«Ли Ле Ло»: детки из клетки. Первое дело

Михаил Огарев

Старинный городок, живущий «по понятиям»… Четверо фирмачей, кое-что умеющих в этой жизни… К ним приезжает пятый – тоже парень не промах. Но тут вдруг появляется шестой с бранью и угрозами! А за ним седьмой – с лестью и деньгами… И пятерым друзьям приходится «наехать» на восьмого, чтобы спасти фирму. А впереди уже маячат новые зловещие тени… Схватка с невидимым врагом. И неуверенность в своей команде – ведь у каждого «скелет в шкафу»! А миром вновь правит закон Моисея: «Око за око, и зуб за зуб»…

5. Психическая атака

— Ну что, птенцы гнезда Елисаветиного? — пошутил Канер, когда мы собрались на очередное совещание. — Две недельки откинулись, оговоренное время на исходе, и нам нужно что-то предпринимать!

— Ты это говоришь таким тоном, Миша, как будто мы напропалую бездельничали, — с укоризной заметила Лозанникова. — А ведь на самом деле у нас и свободной минутки не было!

Здесь она погрешила против истины, но совсем немного. Законный обеденный перерыв мы получали регулярно — правда, порой не на рабочем месте, а где полдень застанет — но в остальном исправно трудились от звоночка до звонка. И за неполные четырнадцать дней успели сделать очень много. Самое главное, что фирма уже принадлежала нам. Правда, называлась она теперь гораздо необычней и интригующе: «Ли Ле Ло» — крупными готическими буквами на вывеске. Чуть пониже и гораздо мельче перечислялись оказываемые услуги (посредничество, маркетинг и так далее). Три первых загадочных слога не расшифровывались, и только сами скромные служащие знали, что они означают начало имени, отчества и фамилии их важной руководительницы: Лизавета Леонидовна Лозанникова. Данное название в коллективе не обсуждалось и критике, естественно, не подлежало. И вообще все мы были поставлены перед фактом: явились однажды рано утречком — и увидели на фасаде сей лингвистический сюрприз. И саму выдумщицу под ним. Сияющую, как начищенная сковородка.

Справедливости ради стоит заметить, что именно она выдержала на своих плечах всю тяжесть сражения за нашу свободу. Как и предполагалось, господин Грубиянов был не против по-тихому избавиться от прогоревшей компании, но вот долг отдавать категорически не желал. Через сутки непрерывного прессинга, которому его подвергла не менее упрямая бывшая заместительница, он нехотя заменил категоричность на относительную покладистость, а ещё через день согласился вернуть половину. «Я бы и совсем его дожала, — хвастались нам, — но решила, на всякий случай, не обострять предельно отношения. Кто знает — вдруг потом понадобится? Да и переоформление он обещал нам ускорить, у него связи…»

Оказавшись у руля, наша прекрасная маркиза для начала легонько расширила штат, взяв на полставки курьера. Им оказался мальчишка-восьмиклассник, первым откликнувшийся на объявление. Звался он Димой и представлял из себя нескладное белобрысое подростковое существо с конопатым лицом, круглыми очками, брелоком Бэтмена на брючном ремне и неизменной деревянной зубочисткой «метёлочкой» в уголке рта — явное подражание еще какому-то киношному герою. Всё бы ничего, но время от времени Димочка эту зубочистку ронял на пол и вместо того, чтобы достать другую, поднимал упавшую, вытирал о штаны и снова пихал в рот. Нечего и говорить, что точно так же поступал он и с куском упавшей во время еды булки. Меня это немножко коробило.

Приходил он к нам каждый день сразу после школы и отправлялся разносить по разным адресам какие-то письма, флаеры, листовки, плакатики и рекламные буклеты, которые готовил для него Нечитайло. Отрадно было видеть, как наша фирмочка, получив новое название, не забывала о старых договорах, что оставляло надежду по завершении авантюры с долгом Нефилова вернуться к мирной деятельности. Впрочем, авантюра — это ещё было очень мягко сказано…

— У амазонки Це есть план, — сообщил я. — На днях она мне его поведала в общих чертах и удивилась, отчего это я оказался близок к полуобморочному состоянию. Надеюсь, что у вас нервные системы покрепче.

