Отрывки из жизни внутри музея (сборник)

Михаил Ефимов, 2017

Сборник из 33 рассказов о внутренней жизни сотрудников музея государственный Эрмитаж от лица монтажника экспозиции этой организации.

© ЭИ «@элита» 2017

* * *

« — Учитель, вот вы нас учите поступать именно так, а ведь сами живете по-другому!

— А я вас и не учу, чтобы вы жили, как я. Я вас учу жить так, как надо».

Овидий

Почему хозчасть назвали «обозом», я не знаю, но название получилось ёмкое и содержательное. К сожалению, я не застал того золотого времени расцвета хозяйственной части, когда там работали известнейшие в будущем люди или не совсем известные, но ставшие местными легендами. Хотя кое-что я всё-таки зацепил, и этого «кое-что» было достаточно, чтобы поменять моё мировоззрение.

Итак, помещение называлось «обозом», а люди — «обозниками». И эти «обозники» имели свои старые установившиеся традиции и даже ритуалы, а также являлись кузницей кадров для других отделов Эрмитажа. «Страна непризнанных гениев» — как-то провела параллель одна научная сотрудница. Неудивительно. Ведь только в этой «стране» можно увидеть монтажника с томиком Сартра в кармане рабочей куртки.

Научники

Лицо любого человека — это отражение его внутреннего мира и, как считают физиогномисты, показатель его жизненного пути, если, конечно, уметь это читать. Можно приблизительно увидеть даже профессию человека, его предназначение. И насколько счастлив тот, чьё предназначение совпадает с фактически выбранным местом работы, настолько же несчастлив другой, идущий не по своему пути. Я часто встречал бородатых археологов или философов с горящими глазами и крупными добродушными, но интеллигентными чертами лица; тонких аристократов-учёных, занимавших высокие посты, но простых и добрых в общении, не любящих пользоваться властью, а все силы тратящих на науку; рабочих с простыми, охочими до удовольствий лицами и усталым стальным взглядом, и я был рад за них: все были на своём месте. Так вот, по Эрмитажу бродят именно такие типажи, и в очень большом количестве. А те научные сотрудники, подходящие под первые два типа и имеющие счастье жить в гармонии с самим собой, и есть двигатели исторической науки и жизни музея.

Хотя среди научных сотрудников встречались люди разных формаций и, соответственно, разных взглядов на внутреннюю жизнь Эрмитажа. Одни вошли в эту элиту, пройдя долгий путь с самых низов, то есть будучи вначале рабочими в различных обслуживающих отделах и одновременно студентами вузов, они знали изнутри всю эрмитажную жизнь. Другие стали научниками сразу, то есть имели влиятельных родственников или знакомых в высшем эшелоне власти музея. Вот эти другие на самых первых порах своей работы в музее приносили свои понятия о месте каждого рабочего на социальной лестнице и вообще о том, как надо работать. Но такие понятия очень сильно отличались от действительных, так как Эрмитаж — необычное предприятие, и даже самый последний рабочий здесь может оказаться кандидатом наук, военным реконструктором, музыкантом, писателем или специалистом в каком-нибудь узком направлении истории. Почему Эрмитаж притягивает таких людей, понятно, хотя в этом есть и что-то мистическое, видимо, у музея такое поле, притягивающее людей творческого склада. Эти люди могли работать грузчиками, столярами, операторами, а в свободное время заниматься творчеством, причём вполне успешно, ну, или просто ждать место в каком-либо научном отделе.

Конечно, как и в каждом необычном учреждении, здесь были и те, кто совершенно не походил на добрых рафинированных интеллигентов, кои, по сути, и должны работать в Эрмитаже. В таких людях не было налёта того добродушного интеллигентного лоска, и за много лет работы они так и не становились «эрмитажниками». Для любой другой организации их стиль работы и жизни, то есть сначала начальник, а потом человек, очень даже подошёл бы. Но это Эрмитаж, и, насколько я знаю и вижу, здесь работают в первую очередь люди, кем бы они ни являлись. Вообще, чтобы принять эрмитажную формацию либо не принять и уволиться, как правило, требуется 5-10 лет. Но кто-то, проработав здесь намного дольше, так и остаётся в отдалении от всех прелестей эрмитажной семьи.

Андрей с Денисом как-то в выходной для Эрмитажа понедельник пошли вешать картины в нескольких залах. Картины небольшие, поэтому их и послали вдвоём. А хранителем этих картин как раз был назначен научный сотрудник из тех, о которых я говорил выше, то есть явно незнакомый с тем, какие люди у нас работают.

Работа кипела. Подняв одну из картин, Андрея заинтересовал её сюжет. Андрей, кроме увлечения путешествиями по древним местам монашества и написания статей об этом, закончил СПбГУ и учился в аспирантуре. Сюжет картины как раз был связан с темой его кандидатской.

— Извините, можно вас на минутку, — позвал Андрей научника. — Вы не могли бы поподробней рассказать об этом сюжете, мне очень интересно.

— Интересуйтесь своей непосредственной работой, — последовал неожиданный ответ сотрудника, смотрящего как будто сверху вниз на Андрея. — Вы кто, монтажник? Вот и вешайте картины. Какая вам разница, что там нарисовано, всё равно не поймёте.

