Авиатор: назад в СССР 8

Михаил Дорин (2024)

Командировка в Афганистан подходит к концу. Перспективы у старшего лейтенанта Родина самые светлые. Но путь к вершинам лётного мастерства никогда не бывает лёгким.Приближался конец 1981 года. Военная операция на западе Афганистана вошла в свою завершающую стадию. Разгром и окружение группировки «двух львов» Масуда и Исмаила не за горами. Граница перекрыта, а советские войска штурмуют укрепрайоны.Ход самой длинной войны в истории Советского Союза изменён.

Глава 1

Команда прозвучала настолько громко, что по коже побежали мурашки. Будто мы в ринге и нам сейчас дали разрешение начать поединок.

Ручку управления резко увёл вправо, педали соразмерно отклонил в направлении разворота и стремительно начал пикировать. Краем глаза увидел, как в воздухе расцвели вспышки диполей от снарядов и ловушек, выпущенных парой Томина.

— Снижаемся, — тяжело говорил Валера, которого, как и меня, перегрузка слегка прижала к креслу.

Я даже говорить при таком пикировании не могу, а он ещё командует.

— Первый, первый, — даёт нам команду Томин.

Значит, будем действовать по первому варианту развития событий. За нашей с Валерой парой никто не пошёл. Теперь в расчётное время следует выполнить разворот и горку, чтобы выйти под ракурс 4/4 к группе противника.

Под собой наблюдаю высохшее русло реки Герируд и отдельные барханы. Пока мы над территорией Афганистана. То, что было нужно сделать в первую очередь, у нас получилось. Затянули в афганское воздушное пространство иранцев. Снижаться нужно ещё, чтобы уйти ниже уровня обнаружения локаторов иранских радиолокационных постов.

В ушах раздался звук сирены, будто нас с земли сейчас кто-то облучает. Либо, всё пошло по другому плану.

— Вариант два! Повторяю, вариант два! — кричит в эфир командир. — Двое пикируют за вами.

— Понял, — отвечает Валера. — Внимание, вправо набор, паашли! — командует он, и мы начинаем выполнять манёвр.

Слегка просели по высоте, оставляя под собой песчаные барханы. На предельно-малой высоте нам делать нечего, поскольку иранцы купились на наш манёвр. Теперь группа Томина стала атакующей, а мы приманкой.

— Форсаж! — говорит Валера. — Отсчёт!

Перегрузка вдавила в кресло, дыхание слегка сбилось, а уши глохнут от постоянной сирены. Нам нужно выдержать 30 секунд до момента следующего манёвра. Мозг сейчас просчитывает разные варианты, но желание уйти из зоны захвата иранцев перебивает все мысли.

— Держим, секундомер включён, — говорю я, еле шевеля губами.

— Отстрел! Отстрел! — кричит Гаврюк и автомат выстреливает светящиеся диполи ловушек.

Форсаж выключили. Время подходит к началу манёвра. Высота уже больше 7000 метров. Пока что мы рядом с границей, но ленточку пересекать нельзя. Противник должен быть на нашей территории.

— Внимание! Манёвр! — командует Гаврюк.

Прикрывшись отстрелом ловушек, выполняем переворот и уходим вниз. Сирена моментально пропадает. Пара Томина делает то же самое.

Заняли расчётную высоту и снова пошли в набор. Сил пока хватает справляться с такими манёврами, но впереди ещё сам бой. На близком расстоянии. Ещё несколько секунд и мы увидим Ф-14.

— Цель вижу, захват! — докладывает Томин.

— Вижу цель! — вторит ему Гаврюк.

Визуально перед нами в разомкнутом строю пара «Томкэтов» в своей песочно-камуфлированной расцветке. Следуют нам навстречу и немного правее. Однозначно ищут нас на экранах своих бортовых радиолокаторов.

Томин своей парой выполняет манёвр «Вилку», но срывает захват. Валера пока ждёт момента, чтобы дать команду мне.

