Эффект присутствия

Михаил Макаров, 2021

Роман основан на материалах реальных уголовных дел, в расследовании которых автор принимал активное участие. Повествование развивает сюжетные линии книги «В понедельник дела не делаются». Место действия – среднерусская провинция. Совершённое в канун нового тысячелетия двойное убийство даёт очередной импульс противоборству организованных преступных группировок. Бандитскому беспределу противостоит упорная повседневная работа сотрудников милиции, прокуратуры и ФСБ, успеху которой мешают межведомственные склоки, коррупция в собственных рядах и несовершенство закона.

Часть вторая

1

04 января 2000 года. Вторник.

09.00 час. — 09.30 час.

Утром четвёртого января в межрайонной прокуратуре собрался консилиум по делу оперуполномоченного Рязанцева, обвинявшегося в превышении должностных полномочий. Инициатором совещания выступил Кораблёв. Он не знал какое решение ему следует принять. Больше недели уголовное дело лежало на столе, Саша несколько раз прочёл его от корки до корки, законспектировал показания свидетелей. И чем больше вникал он в обстоятельства происшедшего, тем больше утверждался в мысли, что обвинительное заключение утверждать нельзя.

При этом он прекрасно понимал — шеф заинтересован в прямо противоположном результате. Сейчас от позиции Кораблёва зависело, станет он в ближайшее время заместителем прокурора или вернётся на ход назад и снова впряжется в ярмо следователя. За шесть лет следственная работа Кораблёву осточертела, он продолжал выполнять её добросовестно только в силу инерции. Когда ещё выпадет шанс пойти на повышение? По тому, как круто шеф расправился с Коваленко, Саша усвоил, что Олег Андреевич Трель не из той категории начальников, которые толерантно относятся к своенравным подчинённым. С другой стороны Кораблёв видел, что дело гнилое, в суде оно может запросто рассыпаться. И тогда он будет крайним в незаконном привлечении лица к уголовной ответственности. Также Саша не мог не считаться с настроениями милиционеров, бок о бок с которыми он размотал немало серьёзных преступлений. Судя по последнему разговору с Птицыным, в УВД внимательно отслеживали ситуацию. Там считали, что Рязанцев сидит ни за понюшку табаку, из-за прокурорской блажи.

Накануне Кораблёв ездил на своей машине в областную прокуратуру с отчётами, вернулся в одиннадцать вечера. Он сдавал отчёты в первый раз, поэтому наделал множество ошибок, в которые его весь день с нескрываемым удовольствием тыкал старший помощник прокурора области по статистике Леонид Иванович Батанов. Этот седой сухонький дедушка лет шестидесяти, прободная язва, был известен в миру, как Леонид Бананыч.

— Инструкции надо читать внимательно, молодой человек, — скрипуче наставлял старпом. — Ни одно логическое равенство у вас не сходится. Откуда вы взяли эту цифру? Не знаете? Чего молчите? Зато, наверное, славненько повеселись в Новый год?

Какое там славненько… Саша встречал праздник вдвоём с невестой, выпил бокал шампанского. Первого числа посидел с родственниками, ограничившись ста граммами водки. Стерёгся, зная, что предстоят трудные дни.

Второго января в восемь утра Кораблёв был как штык на рабочем месте. Занимался только отчетами, добросовестно читал муторные инструкции, подсчитывал и пересчитывал показатели, разносил их по таблицам. Подсказать было некому, прокурор предупредил, что вернется в город только третьего. Со статистикой Саша упорно боролся до полуночи. С грехом пополам ему удалось свести концы с концами.

Но все эти проблемы уже позади. Правда, придется написать пояснительную записку по поводу выявленных расхождений с полугодовыми данными и внести изменения в ряд разделов отчета формы 1ЕМ^[63]. Но это рабочие моменты. За допущенные ошибки его никто не накажет, он всего лишь исполняющий обязанности зама, он считал отчёты и сдавал их в первый раз. А самое главное, у шефа в области позиции неслабые, в обиду он дать не должен.

Это на Сашу брюзга Леонид Бананыч мог наезжать, а когда шеф к нему в кабинет заглянул и поинтересовался, как идут дела, старпом сменил гнев на милость:

— Старается парень, Олег Андреевич.

— Вы помогите ему, Леонид Иванович, — уважительно попросил Трель.

— Тем и занят, — по-отечески вздохнул ветеран.

Когда за Острожским прокурором закрылась дверь, Леонид Бананыч сказал Кораблёву:

— Далеко твой начальник пойдет. Поверь старику. И держись за него крепко, если не хочешь на всю жизнь в деревне своей застрять.

За деревню Саша слегка обиделся. Острог был третьим городом в области по численности населения. Сто пятьдесят тысяч граждан проживало в нём, правда, с учётом района.

Сказанное старпомом Кораблёв на ус себе намотал.

Олег Андреевич просьбу подчиненного обсудить ситуацию по делу воспринял с удивлением:

— Чего там может быть неясного? Простейшее дело. Подписывай и в суд!

Кораблёв опустил глаза и, чувствуя, как у него полыхнули жаром уши, начал приводить доводы за то, что дело — сложное и неоднозначное. Говорил путано, сбивчиво, вряд ли убедительно.

Прокурор все же согласился провести рабочее совещание. Брезгливо оттопырив нижнюю губу, делая одолжение, но согласился. Уголовное дело отдали на изучение старшему помощнику прокурора Веткину, признанному профи поддержания государственного обвинения.

— Только не говорите ему своего мнения. Не настраивайте заранее, — поставил условие Трель.

В том, что он перешел вдруг на «вы» и не назвал Кораблёва как обычно «Саней», усматривались нехорошие симптомы.

Кораблёв Веткина знал как облупленного, доверял ему, и поэтому, вручая дело, объяснил весь расклад: кто за красных, кто за белых. Знал, что от Александра Николаевича не утечет.

На совещание, кроме Кораблёва и Веткина, был зван, само собой, следователь Винниченко, главное процессуальное лицо на досудебной стадии.

Трель сидел за своим двухтумбовым столом, откинувшись на спинку кожаного кресла. Это начальственное крутящееся кресло и резной двуглавый орел на стене появились в кабинете при нем. Лощёный брюнет южно-русского типа Трель выглядел как всегда импозантно. Красивая модельная стрижка была выполнена явно не в заурядной парикмахерской, а в дорогом салоне: слегка удлиненная густая челка цвета воронова крыла уложена на бок, виски и затылок сведены на «нет», подчеркивая аккуратность и сдержанность следящего за своим имиджем мужчины. Свежесть кожи лица подчеркивал неожиданный для зимней поры загар. Четко очерченный подбородок слегка выставлен вперёд. Взгляд уверенный, с легкой долей умной иронии. Новый костюм был еще круче прежнего, в тон кремовой рубашки подобран шелковый галстук цвета красного дерева с бледным серебряным узором. На совместном новогоднем корпоративе одна из судей, слегка подвыпив, обмолвилась за столом, что новый прокурор очень похож на американского актера Алека Болдуина. С ней согласились и другие женщины.

За одной стороной приставного стола разместились Кораблёв и Веткин, напротив них сел насупленный Винниченко. Каждый из них в отдельности имел гораздо больший опыт уголовного преследования, нежели цивилист Трель, но последний был начальником, поэтому предполагалось, что он на порядок умнее и квалифицированнее их троих вместе взятых.

Прокурор с пользой провел новогодние каникулы. Пообщался с детьми, проживавшими пока у бабушки с дедушкой, встретился в неформальной обстановке с нужными людьми, в том числе из Генеральной прокуратуры. Выпивал умеренно, под хорошую закуску и под полезный разговор. Второго января пробежал по сказочному зимнему лесу десятикилометровый кросс на лыжах. Решил ряд насущных бытовых вопросов. Чувствовал себя отдохнувшим, набравшимся позитивной светлой энергии.

— Послушаем следователя, — он начал без предисловий. — Пожалуйста, Борис Сергеевич. Четко, ясно, кратко.

Боря засопел, сунул руку под кофту, почесал под мышкой. Сегодня он пришел на работу чисто выбритым, но зато изрядно покарябанным. Создавалось впечатление, что он скоблил станком лицо насухую.

— Ну чего, — запряг Боря, — Рязанцев ничего не признает. Оперативники все в его пользу говорят. У потерпевшего телесные повреждения. На очной ставке он свои показания подтвердил. Второй бандит, этот, как его, здоровый такой…

— Рожнов, — тихо подсказал Кораблёв.

— Точно, Сашк, Рожнов. Он такие же, как и потерпевший, показания дает. Все что можно по делу, я сделал.

