Большая волна в гавани
Михаил Рассказов хотел посвятить свою жизнь рисованию, но по настоянию родителей становится студентом факультета японоведения. Учеба не приносит ему удовольствия, но однажды преподаватель по японскому языку предлагает Михаилу поехать в Японию по программе обмена. В Японии Михаил встречает Юми – девушку, которая покорила его своим танцем. Это могла бы быть милая история любви, если бы не цунами, вмиг разрушившее всё. Город под завалами, друг Михаила, американец по имени Тони, в больнице, а Юми… он просто не может ее найти. Михаилу предстоит пройти серьезные испытания и отыскать свою любовь в мире, который затопила большая волна…
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Большая волна в гавани предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Глава 2
Три месяца назад
— Итак, господа студенты, мы уяснили, что слова, которые звучат одинаково, называются омофонами. Как вы поняли, иногда они имеют еще и схожее значение, — словно с далекой планеты донесся голос преподавателя японского языка, госпожи Кисимото Кей. Михаил оторвал взгляд от блокнота, посмотрел на нее и в который раз поймал себя на мысли: «Если бы не знал, что ей сорок лет, подумал бы, что перед аудиторией стоит молодая девчонка». — В вашем русском языке тоже есть подобные слова, — продолжила она, — например «лук» как овощ и «лук» для стрельбы. «Эффект» и «аффект», «компания» и «кампания». В разговорной речи омофоны не вызовут у вас трудностей, но при чтении и написании текста создадут проблемы, если вы не будете знать, как они пишутся. Для того чтобы вам было понятнее, приведу несколько примеров. — Она подошла к доске и взяла фломастер. — Давайте разберем слово «ака». — Она изобразила иероглиф и, обернувшись, обвела взглядом аудиторию. — Что он означает?
На русском она говорила с забавным японским акцентом тонким голоском, что делало ее еще больше похожей на девчонку.
— Красный, — прозвучало с разных сторон.
— Совершенно верно. — Кей кивнула и нарисовала немного видоизмененный символ этого слова. — А этот кандзи означает глубокий красный цвет, такой, как малиновый или гранатовый. А вот этот, — на доске появился еще один иероглиф, — описывает красно-оранжевые оттенки, — сказала она и изобразила следующий. — А этот используется для описания ярко-красного цвета, алого или огненно-красного. Всем понятно? — Госпожа Кисимото снова обвела глазами студентов.
— Да, — дружно закивали они.
— Раз все понятно, тогда вам осталось выучить, какой из них как пишется, и будет вам счастье, — улыбнулась она, чуть склонив голову. — Перейдем к следующему примеру. — Она опять отвернулась к доске и принялась рисовать следующие иероглифы.
«Бред какой-то», — подумал Михаил.
Он проклинал тот день, когда согласился с отцом и поступил в университет на факультет иностранных языков. Хотя сложно назвать это согласием: родитель просто поставил его перед выбором, и сыну ничего не оставалось делать, как принять один из вариантов. После девятого класса Михаил решил окончить школу экстерном, обосновав это тем, что у него не было желания еще два года протирать штаны за школьной партой. На самом деле ему не терпелось быстрей избавиться от ненавистного ярлыка «школота» и окунуться во взрослую жизнь.
Отец сначала принял его желание в штыки.
— Положено учиться одиннадцать лет, вот и учись, — отрезал он.
Мать же, наоборот, услышав категоричный отказ мужа, в привычной манере, активно жестикулируя руками, возмутилась:
— Mamma Miá, Алекс, ну чего ты упираешься? Ну не хочет ребенок больше учиться в школе, что в этом плохого? В таком возрасте это нормально — хотеть скорее стать взрослым.
Почувствовав ее поддержку, Михаил уперся и настоял на своем. В конечном итоге вдвоем с матерью им удалось уговорить отца. Позже он понял, что надо было прислушаться к совету отца и продолжить учебу в школе. Но тогда Михаилу казалось, что он принимает верное решение. «Лучше бы еще школотой походил, чем год мучиться на факультете японоведения», — не раз думал он.