Мои надежды подтвердились с лихвой, так как разумное отношение к сообщению «амазонки» проявил лишь наш осторожный казак Тарас — правда, он так и не донёс до головы указательный палец, которым собирался выразительно повертеть у своего виска. Госпожа Лизавета очень даже заинтересовалась и плотоядно потёрла ручки, а Канер вообще заявил, что техническую сторону дела он запросто обеспечит. «К сожалению, слушать разговоры клиента с семьей придётся на небольшом расстоянии — скажем, из машины. У Тараса „волжанка“ имеется, у меня „жигулёнок“, так что справимся».

— Подслушивание через «клопа» — это лишь третья стадия всей затеи, а то и четвёртая! А на второй: «Хто же мине будет с кичи вынимать?» — очень натурально пропел я голосом Александра Розенбаума. — Ибо после первого этапа ваш покорный слуга прямиком отправится «на нары, брат, на нары, брат, на нары!» Кто сию песенку пел, я не знаю, поэтому адекватно повторить не могу.

— Это нежелательное событие как раз и должна предотвратить твоя майорская ксива! — отпарировала Рената. — Необходимо, чтобы тебя не сцапали грубо, а вежливо отвезли на собеседование…

–…которое вполне может закончиться отправкой опять же в арестантскую, — очень недовольно буркнул Тарас Давыдович. — Риску дюже много, а вот выгоды не бачу!

— Так немедленной выгоды мы сразу по-любому не получим, — заметила Лозанникова. — Но сама идея интересная, братцы! Значит, её суть, как я понимаю, лишить гражданина Пачулина его «крыши»?

— Хотелось бы, но с налёту, боюсь, не получится, — согласилась Рената. — Даже со всеми данными, которые мне удалось накопать. Но, во-первых, «чердаку» придётся крепко призадуматься — а он очень даже не дурак, «чердак» — то! — а, во-вторых, наша психическая атака, я думаю, хорошенько накалит атмосферу в семействе самого клиента. Как я узнала, Евгений Иванович — человечек нервный, а уж его супружница в этом смысле вообще не подарок! Однако они наглецы по отношению к другим, а вот испытать прямой наглёж на собственных шкурах…

Тут внимание к себе привлек Канер: любимым своим профессорским жестом сдвинув очки на середину носа и негромко постучав по столу маркером, он важно сказал:

— В сатирическом репертуаре у выдающегося сына нашего еврейского народа артиста Аркадия Райкина была одна сценка, где его герой успешно борется с хамством ещё более хамскими методами. Не оттуда ли ножки растут у твоей авантюрки?

— Не видела и не слышала, — покачала головой Рената. — Интересно! Расскажешь поподробнее?

— Даже покажу — у меня видеозапись оцифрованная имеется. Но это я к тому, что приятных, особо приятных и приятных во всех отношениях методов воздействия на злостного должника Пачулина у нас нет! Силовым напором у Нефилова не вышло, через закон тоже. А деловой разговор по душам с подполковником Григорием Трофимовичем Григуленко, его защитничком, может вообще сыграть против нас: он потянет время, наведёт о «Ли Ле Ло» справки и всё поймет. Да и говорильни с намёками сейчас особо и не боятся! А вот резкого поступка…

— Итак, план нашей сотрудницы Це я утверждаю! — с подъёмом выдала Елизавета Леонидовна, ужасно польщённая упоминанием нового названия фирмы в ответственном производственном совещании. — Если, конечно, уважаемый Дато Вахтангович не будет…

Тут ей пришлось прерваться — в деловую залу ввалился новоиспеченный курьер Дима, причём без стука (вторая противная его привычка). Он уже знал, кто именно курирует его разносительскую работёнку, и сразу же обратился к Нечитайло запросто, по-молодёжному: «Для меня чево-нить есть?»

«Чего-нибудь» для него было, и пришлось терпеть его присутствие еще минут десять. Наконец, дверь за ним с треском захлопнулась (третья привычка!), и по лестнице загремели гулкие шаги (четвертая!!) Я достал сигарету, помял её и сунул обратно в пачку.