— Рожнов судим за бандитизм? — нейтрально поинтересовался Трель.

— Нет, — замотал лохмами Боря, — за вымогательство и за хулиганство.

— Тогда почему вы называете его бандитом? — вторым вопросом прокурор, очевидно, намеревался вызвать у следователя замешательство.

Но Винниченко не пошёл на веревочке в ожидаемом направлении.

— Потому что он бандит, это весь город знает, — с уверенностью заявил Боря.

— Вы юрист, следователь прокуратуры, даже старший следователь! — прокурор воздел к потолку указательный палец. — Будьте любезны оперировать фактами и не вешать на граждан ярлыков, уподобляясь неграмотным обывателям.

Подобных программных заявлений стены этого кабинета от его прежних хозяев не слышали.

— Таким образом, вы умышленно и незаконно предъявили обвинение сотруднику милиции? — Трель продолжил теснить подчинённого в угол.

— Нет, почему умышленно? — смешался Боря. — Телесные повреждения ведь у этого, у Костина имелись… Почему незаконно?

Винниченко не отважился озвучить, что сделал все именно так, как велел ему непосредственный начальник.

— Может, вы предпочтете, чтобы дело вам вернули на дополнительное расследование? Порасследуете еще месяц, примете меры к устранению противоречий. — Этот удар прокурора пришелся ниже пояса.

— Но какие основания? — следователь опешил.

В производстве у Бори находилось одиннадцать уголовных дел, за ним сидело восемь человек. Он наглухо погряз в процессуальных сроках, по трем глухарям работа не велась совсем, не хватало рук. По всему, новое дело, возбужденное тридцатого декабря по двойному огнестрелу, тоже останется у него. По этому убийству, имевшему признаки заказного, предстоял колоссальный объем работы. По уму, только по последнему делу надо создавать группу из нескольких следователей. Да где их набрать? С утра оперативники уже натащили целый коридор свидетелей для допросов. Боря еле свалил дело по Рязанцеву, оно тоже было проблемным, забыл о нем, а тут предлагается вновь вернуться к отработанному материалу и копаться в нем.

— Я по делу сделал все. — Винниченко взъерошил усы и с неприязнью ожег взглядом Кораблёва, заварившего эту кашу.

— Ваша позиция ясна. Александр Николаевич, вам слово, — уверенно выиграв в первом раунде по очкам, прокурор предоставил слово Веткину.

Старпом единственный из присутствовавших был в форме. В условиях его холостяцкой жизни мундир существенно упрощал проблему с гардеробом на каждый день. В погонах с двумя просветами и двумя же большими звездами на каждом, крупный, большеголовый, с окладистой русой бородой он смотрелся внушительно. В то же время, засаленные манжеты рукавов форменной куртки, плохо простиранный ворот рубашки и отросшие сзади волосы выдавали проблемы личной жизни на уровне быта.

В новогоднюю ночь Александр Николаевич позволил себе расслабиться. Первого января употреблял только пиво, зато много. Лил на старые дрожжи, пока вновь не вырубился. На следующий день сильно болел, но запретил себе опохмеляться. Несколько часов отмокал в ванной, сварил курицу, похлебал горячего бульона, отлеживался. Третьего вышел на работу не в настроении, но к обеду немного разгулялся. Сейчас он выглядел достаточно бодрым, благоухал одеколоном.

— Олег Андреевич, разрешите, я всю ситуацию вкратце восстановлю?

Трель молча кивнул.

— Сотрудники уголовного розыска, имея в производстве зарегистрированное заявление о вымогательстве чужого имущества, выехали на задержание преступника. Сотрудников четверо. Трое оперативников: Титов, Маштаков и Рязанцев, а также водитель Ларин. В мероприятии они задействовали заявителя Силантьева, которому дали диктофон. Силантьев должен был встретиться с вымогателем Рожновым, записать разговор и передать деньги. После этого оперативники намеревались задержать Рожнова с поличным. Они расположились следующим образом…

Веткин подвинул к центру стола, поближе к прокурору, лист бумаги, на котором была нарисована схема, снабженная стрелками и пояснительными надписями.

— Крестиком я пометил место встречи Силантьева и Рожнова. Титов и Маштаков проходят в парк, садятся вот здесь на лавочке и сквозь ограду наблюдают за обстановкой. Рязанцев находится у пивного ларька около магазина «Украйна», примерно в сорока метрах. Рожнов приехал не один, с ним его знакомый Костин. Силантьев и Рожнов несколько минут разговаривают. Рожнов заподозрил, что Силантьев его записывает, обыскал его, нашел в кармане диктофон и растоптал его…

Трель кашлянул:

— Александр Николаевич, нельзя ли лирику пропустить.

— Извините, Олег Андреевич, без этого картина будет неполной, — твёрдо сказал Веткин.

В его словах послышался вызов. Саша Кораблёв с трудом удержался от того, чтобы вместе со стулом не отодвинуться от старпома, дистанцируясь.

— Продолжайте, — холодно произнес прокурор.

— Благодарю. Увидев, что Силантьев раскрыт, милиционеры бегут к машине. Титов и Маштаков — из парка через вход. Во-от так им пришлось обогнуть. Рязанцев бежит со своей позиции от пивного ларька. Рожнов оказывает сопротивление подбежавшему первым Маштакову, но Титов демонстрирует ему табельное оружие, и Рожнов успокаивается. Костин, видя борьбу Рожнова с Маштаковым, огибает «Ауди» Рожнова сзади, вот так, спешит на помощь к приятелю. В руке у Костина кастет, признанный холодным оружием. В этот момент подбегает Рязанцев, который толкает Костина в спину. Костин падает и ударяется головой об асфальт. Рязанцев объясняет следствию, что толкнул Костина потому, что тот замахнулся кастетом на Маштакова, намереваясь ударить. После этого подъезжает на служебном автомобиле водитель Ларин. Он стоял во дворе дома напротив и описанных событий не видел. Отвлекаться на Ларина не будем…

— Вы говорите, что Рязанцев просто толкнул Костина. А Костин утверждает, что обвиняемый ударил его ногой в спину. И потом, когда он лежал на асфальте, ногой же ударил его в бок, — Трель продемонстрировал, что и он знает обстоятельства дела.

— Противоречия, — согласился Веткин. — Рожнов подтверждает показания Костина. Титов, Маштаков и заявитель Силантьев подтверждают слова Рязанцева. Двое против четверых. Двое судимых против трёх офицеров милиции и гражданского свидетеля. Титов и Маштаков работают давно, пользуются авторитетом. Маштаков в прошлом сотрудник прокуратуры. Грамотный, убедительно говорит, хорошо ориентируется в судебном процессе, его с избранной позиции не собьешь…

— Слышал я про эту пьянь, Александр Николаевич, не преувеличивайте его способностей, — отмахнулся Трель. — Давайте дальше.

— У меня вызывают сомнения показания Костина в части того, что Рязанцев ударил его в спину именно ногой. Как он это мог увидеть? Что у него глаза на затылке? Или на куртке Костина обнаружен след от обуви Рязанцева?

— Костин объясняет, что удар был очень сильный, твёрдым предметом. У него потом сильно болело между лопатками, — сказал прокурор.

— В заключение судебной медицинской экспертизы нет ни слова о повреждениях в области спины, — развел руками Веткин и продолжил: — Итак, четверо против двоих. Это серьёзное преимущество. Кроме того, в деле есть и независимые свидетели. Торговавшая у входа в парк семечками бабушка по фамилии…

Старпом заглянул в листок со своими записями.

–…Филатова и гражданин Тружеников, который пил пиво около «Украйны». Они показали, что видели, как парень плотного сложения, бритый, в кожаной куртке, замахнулся рукой на мужчину среднего роста, а молодой парень, прибежавший от пивного киоска, толкнул бритого руками.

— Их менты обработали, неужели не ясно? — Трель не сумел удержать эмоции.

— Это мне неизвестно, — дипломатично уклонился Веткин. — Допрошены Филатова и Тружеников нашим следователем Борисом Сергеевичем. По факту ношения Костиным холодного оружия милицией направлено в суд уголовное дело…

— Когда?! — прокурор буквально подпрыгнул в кресле.

Веткин нашёл ответ в своей шпаргалке:

— Тридцатого октября. Статья двести двадцать вторая часть первая. Они в форме дознания, как я понимаю, провели расследование, поэтому так быстро получилось.

— Кто подписал обвинительное по Костину? — Трель метнул глазами чёрную молнию в Кораблёва.

Но тот спокойно пожал плечами, за это он не боялся:

— Коваленко, кто же. Я с четырнадцатого декабря исполняю обязанности.