— Хорошо, — кивнул отец, — я даю свое согласие на экстернат, но при одном условии: после его окончания ты поступаешь на японистику. Если это для тебя неприемлемо, тогда оставайся в обычной школе.
— Па, я хотел поступать в художественный институт, — возразил Михаил.
— Выкинь эту мысль из головы! — отчеканил Алексей Михайлович. — Майкл, чтобы стать художником, не надо тратить годы жизни на обучение. Нужно просто иметь талант. Если он у тебя есть, ты непременно станешь Рембрандтом и без специального образования, ну а если нет, хоть заучись, но художника из тебя не получится. Ты прекрасно знаешь моего друга — Льва Григорьевича, так вот, чтобы добиться признания, он потратил пятнадцать лет — и все эти годы перебивался случайными заработками. Его семья жила впроголодь, пока он ждал своего звездного часа. А когда дождался, остался один как перст. Жена не выдержала нищей жизни, собрала вещи и сбежала от него вместе с дочерью, и теперь разрешает им видеться исключительно по большим праздникам. Ты себе такой участи хочешь? — Насупившись, отец вперил в него пристальный взгляд.
— Прости, папа, но ты мыслишь как «совок», — возмутился Михаил. — В современном мире можно быть художником и не писать картины. Я могу выучиться на дизайнера, оформителя, иллюстратора, мультипликатора — да на кого угодно. — Он всплеснул руками. — Сейчас это востребованные специальности.
И тут произошло самое страшное — мать встала на сторону отца. Она считала выбор сына легкомысленным, а всех художников причисляла к людям не от мира сего.
— Микели, сынок, я не против, чтобы ты окончил школу экстерном, но я не хочу, чтобы ты связывал свою жизнь с рисованием, — поморщившись, заявила она. — Мы с твоим отцом лингвисты, и я считаю, что ты должен продолжить эту традицию.
— Но почему японский? — в отчаянии воскликнул Михаил. — Это же язык инопланетян.
— Потому что знатоков европейских языков у нас в семье хватает, — с усмешкой ответил отец. — Кто-то же должен знать восточный. Сын, не нужно относиться к японоведению с таким скептицизмом. Я абсолютно убежден: если ты окончишь этот факультет, тебя ждет большое будущее.
Михаил понял, что двоих стариков, таких же упертых, как он сам, не переубедить, но и в школе надоело учиться. Он был вынужден принять условие отца, о чем потом миллион раз пожалел.
Для того чтобы поступить на факультет иностранных языков, Михаилу пришлось изрядно попотеть. Нужно было сдать ЕГЭ на максимальные баллы, необходимые для зачисления в университет…
Госпожа Кисимото продолжала рассказывать о разнице в написании иероглифов, обозначающих «горячий» по физическим ощущениям и «горячий» как «полный страсти и энтузиазма».
«До чего же странный язык, — подумал Михаил. — Всего одна лишняя закорючка в написании — и уже совсем другой смысл слова».
Он снова потупил взгляд в блокнот и продолжил рисовать преподавательницу, что было гораздо приятней, чем выводить непонятные каракули. Для японки она была довольно светлокожей. На ее узком лице сияли миндалевидные глаза, а длинная каштановая коса спускалась до поясницы. Несмотря на свой возраст, выглядела Кей весьма моложаво. А черный брючный костюм только подчеркивал ее тонкую изящную фигуру. Михаил углубился в свое занятие и не заметил, как учительница перешла к следующему примеру, выводя на доске соответствующие иероглифы и объясняя разницу между ними.
— Всем понятно, чем отличается написание иероглифа atai, который обозначает слова «заслуживать», математические термины «величина и значение», и atai, который обозначает «цена» или «стоимость»? — госпожа Кисимото обратилась к студентам.
— Да, — разнеслось по аудитории.
Из всех девятнадцати студентов группы ответили все, кроме Михаила. Он был настолько увлечен рисунком, что не заметил, как госпожа Кисимото направилась между столами в его сторону.
