меня заперли в башне, наложив запрет показываться кому–либо, пока не вымолю прощение для своего рода, беспощадно забрав часть моей памяти. Я должна была молчать и не помогать тому красивому юноше… Но я не смогла.И почему меня к нему так тянет? Отчего он мне смутно знаком?Я наследный принц, опора и надежда Верглавы. Моя судьба давно расписана за меня. После несчастного случая я лишился части памяти, и отцу пришлось самому выбирать мне невесту. Но поехал я за ней один. Все шло неплохо до того момента, пока я не свернул с протоптанной дороги…Кто эта лесная нимфа? Неужели колдунья? Ведь мое сердце отчаянно тянется к ней…

Глава 1

Настоящее время

— Ай, чтоб тебя, — ругаюсь сквозь зубы, зацепившись тканью за колючку. — Конечно, я порвала платье! Последнее из незаштопанных! Снова придется браться за иголку и нитку в башне, как будто я люблю это занятие!

Одним из условий моего добровольно–принудительного заточения было обещание обеспечивать меня всем необходимым для жизни, в том числе и одеждой. И по началу так оно и было.

Раз в две недели ко мне стабильно приезжал кто–нибудь из деревни на телеге и привозил скромный запас продуктов, свежее платье, теплую одежду по сезону и обязательно кусочек мыла. Мне нравились эти дни. Часто в гонцы напрашивался Андрэ, мой друг детства, и мы с ним весело проводили время, разговаривая до темна.

Потом гонцы стали являться реже, примерно раз в месяц. И Андрэ среди них уже не было.

Лица приезжающих с каждым приездом становились все мрачнее и угрюмее. На мои попытки разговорить их и узнать, в чем дело, люди лишь отмахивались и упорно хранили молчание. Последний посланец из деревни и вовсе оставил мне свою телегу, убежав с криком в лес.

Вернее оставила, ведь в этот единственный раз ко мне приезжала женщина. Ни разу ее раньше не видела. Видимо, она прибыла в наши земли уже после моего изгнания отцом в попытке наладить дела рода.

По угрюмым лицам посланцев подозреваю, что дела у отца так и не наладились. А нервная женщина, бросившая телегу вместе с пожитками и отвязавшая лошадь, и вовсе кричала, что это я во всем виновата, ведь вместо того, чтобы смиренно сидеть в башне и молчать, я упорно выглядывала в окно и пыталась узнать новости из родных мест.

— Хм, знала бы она, что я еще и наружу выходила, месяце на третьем своего одиночества успешно справившись с замком на башне, — тихо говорю сама себе.

Спасибо Андрэ, это он помог. Надеюсь, он в порядке. Самой мне до дома не дойти, слишком далеко. Лошадь–то ускакала. Может, они с той женщиной нашли друг друга позже.

Да и не могу я вернуться. Я должна в смирении вымаливать прощение для рода, своей «добровольной» жертвой излечивать нас всех от проклятия. И если они вдруг не излечились, а я вернусь, то меня казнят.

Вот и остается бродить по лесу в поисках пропитания и разговаривать сама с собой. Места здесь глухие, граница с Верглавой, ни один путник сюда добровольно не сунется.

Правда, к счастью, и разбойников нет. По той же самой причине. Одна я в разваливающейся башне.

— Ааа, — слышится мне вдруг глухой стон, — ох, как же больно. Кто–нибудь! Помогите!

Голос мужской, незнакомый.

Я испуганно замираю. Одно дело пытаться разговорить собственных соотечественников, чтобы узнать как дела у отца и в целом в родных краях, и совсем другое предстать перед чужаком. Да за такое богиня точно никогда меня не простит, пусть даже я не сильно в нее верю.

— Я слышал, как вы идете, вы громко ломали ветки, — снова говорит этот голос. — Не прячьтесь, прошу! Мне не выжить без помощи.

«Он слышал меня!», — мысленно повторяю в панике. — «Совсем расслабилась! Забыла о всякой осторожности за год одиночества!».

Я готовлюсь к побегу, но…

— Прошу, будьте человеком, — последняя фраза незнакомца меня буквально добивает, заставляет развернуться и пойти в сторону мужчины.

Именно в отсутствии человечности и обвиняли моего отца и весь наш род.

Несколько шагов, и я уже вижу очертания незнакомца, лежащего на земле с неестественно вывернутой ногой.

Если это какой–то изощренный сценарий разбойников, то они своих совсем не жалеют.