— Дело по Костину в производстве Молодцовой Евгении Марковны, — дальше развивал свою мысль Веткин. — Она судья жёсткая, с милицией в хороших отношениях. У Костина непогашенная судимость за грабеж. Ему могут поставить условие: или он меняет показания по делу Рязанцева, или садится на год в тюрьму за кастет. Кстати, заявления о привлечении Рязанцева к уголовной ответственности Костин не писал.

— Это причем тут? Что, это дело частного обвинения? — сморщился прокурор.

В ходе обсуждения вальяжности в его поведении и манерах заметно поубавилось.

— Я знаю. Но отсутствие заявления свидетельствует об отсутствии у потерпевшего активной позиции. Его нельзя привлечь к уголовной ответственности за заведомо ложный донос. Заявления он не писал, по статье триста шестой^[64] не предупреждался.

— Есть еще ответственность за дачу ложных показаний.

— Простите, Олег Андреевич, если потерпевший добровольно изменит показания на правдивые до удаления суда в совещательную комнату, он освобождается от ответственности за ложные показания, данные первоначально. Примечание к статье триста седьмой УК РФ.

Таких тонкостей уголовного судопроизводства Трель не знал. Поэтому от последнего довода Веткина счел нужным отмахнуться, как от полностью надуманного.

В этот момент требовательно зазвонил телефон, прокурор взял трубку, сказал: «Слушаю вас», короткое время работал на приём, после чего предложил перезвонить ему через десять минут.

«Десять минут он нам оставляет на обсуждение, — подумал Кораблёв. — До меня очередь, похоже, не дойдет».

— Плохо будет смотреться в суде, что сначала следователь отказал в возбуждении уголовного дела, подробно расписал на шести страницах, почему в действиях милиционеров не имеется состава преступления, а потом тот же следователь вопреки своим прежним утверждениям, предъявил Рязанцеву обвинение на прежнем объеме доказательств, — Веткин привел очередной аргумент.

— Первого постановления не существует, оно мною отменено. Дальше, — Трель торопил.

— Юридически его действительно нет, но фактически документ в материалах дела. Защита будет использовать содержащиеся в нём доводы, — старпом упорно продолжал гнуть свою линию.

— Вывод?!

— Действия Рязанцева уголовно ненаказуемы. Можно обосновать, что он действовал в состоянии необходимой обороны, защищая Маштакова от угрозы применения физического насилия со стороны Костина. Можно выстроить защиту на том, что он причинил вред, задерживая лицо, совершившее преступление: ношение холодного оружия. Статья тринадцатая закона «О милиции» давала ему право применить силу в подобном случае.

— Это всё теория! — раздражение прокурора нарастало. — Умные разговоры. Что ж нам смотреть, как милиция калечит на улицах людей и аплодировать?!

Веткин счёл необходимым промолчать, хотя мог сказать в ответ много и по делу.

Трель стукнул ладонью по столу:

— Александр Михайлович, ваша позиция?! Вы надзирали за ходом следствия, вы несёте ответственность наравне со следователем.

Кораблёв закашлялся, услышав неожиданный тезис. Веткин поднял руку, чтобы постучать Сашу по спине, но тот жестом остановил его.

— И-извините, — прокашлявшись, со слезами на глазах, сказал Кораблёв. — Извините. Может, в суде посоветоваться, Олег Андреевич? Или в областную съездить, дело показать?

«Да я двадцать дней всего, как “и.о.”, — мысленно возмущался Саша, — Боря в середине декабря уже ознакомление начал. Меня перед фактом поставили. Не надо было возбуждать такую хрень».

— В суде делать нечего, — в этом прокурор оказался категоричным. — Судей много, с каждым не насоветуешься. А в область, что же? Если уверенности у вас, Александр Михайлович, не достаёт, поезжайте. Созвонитесь с начальником отдела по надзору за следствием и поезжайте. Поездка незапланированная, на мой взгляд, излишняя, поэтому — своим ходом. Служебную машину я вам, увы, предоставить не могу.

«Ты мне ее и на отчёты не предоставил», — подумал в ответ Кораблёв.

В кабинет заглянула секретарша Эльвира, не в меру накрашенная, сильно близорукая:

— Извините, Олег Андреевич, к вам с механического завода пришли. Говорят, что на половину десятого договаривались.

— Пусть заходят, — распорядился Трель, давая подчиненным понять, что время, отпущенное на их аудиенцию, истекло.

Кораблёв, Веткин и Винниченко поднялись и двинулись к выходу. При этом Боря оставил свой стул далеко отодвинутым от стола, на полированную крышку которого во время совещания он накрошил кучку крохотных обрывков бумаги.

Около двери прокурорской пехоте пришлось потесниться, уступая место заплывавшим в кабинет двум солидным пузанам в расстёгнутых дорогих дубленках. Первый, луноликий, кудрявый, лучезарно улыбающийся, нёс объемный пакет.

— С прошедшим, Олег Андреевич! — громогласно объявил луноликий. — Извини, дорогой, что с опозданием!

Кораблёв, вышедший последним, прикрыл за собой дверь. Эльвира проворно выставляла на тумбочку возле клетки с двумя волнистыми попугайчиками чайные приборы, вазочку с крекерами, конфеты.

2

02 января — 05 января 2000 года.

Воскресенье — среда.

За четыре дня, прошедших после убийства Зябликова и Калинина, в Остроге случилось немало событий разного масштаба. Из нескольких несвязанных между собой источников в оперативные службы стеклись ручейки информации, неодинаковой по степени достоверности, однако тождественной по сути: заказ сделал Клыч, обозлённый тем, что парни подписались работать на москвичей, повернувших в свою сторону денежный поток с «Первомайского» рынка. Но информация без материального подкрепления не более чем пустое сотрясение воздуха, на хлеб её не намажешь и к уголовному делу не подошьешь.

Третьего января Давыдов выдернул к себе председателя правления «Первомайского» рынка Шушарина. В беседе, как договаривались, принял участие Птицын. Два часа рабочего времени оказались затраченными напрасно. Шушарин нагло вращал рачьими глазами и на все убеждения, сделанные и по-хорошему и не очень, отвечал, что никому, кроме государства он не платит и платить не собирается. В распоряжении РУБОПа имелась аудиозапись разговора между положенцем Арчилом, Клычом и Шушариным. В начале встречи Арчил доходчиво объяснил Шушарину, что те сто штук, которые он, начиная с июля, ежемесячно платил Клычу, отныне следует передавать Зябликову, также присутствовавшему при этом разговоре. Произнеся эти слова, Арчил обратился к Клычу, чтобы Володя сразу высказал свои претензии, если с чем-то не согласен. Володя ответил, что все ровно, его всё устраивает. Кроме перечисленных лиц, свидетелями переговоров было ещё двое граждан с криминальным прошлым и настоящим, один из которых писал разговор, и потом передал микрокассету Давыдову. Запись нельзя было предъявлять Шушарину по понятным причинам, подставлялся под удар источник. К уголовному делу кассетку приобщить также не имелось возможности, потому как добыли ее непроцессуальным путем. Ставить в известность прокуратуру о существовании записи сочли преждевременным.

В итоге, пообещав Шушарину крупные неприятности в самом ближайшем будущем, оперативники отпустили его ни с чем. Хозяин рынка, в свою очередь, объявил им, что без адвоката он больше в милицию и прокуратуру — ни ногой.

Пообещать неприятности легко, куда сложнее реализовать обещанное. Птицын обратился за содействием в налоговую инспекцию. Он искренне надеялся, что объект, на котором укрываются от налогообложения огромные деньжищи, заинтересует мытарей. Всяко, сто тысяч рублей, ежемесячно засылаемые с рынка бандитам, были черным налом. Подполковник пообещал выделить для содействия сотрудников БЭП^[65]. Но он получил ответ, что выездные налоговые проверки планируются заранее, на ближайшее полугодие график уже составлен и утвержден. Проверка «Первомайского» колхозного рынка инспекцией запланирована на четвертый квартал начавшегося года. Птицын сказал, что его не устраивает даже второй квартал, что ему надо сейчас. Ему ответили: «Ничем помочь не можем».

Проще оказалось найти общий язык с СЭС и госпожнадзором, но на этих направлениях и.о. начальника криминальной милиции серьезных результатов не ожидал. Санитарной инспекции и пожарным милицейские проблемы по барабану, они по быстрому нарубят своих палок по незначительным нарушениям. Виновными окажутся стрелочники, которых привлекут к административной ответственности.

Чтобы крученый тамбовский мужик Шушарин пошел на сотрудничество с милицией, нужно было создать реальную угрозу приостановления деятельности рынка. Понудить заговорить Шушарина могла только перспектива убытков, на порядок превышающих сумму, которую он отстегивал бандюкам.

