Хранители. Часть 1. Воплощённые элементали

Мира Кьярр

Неизвестно, как возникла Вселенная и всё, что составляет её тело. Но ещё до начала времён в ней появились неизвестные, всесильные существа, которые и поныне стоят на страже, охраняя гармонию, равновесие и существующий порядок вещей. Но иногда эти существа воплощаются людьми, которым не чужды простые человеческие чувства, такие как любовь, ненависть, доброта, злоба, страх и переживания. Именно в такие моменты вселенское равновесие становится очень хрупким…

Глава 5

Резагда начала приходить в себя только через несколько дней, когда отряд головорезов достаточно далёко удалился от её родных мест. У неё постоянно кружилась голова, ибо чернослужники, боясь сверхъестественных способностей элементаля, время от времени наносили удары и практически не кормили, поэтому желудок сводило от голода, и одолевала не проходящая тошнота. И только когда они прибыли в поместье на развилке реки-сестры, ведьму накормила с ложки служанка, ибо её руки и ноги держали по-прежнему связанными. Всё тело Резагды неимоверно ломило, а кисти рук и лодыжки кровоточили от пут. Вдобавок уже в поместье головорезы принялись дружно издеваться, отпуская в её адрес непристойности, но она сносила их стойко и молча.

Отдохнув, они продолжили путь на юго-восток, который пролегал через Жабьи рощи и Повислые Горы, стараясь держаться подальше от людных дорог.

За несколько дней до приезда к Когвангу Резагда попыталась сбежать, но головорезы поймали её, а Баствид очень жестоко избил. Умываться ей не давали, потому запёкшаяся кровь ещё больше уродовала затёкшее лицо. По нужде Резагду водили два головореза, которые всё время не сводили с неё глаз и отпускали сальные шуточки. Это было очередное унижение, но она продолжала стойко держаться. Когда же один из похотливых бандитов попытался взять её силой, Баствид избил его до полусмерти, заявив, что ведьма отныне принадлежит хозяину. Резагда знала лишь, что народ называл его Дьяволом, а чернослужники, которые отныне составляли ей компанию, звали его Ворон.

Через месяц после событий на болотах, они достигли замка Дьявола, что величественно и мрачно возвышался возле Недремлющих Скал на берегу Дикого Моря. Острые пики башен рвали вечно пасмурное небо, а холодный штормовой ветер гнал грязные, словно изношенные облака, время от времени складывая их в корявые картины. Окружающий ландшафт был унылым и однообразным, от самого подножия гор расстилалась выжженная каменистая пустошь, а на много миль вокруг не было ни одного значимого поселения. Только одинокие, разрушенные дома и мельницы виднелись неподалёку. И ещё стояла тишина, точно такая же угрюмая и зловещая, как была на родных топях Резагды.

Отряд подъехал к полуразрушенным окружавшим владения князя стенам, на которых стоял круглосуточный караул из вооружённых до зубов головорезов, а на башнях горел огонь и виднелись баллисты. Они двинулись по пустым улочкам деревни чернослужников, в которой стояли убогие и накренившиеся, казалось, готовые рухнуть в любой момент, домишки, чьи трубы, несмотря на сумрачную и зябкую погоду, не источали дым. Изредка им встречались женщины в грязных потрёпанных одеждах, которые опасливо смотрели на проезжавших головорезов. Это были рабыни, которых держали только для того, чтобы выполнять функции стирки, уборки, приготовления пищи и услаждения похоти.

Когда они подъехали к замку, их окружили изрядно пьяные чернослужники. В наступившем полумраке Резагда различила, как один из бандитов у стены насиловал рабыню, а двое других одобрительно свистели и отвратительно улюлюкали, подначивая своего собрата. Вокруг стояла стойкая вонь прокисшего вина, мужского пота, смолы от факелов и конского навоза.

— Это и есть та самая ведьма? — спросил один из пьяных головорезов, осветив факелом её лицо и дыхнув перегаром.

— Она самая, — спешившись с коня, буркнул Баствид и, грубо оттолкнув пьяного, рявкнул: — Отойди от неё!