— Я вижу, что наш Димочка вас раздражает, — ласково пропела Лозанникова, — но без мальчика на посылках в нашем деле никак! Я имею ввиду традиционную деятельность. Конечно, это не Сонечка, но…

— До Софьи Яковлевны этому пацану как до Киева пёхом, — несколько невпопад сказал Нечитайло и тяжко вздохнул. — От то была дивчина!

— О ком речь? — спросил я, поочерёдно обводя всех взглядом. — О каком-нибудь старом работнике?

— Очень молодом даже, — негромко ответил Канер. Подойдя к портрету Отца Нации, он привстал на цыпочки и перевернул его тыльной стороной.

Я увидел цветное фото молодой девушки — точнее, девочки-старшеклассницы — тонкой, угловатой, рыжеволосой, смеющейся. Она казалась настоящим воплощением внезапно нахлынувшей радости, если бы не вековая печаль, прятавшаяся в самых уголках её больших карих глаз.

— Это Софья Луцкая, которая работала здесь курьером лет пять назад, — пояснила Лозанникова. — Мишина протеже. Когда она появлялась, то словно бы с ней вместе входило и маленькое солнышко. Всегда. В любое время, в любую погоду…

— Но как-то раз наш отставной верблюд Матвей Грубиянов весьма прозрачно намекнул, что негоже превращать его пристойную российскую фирму в некий филиал сионистского «Бейтара», — желчно бросил Канер. — Надо же, какое слово знал… Для Сони этого оказалось достаточно.

— Быть того не может… — растерянно сказал я. — За такое легко и на нешуточный скандал налететь!

— Было, было, — резко подтвердила Рената и подошла к Мишиному столу. — А скандал в данном случае ему не грозил: дело в том, что Матвей Тихонович и сам, как это говорится, «немножко не блондин»…

Я в изумлении посмотрел на Канера — Михаил как-то беспомощно улыбнулся и сказал, разведя руками:

— Мы очень-очень разные бываем, Дато. К сожалению.

Неловкое молчание грозило затянуться надолго, но тут Лозанникова весьма кстати брякнула:

— Признаюсь, меня всегда удивляло, что умная девочка из типичной… э-э… хорошей семьи — и вдруг простым курьером!

— Ах, в самом деле?! — Канер чуть было не взвился под потолок. — Значит, вы полагаете, что к каждому еврейскому ребёнку, едва он проснётся, бегут няньки-мамушки с гоголь-моголем в хрустальном графине и чёрной икрой на севрском блюде? А после обильного завтрака ему тут же в одну руку суют скрипку, а в другую кларнет? А в прихожей уже толпятся репетиторы по иностранным языкам и шахматные тренеры? Так-таки и нет! Гораздо чаще его будит невыспавшаяся, взлохмаченная мамаша, с шумом раздёргивая на окнах занавески и раздражённо интересуясь, сколько можно вот так цинично вылёживаться, когда вся семья уже давно ударилась в трудовую деятельность? Смейтесь-смейтесь, знаменитые одесские анекдоты не на пустом месте родились!

— У неё сейчас всё в порядке? — спросил я — и не из вежливости, а в самом деле интересуясь. Михаил кивнул:

— В полнейшем. Сейчас покажу… ага, Рена уже нашла, вижу. Дай полное увеличение — разрешение у картинки очень хорошее.

На экране его монитора возникла еще одна цветная фотография — только теперь с неё улыбалась уже вполне взрослая знакомая девушка с тяжёлыми медными косами. На фоне пустыни, в классической гимнастёрке цвета хаки и таких же брюках, перетянутых широким солдатским ремнем. Всё было понятно.

— ЦАХАЛ, кажется? — уточнил я, вспоминая некогда прослушанный спецкурс по вооружённым формированиям стран Ближнего Востока. Канер гордо вскинул голову:

— Она самая! Армия обороны Израиля. Истинно народная, заметь!