Попутно Птицын через начальника УВД решил вопрос о проведении на рынке в ближайшие выходные рейда силами службы участковых. Это конечно тоже будет не больнее блошиных укусов, но пускай Шушарин от них почешется.

Оформление документов по постановке телефонов директора рынка на прослушивание поручили убойщикам. Скорых результатов здесь ожидать не приходилось, процедура это долгая, занимающая в лучшем случае неделю. Только в кино опер набирает заветный номер и проникновенно говорит в трубку: «Зина (Оля, Галя), поставь мне, солнышко, срочно такой-то номерок на прослушку. Документы я тебе потом закину. С меня шоколадка».

Похороны Зябликова и Калинина прошли спокойно. Вопреки ожиданиям, народу собралось не так уж и много. Сыграли роль праздники, приезжих оказалось чуть больше десятка. На кладбище по традиции присутствовали оперативники, две группы. Борзов из «Нивы» снимал на видеокамеру. Отсутствие на похоронах Клыча и его братвы лишний раз укрепляло слухи о том, что прилетело именно с их стороны. Катковскую группировку представляли Рожнов и Рипке, силовик и мозговик. Начальник розыска еще у подъезда на выносе положил глаз на Рубайло с Пандусом, после освобождения упорно избегавших контактов с милицией.

Поминки проходили в «Ладе» и в «Восточной» столовой. Замыслу собраться вместе воспротивилась родня Калинина, считавшая Зябликова повинным в том, что он сбил их Петю с праведного пути.

В «Ладе» Рубайло, приняв на грудь, раздухарился и стал прилюдно давать страшные клятвы, что люто отомстит за смерть пацанов. Для начала он разбил стекло в фойе и оторвал рукав пиджака деду-гардеробщику. На происшествие оперативно отреагировал экипаж ПМГ^[66], выставленный в квартале от кафе. Все получилось естественно, к комбинированию прибегать не пришлось. Администратор «Лады» написала заявление о порче имущества, патрульные предложили правонарушителю проследовать с ними в УВД для составления протокола. Рубайло заартачился, за верного дружка вступился пьяный Пандус. В результате в милицию они уехали на пару в заднем отсеке «УАЗика». Жидких пристегнуть не удалось, он вел себя демонстративно корректно, спиртного на поминках не употреблял совсем.

Рубайло и Пандуса оформили по мелкому хулиганству. Утром третьего января в суд их повезли не милиционеры спецприемника, а оперативники. Умеющий быть убедительным Борзов объяснил дежурной судье Базаровой, какую ценность для Отечества представляют эти двое обаятельных молодых людей. Представленные материалы были качественными, судья — правильной, поэтому Рубайло получил десять суток ареста, а Пандус — семь. Теперь они находились под рукой, с ними можно было работать спокойно.

На следующий день после похорон Маштаков встретился со Смоленцевым. Птицын, зная об одной проблеме, возникшей в прошлом году у Смоленцева, которую Маштаков помог разрулить, одобрил кандидатуру старшего опера, хотя тот был завален работой по своей линии.

Вообще, Вадим Львович проповедовал забываемый ныне в милиции принцип, что по резонансным убийствам должны работать все сотрудники уголовного розыска.

Разговор между Смоленцевым и Маштаковым состоялся долгий и достаточно результативный. Димка подтвердил оперативнику, что есть маза за то, что убийство организовано Клычом. Предположения укреплялись длительным отсутствием Клыча в городе. Умотав с семьей на следующее утро после обнаружения трупов, он не объявился до настоящего времени. О конкретных намерениях Рубайло, Пандуса и Жидких Смоленцев говорить отказался, оно и понятно: близкие. Но все-таки упомянул, что парни, в особенности Серега Рубайло, настроены по отношению к Клычу агрессивно. Еще он осветил, что Рубайло плотно сидит на системе^[67]. Эта информация оказалась новой.

— Девять суток у нас еще осталось. Надо с ним активно заниматься. Тяжело ему будет переломаться всухую, — напутствовал Птицын сыщиков.

В областном управлении заказали полиграф. В последнее время это достижение науки стало применяться все чаще, несмотря на то, что каждую свою справку полиграфолог предварял жирной надписью: «К уголовному делу не приобщать!». Вооружившись положительным результатом исследования, оперативники убеждали фигуранта: «Вот же, смотри, умная машина, говорит, что ты при делах, а машину не обманешь». Иногда этот довод в совокупности с другими срабатывал. Кроме того, для думающих сотрудников при работе с упертым жуликом, результат проверки на детекторе лжи был дополнительным фактором, влияющим на собственное внутреннее убеждение о виновности злодея.

С Рубайло полиграфолог, соблюдая утвержденные методики тестирования, работать отказался. Вернувшись из суда в спецприемник, Рубайло сразу начал жаловаться на здоровье, изображал, что теряет сознание. Несколько раз к нему вызывали «скорую помощь». При осмотре фельдшером присутствовали оперативники МРО, потому как Рубайло запросто мог застращать медика или посулить денег за заключение о необходимости его госпитализации. И тогда ищи ветра в поле. Фельдшер измерял давление, давал таблетки от головной боли, в один из приездов сделал инъекцию анальгина внутримышечно. Пока удавалось удерживать Рубайло в спецприемнике, но он от своей задумки сдернуть, похоже, отказываться не собирался. У него и в самом деле начался отходняк, употребление наркотиков он отрицал, говорил, что просто бухал две недели, не просыхая. Поэтому, взглянув на него, обильно потеющего, трясущегося, закатывающего глаза под лоб, полиграфолог сразу отрицательно помотал головой.

Чудес не произошло и при тестировании Пандуса. Его физиологические реакции на все заготовленные хитрые вопросы оказались нулевыми.

— Впервые вижу такое, — удивлялся специалист, активно практиковавший по области четвёртый год. — Такое впечатление, что он совсем не думает. Смотрите, как все ровно… Скорее всего, перед нами социальный психопат, не имеющий адекватного восприятия социальных норм и общественной морали.

Обе камеры, в которых без вывода сидели бандиты, были заряженными^[68]. Под Рубайло подвели привезенную «эмрэошниками» из областного центра спарку^[69]. Под Пандусом корпел местный спец. Маштаков хотел напрячь своего Витька Сидельникова, в работе по камере с ним мало кто мог соперничать, однако дома его не оказалось. Со слов Валюхи, Витькиной сожительницы, за неделю до Нового года он уехал в Москву на заработки.

Конечно, Рубайло с Пандусом не относились к категории лохов, развязывающих языки с незнакомыми. Но не использовать «внутрикамерную разработку» по такому громкому делу при наличии возможности было просто неприемлемым. Червяка насадили, крючок закинули, а вдруг, какой карась и клюнет?

Жидких из города по-тихому свалил, допросить его не получилось даже формально. Предположительно он направился в Ярославль, где мутил какую-то коммерцию. В Ярославское УВД, на всякий случай, отбили телетайп: установить местонахождение такого-то, обязать явкой в орган внутренних дел города Острога для дачи показаний.

Тотальная отработка дома номер десять по улице Васнецова и прилегающего к нему частного сектора результата не дала. ВАЗ-21099 цвета «металлик» с тонированными стеклами никто из жителей в своем районе раньше не видел. Время появления автомобиля удалось сузить до полутора часов. От семнадцати тридцати до девятнадцати ноль-ноль. Приезд «девяносто девятой» не привлек внимания, на улице было темно. Удивительно, что ни один из опрошенных жителей не слышал автоматных очередей. Неужели в закрытом салоне так глушится стрельба из АК-74?

На территорию, прилегавшую к месту происшествия, невод забрасывали трижды. По домам и квартирам ходили не только участковые, но и оперативники. Не удалось попасть только в третью квартиру, в которой после смерти Кузнецовой И. С., 1928 г.р. около года никто не проживал. Остальные адреса отработали от и до, что при современных нагрузках и отношении к работе случалось нечасто.

Кстати, участковый инспектор Кладов, уличенный Кораблёвым в самогоноварении, подал рапорт по собственному желанию. Начальство рассталось с ним без сожаления, он слыл лентяем и обманщиком. Слухи о том, что он гонит самогон и барыжит им, проскальзывали и раньше.

Милицейское руководство было недовольно вялыми действиями прокуратуры. Принявший уголовное дело к производству Боря Винниченко не успевал даже допрашивать свидетелей, которых к нему подтаскивали пачками. Третий день оперативники не могли вытрясти из него постановления на обыски в адресах наиболее интересных фигурантов.