— Господин Рассказов, вам понятно? — спросила она. Она остановилась рядом с ним и посмотрела сверху на его художества.
Михаил понял, что обращаются к нему, когда одногруппник Вовка Тменов толкнул его локтем. Художник поднял голову и недоуменно уставился на госпожу Кисимото, словно увидел ее впервые в жизни. Он резко перевернул блокнот и стал лихорадочно вспоминать, о чем она его спросила, но, увы, в тот момент сознание его было в другой реальности.
— Да, — машинально выпалил Михаил и закивал, как китайский болванчик.
— Вы так увлеченно записывали за мной, — улыбнувшись, съязвила госпожа Кисимото. — Дайте-ка мне взглянуть на ваши записи. — Она протянула изящную руку с длинными тонкими пальцами и аккуратным маникюром.
Михаил в замешательстве перевел взгляд с нее на товарища, будто искал у него поддержки. Тот усмехнулся в кулак, сделав вид, что закашлялся.
— Господин Рассказов, прошу вас, не заставляйте меня стоять с протянутой рукой, — все так же мило улыбаясь, сказала она.
Ему ничего не оставалось делать, как выполнить ее просьбу. Он вздохнул, видимо, настолько громко, что все взгляды одногруппников устремились на него, и нерешительно протянул блокнот. То время, пока госпожа Кисимото рассматривала рисунок, Михаилу показалось вечностью. Ее лицо не выражало абсолютно никаких эмоций, будто она натянула на себя маску. Михаил мысленно приготовился к самому худшему и уже представил себя на ковре в кабинете декана, где был частым гостем. Но каково же было его удивление, когда госпожа Кисимото закрыла блокнот и, протянув его обратно, сказала:
— У вас неплохо получилось, но все же, прошу вас, будьте повнимательнее на моих лекциях.
Михаил потерял дар речи. Разве что открывал и закрывал рот, как выброшенная на берег рыба. Госпожа Кисимото вернулась к доске, стерла с нее все и, прежде чем начать снова писать, посмотрела на часы.
— У нас с вами осталось пять минут, — сообщила она. — Итак, давайте подведем итоги тому, что мы сегодня с вами узнали.
Госпожа Кисимото что-то говорила, но Михаил опять не слышал ее. Теперь он думал, почему она не стала закатывать скандал, как это делают другие, когда застают его за рисованием? И хоть Михаил никак не ожидал такой реакции, все же он не был удивлен, поскольку госпожа Кисимото отличалась от остальных преподавателей. За год обучения, встречаясь с ней каждый день на лекциях, Михаил никогда не слышал раздражения в ее голосе, и уж тем более она не позволяла себе срываться на кого-то из студентов. Кей всегда была уравновешенна и спокойна, как истесанная волнами скала. Михаил не раз задавался вопросом, что могло вывести ее из себя?
— Господа японисты, на сегодня все. — Ее голос вернул Михаила в реальность. — Убедительно прошу вас выучить все новые иероглифы, а я с вами прощаюсь до завтра.
Это была последняя пара. В аудитории тотчас поднялся галдеж. Студенты на радостях повскакивали со своих мест, отправили гаджеты в рюкзаки и поспешили на выход. Вовка был единственным в группе, а может и во всем университете, кто ходил на все лекции с одной тетрадью, и на это у него был железобетонный аргумент: «Я никогда ничего не забываю, потому что все записи всегда при мне». Одногруппники называли его исключительно Вовкой либо Вованом, и он никогда не обижался. Он встал из-за стола, сунул талмуд под мышку, авторучку — в наружный карман пиджака и спросил:
— Михалыч, ты сейчас куда?
Услышав свое прозвище, Михаил невольно улыбнулся. Как его только ни называли, но только не по имени. Отец — исключительно на английский манер — Майклом; мать — на итальянский — Микеле; а в университете друзья звали Михалычем. Пошло это от бывшего одногруппника Юры Геращенко. Он, как и Михаил, случайно оказался на факультете японоведения и терпеть не мог будущую специальность. Юра сделал все, чтобы его отчислили еще на первом курсе. Он просто перестал ходить на лекции и появляться на экзаменах. И вот однажды он назвал нашего героя Михалычем, с тех пор парень и ходит в этих Михалычах.