Баствид протянул руки к Резагде, снял с коня и предал двум головорезам, которые подхватили её и повели вверх по лестнице.

Они шли длинными сырыми коридорами, в которых то и дело пробегали крысы. Едва завидев хоть одного грызуна, Баствид с остервенением швырял в них ножи и, несмотря на царивший полумрак, попадал. Крысы тонко взвизгивали, а лицо Баствида при этом выражало гнусное наслаждение.

Наконец, бандиты привели Резагду в освещённый камином и свечами небольшой зал. Помещение казалось пустым, не считая висевших на стенах гобеленов, простого деревянного стола, нескольких стульев и кроваво-красного ковра на полу. Возле камина на высоком резном стуле сидел человек, а подле него замерла с подносом молоденькая служанка, глаза которой излучали затаенный страх. Когда трое головорезов завели ведьму в зал, человек сначала даже не пошевелился.

— Я привёз ведьму, господин, — поклонившись, торжественно произнёс Баствид.

Только тогда Когванг медленно поднялся и повернулся к вошедшим. Его лицо казалось абсолютно бесстрастным, не выражая хоть каких-то человеческих чувств, только светлые глаза зловеще светились в темноте. В них отражалось игривое пламя, и от этого они становились теплее, хотя сами по себе были холодны, как лёд. Широкие плечи князя укрывала мантия с чёрным, отливающим медью, мехом, а светлые волосы гладкими прядями спускались до талии.

Незаметным движением Когванг скинул мантию, и она скользнула на пол, а служанка тут же подорвалась и аккуратно положила её на стул. Мягко ступая, князь подошёл к Резагде и внимательно её оглядел.

Её левую опухшую часть лица разукрашивали болотно-синие разводы гематомы, а глаз полностью заплыл. Из рассечённой правой брови по всей щеке к подбородку пролегала запёкшаяся кровь. Некогда прекрасные губы были так сильно разбиты, что невероятно увеличились в размере, но к счастью зубы у неё были целы, и не имелось переломов.

— Что ты с ней сделал? — обратился к Баствиду князь.

По ужасному кровавому рисунку на лице Резагды он сразу понял, чьих это рук дело. Его голос звучал вкрадчиво и одновременно угрожающе, с нотками змеиного шипения, от которого Баствида сначала бросило в пот, а следом в такой адский холод, словно его окатили ледяной водой.

— Несколько дней назад она пыталась сбежать, господин, — робея, пролепетал Баствид.

— Пыталась сбежать, значит. И за это ты так изуродовал её лицо? — Когванг смерил Баствида угрожающе-презрительным взглядом, от которого тот вжал голову в плечи. — Теперь я не знаю, как она выглядит на самом деле. Красиво ли было её лицо до того, как к нему приложилась твоя рука?

— Очень красиво, господин.

Когванг внимательно посмотрел ведьме в тот единственный глаз, который был способен видеть. Несмотря на всё, что ей пришлось пережить, Резагда ответила Дьяволу взглядом, в котором явственно читались бесстрашие и гордость. В отличии от его приспешников и того же неистового, а в этот момент трясущегося от страха, Баствида, она Ворона совершенно не страшилась.

— Как тебя зовут? — спросил Когванг.

— Резагда, господин, — торопливо ответил Баствид.

Ворон посмотрел на него убийственным взглядом и, чеканя каждое слово, прорычал:

— Я спрашиваю её.

— Господин, я… — начал головорез, но Когванг зло перебил его.

— Закрой свою зловонную пасть, Баствид!

— Но, господин, ведьма нема.

Глаза Когванга яростно сверкнули, ещё мгновение и он готов был отвесить своему верному слуге увесистый удар, но эти слова поразили его.

— Что ты сказал? — в надежде, что это ему послышалось, медленно переспросил он.

— Ведьма нема, как рыба, господин, — страшась, повторил Баствид.

— Этого не может быть…

— Но это так, господин. За всю дорогу она не проронила ни слова, даже когда я избивал её, она не пискнула. В городе поговаривали, что она онемела после смерти мужа.

Когванг на мгновение опешил. Заложив руки за спину, он отошёл к камину с глубоко задумчивым видом и, взглянув на служанку, холодно кинул ей:

— Позови сюда Мермо́тту.