— «Крыша», влево, паашли! — командует он, и мы размыкаемся в разные стороны.

Гаврюк уходит вправо, выполняя разворот на свою цель в горизонте без изменения высоты. Я боевым разворотом ухожу выше. Сбросил обороты, чтобы быстрее выйти в хвост своему противнику. Вот он передо мной.

— Вижу! — докладываю я.

— Захват! — сразу за мной повторяет Гаврюк. — Пуск!

— Запретил! Отставить! — раздаётся громкий крик в эфире, но это уже ничего не изменит.

Валера пускает ракету, однако та попадает в завесу ловушек. Иранцы продолжили маневрировать, разомкнувшись между собой.

— Запретил! Пуск запретил! — кричит нам в эфир командующий.

А мне кажется, что Хреков бы разрешил. Но сейчас руководит с Ан-26 кто-то другой.

Пошёл ещё один отстрел. Мой оппонент начал уходить выше, но перед ним пронёсся его товарищ. Чуть было не столкнулись два перса! Если быть точным — четыре, поскольку в «Томкэтах» экипаж два человека.

— Работай со своим! Расходимся! — громко сказал в эфир Валера, когда мы пролетели в нескольких сотнях метров друг от друга.

Плотно сел на хвост своему противнику. Всё, как учил великий Покрышкин — высота, скорость, манёвр. Продолжил держать иранцев на линии пуска, но разрешения никто не даёт. Снова что-то согласовывают.

— Они над нашей территорией! Сколько можно, вашу мать?! — надрывается Томин, который из-за нерешительности командования упускает свои цели.

Мой противник продолжает пытаться уйти, но я постоянно его держу на прицеле. Движения всё реже получаются плавными.

Оппонент со своим оператором вооружения начинает пикировать вниз. Нельзя дать ему возможности уйти под меня. Переворот, и вот опять он передо мной. Светит своим двойным килём с зелёно-бело-красным кругом — эмблемой иранских ВВС.

Сближаюсь с ним, но снова противник крутанул бочку и отстрелил ловушки. Уходит от меня вверх и выполняет разворот. Ничего! Я ухожу в центр его манёвра и держу на линии прицеливания.

Снова сманеврировал вниз, а я переворот выполнил. Опять он у меня на прицеле. Где команда на пуск?

— Держать на дальности пуска. Атаковать запрещаю! — прорвался в эфир командующий с борта Ан-26.

Что и требовалось доказать! Зато у иранцев по-любому есть разрешение на пуск. Мы же будем их гонять над каменистой пустыней. Пока, конечно, топливо не кончится. И этот момент у нас наступит гораздо раньше, чем у противника.

Мой оппонент, выходит в горизонт и устремляется к границе. Решил отступить, но сопроводить, я обязан. Продолжил преследовать.

Держу на прицеле. Дальность соответствует. Остаётся дождаться команды, и противник будет поражён.

Иранец начинает крутить змейку, но не так интенсивно, как он маневрировал раньше. Видать, устал или с самолётом что-то. Приказа о пуске нет, значит, и пускай летит дальше.

Такое бегство иранского истребителя можно расценить, как отказ от боя. Значит, сегодня у нас получилось их прогнать. Ф-14 практически пересёк границу, и мне можно расслабиться.

Вижу, как справа от меня на несколько сотен метров ниже, несутся Валера и его противник. Иранец пускает ракету.

— Валера! Манёвр! По тебе ракета! — кричу я.

Небо озаряют вспышки диполей. Ракета влетает в облако и взрывается. Валеры не видно.

— 117й, — запрашиваю я его, но глаз со своего противника не свожу. Он только пересёк «ленточку» и нет уверенности, что сейчас же не вернётся в бой.

— Не могу… разворот сделать. Рядом… взорвалась, зараза, — говорит в эфир Валера.