Боря молчал-молчал, когда его тюкали, а потом разразился гневной тирадой на Сутулова и Петрушина, заявившихся к нему с вопросом, где обещанные документы.

— У меня десять дел! Вы понимаете?! Я до сих пор ни одной экспертизы не назначил! Вы за меня будете их назначать? Вам хорошо! Притащили человека под дверь и в сторону. А я ведь каждого минимум по часу допрашиваю! Без обеда снова работаю! Задолбали!

Оперативники, привыкшие к безответности Винниченко, опешили.

— Л-ладно, Б-борис, т-ты ч-чего? — принялся увещевать следователя Сутулов. — Н-нас н-началь-с-ство п-послало. Т-ты чего?

Вернувшись с пустыми руками в УВД, эмрэошники доложили Птицыну, а тот соответственно — Сомову.

Полковник сразу схватился за трубку.

— Оперов моих в камеру забивать, у них, задротов, хватает времени, — приговаривал он, набирая номер прокурора.

С первого захода разговора не получилось, Трель, сказавшись занятым, попросил перезвонить через десять минут. Указанное время Сомов непрестанно материл прокуратуру, застрявшую у него в печёнках и селезенках, потом нажал на кнопку повторного вызова.

— А я что сделаю, Евгений Николаевич? — не смутился прокурор. — У меня из пяти следователей по штату, в строю — трое. По делу занимается самый опытный. Между прочим, в ущерб остальной работе. Хорошо, я сейчас ему скажу, чтобы он активизировался по максимуму.

— Может, в область позвоните, Олег Андреевич? — начальник УВД предложил другой вариант. — Может, пришлют важняка из областной? Дело-то не рядовое. Не раскроем быстро, будут еще трупы, много.

— Позвоню, — легко согласился Трель и отключился.

— Щелкопер, — прорычал Сомов, бросая трубку на рычаг телефона.

Тем не менее, состоявшийся разговор возымел действие. К концу рабочего дня следователь сам принес в МРО санкционированные прокурором постановления о производстве обысков по местам жительства убиенных, а также в жилище гражданина Калачева В. Д.

В квартирах Зябликова и Калинина оперативники рассчитывали обнаружить любые носители, содержащие информацию о неизвестных им связях убитых, — записные книжки, письма, фотографии. В первую очередь милицию интересовал таинственный положенец Арчил.

После беседы со Светланой Зябликовой выяснилось, что у её покойного мужа имелся сотовый телефон «Самсунг», которого при погибшем не обнаружили. Преступник завладел мобильником явно не из корысти, а для того, чтобы отсрочить время установления абонентов, с которыми Зябликов созванивался перед смертью. Одним из них по логике должен быть киллер, договорившийся о встрече.

Валера Петрушин с вдовой Зябликова поехал в офис оператора сотовой связи за трафиками соединений. Зря проездили через весь город, менеджер «Билайна» объяснил, что так как телефон при покупке был оформлен на Зябликова Романа, получить распечатку может только он. И напрасно Петрушин показывал свое удостоверение в развернутом виде, паспорт присутствовавшей здесь же Светы Зябликовой и копию постановления о возбуждении уголовного дела по факту убийства ее мужа. Вышколенный, не по-острожски вежливый менеджер требовал постановление следователя с санкцией прокурора и гербовой печатью.

Опять дело уперлось в следователя, опять к нему на поклон идти!

Зато без всякой бюрократии оперативники изучили телефонные книжки в мобильниках Рубайло и Пандуса. При оформлении административного задержания дежурный сержант положил все находившиеся при них предметы на вещи^[70]. Выйдя из спецприемника, парни первым делом поменяют засветившиеся «симки», но номера телефонов, переписанные корявым почерком Валеры Петрушина на стандартный лист бумаги, подошьются в толстые корки заведенного ОПД.

В последнее время рынок сотовой связи в стране развивался стремительно. Если год-два назад мобильник считался экзотической игрушкой для новых русских, то сейчас, благодаря снижению цен на телефоны и тарифы, мобильная связь становилась все более доступной. В наступившем году специалисты предрекали настоящий сотовый бум.

Параллельно оперативные службы методом проб и ошибок осваивали возможности технического контроля абонентов сотовых операторов. При детальном рассмотрении перспективы впечатляли. Подавляющая масса преступников, в том числе и участники ОПГ, пока не подозревала, насколько уязвимыми они становятся, используя в свой повседневной криминальной жизни удобный и красивый телефончик.

Начальник РУБОПа Давыдов эти дни постоянно контактировал со своим человеком в окружении Клыча. Все встречи были только личными, на нейтральной территории. Человек подтвердил, что Клыч с семьей находится в Нижнем Новгороде. Своим телефоном, обоснованно опасаясь прослушки, Володя не пользуется, человеку звонит с переговорного пункта. Вовсю интересуется ситуацией в городе, божится, что он не при делах, что его конкретно подставили. Своих координат в Нижнем не называет, деньги у него пока имеются. Еще говорит, что решает вопрос насчет сходки, перед которой надеется оправдаться вчистую. Возвращаться в Острог боится, считает, что его или менты сразу примут и начнут прессовать или друзья убитых грохнут по беспределу. Психует сильно, тревожится за оставшийся без присмотра бизнес.

Как только следователь напечатал постановление, Птицын организовал оказию, с которой изъятые при осмотре пули и гильзы уехали в ЭКЦ^[71] областного УВД на криминалистическую экспертизу. В столичный ГИЦ^[72] для проверки по центральной пулегильзотеке^[73] вещдоки отправятся только после получения заключения эксперта. Путь к преступнику через оружие тоже был окольным и пролегал по дремучему лесу.

В среду, под обед, в дверь кабинета МРО постучала Зябликова. На месте находился один Сутулов, Петрушин повел в спецприемник Пандуса, которого они подняли к себе еще часов в десять. Толстокожий Пандус молчал, как рыба об лёд, ни на какие доводы не реагировал. Оперативники теребили его по всякому, в большинстве взывали к совести, подначивали.

— Твоих друзей завалили! Не наших! Мы знаем, что это Клыч сделал, и ты знаешь. Расскажи без протокола, обозначь направление, куда нам идти! — басил горбоносый усач Петрушин.

Пандус молчал, полуприкрыв глаза, привалившись спиной к стене.

— Т-тогда д…д-дай с-следова…т-телю п-показания на К-клыча… Х-хоть о-одну ст…р-рочку, — наседал с другой стороны эмоциональный Сутулов.

В уголовном деле пока не имелось ни единого показания на Калачева. Когда он появится, задерживать его будет не на чем.

Пандус презрительно кривил губы над сделанным ему предложением.

— Чё ты лыбу тянешь, урод?! — Петрушин замахнулся комментированным Уголовным кодексом.

Пандус не шугался, он знал, что бить его не будут, не тот расклад.

Два с лишним часа прошли однообразно. Потом оперативникам надоело брать на бас и захотелось есть.

Сутулов, гремя ключами, запирал сейф, когда в дверь постучали.

— Н-не заперто! — крикнул через плечо майор.

Света Зябликова принесла распечатку соединений телефона своего мужа за декабрь.

— К-кто т-тебе ее в…в-выдал? — удивился Сутулов.

— Дима Смоленцев договорился в офисе. Он заявление от Ромы написал задним числом, — Зябликова говорила, а губы у неё не шевелились.

В тамбуре послышались шаги, скрипучая дверь стукнула женщину по спине. Она ойкнула и шагнула в сторону.

— Никого я тут не убил? — заглянул вернувшийся из спецприемника Петрушин.

— Здравствуйте, — тихо сказала Зябликова.

— Приветствую, — кивнул оперативник, проходя в кабинет.

— П-прикинь, В-валер, — Сутулов размахивал сколотыми канцелярской скрепкой листочками, — т-тебе, с-старшему оп-оперу н-не в-выдали т-трафик, эт самое, как его, а б-бандит п-пошел и п-получил за о-одну мм…м-минуту.

Петрушин взял бумаги, не спеша пролистал, раздумчиво пожал плечами:

— Ну чего… хорошо. А то бы мы еще неделю за профессором Винниченко ходили.

В общем, двигатель работал, шестерни со скрипом, но вращались, приводные ремни передавали крутящие моменты с ведущих шкивов на ведомые, а машина пока стояла, с места не трогалась.

3

05 января 2000 года.

Среда. Первая половина дня.

Четвёртого января истёк срок содержания под стражей следственно-арестованного Рязанцева. В этот день его неожиданно привезли спецэтапом из следственного изолятора в городской ИВС.

Андрейка не спал всю ночь, ворочался на тонком поролоновом матрасике, постеленном поверх жестких досок нар, беспокоил сокамерников.