Девушка поклонилась и быстро вышла в другую дверь, которая находилась в стене напротив. Некоторое время все просто молча стояли. Головорезы, чувствуя себя в этом зале явно неуютно, нетерпеливо переминались с ноги на ногу, а Баствид насторожено наблюдал за Вороном, ожидая, что его хозяин в любой момент рассвирепеет и сокрушит здесь всё и вся. Однако Когванг продолжал неподвижно стоять у камина и смотреть на огонь немигающим взглядом.

Наконец, в зал вошла высокая женщина в длинном чёрном, богато украшенном вышивкой, одеянии. Она была худа и угловата, а в обтянутых плотной тканью руках, похожих на клешни, держала трость. На неестественно длинной шее, обхваченной уродливым пышным воротником, красовалась маленькая голова с мертвенно-бледным, словно окаменелым, лицом. Жёсткая складка губ, искривленный нос, злобный взгляд потухших белых глаз и высокие, резко-очерченные скулы — таков был непривлекательный портрет вошедшей дамы. Её полностью седые тонкие, безжизненные волосы были собраны в высокую, безвкусную причёску, с торчащими как солома прядями. За глаза все её звали Гарпией, за самый скверный, злобный характер и за схожесть с одноимённой хищной птицей, на которую она так походила внешне.

Мермотта подошла к Когвангу, и он вполголоса поинтересовался:

— Баствид утверждает, что ведьма нема. Такое возможно?

Женщина повернулась в сторону стоявших гостей, подошла к Резагде и резко приподняла её лицо набалдашником трости в виде черепа с рубинами в глазницах. С видимым отвращением осмотрев её, она повернулась к Баствиду и скрипуче-резко рявкнула:

— Ты совершенно не умеешь сдерживать себя!

Баствид почтительно поклонился и поспешно отступил от Мермотты на несколько шагов.

— Как тебя зовут? — спросила женщина Резагду.

Но ведьма, не произнеся ни слова, лишь безразлично смотрела в её бесцветные глаза.

— Её зовут Резагда, — медленно сказал Когванг, — и Баствид утверждает, что она нема. Горожане Фремонна говорят, что она стала такой после смерти мужа. Разве это возможно?

Мермотта вновь внимательно и явно оценивающе осмотрела Резагду с ног до головы.

— Вполне, — наконец повернулась она к князю. — Стихийные способности не зависят от того обладает элементаль голосом или нет.

Её слова об элементалях поразили Резагду. Стихийные способности? Откуда старуха знает, что она элементаль?

— Принеси мёртвое растение! — рявкнула Мермотта служанке и, обернувшись к ведьме, со зловещей улыбкой добавила: — Она должна показать нам на что способна.

Когда иссохшее и почерневшее растение оказалось перед Резагдой, она даже не взглянула на него.

— Действуй же! — рявкнула Мермотта.

Но ведьма не дрогнула, не обратила на старуху внимания, словно всё происходившее вокруг совершенно её не волновало.

— Она не желает подчиняться, — спустя некоторое время жёстко констатировал Когванг и перевёл взгляд на Баствида. — Ты предупредил её о том, что в случае неподчинения вся её семья будет жестоко убита?

Мгновение поколебавшись, Баствид нерешительно шагнул вперёд.

— Мы не смогли схватить её семью, господин, — осторожно начал он.

— Что?! — не выдержав, взорвался Когванг и, кажется, одним шагом преодолев расстояние до верного слуги, схватил его за ворот.

Ярость его действительно была страшна! В таком состоянии бледное лицо превращалось в жёсткую маску смерти, а глаза пылали режущими льдинами. Казалось, что этот взгляд обжигал, рубил, колол, разрывал и сметал, причиняя реальную физическую боль.

— Как вы не смогли схватить её семью?! Их что, охраняло войско короля?! Или быть может небесные силы обрушили на ваши головы огненный дождь?!