Заметил, как он пролетел подо мной, с трудом пытаясь маневрировать. Иранец идёт по пятам и не собирается уходить домой.

— Облучают! — слышу я, в эфире голос Валеры.

Думать тут нечего. Небольшая горка, и выполняю переворот с пикированием. Вот он этот иранец прямо передо мной. Только ближе подойти, и всё. Прицел включён, лампа «Пуск разрешён» горит.

— Облучают! Не могу уйти! — волнуется Валера.

— Валера уже рядом! Вижу тебя! — в эфире голос Томина, но он однозначно дальше меня. Не успеют!

Иранец близко к Гаврюку и готов уже пускать. Или нет? Чего тянет?

— Дальность 9. 117й маневрируй! — громко говорит командующий в эфир, но Валера уже сказал, что не может.

Шкала дальности показывает мне цифру 7. Я могу пускать, но нет приказа. Необходимо сделать выбор: Устав или жизнь товарища?!

— Дальность 8. Уходи, твою налево! — кричит в эфир командующий.

Секунды, а кажется, целая вечность. Во рту пересохло. Воздуха не хватает. Палец на боевой кнопке, и цель в захвате. Ещё километр и иранец пустит ракету по самолёту Гаврюка.

— Пуск, — доложил я и нажал кнопку.

Ракета стремительно уходит вперёд, оставляя белый спутный след. Держу марку на цели. Иранец маневрирует, но слишком поздно. Рядом с Ф-14м взрывается ракета. От самолёта идёт чёрный дым.

— Самолёт противника горит. Повторяю, горит, — спокойно доложил я, наблюдая, как от «Томкэта» отделяются несколько обломков.

— Как горит? Кто пускал? — возмущается командующий.

Будто бы не слышал, что я доложил о пуске. По-другому нельзя было в такой ситуации.

Хлопок. Двигатель иранского истребителя начинает гореть. Оба лётчика катапультируются. Наблюдаю, как они спускаются на парашютах вниз. Как раз над территорией Афганистана.

— Наблюдаю два купола. Лётчики катапультировались. Координаты подскажу, — сообщил я и начал снижаться до 5000.

Сердце бешено сейчас стучит. Моё решение о пуске ракеты может мне дорого стоить. Однако не дороже, чем жизнь моего товарища. Да и ценность показаний этих иранцев может быть достаточно высокой. Вдруг один из них какой-то полковник или генерал. А может быть, и оба.

— Эллипс, 701й, следую в район падения самолёта. Координаты лётчиков подскажите, — слышу я в эфире голос Хрекова.

Вот и группа эвакуации подоспела! Сейчас их заберут, а то в этом районе сбитые лётчики долго не проживут. Духи не будут разбираться иранцы они или афганцы.

— 701й, 118му, — запросил я Хрекова.

— Отвечаю, — сказал генерал.

— Стою в вираже на 5000 в расчётном районе приземления одного из лётчиков. Ориентир — кишлак Духтар, северо-западнее отметки 1557. Вниз по холмам.

— Понял. Расчётное время прибытия 8 минут, — сказал в эфир Хреков и продолжил общение с командным пунктом.

На этом канале слышу, как Валера докладывает о своём отказе и советы Томина, следующий с ним рядом.

Оранжевые парашюты исчезли внизу. Я начал снижаться по спирали дальше. Виток, ещё один. Подхожу к высоте 1800. Наблюдаю на склоне один из куполов парашюта.

Снизился к самой земле, скорость 600 и выполняю проход над местом приземления. Первый лётчик крутится вокруг своего парашюта, пытаясь, что-то сделать с ним и уложить в укромное место. А со стороны кишлака приближаются духи.

Не думал, что придётся мне прикрывать теперь ещё и моего недавнего оппонента. Задираю нос, чтобы выйти на большую высоту, и связываюсь с командным пунктом.

— Наблюдаю группу со стороны кишлака. Приближаются к одному из лётчиков, — доложил я и снова выполнил вираж влево.