Отвечать ни Андрей, ни Денис не стали. Аккуратно поставив картину обратно на пол, они развернулись на глазах у удивлённого научного сотрудника и ушли из зала. Может, это было и неправильно с точки зрения рабочего процесса, но среди эрмитажников отношения другие, а тут налицо оскорбление. В хозчасти Андрея с Денисом встретила Ольга Николаевна.

— Вы почему ушли с работы? — Понятно, научник уже нажаловался. Но нас голыми руками не возьмёшь.

— Да мы ему сказали, что уходим на перекур на десять минут, просто он не услышал, он вообще странный какой-то. — И это была святая ложь во имя справедливости. Конечно, после перекура пришлось идти обратно и довешивать, но какое-то удовлетворение этот жест принёс.

Но картинами эта эпопея не ограничилась. Совместная мысль оформителя и человека от науки решила усилить сюжеты живописные сюжетами скульптурными. Так как скульптуры были достаточно тяжёлыми, для снятия скульптуры с постамента хозчасть использовала гидравлический подъёмник. По этому поводу был объявлен всеобщий сбор людей — подъёмник-то тяжёлый, вдвоём, как каролину, не поднимешь. А после последней работы со скульптурами в Греческом зале он находился на первом этаже.

— Все на Советскую лестницу, — была громогласно объявлена команда.

И Андрей с Денисом, и все остальные, кого могли найти работающими поблизости, собрались внизу. Вначале была поднята платформа, то есть полностью выкачана наверх, чтобы распределить вес по всей длине подъёмника.

— Раз, два, три! — скомандовал Андреич, и всю конструкцию начали медленно заваливать на спину.

— Так, облепили все! — раздалась следующая, привычная в таких случаях команда. Человек десять встали по периметру, охнув, оторвали от земли и понесли. От тяжести у некоторых заплетались ноги, но жёсткий голос бригадира, как всегда, не давал расслабиться. Два лестничных пролёта были пройдены меньше чем за минуту. Как только идущие впереди и несущие нижнюю часть подъёмника ступили на последнюю ступеньку, колеса тут же были поставлены на лестничную площадку, а идущие сзади привели агрегат в вертикальное положение.

— Так, Денис с Андреем и ещё двое остаются на скульптуры, остальные в «обоз», — сказал бригадир и сам последовал примеру остальных.

Скульптуры следовало переместить из одного зала в другой, а на прежнее место привезти произведения искусства из кладовой, расположенной там же, на втором этаже, в Круглом зале. Дело привычное: как и картины, скульптуры перемещались из зала в зал, ездили выставляться в других музеях, а их место занимали другие произведения, привезённые из бездонных кладовых — свято место пусто не бывает.

Когда мы и подъёмник оказались в нужном месте, оказалось, что массивность данных произведений искусства не позволит забрать их целиком. Постаменты оказались тоже мраморными и весили килограммов сто. Вот если бы нам попались их собратья — стюковые постаменты, которые внешне мало чем отличались, но сделаны из стюка и, соответственно, мало весили, то проблем бы не было.

— Придётся везти отдельно, а это займёт времени в два раза больше, — молвил Денис с сожалением, больше обращаясь не к нам, а к научному сотруднику.

Тот всё понял и пошёл вызванивать реставраторов.

— Сейчас придёт реставратор, ребята, не волнуйтесь, — успокаивал научник. За последние полчаса он явно поменял своё мнение о нас.

Ждать долго не пришлось, через десять минут в пустом соседнем зале гулко зазвучали торопливые шаги. Это шёл реставратор, и был он во всеоружии: нёс молоток и инструмент наподобие стамески, только очень тонкой.

— Привет, — поздоровался он со всеми и улыбнулся. — Надеюсь, не долго ждали? Так, ну что тут у нас?

Работа заспорилась. Стамеска ставилась между постаментом и скульптурой, там, где они крепятся гипсом, молоток стучал по стамеске, которая продвигалась вглубь, и разъединяла две части композиции. Всё заняло минут пять.

— Не уходите, пожалуйста, — сказал научный сотрудник закончившему своё дело реставратору, — надо на новом месте пригипсовать всё обратно.

Теперь началась наша работа. Рога подъёмника, на которых лежала платформа, подняли с помощью педали на высоту вершины постамента. Выполняющий обязанности нажимателя на педаль остался сзади держать подъёмник, а остальные трое начали медленно передвигать тяжёлую скульптуру на край постамента, толкая поочерёдно то одну сторону, то другую. Сначала платформа находится чуть ниже уровня постамента. Но как только треть основания скульптуры оказывается на платформе, она поднимается чуть выше уровня, чтобы исключить нагрузку на край постамента, а то сломается, не дай бог. И вот, закончив эти нехитрые процедуры, скульптура оказалась полностью стоящей на подъёмнике, его опустили до уровня пола и повезли по залам. Постамент на подъёмник ставить не решились. Привезли каролину, с огромными усилиями наклонили мраморный параллелепипед и, подкатив под него рога, привели в вертикальное положение. Мерный гул от колёс сопровождал процессию. Сначала по залам ехал подъёмник, за ним — каролина. Довезя до места, были произведены операции с точностью до наоборот.

— Всё, пригипсовывайте, — сказал научник сопровождающему нас реставратору, — а мы, ребята, поедем за следующей скульптурой.

— Нет, нет, подождите, мне одному не справиться. Надо одновременно наклонять скульптуру и подкладывать под неё гипс! — взмолился реставратор.

Уже через три минуты мы шли за следующей партией «скульптура-постамент».