— Нет, нет, господин, — в ужасе прошептал Баствид. — Я оставил двух человек в доме ведьмы, они должны были захватить и привести её семью к нам на стоянку через два дня. Но их долго не было, и тогда я послал Урмана за ними, а он нашёл лишь оружие наших погибших братьев на обгорелой земле после пожара в лесу. Где сейчас её семья нам не известно…

Когванг с такой силой впечатал кулак в лицо Баствида, что послышался хруст, а сам головорез, описав короткую траекторию, упал на пол. Из его носа ручьём хлынула густая кровь, и, с трудом приходя в себя, Баствид, встал перед своим господином на четвереньки.

— Ты никогда не можешь выполнить мой приказ как надо, Баствид, — с ненавистью прорычал Ворон и нанёс подручному новый удар сапогом в лицо.

Баствид взревел от боли, его собратья, сжавшись, испуганно наблюдали за разъярённым князем, а сам Когванг, оставив избитого головореза, в плотную подошёл к Мермотте.

— И что нам теперь делать? — тихо прорычал он ей в лицо.

— Пусть её семью разыщут, иначе она не станет нам повиноваться, — также страшно проскрежетала сквозь зубы старуха. — Или нужно подвергнуть её пыткам.

Когванг взглянул через плечо на Резагду, которая по-прежнему стояла с абсолютно отрешённым видом.

— Что толку от пыток, если она всё равно немая? Из неё и слова не вытянешь.

— Это пока, — недобро сощурилась Гарпия. — Я знаю одно средство, которое поможет её голосу прорваться.

— Но мне сейчас нужны доказательства её способностей, — угрожающе прорычал князь. — Вдруг этот кусок дерьма привел ко мне не ту ведьму? — и, вновь повернувшись к Баствиду, который с трудом встал на ноги, громко спросил: — Когда вы напали на неё, защищалась ли она с помощью своих сил?

Баствид выглядел угрюмо. Прикрывая ладонью лицо — его нос был сломан, — чувствуя, что удача не на его стороне, и готовясь к новым побоям, он ответил:

— Нет, господин. Ведьма сдалась нам слишком легко.

Глаза Когванга сверкнули в окружающем полумраке, и ярость с новой силой обуяла его тело. Если бы не Мермотта, он бы убил Баствида на месте.

— Предоставь это мне, Когванг, — старуха успокаивающе положила ладонь ему на плечо. — Я сумею выведать, элементаль она или же нет. Сейчас она еле стоит на ногах, пусть ей развяжут руки, отведут в темницу и дадут как следует отдохнуть.

Соглашаясь, Ворон кивнул своим приспешникам, и те сразу поволокли висевшую на их руках Резагду прочь.

— Что ты собираешься сделать? — спросил князь Мермотту, когда они остались в зале одни.

— Она элементаль Земли, — хитро улыбнулась старуха. — Её нужно растрогать, что бы она почувствовала материнские чувства, и тогда она точно проявит свою силу. Не беспокойся, сын, я сделаю всё, что будет нужно.

Метатель Ножей сидел на земле, облокотившись о стену. Несмотря на пронизывающий холод, он был полураздет, ибо друг ветер просто ласкал своими шквалами его разгоряченную кожу и успокаивал ум. Сейчас Саэрвила терзало чувство глубокого раскаяния — какой же он всё-таки низкий трус, который навредил невинной женщине и её семье лишь для того, чтобы спасти своих сыновей. Ему не следовало так поступать, было бы куда лучше умереть самому, и тогда Когванг перестал бы держать его детей под пристальным наблюдением. Но смерти Саэрвил боялся, и это было единственное, что по-настоящему его страшило.

С момента, как он вновь увидел Резагду, его сердце, окончательно потеряв покой, стало томительно метаться. Ему невыразимо сильно хотелось встретиться с ней, познакомиться и поговорить, несмотря на то, что она была нема. Откуда он может её знать? Почему черты лица Резагды показались ему во Фремонне такими знакомыми? Словно старый, выцветший, изрядно потрёпанный портрет, на котором уже невозможно различить то лицо, что когда-то было запечатлено. Воспоминание давно ушедших дней… И аромат… Словно аромат вечности усластил его чувства, и солнце обогрело его душу в тот момент, когда он впервые увидел её…

Саэрвил слышал каждое произнесённое в зале слово. Почему ведьма не воспользовалась своими силами для защиты? Она точно смогла бы вырваться, потому что была сильнее, чем он. Хотя два года назад и Саэрвил мог перебить всех головорезов, не напейся он тогда до свинячьего состояния. Что же теперь будет с Резагдой? Что они собираются с ней сделать и как именно хотят заставить проявить свои способности? Семью ведьмы они заполучить не смогли, а сама она их не боится, но Мермотта… С этой женщиной лучше вообще никогда не сталкиваться в своей жизни. В жестокости она разве что едва уступает своему сыну.