— 118й, наблюдаешь второго? — запросил Хреков.

— Нет.

Сколько уже я сегодня маневрировал и не упомнить. Тело начинает уставать, а руки забиваться. Край кислородной маски стал мокрым от пота, капающего со лба.

— 118й, обеспечьте прикрытие. Группа эвакуации уже на подлёте, — сказал мне ОБУшник.

— Понял, — ответил я, но прикрывать иранца у меня нечем.

Можно стрелять моими ракетами воздух-воздух, но толку там мало. А пушка заряжена несколько иными снарядами.

Слышу в эфире, как один из Ми-24 группы эвакуации докладывает, что видит на вершине отметки 1557 купол.

— Пройди вдоль восточного склона, — дал команду лётчику Ми-24 генерал Хреков.

Начинаю пикировать на колонну из нескольких белых пикапов и одной цветастой барбухайки. Так, мы звали грузовики афганцев, расписанных различными символами и обклеенными цветастыми орнаментами.

— Вижу его. Лежит, не двигается. Выполняю посадку, — докладывает командир «крокодила».

Захожу на свою цель. Галетник управления оружием вновь переставил на пушку. Начинаю стрелять. Секунда, и снаряды закончились. Выполнил проход настолько низко, насколько это было возможно. Естественная реакция местного населения на отстрел противорадиолокационных снарядов — «салют» в мою честь из всего стрелкового оружия.

— 118й, видим тебя. Одного забрали. Второго лётчика наблюдаем. Работаем, — сказал в эфир Хреков.

Выполнил разворот в сторону места приземления и прошёл на безопасной высоте над ещё одним «крокодилом» Ми-24. Вертолёт начал разносить колонну духов, пока Ми-8 Хрекова подбирал иранца.

— Эллипс, 118й готов на обратный. Связь с Янтарём подскажу, — запросил я воздушный пункт управления.

— 118й, займите 6000. Связь с Янтарём разрешил, — ответили мне ОБУшник, и я переключился на канал Шинданда.

Была уже мысль в этом полёте расслабиться, но это чревато. Пока не зарулил на стоянку, всегда нужно быть начеку.

Посадка прошла в штатном режиме. Пока рулил по бетонной полосе обнаружил, что аэродром по-прежнему бурлит и продолжает активно работать.

Только я освободил полосу, как за моей спиной уже начали разгоняться по полосе Су-25е. Вертолёты постоянно висят в воздухе, прикрывая каждый взлёт самолётов. Техники перемещаются бегом, подвешивая авиационные средства поражения, и подготавливают всех к повторному вылету.

На моём месте стоянки небольшое столпотворение. Народ в ожидании моего прибытия и желает знать подробности. А я вот не горю желанием всё это рассказывать. Морально уже готовлюсь к серьёзным разговорам с начальниками.

Одно радует — самолёт Валеры на месте. Сам он ожидает меня с улыбкой на лице, а Дубок уже держит в руках трафарет и краску. Не знаю, стоит ли считать, что я одержал сейчас свою первую победу в воздушном бою?

— Сработал план, Серый! — начал трясти меня Валера ещё когда я был в кабине. — Как ты всё рассчитал?

— С утра же объяснял, — улыбнулся я, встав на ступеньку стремянки. — Главное — это хорошенько подумать.

На бетонке каждый поздравил меня с первой воздушной победой. И вроде надо радоваться, а я всё равно ощущаю некий подвох во всей этой ситуации. Посмотрел по сторонам и не заметил среди собравшихся Гнётова и Барсова.

— А как ты по нему пустил? Валерина ракета вообще ушла в сторону, — интересовался Гусько.

— Всё как учили, — скромно ответил я, поймав при этом задумчивый взгляд командира.

Он, как и я, сейчас понимал, что всё для меня и него только начинается.

— Всем готовиться к повторному вылету. Гаврюк и Родин со мной, — сказал командир и повёл нас в штаб.