Собирая вещи в рюкзак, Михаил посмотрел на товарища, с иронией вскинув бровь.
— А что, есть предложения? — усмехнулся он и бросил взгляд на госпожу Кисимото. По всей видимости, она не торопилась покидать аудиторию: сидела за столом с идеально ровной спиной и что-то печатала на своем «Макбуке».
— Может, партейку-другую в бильярд? — предложил Вован. — Как вспомню, что в прошлый раз опять проиграл тебе, спать не могу.
Помимо парней и преподавателя, в кабинете еще задержалась староста группы. Как обычно, после занятий Антонина выполняла свои должностные обязанности, отмечая в журнале посещений, кого из студентов не было на лекциях. Она невольно услышала разговор одногруппников, потому как сидела через два стола от них.
— Эй, домой идите иероглифы учить, — обернувшись, улыбнулась Антонина. — В бильярд они собрались играть.
Из-за цвета волос между собой молодые люди называли ее исключительно рыжей бестией.
— А ты завидуешь, что ли? — спросил Михаил.
— Угу. — Она кивнула и, фыркнув, как жеребенок, ехидно добавила: — Прям обзавидовалась вся.
— Ну тогда пойдем с нами. — Михаил подмигнул ей. — Только предупреждаю заранее: мы на бабки играем.
На самом деле Антонина никогда не вредничала, используя свою, пусть и небольшую, но все же власть. С ней запросто можно было договориться, чтобы она не ставила пропуск в журнале, если кто-то из одногруппников решил прогулять занятие, чем Михаил регулярно пользовался.
— Кстати, Рассказов, забыла тебе сказать, — спохватилась Тоня. — Инспектор курса просила передать, чтобы ты зашел к ней после занятий. Так что завидовать особо нечему, — сыронизировала она. — Думаю, после разговора с ней тебе уже будет не до бильярда.
— А чего она хочет? — Михаил тотчас напрягся.
— Вот ей и задашь этот вопрос, — хихикнула Тоня. Она встала, перекинула рыжие локоны на одно плечо, на другое повесила сумку, взяла со стола журнал и, кокетливо взмахнув рукой, бросила: — Пока, мальчики.
— Да, чувствую, придется отложить желание отыграться до лучших времен, — хмыкнул Вован. — От Ксюхи ты быстро не отделаешься, она вынесет тебе весь мозг.
— Интересно, что ей надо? — спросил Михаил.
— Может, вызывает из-за того, что ты много семинаров пропустил? — предположил друг. — Боится, что до сессии не допустят.
— Ладно. — Михаил отмахнулся. — Сейчас все узнаю.
Он накинул рюкзак на плечо, и молодые люди направились на выход из аудитории. Госпожа Кисимото оторвала взгляд от монитора, когда они проходили мимо ее стола.
— Господин Рассказов, не могли бы вы задержаться, — попросила она. — Обещаю, я не отниму много времени.
«Черт, они что, все сговорились?»
— Хорошо. — Михаил кивнул и протянул руку товарищу. — Давай, Вован, до завтра. — И, понизив голос, добавил: — Обложили со всех сторон.
— Удачи. — Товарищ ответил на рукопожатие и, похлопав Михаила по плечу, покинул кабинет.
Госпожа Кисимото совершила еще несколько манипуляций в «Макбуке» и, захлопнув крышку, показала на стул за первым столом.
— Присаживайтесь.
— Спасибо, я постою, — отказался Михаил.
— По-моему, в таких случаях у вас говорят «В ногах правды нет». Я правильно произнесла, как это у вас называется… — она сделала паузу, вспоминая подходящее слово.
— Фразеологизм, — подсказал Михаил.
— Верно, — смущенно улыбнулась Кей. — Все время забываю, уж больно оно сложное.