Саэрвил встал и осмотрелся по сторонам — часовые, выполняя приказ Ворона, внимательно наблюдали за ним, но он и не думал о побеге. В этот момент Фион с лёгким ласковым свистом пролетел над головой Метателя и сел на плечо, но он даже не почувствовал вонзённые когти птицы, хотя из ранок даже выступила кровь. Нащупав воздух ладонями, Саэрвил взлетел на несколько метров на подоконник своей комнаты. Сегодня Когванг не стал его вызывать, но завтра, конечно же, прикажет отыскать семью ведьмы, чего делать ему совсем не хотелось.

Открыв опухший глаз утром следующего дня, Резагда долго лежала, медленно приходя в себя. Свалившиеся испытания, несмотря на всю её стойкость и выносливость, отняли много сил, и едва её привели в темницу, она сразу упала на солому и мгновенно провалилась в глубокий сон. Когда уже утром дверь темницы открылась для служанок, которые принесли пищу, то те едва смогли её добудиться. На удивление завтрак был очень богатым: тушёное мясо, куски свежего хлеба, парное молоко, несколько яиц, сыр и каша. Но из всего этого разнообразия Резагда съела лишь жёсткую, как мелкие камушки, кашу с хлебом и сыром, запив всё молоком.

Едва Резагда проглотила последний кусок, как дверь вновь отворилась, и в темницу вошла Мермотта. Встав возле двери словно боясь, что ведьма вдруг набросится на неё или использует свою силу, она издалека неприветливо оглядела Резагду.

— Надеюсь, ты хорошо выспалась и набралась сил, — проскрежетала Мермотта. — Я велела подать хороший завтрак, но, вижу, мясо и яйца тебе пришлись не по вкусу. Сейчас же ты должна пойти со мной.

Не двигаясь с места и не отвечая, Резагда продолжала лишь внимательно смотреть на старуху.

— Я просто хочу кое-что показать, — вновь обратилась к ней Гарпия. — Думаю, тебе это будет интересно. Да и хватит сидеть в темнице, я знаю, тебе необходим свежий воздух… Идём же.

Она вышла и, не дожидаясь, пока Резагда решит встать, приказала двум верзилам привести её в заброшенный сад, что находился сразу за замком.

Здесь уже давно всё пришло в запустение. Стволы старых деревьев были необыкновенно толстыми и их раскидистые кроны поникли обнажёнными ветвями к самой земле. Некогда цветущие кустарники теперь стояли зловещими мертвецами с острыми, как жало, ветками. Длинные травы, словно змеи, изгибали свои сухие тельца, а плющ, обвитый вокруг статуй, скамей и стен замка, усох и почернел. Когда эта печальная картина предстала перед глазами Резагды, у неё защемило сердце.

— Как видишь, мой некогда прекрасный сад погиб, — скорбно сказала старуха, но её голос звучал наиграно. — Когда мы захватили этот замок, я пыталась держать его в ухоженном состоянии, но с каждым днём он увядал всё больше и, в конце концов, окончательно умер.

«Земля не выдержала тьмы, что сгустилась здесь» — подумала про себя Резагда, прекрасно понимая, для какой цели старуха привела её сюда.