Командир молчал и ничего не говорил всю дорогу. Войдя в штаб, он сразу отказал всем в подписании каких-то очередных бумажек.

— Товарищ командир, ну там сроки… — жалобно смотрел на него кадровик через свои большие очки.

— Илюша, подождут твои представления на медали. Успеешь ты себе выписать орден, — отмахнулся от него Валерий Алексеевич. — Не до тебя сейчас. Честно!

— Понял, — расстроено сказал капитан-кадровик и зашёл к себе обратно в кабинет.

Сняв обмундирование, умывшись на заднем дворе в рукомойнике, мы зашли в отдельное помещение, которое явно его хозяин не всегда посещает.

— Рассаживайтесь. Сейчас принесут кипятильник, воды, печенюшек, — сказал командир, указав нам на диван и кресло у дальней стены.

— Товарищ командир, какие перспективы? — спросил Валера.

— Тёзка, ты не мальчик. Если бы ещё Родин спросил, я бы понял, — недовольно ответил командир, бросая на стол белую папку с документами.

Всунул ему всё-таки свои бумажки кадровик!

Командир сел на своё место и быстро просмотрел документы.

Интерьер в кабинете был весьма скудным. Самым дорогим являлся, пожалуй, портрет генерального секретаря Брежнева. В остальном всё по стандарту. Рабочий стол и ещё один к нему придвинутый вплотную с четырьмя стульями. Зеленоватый сейф, карта Афганистана на стене и график натренированности лётного состава. Такой обычно в кабинете у зама по лётной подготовке висит, но у Араратовича в Шинданде точно нет своего угла.

— Разрешите? — открыл дверь долговязый солдат и занёс небольшой поднос с заварником, двумя кружками и пачками с названием «Альберт». Те самые печеньки из военторга.

— Спасибо. Можешь идти, — сказал командир.

Боец расставил всё на столе, но уходить не торопился.

— Товарищ полковник. Тут передали для старшего лейтенанта Родина, — сказал солдат и вытащил из запазухи небольшой свёрток газеты «Красная Звезда».

Томин оторвался от бумаг и взглянул на меня удивлёнными глазами. Долговязый солдат вытащил, положил свёрток на поднос. Газета с масляными пятнами раскрылась, и комнату наполнил ароматный запах ватрушек.

Блин, сейчас опять начнут мне с кем-то романы приписывать. Потом и вовсе на ком-нибудь женят.

— Откуда? Кто передал? — спросил Томин.

— В столовой повара дали, — чётко доложил солдат.

— Пачку печенья возьми и свободен, — сказал командир.

Солдат выполнил указание, медленно взяв одну из пачек «Альберта».

— Кхм, Родин, ты, конечно, меня извини, но это нечестно, — улыбнулся Валерий Алексеевич.

— Товарищ командир, я не в курсе от кого эти ватрушки, — поспешил оправдаться я.

— Ну-ну. Меня даже так не подкармливают, — продолжил улыбаться Томин. — Валер, что с самолётом?

Гаврюк быстро рассказал характер повреждений. Его МиГ-21 надолго вышел из строя. Крыло теперь придётся менять ввиду повреждений от взрыва иранской ракеты.

Мне был интересен сам ход операции, но Томин знал об этом только урывками.

— Там всё горит. Десант высаживается. Вертолётчики только успевают дозаправиться и тут же лететь обратно.

По его информации 17я пехотная дивизия афганцев выполняет охват укрепрайона и отрезает пути отхода. Два наших полка ведут бои, но данных о продвижении нет.

— Окопались там знатно. Хреков мне ещё вчера говорил, что большие бомбы дальников не дали нужного эффекта, поэтому работают сегодня и бомберы с территории Союза.

За окном послышался громкий гул турбовинтовых двигателей Ан-26 после посадки на полосу. Томин встал со своего места, приводя себя в порядок.