Быстро обхожу мужчину и становлюсь перед ним.

— Что с вами, — заговариваю, бросая на него взгляд, и спотыкаюсь о его невозможно синие глаза, пробуждающие во мне нечто новое…

— Случилось, — договариваю–таки, рассеянно хлопая глазами.

Вот я и сделала то, что не должна была ни в коем случае. Вышла из башни, показалась на глаза незнакомцу и заговорила с ним. Первая и добровольно.

Меня прямо сейчас покарает богиня?

— Вы такая красивая, и вы девушка. Не ожидал, — ошарашенно тянет незнакомец, — простите мне мою бестактность. У меня просто шок из–за травмы и из–за того, что я потерялся.

Что ж, пока что богиня меня не карает. Разговор с хорошо воспитанным и прекрасно выглядящим молодым мужчиной я бы не назвала карой.

Ох, а если она его накажет? Я ведь понятия не имею, на что именно распространяется мое наказание. Я даже механизм проклятия толком не понимаю. Знаю лишь то, что заточили меня, чтобы вымаливала грехи, потому что во мне никогда не проявлялись симптомы.

— А вы, должно быть, не одна здесь, да? — продолжает незнакомец, поскольку я так и стою, молча пялюсь на него. — Не могли бы вы позвать своего сопровождающего, мне неудобно становиться для вас обузой, но мне, правда, очень нужна помощь.

Над его губой собираются капельки пота, а сам он очень бледен, хоть и невероятно красив.

Да, про его внешность я думаю не в первый раз за эти несколько минут.

Но ему явно очень больно и плохо, а я стою и ничего не делаю. Даже не отвечаю ему. Нет, так его не богиня покарает, а я.

— У меня нет сопровождающего, я здесь одна, — неожиданно откровенничаю. — Но у меня есть кинжал, — добавляю торопливо, неизвестно зачем демонстрируя оружие, привязанное к поясу. — Но ведь вы не разбойник, к чему это я, — краснею, — а были бы разбойником, вам бы мой кинжал не помешал.

— Вы интересная, — улыбается незнакомец открытой широкой улыбкой, я такую давно не видела, наверное, только Андрэ показывал мне такие эмоции, остальные либо сторонились, либо высказывали враждебность, — и да, я не разбойник, не переживайте. Но как же вы тут совсем одна? Вы тоже потерялись? — он вдруг обеспокоенно хмурится. — А я даже не могу вам помочь. Как так!

На секунду замираю, не зная, как реагировать на его слова. Он проявляет заботу?

Должно быть, я слишком давно не общалась с хорошо воспитанными людьми, вот и все. Наверное, это простая вежливость. Неудивительно забыть ее проявления, когда я целый год не видела людей, а до этого еще год общалась с ними лишь урывками.

— Не нужно мне помогать, — настроение почему–то портится, — я сама в состоянии о себе позаботиться, — и это правда, как–то ведь выживала до сих пор, — это я вам помогу, — присаживаюсь перед его ногой. — Говорите, где болит? Нужно понять, у вас перелом или вывих.

Осторожно стягиваю с незнакомца сапог, он болезненно хмурится и стискивает зубы, но не роняет ни звука.

— Вы собрались меня лечить? — удивленно спрашивает, когда я кладу свои руки на его лодыжку.

— А вы видите здесь кого–то еще? — вопросительно выгибаю бровь. — Или предпочтете подождать иной помощи? Уверяю вас, вы здесь первый человек за целый год.

— Нет–нет, я не хочу никого ждать, я вам верю. Я здесь уже довольно давно лежу. Просто удивился. Ох, и руки у вас такие прохладные, приятно, — произносит он, от чего я снова краснею. — Простите, это было бестактно и неуместно. Я всего лишь до сих пор под впечатлением, что вы здесь одна, с кинжалом, да еще и помогаете столь самоотверженно.

Бросаю мимолетный взгляд на незнакомца и снова возвращаю свое внимание к его ноге.

— У вас вывих, — произношу вердикт и поднимаюсь на ноги.

Тут кусты рядом неожиданно начинают шевелиться, и из–за них выходит…

— Лошадь? — восклицаю удивленно, совсем позабыв о том, что нормальные люди пешком не передвигаются. — У вас есть лошадь?

«Вот он мой билет на свободу», — внезапно думается мне. — «Сколько можно жертвовать собой и ждать, пока у отца проснется совесть».