По закону его обязаны были перечислить за судом, но документы из прокуратуры почему-то не поступили. Неопределённость положения породила новую надежду.

Сколько раз за три месяца Андрейка надеялся на хорошее! Сначала — на обжалование ареста в городском суде, потом — на кассацию в облсуде. Когда истекли два долгих месяца нахождения за решёткой, он рассчитывал, что прокуратура не пойдёт на продление стражного срока. Следующие ожидания возлагались на обжалование в суде продления стражи, после — на очередную кассацию. Надежды рушились одна за другой. Прокуратура сама себе легко продлевала сроки, суд, идя у неё на поводу, тупо отказывал в изменении меры пресечения. Доводы адвоката граждане судьи пропускали мимо ушей, хотя говорил он складно и, по мнению Рязанцева, очень убедительно.

Стандартные казённые формулировки перекочевывали из одного документа в другой: «Может скрыться от предварительного следствия и суда, угрожать свидетелям и иным участникам уголовного судопроизводства». Что за бред? Вдумайтесь! Куда он может скрыться? Кому он будет угрожать? Так называемому потерпевшему Костину? Рогу? Просить бандитов изменить или смягчить показания он не станет под дулом пистолета! Это всё равно, что на колени перед ними бухнуться. А все остальные свидетели по делу дают показания в его пользу.

Адвокат Догадин вызывал у Рязанцева двойственные чувства. Андрейка знал, что защитника ему выбрали друзья по согласованию с начальством. Был в курсе, что решающим оказалось мнение Маштакова, прежде работавшего следователем и прокурором, разбиравшегося в этой кухне. Спору нет, имевший большой опыт Догадин выполнял свои обязанности добросовестно. Он писал жалобы и ходатайства, присутствовал на всех следственных действиях и судебных заседаниях, только на ознакомление с делом затратил три дня, переписав от руки все важные протоколы. Но он не так часто навещал своего подзащитного в ИВС, как тому хотелось, а когда приходил, говорил туманно. Сперва он оценивал положение, как пятьдесят на пятьдесят. Настраивал клиента на долгий изматывающий процесс. С развитием ситуации, по мере того, как следователь преодолевал один рубеж за другим, пока не добрался до выполнения требований статьи двести первой УПК^[74], Догадин признал, что шансы на благоприятный исход уменьшаются.

— Прокуратура слишком далеко зашла, — сильно окая, рассуждал вслух адвокат, — обвинение предъявлено, ты три месяца под стражей сидишь… Как они могут тебя выпустить? Они потащат тебя в суд, который может длиться год, а то и больше. Они надеются, что ты в конце концов сломаешься и согласишься на условный срок, который они рано или поздно предложат. Будут грозить реальным наказанием, — что маловероятно, но возможно. Вообще, Андрей, за двадцать лет практики я не припоминаю случая, чтобы вот так, вопреки всем доказательствам, пихали дело в суд.

В такие моменты Рязанцеву начинало казаться, что адвокат, который должен всячески его поддерживать и воодушевлять, защищает плохо, и Догадин становился ему неприятным. Его бородка клинышком казалась козлиной, округлый волжский говорок — деревенским, а сам он — по-стариковски беспомощным.

Свои сомнения Андрейка высказывал Титову с Маштаковым. Свиданки оперативникам организовывал замначальника ИВС Капустин в самом изоляторе или в своем кабинете. Происходили встречи, как правило, в выходные либо поздно вечером, когда в управлении не оставалось начальства и лишних глаз с ушами.

Маштаков в ответ растолковывал, что когда адвокат рисует подзащитному реальную картину — не есть плохо. Чаще эта братия делает наоборот: сулит златые горы, выдаивает под радужные обещания хорошие бабки, а потом разводит руками: «Извини, не получилось». Ещё Николаич говорил, что менять адвоката на другого на переправе нельзя, будем работать с этим, он вменяемый и многоопытный. Тит встревал, предлагал наехать на терпилу, но Маштаков его всякий раз осаживал, разъясняя, что накат сослужит медвежью услугу. Николаичу Андрейка доверял, как старшему брату, после разговоров с ним успокаивался на пару дней, но потом его снова начинали точить сомнения.

Физически Рязанцев адаптировался в неволе достаточно быстро. Он был неприхотлив, к разносолам не приучен. Вырос в коммуналке на Малеевке, мать поднимала их с младшим братом одна. Занимался гимнастикой, потом — рукопашным боем. После восьмого класса пошёл в ПТУ, там платили стипендию. Выучился на сварщика. Срочную служил в Забайкалье в Порт-артурском мотострелковом полку. Место, где стояла часть, называли Долиной Смерти. Дембельнулся старшим сержантом с должности заместителя командира взвода. Настоящую цену широкой поперечной лычки знает лишь тот, кто два полных года в пехоте отмантулил. Порысачил по Даурии, сопка наша — сопка ваша. После армии подался в милицию, попал куда хотел — в уголовный розыск.

Человек — продукт такой, ко всему привыкает. Вот и Андрейка почти обвыкся в камере за те три месяца, что шло следствие. В ментовской хате^[75] острожского ИВС в отличие от других камер народу содержалось немного. Когда Рязанцев заезжал в изолятор из тюрьмы, он то вдвоем с бывшим следаком Проскуриным сидел, то вообще один куковал. Раз только к ним третьего кинули: вояку, сбежавшего из части с автоматом. Неделю он с ними торчал, пока этап из Ростова не подъехал. Военных во избежание проблем к «бээсникам»^[76] причисляли, хотя по закону и не полагается. Потому что жулики к воякам относятся как к ментам — тоже в погонах ходят.

Чем меньше в камере народу, тем больше места и воздуха. В Остроге изолятор временного содержания в нарушении всех норм располагался в цокольном этаже здания. В камере круглые сутки — искусственное освещение, духота, влажность. А когда дежурный включал принудительную вентиляцию, она гудела как ненормальная, и через пять минут наступал такой дубак, что зуб на зуб не попадал. От перепада температур и сквозняка запросто можно простудиться.

С Проскуриным у Андрейки было ровно. Но нормальные отношения давались не просто, Проскурин отличался высокомерием, занудством и прижимистостью. Когда он находился в ИВС, жена ему каждый день таскала передачки: горячий борщок, картошку тушеную. А ещё свойское украинское сало и чесночную копченую колбаску, от которых в камере стоял обалденный дух. И ни разу Проскурин не угостил сокамерника. Андрейка не нуждался в подачках, он не голодал, — то мать принесёт, то подруга, то Титов с Маштаковым чего-нибудь подгонят. Но мужики преимущественно сухпайком снабжали, а Проскурину жинка носила домашний хавчик. С ростовским воякой Бахвалом, сидевшим без подогрева на одной казенной пайке, Проскурин тоже не подумал делиться. Бахвал с Андрейкой дербанили передачки опера. Шебутной контрактник пришелся Рязанцеву по душе, он знал множество анекдотов, мастерски их рассказывал и не парился за будущее. Когда Бахвала выкликнули на выход с вещами, Андрейке сделалось грустно, они могли скентоваться.

Проскурин сидел за взятку. Взял он десять тысяч рублей под прекращение дела о ДТП^[77] с трупом. Две с половиной своих зарплаты, практически три Андрейкиных. Несмотря на то, что следователя хлопнули с поличным, больше месяца он не признавал себя виновным, утверждал, что стал жертвой провокации. Отрицая виновность, Проскурин трясся, что ему нароют ещё несколько эпизодов и в итоге вменят не первую часть двести девяностой^[78], а четвертую, санкция за которую предусматривала от семи до двенадцати лет лишака. Раз боялся, значит, было за что. К концу следствия стало ясно, что прокуратура ограничится имеющимся эпизодом, и Проскурин резко всё признал. По его расчетам, с учетом наличия смягчающих обстоятельств и отсутствия отягчающих, ему должны были дать не больше полутора лет лишения свободы с отбыванием в колонии-поселении. Проскурин уже подсчитал, что откинется условно-досрочно через девять месяцев.

Искоса поглядывая на белобрысую продувную физиономию бывшего следователя, с аппетитом хлебавшего наваристый гороховый супешник из пластмассовой тарелки, Рязанцев с горечью размышлял, почему все так несправедливо устроено. Почему махровому взяточнику наказание полагается куда менее строгое, чем ему за применение силы при задержании преступника?

Но у Игоря Проскурина имелось и положительное качество: он не курил. Когда Андрейку в первый раз этапировали в областной следственный изолятор, в красной хате^[79], в которую он заехал, содержалось семнадцать человек. В камере стоял такой спрессованный табачный кумар, что некурящий Рязанцев едва не потерял сознание. Впервые в жизни! Потом он, конечно, принюхался, но все равно, возвращаясь каждый раз с прогулки, сразу прибалдевал.