— Значит так, ребя. Сидите здесь и думайте, что будете говорить, — сказал командир и вышел за дверь.

— Серёга, я должен тебе спасибо сказать, — произнёс Валера, подойдя к столу и налив себе чай.

— Ты бы сделал то же самое, — сказал я.

Однако после этих слов Гаврюк слегка замялся. Лицо его не выражало той уверенности, что была раньше. Передо мной будто был подчинённый, а не командир звена. Что-то в нём надломилось в последнее время. Похоже, есть смысл поговорить с ним о проблемах.

Минут десять мы молчали, уплетая ватрушки и запивая их чаем. Телефон у Томина разрывался чуть ли не каждую минуту, а за окном не стихал гул вертолётов и рёв двигателей самолётов.

— Валер, мы тут с тобой вдвоём. Никто ничего не узнает, — решил я первым нарушить молчание, но Гаврюк остановил меня жестом.

— Знаю, о чём ты хочешь спросить. Мне жаль, но ты слишком хорошо обо мне думал, — продолжил говорить Валера, отвернувшись куда-то в сторону. — Я снова испугался, Серёга.

Удивился ли я? Нет, конечно! Просто шокирован таким признанием от Гаврюка.

— Подробнее, Валер.

Командир звена собирался с мыслями. Реально ли такое, чтобы этот мужественный человек, кавалер трёх орденов Красного Знамени признавался в своей трусости?

— Самолёт исправен был и в первый раз, и во второй. Я испугался, — ответил Валера, поправляя свои часы на руке. — Командир знает это. И Гнётов меня раскусил.

Григорию Максимовичу только дай повод. У них и так отношения с Валерой были натянутые.

— И что командир? — спросил я, и Валера вынул из кармана сложенный листок бумаги.

— Это мой рапорт. Написал при нём, а теперь ношу его с собой. Сказал, когда точно решу уйти, тогда и принесу.

— Ну, сегодня же ты не испугался, — сказал я.

— С чего ты решил?

— Иначе не продолжал бы выполнять до конца поставленную задачу, — улыбнулся я.

— Если честно, чуть молиться не начал. К церкви вообще плохо отношусь, а тут вспомнил, что Бог есть.

— Он есть, если в него верить, — спокойно ответил я, и Валера с удивлением посмотрел на меня.

— Серый, ну ты же не можешь быть верующим? Ты же коммунист! — воскликнул Валера.

— Вопросы о вере давай не обсуждать, — сказал я. — Страх — это нормально. Не боится только придурок и лжец. Но лжец однозначно боится. Я сам потею в кабине в каждом полёте. Глаз дёргается, но ничего не поделаешь.

Гаврюк посмотрел на меня пристально, будто не ожидал услышать подобных рассуждений от вчерашнего лейтенанта.

— Иногда я думаю, что ты старше своих лет, Серый. Откроешь секрет?

— Конечно. Во мне сидит почти сорокалетний мужик, который обладает большим жизненным опытом, — со всей серьёзностью заявил я, но Валера только посмеялся над таким признанием с моей стороны.

— Ничего глупее не слышал от тебя.

— Так и знал, что ты не поверишь, — посмеялся я.

Дверь в кабинет резко открылась, и на пороге появились очень серьёзные люди. Хрекова в его боевой экипировке мы сразу узнали. Поляков тоже присутствовал с ещё парой человек, похожих своими «добрыми» лицами на его подчинённых. Сам особист был уже не с таким каменным лицом, которое ему обычно было присуще.

Но все они были явно неглавными в этой делегации. Первым в кабинете вошёл плотного телосложения, но совершенно невысокого роста человек в генеральской фуражке.

— Генерал-полковник Пасечник, заместитель главнокомандующего ВВС, — громогласно произнёс он, встав напротив нас.

— Здравия желаю, товарищ генерал-полковник, — в голос ответили мы с Валерой, подскочив со своих мест.