Увы, аналогичными грузинскими военными частями я похвастаться не мог. Как и знанием того, что вообще сейчас творится в стране, которую наш национальный герой Георгий Саакадзе мечтал видеть «от Никопсы и до Дербента». Боюсь, как бы она вскоре не ужалась от Цхинвали и до Зугдиди…

…Весь остаток дня мы провели в подготовке к завтрашней операции. О моём согласии сыграть в ней главную роль так и не спросили, а я как воспитанный человек счёл неудобным напоминать.

На следующее утро ровно в десять тридцать я стоял на лестничной площадке четвёртого этажа стандартного высотного дома прямо перед квартирой гражданина Пачулина. Сам Евгений Иванович к этому времени должен был как раз добраться до своего павильона «Ковры», что на рынке. Судя по отсутствию сообщения об обратном, так оно и было. Ну что ж, пора приступать — помогай мне святой Георгий!

Мимо неслышно прошествовала Рената и стала подниматься на пятый этаж. Она была одета в самый обычный рабочий китайский костюм из тонкой плащевой ткани, на голове каскетка с надписью «Горэлектросеть». Почти точно так же был экипирован и я.

Энергопитание квартир (их было на площадке всего две — стало быть, четырёхкомнатные) пряталось в настенной нише с таким хлипким замочком, который, казалось, способен сам раскрыться от одного сурового взгляда. Предположение вышло несколько оптимистичным — мне пришлось всё-таки взять и подёргать его книзу. После чего я поднял крышку и решительно перевел четыре верхних тумблера в крайне правое положение «выкл».

Взаимодействие заряженных частиц в проводах пачулинской квартиры прекратилось. По нашим расчётам это не только не должно было остаться незамеченным, но и вызвать немедленную хозяйскую реакцию. Поскольку Василиса Дормидонтовна обожала смотреть американский сериал «Даллас», утренний показ которого начинался аккурат в 10—45.

Действительно, мой чуткий слух очень скоро уловил некое раздражённое оживление за толстой железной дверью. Я поспешил присесть на корточки и закурить — теперь в «глазок» снаружи был виден немолодой усатый ремонтник с кольцом разноцветных проводов через плечо и при раскрытом на полу чемоданчике с ремонтницкими же инструментами. Напоказ и откровенно бездельничающий.

Заскрежетали ключи, защёлкали запоры… Дверь распахнулась чуть ли не настежь — и на пороге возникла дородная молодящаяся бабёнка типично советско-мещанского облика: длинный шёлковый халат, горделивый четвёртый размер на вынос и пергидрольные кудряшки. Я равнодушно глянул в её сторону, сильно затянулся и выпустил обильную струю дыма в направлении потолка.

— Интересно, и долго вы намерены так прохлаждаться?! — (сразу стало ясно, что супруга у Пачулина предельно агрессивная и склочная). — Немедленно включите мне свет!!

Даже не поинтересовалась причиной поломки, а сразу в атаку… Очень кстати.

— Одна из линий, образующих многофазную систему переменного тока в подъезде, вышла из строя, — скучным голосом пробубнил я и с кряхтением выпрямился. — Фаза у вас в квартире пропала, понятно? И у соседей ваших тоже. Дома, конечно, никого нет, хоть час стучи — не достучишься…

— Я, как видите, на месте! Идите и чините! Да шевелитесь же, работничек! И цигарку загасите — у нас не курят!

Так, пока всё идёт просто идеально. Авантюру мы задумали или нет, но первейшее условие было таковым: впустить внутрь меня должны по доброй воле. В этой части нарушать Уголовный кодекс ни в коем случае не следовало.

Прихожая оказалось достаточной тесной: обычное трапецевидное помещеньице с кухней по правую руку от входа и совмещенным санузлом по левую. Так, трюмо, конечно… люстра с многочисленными хрустальными висюльками… А вот комнатных дверей оказалось три, что намекало на самостоятельную перепланировку.

— Ну и чего вы ждёте, хотелось бы знать?!

Опять на предельно повышенном тоне. Пора и укорот дать! Я повернулся к хозяйке анфас и плотоядно улыбнулся:

— Знаете, моя драгоценная, есть такая детская шуточная песенка:

Я спросил рабочего Петрова,

Для чего ему на шее провод?