Кстати, в СИЗО сокамерники тоже удивлялись, что Андрейку закрыли по двести восемьдесят шестой^[80]. Обычно менты, обвинявшиеся по этой статье, оставались на подписке, а в суде получали условные сроки. Сидели по обвинению в совсем других статьях: за взятки, за наркоту, за кражи и грабежи.

Прапор с григорьевского трезвяка^[81] сидел за то, что доставленного алкаша насмерть запинал.

Когда отпустил первый шок после задержания, Рязанцев зарёкся каждый день по часу делать физические упражнения. Физкультура отвлекала и дисциплинировала. Андрейка старался не терять форму, по сотне раз он отжимался на ладонях, по пятьдесят — на кулаках. Правда, в те дни, когда рушились надежды, Рязанцев сникал, замыкался в себе, растягивался на нарах, часами лежал с открытыми глазами, не шевелясь. Но тренированная воля спортсмена брала свое, он заставлял себя умываться, чистить зубы, бриться, есть, мыть посуду, наводить порядок в камере, делать полный комплекс упражнений.

Бытовые лишения оказались не самым страшным. Гораздо пагубнее на Андрейкином настроении отражалась унизительность положения. Особенно остро он воспринимал её на людях. Когда отправлялся этап в СИЗО, милиционеры оберегали его по максимуму: до вокзала везли в автозаке^[82] в отдельном «стакане»^[83], одёргивали других зэков, когда те начинали травить арестованного мента. А вот в вагонзаке^[84] караул из вэвэшников-срочников^[85] не церемонился.

В последний этап перед Новым годом зэков в вагоне оказалось вдвое против нормы. Им с Проскуриным не досталось отдельной камеры, полагающейся «бээсникам». Затолкали их в первую попавшуюся, где встретили свои, острожские.

Двое, Помыкалов и Беликов, были крестниками. Их группу Маштаков с Рязанцевым размотали в сентябре, подняв восемь эпизодов уличных грабежей, разбой и четыре кражи из сараев. Сейчас они катались на суд.

Помыкалов с Беликовым смотрели дерзко, как хорьки. Находясь под стражей, они сохранили рэпперские чубчики. Оба были в униформе гопников: синих спортивных костюмах с белыми полосками.

Рязанцев, не мешкая, освободил руки. Привстав на цыпочки, отправил на верхнюю полку клетчатую китайскую сумку с вещами, затем — свернутый матрас, в котором находились подушка и шерстяное одеяло. Встал спиной к решётке, развернулся под острым углом к линии атаки. Привычно наклонил голову вперёд, выставленным левым плечом прикрыл подбородок, руки согнул в локтях.

— Нуёптыбля, Диман! Чё за пассажир в нашей плацкарте? — поганенько улыбаясь, спросил Беликов.

Бесплатный концерт начался. Проскурин в обнимку со своим полосатым матрасом потихоньку втиснулся на нижнюю полку в угол, присоединившись к зрителям. На его помощь Андрейка, впрочем, и не рассчитывал.

— Это не пассажир, братуха, это — Вася! — гыкнул Помыкалов, демонстрируя отсутствие двух верхних передних резцов.

Когда его закрывали, зубы наличествовали в комплекте.

Было важно, как поведут себя остальные арестанты. Если навалятся всей хеврой, в суматохе запросто могут ткнуть под ребра заточенной железкой.

— Узналбля? — поинтересовался Помыкалов.

— Узнал, — без паузы ответил Рязанцев, стараясь, чтобы голос не выдал напряжения. — Ты Димка Помыкалов. Шёл по делу один, потом ввалил подельников. Теперь — в группе.

— Тычоблянах?! — Помыкалов мгновенно побагровел, как насосавшийся крови клоп, оглянулся на Белика. — Братан, мусоряга гонит!

Теперь, если Димка канал за честного, он должен был вбить паскудные обвинения обидчику в глотку. Но Помыкалов зыркал глазами на кулаки опера, костяшки которых покрывали ороговевшие бляхи, и не решался ринуться на противника.

Готовый к активным действиям Андрейка стоял в боевой стойке в расслабленном состоянии, позволявшим избежать преждевременного утомления мышц.

— Не торчи у решки^[86], пленный, загораживаешь! — тут его между лопатками сильно ткнули резиновой палкой.

Не ожидавший толчка Рязанцев сделал два быстрых шага вперед. Помыкалов вжал голову в плечи, суетливо вскинул руки, закрывая лицо, и завопил. Белик через плечо кента попытался прямым достать Андрейку, однако тот легко ушёл в сторону и сгрудил гопников к зарешеченному окну. Помыкалов продолжал орать.

— Кончай кипеж! — рявкнул из коридора караульный.

Одновременно раздалось сдавленное шипение. Купе наполнилось слезоточивым газом. В глазах у Андрейки защипало, хлынули слезы. Арестанты разом засморкались, зачихали, закашляли надсадно, зашебутились. Рязанцев рванул вверх полы джинсовой куртки, накинул её на голову и присел на пол в надежде, что аэрозольное облако уйдёт наверх.

Отбежавшие от купе к открытому окну вэвэшники ржали:

— Раскумарьтесь на халявку!

Все полтора часа, пока состав без остановок шёл до областного центра, в купе отплевывались и матерились.

Когда арестанты, покинув вагонзак, под дулами автоматов сидели на корточках в конце платформы, Помыкалов заорал, перекрикивая хриплый лай овчарок:

— Я с тобой, красный, попозжа попизжу!

Сумбурные воспоминания ненадолго отвлекли Андрейку от тягостных размышлений. За ночь он не сомкнул глаз, в голове неотвязно крутилась мысль — с наступлением утра что-то должно произойти. Срок его содержания под стражей истёк в полночь, срок не продлили и продлить не могут, потому как дело закрыто. Но почему же тогда его не передают в суд?

В коридоре изолятора громко заиграла музыка, знаменуя долгожданный подъём. По репертуару можно было определить, какая смена дежурит, у каждой имелись собственные предпочтения.

То, что с шести утра из динамика полился пронзительный голос Ирины Шведовой, говорило о том, что дежурил Сева Казаков. Рязанцев счел это добрым знаком. Он знал, что через минуту постовой побредёт по коридору, стукая ключами в металлические «кормушки» дверей и протяжно выкрикивая: «Подъём!».

Андрейка сбросил ноги с помоста нар, нащупал тапочки, шагнул к двери. Тяжелую поступь подкованных берцев по бетонному полу он различил сквозь страдающее крещендо певицы:

— Белое платье белело напрасно

Краски смешались в горящей долине…

Когда постовой поравнялся с дверью их камеры, Рязанцев громко выкрикнул:

— Старшой, позови дежурного!

Вскоре снаружи заскрежетал металлом ключ, сделавший два оборота против часовой стрелки. Форточка «кормушки» распахнулась, в хату через квадратное отверстие потек воздух. Не свежий, откуда ему, свежему, в подвале взяться, но не такой спертый, как в каменной клетке камеры.

— Привет. Чего звал? — старший прапорщик Казаков, худощавый, черноусый, с четырьмя наградными колодочками над клапаном нагрудного кармана кителя был, как всегда, хмур.

— Всеволод, у меня срок содержания вышел. Доложи, пожалуйста, начальству и еще пусть адвокату моему позвонят. Догадину Владимиру Николаевичу. А то непонятки какие-то, — припав к открытой «кормушке», Андрейка говорил торопливо, словно боялся, что прапорщик его перебьет.

— Хорошо, передам по смене, — Казаков сдержано кивнул. — Я сам не люблю бардак. Оставить тебе, Андрюш, «кормушку» открытой?

— Конечно. Спасибо, Всеволод.

Рязанцев отошел от двери и присел на отделанный металлическим уголком край деревянного помоста, служившего местом их обитания. По распорядку пересменка происходит в семь. Начальник ИВС заглянет в изолятор в восемь. Заглянет всего на пару минут, чтобы узнать, все ли спокойно в его владениях. Новый дежурный доложит ему, что один из арестованных беспокоится относительно законности своего нахождения под арестом. Начальник ИВС Аббасов — заскорузлый служака, ему лишние проблемы не нужны. По уму, он обязан сам освободить арестованного, срок содержания под стражей которого истек, но он этого делать не будет. Двадцать лет Аббасов служит в милиции, из них девять — начальником ИВС. Горячку пороть не в его натуре, он мудрый азербон. На общей сходке, которую начальник УВД проводит, он ничего не скажет, не тот уровень. Но вот когда начальник МОБ оставит в зале только своих подчиненных, непременно поставит его в известность о нарисовавшейся проблеме. Начальник МОБ примет к сведению и озадачит того же Аббасова выяснить в прокуратуре: в чем загвоздка. Аббасов спустится с третьего этажа в свой кабинетик и позвонит в канцелярию прокуратуры.