— Как и ваши иероглифы, — хмыкнул Михаил. — Но я все равно постою, тем более вы сказали, что не собираетесь задерживать меня надолго. Тогда зачем делать лишние телодвижения?
— Тогда я тоже встану, — сказала она, поднимаясь из-за стола. Быстрым движением она скинула косу с плеча. — Не могу же я сидеть, когда мужчина стоит.
— Ну, хорошо, я присяду, — почувствовав себя неловко, согласился Михаил. Он бросил рюкзак на пол рядом со столом и вальяжно развалился на стуле, закинув ногу на ногу.
Госпожа Кисимото тоже вернулась на свое место и, чуть приподняв подбородок, спросила:
— Господин Рассказов, вам не нравится мой предмет?
Михаил нисколько не удивился ее вопросу. Более того, он знал, что рано или поздно этот разговор состоится. Во время летней сессии он не явился на экзамен по ее предмету. Он попросту забыл о нем. Накануне вечером они с одногруппниками праздновали день рождения Вовки в ночном клубе. Отмечали так шумно и весело, что домой Михаил вернулся только под утро и сразу завалился спать. Его никто не разбудил: родители в то время находились у матери на родине, в Болонье. Да и вряд ли они смогли бы дозвониться: телефон за ночь «умер». А когда на следующий день в обед Михаил проснулся, поставил телефон на зарядку и увидел от Вована кучу пропущенных звонков и эсэмэс, было уже поздно. Экзамен давно закончился. Хотя, если бы Михаил попал на него, то сдал бы без проблем, даже несмотря на то, что особо не готовился. Благодаря своей зрительной памяти он легко запоминал иероглифы, новые слова и все эти грамматические конструкции, стоило только ему хоть раз написать их самому. Экзамен тот он пересдал осенью, а вот с начала нового семестра еще ни разу не был ни на одном семинаре по ее предмету, да и лекции частенько пропускал. Антонина хоть и не отмечала этого в журнале, но он понимал: госпожа Кисимото знала всех студентов не только в лицо, но и по именам. Да и как она могла не знать, когда пары по японскому языку были каждый день?
— Мне не нравится все, что связано с моей будущей специальностью — и ваш предмет в том числе, — признался Михаил. — Понимаете, я случайно оказался на этом факультете. Это не то, чем бы я хотел заниматься в жизни. И теперь я не понимаю, для чего мне японоведение, если я живу в России и никуда не планирую отсюда уезжать?
— Я вас прекрасно понимаю. — Кей кивнула. — Довольно неприятно посвящать свое время тому, что не приносит удовольствия. И тем не менее вы здесь. Жизнь — штука длинная и непредсказуемая. Сегодня кажется, что вам это не нужно, а завтра, возможно, вы будете благодарить судьбу за то, что все сложилось именно так.
— Вы не сказали ничего нового, — с сарказмом ухмыльнулся Михаил. — Я все это уже слышал от пред… — запнулся он и тут же поправился: — От родителей.
— Ну тогда зачем мучить себя? — Она с улыбкой развела руками. — Оставьте учебу и займитесь тем, что вам нравится. Судя по тому, как вы сегодня увлеченно рисовали, вы хотите быть художником, я правильно понимаю?
— Да. — Он кивнул. — Но бросить учебу не могу.
— Почему? — Госпожа Кисимото выгнула бровь в явном удивлении.
— Родителям слово дал, что окончу университет, — признался Михаил. — А я не могу нарушить обещание.
— Это прекрасно. — Госпожа Кисимото покачала головой. — Возможно, вам надо побывать в Японии, познакомиться с нашей культурой, традициями, чтобы изменить мнение о будущей профессии. Поверьте мне, у нас замечательная страна, я уверена, вы непременно полюбите ее.
— Пока в мои планы это не входит, — уклончиво ответил Михаил.
Он хоть и любил путешествовать, но меньше всего ему хотелось побывать в Японии. Ему хватало того, что изо дня в день он только и слышал о ней.