Это именно он был на борту Ан-26РТ и руководил всеми действиями. Неужто ли операция закончилась?

— Товарищ генерал-полковник, самолёт вот-вот подготовят и нужно снова лететь, — сказал Хреков.

— Знаю, Андрей Константинович. Я хочу взглянуть на того, кто осмелился нарушить мой приказ и пустить ракету по этим иранцам, — злобно сказал заместитель главкома.

— Я, старший лейтенант Родин, — вытянулся я в струнку.

— Значит, ты. А командир, где твой? — спросил Пасечник.

— Капитан Гаврюк, командир звена. Непосредственный командир старшего лейтенанта, — громко сказал Валера.

— Понятно. Ты капитан тоже своё получишь. Мне нужен полковник Томин, — произнёс Пасечник.

— Все на вылетах, товарищ генерал-полковник, — спокойно сказал Хреков. — Сейчас пускай работу свою делают компетентные органы. У нас с вами другая работа.

— Андрей Константинович, мне нужна информация для главного маршала Кутахова. Там весь Кабул на ушах. А что в Москве скажут? — выругался зам главкома и повернулся к нам. — Вам лучше верить и надеяться на хорошее настроение высшего командования. Может, отделаетесь переводом в стройбат.

За спинами послышались быстрые шаги. В кабинет вошёл Томин. Неужели не полетел?

— Товарищ генерал-полковник, командир 236го истребительного авиационного полка полковник Томин, — вышел из-за спин Валерий Алексеевич.

— Ага. Значит, вы полковник со мной и подполковником Поляковым остаётесь здесь. Поговорим о насущном. Вы же двое проследуете на разговор с товарищами оперуполномоченными, — сказал заместитель главкома.

Допрос в другом кабинете получился спокойным. Старлей задавал конкретные вопросы, а мне скрывать было нечего.

— Понятно. И ни от кого никаких команд вы не получали, верно? — спросил особист.

— Верно.

— Что ж, я всё записал, — сказал старший лейтенант, просматривая мою объяснительную.

Старлей вернулся к рассмотрению бумаг, а я попытался прогнуться назад на скрипучем стуле. Это не диван в кабинете у Томина.

— Можете что-нибудь спрашивать. Не стесняйтесь, Сергей, — сказал особист, не отвлекаясь от бумаг.

— Что с иранцами?

— Переживаете? — улыбнулся он, посмотрев на меня.

— Интересуюсь. Будто бы вы не рады, что вам достался такой объект для допроса, — сказал я.

— Ими уже занимаются в штабе дивизии полковника Громова. С Кабула прибыли те, кому они интересны. Кстати, один очень похож на вашего командира звена Гаврюка, — улыбнулся он. — Ничего про Валерия не можете мне поведать?

— Мы ещё продолжаем допрос или как? — поинтересовался я.

— Это я к слову. Возможно, вас вызовет моё основное начальство, и вами будут заниматься, — ответил особист, будто угрожая мне.

— Мне должно быть страшно за себя? — спросил я.

— Нет. А за карьеру свою можете начинать переживать. Она у вас так прекрасно началась, что теперь впору за неё и поволноваться.

Точно пытается мне угрожать. По сути, мне уже надо смириться с тем, что скоро я уеду в Союз. Там меня ждёт либо ссылка в далёкую часть, либо оставят меня на месте, теперь никакая школа испытателей мне не светит.

На столе у особиста зазвонил телефон и он быстро поднял трубку.

— Так точно, — быстро ответил он, продолжая слушать указания. — Есть, — произнёс старший лейтенант и положил трубку.

Теперь уже лицо оперуполномоченного выражало некую тревогу. Несколько секунд он что-то искал на столе, а потом уставился на меня.

— Что, вопрос о моей карьере уже решён? — спросил я.

— Не совсем. Странно, но вас необходимо доставить в штаб дивизии прямо сейчас. С вами хотят поговорить.