Какая-то определенность образуется не раньше десяти, половины одиннадцатого.

«За четыре часа с ума можно спятить! Или начать ломиться?! Какого хера они меня незаконно держат в камере?!»

Андрейка заметался по крохотному пятачку от нар до двери. Два шага туда, столько же обратно.

Заворочался Проскурин, с кряхтеньем сел, потянулся.

— Ты чего, Андрон, со сранья скачешь, как слон? Орешь! Ночью спать не давал, вертелся веретеном!

— Гош, они мне могут срок продлить, когда дело закрыто? — Рязанцев впился глазами в помятое лицо бывшего следователя.

— Они все-о мо-огут, — широко зевая, ответил тот. — Сгоняют в областную прокуратуру, там продлят еще на месяц или на два-а.

— Но дело-то мое закрыто?

— Блин, вот заладил. Закры-ыто! Закрывают магазин на обед! А с тобой произвели важное процессуальное действие — ознакомление обвиняемого с материалами дела. Они — хозяева, как хотят, так и сдают.

— И как это? Так просто — съездили к областному прокурору и тот, не вникая, продлит мне стражу?

— Как преподнесут ему, так и он сделает. Вообще-то, в областную ездить стрёмно. За продления дерут в хвост и в гриву. Опять же полагается за десять суток до истечения срока с продлением приезжать. Ну я это тебе со своей ментовской колокольни говорю, а как у них, у прокурорских — не знаю, в прокуратуре не работал… Знаю только, что ворон ворону в глаз не клюнет… Ну чего, надо вставать, что ли?

Проскурин слез с нар, нашел свои резиновые сланцы и двинул к унитазу.

Пока его сильная струя журчала в сливном отверстии, Андрейка переваривал услышанное.

«В прокуратуре области за десять дней полагается срок продлевать. Его не продлили! Не может быть, чтобы рядовой следак, пусть и прокурорский, мог в любое время к начальству завалиться. Николаич, помнится, рассказывал, что областников всегда остерегался, старался им реже на глаза показываться. Не-ет, не поедет Винниченко срок продлевать, он и так, по ходу, не на лучшем счету. Жалился, что ничего не успевает. Нынче всё решится!»

За завтраком Рязанцеву кусок хлеба в рот не полез.

Третий сокамерник, Яшка, с удовольствием срубал Андрейкину пайку. Этого Яшку в своей хате Рязанцев и Проскурин обнаружили вчера, когда с тюрьмы спецэтапом приехали. Он сидел со второго января за грабеж. Пьянствовал с дружбанами в баре «Лель», второй день нового тысячелетия отмечал, пьяный был в хлам. Вышел за угол отлить, — в респектабельном «Леле» туалета не имелось. В подворотне разодрался с посетителем того же заведения. Мужик убежал с разбитым таблом, оставив слетевшую во время потасовки норковую шапку. Яшка, чтобы добро не пропадало, головной убор подобрал, сходил в знаменитый дом «семь-восемь» на улице Абельмана, загнал там трофей за три сотни самогонщице, после чего вернулся в «Лель» дальше отдыхать. И тут избитый мужик привел в бар ментов.

Яшка возмущался: зачем этот фофан сбежал, позабыв свою долбанную шапку? Не брось он шапку, ничего бы не случилось. Для Яшки ответ на вопрос «кто виноват?» был предельно ясным.

В «бээсную» камеру он попал потому, что в начале девяностых прослужил год водителем в роте ППС. После увольнения сменил множество мест работы. Шоферил, пока права за пьянку не отобрали, и подсобником на стройке вкалывал. В последнее время перебивался разовыми калымами.

— Стой на своем мёртво, и получится у тебя побои и кража, а не грабеж с насилием, — напутствовал Яшку юридически подкованный Проскурин. — Говори, что умысел на завладение чужим имуществом у тебя возник, только когда мужик убег, и ты на снегу шапку увидел. Похитил ее тайно! За побои и кражу получишь условно. Я — знаю!

За квалифицированную консультацию Яшка согласился убираться за Проскурина в камере. Сегодня по графику как раз следака была очередь дежурить. Андрейку это покоробило, но встревать в чужое он не стал, Яша — взрослый мужик.

Время тянулось невыносимо. Так как часов в камере не полагалось, Рязанцев то и дело обращался к постовому милиционеру. Раз на пятый постовому надоело, и он закрыл кормушку.

— Андрон, ты реально достал! — возмутился Проскурин. — Из-за тебя нам кислород перекрыли!

Следователь восседал на нарах, по-турецки скрестив ноги, читал потрепанную книжку из серии «Черная кошка».

Андрейка уперся кулаками в стену, начал отжиматься. Досчитал до пятнадцати и бросил. Лег на матрас, сразу вскочил. Стал копаться в пакете, где у него канцелярия хранилась, решил написать жалобу на произвол следствия. Устроился ближе к свету, написал в правом верхнем углу листа: «Прокурору города Острог». Зачеркнул последние два слова, перед «Прокурору» написал: «Генеральному», сзади — «РФ». В раздумье погрыз пластмассовый кончик ручки, затем жирно замарал написанное. Тщательно выводя буквы, вывел: «Президенту РФ Путину».

— Гош, как нового Президента зовут? — крутнулся юлой к Проскурину.

— Владимир Владимирович, как Маяковского, — ответил следователь. — Только он не Президент пока.

— Это не важно. Он — главный. Гош, как думаешь, лучше на чистом листке написать Президенту? А то я начеркал тут. Или сойдет? У меня бумаги мало осталось.

— Не занимайся ерундой, Дрон. По-твоему, Путину больше делать нечего, как твои жалобицы разбирать?

Когда, наконец, в личине замка заскрежетали ключи и громыхнул отодвигаемый засов, потерявший счет времени Рязанцев находился в угнетенном состоянии и не сразу среагировал на адресованную ему команду «на выход».

Охваченный равнодушием Андрейка с заложенными за спину руками пошел по коридору впереди постового милиционера. Свернул направо у стоявшего в углу стола дежурного, подле которого на табурете в одних трусах сидел оформляемый задержанный. Начальник ИВС Аббасов дожидался его в каморке, служившей дежурной смене бытовкой. Другого помещения, где можно было поговорить без посторонних ушей, в изоляторе не имелось.

Аббасов — крупногабаритный, шумный усач в камуфляже при виде понурого Рязанцева, округлил глаза и воскликнул:

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

63

Отчет формы 1ЕМ — статистический отчет прокурора о работе органов следствия и дознания.

64

Статья 306 УК РФ — заведомо ложный донос.

65

БЭП — отдел по борьбе с экономическими преступлениями.

66

ПМГ — подвижная милицейская группа.

67

Сидеть на системе — испытывать физическую зависимость от героина, требующую постоянного увеличения дозы (жарг. наркоманов).

68

Заряженная камера — камера ИВС, СИЗО или спецприёмника, в которую помещён агент (проф. сленг).

69

Спарка — агенты-«камерники», работающие вдвоём (проф. сленг).

70

Положить на вещи — поместить в ячейку с личными вещами арестованного (проф. сленг).

71

ЭКЦ — экспертно-криминалистический центр.

72

ГИЦ — Главный информационный центр МВД РФ.

73

Пулегильзотека — всероссийская коллекция стреляных пуль и гильз со следами оружия ЭКЦ МВД РФ.

74

Статья 201 УПК РСФСР — ознакомление обвиняемого и защитника с материалами уголовного дела.

75

Хата — камера (жарг.).

76

«Бээсник» — бывший сотрудник правоохранительных органов (проф. сленг).

77

ДТП — дорожно-транспортное происшествие.

78

Статья 290 УК РФ — получение взятки.

79

Красная хата — камера, в которой содержатся действующие и бывшие сотрудники правоохранительных органов.

80

Статья 286 УК РФ — превышение должностных полномочий.

81

Трезвяк — медицинский вытрезвитель (жарг.).

82

Автозак — специальный автомобиль-фургон для перевозки арестованных.

83

«Стакан» — отгороженное место в автозаке для этапирования отдельных категорий арестованных (бывших сотрудников, женщин и др.).

84

Вагонзак — специальный железнодорожный вагон для перевозки следственно-арестованных и осужденных.

85

Вэвэшники-срочники — военнослужащие срочной службы внутренних войск МВД РФ.

86

Решка — решётка (жарг.).