— Господин Рассказов, почему вы совсем не ходите на мои семинары? — спросила госпожа Кисимото. Она чуть склонила голову, с прищуром глядя на него, и, не дожидаясь ответа, воскликнула: — Если вы продолжите в том же духе, я не смогу допустить вас до сессии, и тогда у вас опять появится долг, который придется пересдавать весной. Систематические несдачи экзаменов могут привести к тому, что вас отчислят из университета за неуспеваемость, а мне бы очень этого не хотелось. Вы талантливый молодой человек, у вас феноменальная память. Я вижу, как вам легко дается японский язык. Раньше я думала, что вы ленитесь, а теперь поняла, что вы просто не хотите его учить. Мне очень неприятно это осознавать. Да, наш язык не такой популярный, как английский, но зато у него многовековая история, уходящая корнями в древность. Если вы измените свое отношение к нему, вы почувствуете себя частичкой нашей страны.
Как всегда, госпожа Кисимото была спокойна и рассудительна. Михаил встретился с ней глазами и, не выдержав пристального взгляда, опустил голову. Он ничего не ответил: он попросту не знал, что говорить. Госпожа Кисимото была права.
— Я очень надеюсь, что в этот раз вы не пропустите экзамен и перейдете в следующий семестр без долгов, — сдержанно улыбнулась Кей и поджала губы.
— Постараюсь, — сказал Михаил. Он встал, накинул рюкзак на плечо и спросил: — Я могу идти?
— Да, конечно, — закивала она, — идите.
Михаил вышел из аудитории расстроенным. Казалось бы, чего расстраиваться? Ну, подумаешь, госпожа Кисимото провела воспитательную беседу. Ему ли привыкать к этому. За год его не раз вызывали другие преподаватели, и нередко дело заканчивалось в кабинете декана. Но только не она. Кей впервые попросила его остаться, хотя больше всего проблем у него было именно с ее предметом. В душе он прекрасно понимал, что его расстроило. Ее убедительные реплики и до безобразия спокойное поведение лишили его равновесия и оставили в душе чувство стыда и вины. Никогда прежде он не переживал по поводу всех этих бесед и забывал о них, как только покидал стены преподавательского кабинета. А теперь, шагая по длинному коридору на встречу с инспектором курса, он думал о разговоре с госпожой Кисимото, а ее фраза «Поверьте мне, у нас замечательная страна, я уверена, вы непременно полюбите ее» крутилась на языке, как заезженная пластинка.
«С каких корзиночек я должен полюбить ее?»
В начале учебы все казалось не таким уж страшным. Первый курс пролетел незаметно — то ли потому, что студентов щадили преподаватели, то ли программа была еще не слишком сложной. Они учили по тридцать иероглифов, по несколько грамматических конструкций и по сто пятьдесят слов в неделю. Помимо японского языка, который занимал одну пару в день, изучали другие дисциплины: социологию, информатику, фольклор. И только когда начался второй курс, Михаил понял, в какой кромешный ад он угодил. Японский теперь занимал две пары в день, а предметов, касающихся страны восходящего солнца, стало куда больше. У студентов была одна единственная отдушина — правоведение. На него они шли как на праздник. Госпожа Кисимото и другие преподаватели настолько прониклись «большой и искренней любовью» к студентам, что время, которое те раньше тратили на развлечения и прочие молодежные шалости, теперь стало уходить на зубрежку иероглифов и написание всяких работ, курсовых и рефератов. Михаил понимал, что дальше будет только сложнее, и думал лишь о том, как бы ему продержаться до конца обучения и не вылететь из универа за неуспеваемость. А это ни много ни мало еще почти четыре года жизни.
Погруженный в свои мысли, он не заметил, как добрался до учебной части.
