Поцелованные Одессой

Михаил Полищук, 2019

Одесса – удивительный, неповторимый город. Ему принадлежит небывалое место в российской культуре. Город причудливого космополитизма, симфонии наречий, калейдоскоп необычайных человеческих судеб и талантов – обо всем этом, ушедшем, но памятном, и все еще живущем, манящем, рассказывает уроженец Одессы и носитель ее «малоарнаутской наследственности» – специфической субкультуры города. Читатель найдет здесь зарисовки и размышления многих мастеров пера, заболевших на всю оставшуюся жизнь воображением, творческим вдохновением города, где им удалось прикоснуться к таинственной гармонии, зависшей на какое-то время над Одессой. Автор подробно описывает те особенности формирования облика Одессы, которые за очень короткое время превратили ее в процветающий экономический и культурный центр; это отцы-основатели, магия избранного места, дух предпринимательства, отсутствие господства титульной нации в городе и театр. Не забыта в книге и такая составляющая романтики города, как уголовный мир, символом которого стала одесская тюрьма – Кичман. Пафосно написаны страницы книги, посвященные еврейскому погрому 1905 г. и последующей судьбе одесских евреев. Коренной одессит, человек, воистину «поцелованный» этим уникальным уголком Черноморья, приглашает в него и читателя, приглашает по-одесски весело и с чуть ощутимой грустью.

Легкость бытия

«Одесса — город, в котором легко, в котором ясно жить…» (И. Бабель).

«Лёгкость бытия» в этом городе задолго до Бабеля открывает для себя Пушкин, назвавший Одессу «благословенным краем».

Эта лёгкость бытия превращает одессита в своеобразного философа, который призывает каждого — «Можешь жить — живи со смаком, не можешь — относись к происходящему по-философски», то бишь, вместо того чтобы искать на стороне виновников твоей несостоятельности, «париться» по каждому пустяку, следуй замечательной формуле, выраженной на удивительном языке одессизмов: «Дайте покой вашим мозгам!» (ударение на первом слоге) либо «Не бывает невыносимых людей — бывают узкие двери».

В этой атмосфере раскрепощённости духа даже апокалипсис принимает облик карнавала:

«Может быть, вправду смешной был город; может быть, оттого смешной, что сам так охотно смеялся. Десять племён рядом, и все какие, на подбор живописные племена, одно курьёзнее другого: начали с того, что смеялись друг над другом, а потом научились смеяться над собою, и надо всем на свете, даже над тем, что болит, и даже над тем, что любимо. Постепенно стерли друг о дружку свои обычаи, отучились принимать чересчур всерьёз свои собственные алтари, постепенно вникли в одну важную тайну сего мира — что твоя святыня у соседа чепуха, а ведь сосед не вор и не бродяга: может быть, он прав, а может быть, и нет… Убиваться по этому поводу не стоит» (В. Жаботинский. Пятеро).

Сегодня эта лёгкость бытия присутствует в основном в мифах, из которых буквально соткан образ города: «Анекдоты, майсы и хохмы вплетаются в действительность, и подчас вымысел неотличим от правды. Одесситы не очень-то и стараются отделить плоды своих фантазий от суровых реалий жизни, да ещё намеренно всё путают: то устанавливают памятники… “Двенадцатому стулу”, “Джинсовому Дюку”, “Сашке-музыканту”, “Рабиновичу” — герою анекдотов”, то вешают мемориальные доски: например, на доме, где “с 31 марта по 1 апреля 1932 года работал управдомом Остап-Сулейман-Берта-Мария Бендербей”» (И. Карпенко. Одесса. Относительная лёгкость бытия).