Ничего рабочий не ответил,

Тихо труп качал холодный ветер…

Кажется, до Василисы Дормидонтовны начало-таки доходить, что события развиваются несколько странновато — её глаза прилично округлились, а накрашенный рот сам собой открылся.

— Что это значит? — нетвёрдо произнесла она и попятилась. Я осклабился ещё вкуснее:

— Это значит, что вы трагически ошиблись: к системе ЖКХ я не имею ни малейшего отношения! Должок вот стребовать с вас пришёл — пора уже, все сроки вышли…

Наступила критическая ситуация номер два: сказать ей правду было необходимо, но не слишком пугая. Визг, истерика и падение в обморок нашему плану нисколько не способствовали — поэтому я остался на месте и принялся неспешно освобождаться от мотка оплетённой проволоки, стеснявшего движения. Таким образом, я давал время неосторожной любительнице сериалов малость прийти в себя.

Она с этим справилась значительно скорей, чем я полагал. Включив стремительный задний ход, пергидрольная мадама мигом скрылась за одной из дверей, которую защёлкнула на зауряднейший шпингалет.

И смех, и грех! Одно движение плечом…

Дверная сердцевина была выполнена из мутного стекла, что позволяло мне в общем смысле следить за происходящим в комнате. Первым делом расплывчатый женский контур сноровисто выстроил у себя перед входом баррикаду из нескольких стульев, а затем плюхнулся на диван и зашевелил отростками рук. Всё согласно новейшим достижениям эпохи: раньше при опасности открывали окно и голосили на всю ивановскую, а нынче хватаются за сотовик…

— Жека? Женька, блин, это ты? — донеслось до меня. — Немедленно возвращайся домой: на нас бандиты наехали! Пока один, но страшный до жути! Ага, чуркестанец! Долг требует! Да почём я знаю, какой — мало ли их у нас?! А стращает, стращает-то как! «Трупом холодным, — грозится, — ты у меня щас висеть будешь!» И Гришке, куму своему звони, пущай ментов высылает! Я тут заперлась, но долго, боюсь, не продержусь…

Просто замечательно! Именно этого я и добивался. И какая славная подробность: ведь не удивилась хозяюшка наезду! Стало быть, чует кошка раскалённую метлу…

Быстро вернувшись ко входу, я выставил наружу свой «дипломат»: условный знак для Ренаты снова включить в квартире электричество… ну и ещё кое-что сделать. После чего решительно вошел в центральную комнату.

Она не обманула мои ожидания: было совершенно ясно, что основную часть свободного времени семейство Пачулиных проводит именно здесь. Большая (метров тридцать) и до пределов забитая тяжёлой, вычурной мебелью — просто какой-то апофеоз мещанства. На стенах ковры такого качества, место которым только на полу, но торговец Евгений Иваныч наверняка продаёт их под видом ручной работы…

А оружия-то сколько повсюду развешено! Секиры, алебарды, бердыши, сабли, ятаганы, мечи… И современного изготовления: арбалеты, луки, пневматические и газовые пистолеты. И пара тульских дробовиков с вызывающе переломленными стволами — вопиющее нарушение правил хранения. И куда только участковый смотрит?

Однако подростковые комплексы у Пачулина налицо. На коллекцию эта оружейная солянка и близко не тянет.

Теперь главное, пожалуй: установка здесь подслушивающего «клопа». В прихожей и на кухне это сделает Рената.

Управившись, я достал из кармана «Моторолу» и набрал номер. Канер отозвался почти сразу же.

— Всё в порядке, сигнал есть, — сказал он. — Начинаю работать. Удачи тебе.

— Взаимно.