Гарпия знала, что она не выдержит подобного зрелища, ведь как элементаль Земли, при виде этого мрака и смертельного запустения, она испытывала настоящую физическую боль. Когда ночью Резагде показали растение, она не шевельнулась лишь потому, что оно уже было мертво. И если раньше в своём родном лесу она возрождала даже мёртвые растения, то это действо вершилось её собственной волей. Сейчас же Резагда отчётливо слышала мучительные стоны матери-земли, которая тяжко вздыхала и жалостливо всхлипывала, а травы, цветы и деревья молили её о помощи. Резагда чувствовала их боль и страдания, как свои собственные, ибо сама являлась Матерью. Обладая духом Земли в своём естестве, она любила этот мир, как собственное дитя. Любила не только то, что порождала сама земля, но и животных, птиц, и людей. Даже таких жестоких, как Мермотта, Когванг и Баствид она принимала, ибо всё сущее было чадами Земли, а разве родитель делает различие между хорошими и плохими детьми, между послушными и непослушными? Так и сердце Резагды не позволяло делать различия, потому и по-характеру она была стойкой и невозмутимой, доброй и милостивой. Сердце её, словно безбрежный зелёный океан, вмещало в себя весь мир.

Резагда тяжело вздохнула, закрыла глаза, и по щекам её потекли слёзы. Не в силах противиться зову многострадальной земли и даже зная, что от неё требовалось только продемонстрировать свои способности, она пошла…

Раскрыв руки, словно собираясь обнять весь мир, Резагда шла по умирающей земле, всем естеством ощущая её предсмертное сердцебиение. И мгновенно почувствовав исцеляющее прикосновение ног элементаля, земля начала возрождаться. Заблестев от напитавшей её живительной влаги, она вновь стала рыхлой, приятной, как нежность материнской кожи. Трава налилась изумрудными соками и, словно пробудившись, потянулась тонкими тельцами к небесам, а цветы, до этого съёженные и печальные, теперь играли яркими красками, словно радуга опустилась на землю. Восстав от смертельного сна одни деревья, в мгновение ока одевшись листвой, распростёрли свои ветви над миром, а ветви других нежной зелёной вуалью наоборот склонились к земле. Плющ, вновь заиграв светло-зелёными пастельными тонами, извиваясь как змей, полз и обвивался вокруг всего, до чего только мог дотянуться. Кустарники облачились в малахитовые одежды с рубиновыми и жемчужными украшениями из роз, и всё окружающее пространство стало благоухать сладкими ароматами счастья и жизни.

Когванг, наблюдая за творившемся в саду чудом в окно замка, был поражён исцеляющей силой элементаля земли. Но если стоявшие рядом с ним Баствид и ещё двое приближённых, несмотря на грубость своих натур, просто восхищались той красотой и великолепием, что предстало их взору, в голове Ворона уже выстроилась рациональная цепочка того, как можно было бы использовать эту силу, раскрыв её тёмную сторону. Но для осуществления своих планов, ему требовалось подчинить Резагду, а это будет возможно только в том случае, если в его руках окажутся жизни её родных.

— Приведи ко мне Саэрвила, — кинул он Баствиду, не отрывая взора от прекрасной ведьмы.

Головорез склонился перед своим господином и широким шагом пошёл прочь.

Метатель Ножей стоял на пике башни и с высоты в свою очередь также наблюдал за Резагдой. Его рыжие волосы развивал ветер, доносивший волшебные ароматы цветов, которые отныне наполнили этот убогий уголок земли. С упоением наблюдая за той животворящей силой любви, которой обладала и отдавала ведьма, элементаль воздуха неожиданно почувствовал, что в его сердце стрелой вошла томительная грусть, словно он истосковался по родному дому, по тому, что оказалось потерянным, и даже по самому себе настоящему. Он давно уже не был тем, кем являлся изначально, скрыв себя за множеством плотных масок, чтобы никто не видел его истинную суть, чтобы только не показывать свою слабость и свои шрамы. Саэрвил будто проживал не свою жизнь, а чужую, жизнь раба, жизнь жалкого пса Ворона, и было очень больно осознавать, на какую низкую ступень бытия он опустился.

Но та женщина, что творила прекрасный мир внизу, была настоящей, наполненной и живой. Потому что её не страшили демоны, пленившие её, ведь даже здесь, в этой обители концентрированного зла, она, оставаясь творцом своей судьбы, продолжала наслаждаться жизнью, продолжала быть самой собой.