Отключившись, я снова вернулся в оружейный пачулинский мирок и проверил на всякий случай отсутствие в стволах «тулок» патронов. Затем перевёл взгляд на резной стенд с метательными ножами-«рыбками» — настоящими, не камуфляжем. Семь острейших стилетов, размещённых веером: лёгкие рукояти и тяжёлые лезвия в форме продолговатых рыб с заточенными плавниками (такой из раны без хирургического вмешательства не вытащить). И с разноцветными бусинками на хвосте. Это для красоты, как и положено итальянской работе. У нас подобных излишеств не бывает да и удобств тоже. До сих пор о «макаровские» обоймы ногти срываем…

— Ой, а у нас гость мужеского пола, оказывается! А я-то думаю, чего это мамаша климаксически голосит?

Вздрогнув от неожиданности, я обернулся. У распахнутой двери стояло довольно-таки миловидное подростковое существо в летнем мини-платьице — немножко заспанное, но уже с пытливым, внимательным взглядом. Слегка взлохмаченные, короткие тёмные волосы, узкое личико с аккуратным носиком, прозрачные морские глаза. Почти хорошенькая, если бы не острый выступ подбородка.

Судя по предварительной информации, передо мной красовалась единственная дочь Пачулиных — Людмила. Хотя тринадцатилетней ученице седьмого класса в обычный сентябрьский день положено было находиться в школе.

Неприятный сюрприз.

— Цинично и нагло прогуливаем уроки? — весело осведомился я (а что оставалось делать?). — И вдобавок спим аж до полудня?

— Ого! Личность зловещей кавказской наружности изъясняется по-русски не хуже меня самой, без пяти минут отличницы! — (за словом эта школьница явно в кармашек не лезла). — Всё законно: у меня легкий простудифилис. А может, и гриппер. Короче, температурка и сопли.

Я на секундочку растерялся с непривычки, ибо общаться с нынешней молодежью доводилось не часто. И подобная эпатажная манера разговора была не то, чтобы в диковинку, но…

— Поздравляю: мою мамахен ты напугал классно! — сообщили мне, сделав несколько лёгких шагов навстречу. — Так ей и надо! Но, судя по её телефонным завываниям, сейчас сюда примчится сам папахен, и у тебя будут проблемы.

— Послушайте, мадемуазель, но среди родственников встречается ещё и бабушка! — в противовес её развязности я решил держаться с нарочитой галантной ироничностью. — Та самая, которая надвое сказала! Это я к тому, что проблемы могу и сам обеспечить кому угодно!

— Во-первых, дядя Жека потяжелее тебя будет, как мне кажется. А, во-вторых, у него очень резкий и сильный удар правой, сама видела. Ты это учти.

— Мерси за предупреждение, — пробормотал я. — Однако с кем имею честь беседовать? Я полагал, что с дочерью Евгения Ивановича, а он, оказывается, дядей вам приходится…

— Гораздо хуже: отчимом! — презрительно ответили мне. — Некрасивым, вонючим и с педофильскими наклонностями. Я уже не раз жаловалась на его рукораспускания мамочке, но без толку. Впрочем, я и сама могу за себя постоять!

— Нисколечко в этом не сомневаюсь, — вполне искренне сказал я. — Но сегодня его попытается наказать ваш покорный слуга! Кстати, позвольте представиться: Дато Вахтангович. Можно и просто по имени…

— Люся, — (она небрежно ткнула пальчиком в свою румяную щёчку). — В будущей взрослой жизни — Людмила Александровна, фу-уу… Слушай, а тебе, случайно, не нужно алиби? А то вломился в квартиру, мамку довел до экстаза… Я могу присягнуть на Библии, что ты мой репетитор по грузинскому языку! Или, может, по армянскому?

— В Армении таких имен-отчеств не бывает, — заметил я. — Итак, из всего сказанного вами, принцесса, можно сделать вывод, что здешние семейные отношения дали хорошую трещину…

— Пропасть! Самую натуральную. Как раз с того дня, когда мой настоящий отец не выдержал тупого мамкиного быдлюганства и подал на развод. В результате стоящая перед тобой бедная девочка враз лишилась единственной понимающей её души. Зато через пару месячишек в семействе объявилось второе быдло противоположного пола — и началась борьба за выживание…

— С обеих сторон, надо понимать?

— А то! — Люся кокетливо заиграла глазками. — Захотели оставить ребёнка у себя — извольте с ним ладить! Иначе он может и остренькие зубки показать!

Она воображала вовсю, явно получая от этого процесса огромное удовольствие. Все девицы в таком возрасте обожают покрасоваться перед посторонним человеком, но у этой особы коммуникабельность просто-таки била через край. Что меня немножко озадачивало. А кроме того…

Додумать тревожную мысль мне не довелось, потому что на пороге комнаты неожиданно объявилась Василиса Дормидонтовна собственной взволнованной персоной. С перцовыми баллончиками в обеих руках и с выпученными зверскими гляделками. При виде своей единственной дочери, задушевно беседующей с коварным и зловещим бандитом, у неё немедленно взыграли материнские инстинкты, помноженные на пресловутый «женский патриотизм».

— Люська!! — завопила она. — С ума сошла, дрянная, испорченная девчонка?! Это же чёрный! Дикарь с гор! Он тебя запросто при всех изнасиловать может!!

— Не фига свои развратные сексуальные мечтания проецировать на невинное чадо! — хладнокровно отпарировала Люська. — И не фига оскорблять благородного разбойника из Шервудского леса Закавказского хребта! Кстати, господин разбойник, я забыла спросить: вы нас примитивно грабить собираетесь?

— Да разве может горец из княжеского рода пойти на подобную низость? — возмутился я. — Ни за что на свете! Всё гораздо интереснее: я у вас поселиться намерен.

После этого неожиданного заявления физиономии и у мамы, и у дочки заметно вытянулись: удивление обеих было неподдельным. Следовало прояснить ситуацию хотя бы в общих чертах, что я и сделал:

— Ваш супруг-папаша-отчим задолжал моей фирме круглую сумму в иностранной валюте, а отдавать не спешит. Точнее, взял денежки сразу и кучкой, а вертать намерен долго и небольшими порциями. Что ни меня, ни моих боссов никоим образом не устраивает. А поскольку упомянутый долг приблизительно равен стоимости комнаты в хорошей квартире, то одну из них у вас я и намерен занять!

Обескураженная дочь не известного мне Дормидонта с осмыслением предоставленной ей информации, как я заметил, явно не справлялась. Зато Люся ухватила за рога главную суть сразу.

— Свою обуютенную комнатку не отдам! — заявила она, гневно раздувая ноздри. — И только попробуйте на неё покуситься! Сами мигом станете покусанными — это как минимум!

— Какой же классический Робин Гуд обижает детей? — искренне огорчился я. — Так и весь наработанный имидж запросто потерять можно! В данном случае меня вполне устроит помещение, в котором мы сейчас находимся.

Обдумать предложенную шокирующую альтернативку госпожам Пачулиным помешал истошный визг тормозов под раскрытым по случаю теплой погоды окном. К нему Люся тотчас прилипла.

— Жека с двумя мусорами, — как ни в чём не бывало объявила она. — Ну, сейчас начнется, ух ты…

Василиса Дормидонтовна с радостным матерным восклицанием ринулась встречать долгожданных спасителей, а я обратился к разрумянившейся от предвкушения зрелища барышне:

— Настоятельно прошу вас покинуть эту комнату. Во-первых, на всякий пожарный: дабы меня не вздумали обвинить в захвате заложницы. А во-вторых, возможен так называемый «боевой физический контакт», что для посторонних тоже чревато.

— Последнее слово без дополнения обычно не употребляется, — поучительно сказала Люська. — Хорошо-хорошо, упархиваю… Но подглядывать-то можно?

— Сколько угодно, но на собственный страх и риск.

— Кто не рискует, тот «Вдову Клико» не целует! Кстати, весьма кисленько, хотя и без ночной изжоги… Ладно, к делу: не забывай, что я могу тебе пригодиться в качестве положительной свидетельницы!

— Очень тронут. Честное слово.

Любительница крутых мужских столкновений скрылась в прихожей, чем я и воспользовался, чтобы сбросить и спрятать фирменные брюки и куртку. Впрочем, под ними на мне было отнюдь не бельё.

Итак, на подходе критическая ситуация номер три. Самая опасная.