«Сейчас еще Ксюха дыру в черепе просверлит», — подумал он и постучал в дверь. Услышав звонкое «Йёкосо», что на японском означало «добро пожаловать», парень вошел в кабинет. Инспектор курса, миловидная брюнетка с вздернутым носиком и пухлыми блестящими губами, сидела за письменным столом и чем-то увлеченно занималась в ноутбуке. Она была симпатичной, многие парни смотрели на нее с вожделением, но только не Михаил. Каждый раз, когда она хлопала нереально длинными ресницами, явно не своими, он вспоминал корову из старинного мультфильма «Буренка из Масленкино». Михаил не мог объяснить почему, но сей факт отбивал у него все желание смотреть на нее как на девушку. Он видел в ней только инспектора курса и никого более. Она поднялась с кресла, поправила неприлично узкую юбку, одернула алую рубашку и, цокая тонкими каблучками, направилась к нему. Пока она шла, Михаил в голове изобразил иероглиф «aka», обозначающий ярко-красные цвета. Была у него такая привычка — мысленно рисовать значки тех слов и фраз, которые он уже выучил. Может, поэтому ему не приходилось часами корпеть над учебниками, как это делали другие студенты.
— Ба, какие люди пожаловали ко мне в гости. — Девушка раскинула руки в стороны, точно собиралась обнять его. — Рассказов собственной персоной.
«Ксюха в своем репертуаре».
Хоть она была строгим инспектором, не давала спуску студентам, это не мешало ей ходить с ними на вечеринки или сидеть в каком-нибудь кафе. В тот день, когда одногруппники праздновали Вовкин день рождения, она тоже была в ночном клубе и веселилась вместе со всеми до самого утра. Но потом, когда узнала, что Михаил не пришел на экзамен, чуть живьем его не съела.
— Здравствуйте, Ксения Сергеевна, — криво улыбнулся Рассказов. — Тоня сказала, что вы меня вызывали.
— Вызывала, — подтвердила она и кивнула на стул, который стоял сбоку ее стола. — Присаживайся. Чай, кофе, потанцуем? — шутя, предложила она.
Михаил стушевался, никак не ожидая такого гостеприимства. Он приготовился к «разбору полетов», но не к распитию бодрящих напитков.
— Настроение не танцевальное, а кофе с чаем дома попью, — отказался Михаил. Он повесил рюкзак на спинку стула и уселся.
— И то верно. Нам с коллегами больше достанется, — рассмеялась Ксения. Она вернулась на свое место, взяла авторучку и принялась крутить ее в наманикюренных пальчиках. — Рассказов, да расслабься ты. Я не собираюсь наезжать на тебя за твои косяки, я позвала тебя совсем по другому поводу. Случайно не знаешь, по какому? — Она уставилась на него.
— Ксения Сергеевна, да откуда ж мне знать? — хмыкнул Михаил, тоже глядя на нее. — У меня в роду одни лингвисты, ясновидящих нет.
— Действительно, откуда тебе знать, если ты в универе появляешься нечасто, а на собрания вы с Тменовым и вовсе не ходите, поскольку предпочитаете проводить время в бильярдных клубах или еще бог знает где, — вполне дружелюбно подначила она. — И вообще, что ты заладил — Ксения Сергеевна да Ксения Сергеевна? — Она всплеснула руками. — Сколько раз я тебе говорила, называй меня по имени, я всего лишь на пять лет старше тебя.
— Не могу. — Он дернул плечом.
— Все могут, а ты нет, — ухмыльнулась она.
— Воспитание не позволяет старшему по званию тыкать, — обосновал Михаил.
— Да ну тебя, — отмахнулась Ксения. — Называй как хочешь. В общем, я позвала тебя вот по какому поводу: недавно наш вуз заключил договор о сотрудничестве с университетом Тохоку, который находится в префектуре Мияги. Это в Японии, если что, — добавила она.
— Понятно, что не в Бразилии, — съязвил Михаил.
Она развернула ноутбук к нему экраном, на котором была открыта статья о том самом университете, заговорщически улыбнулась и продолжила:
— Так вот, суть этого договора заключается в обмене студентами. Надеюсь, понимаешь, о чем речь?
— Ксения Сергеевна, я злостный прогульщик, но не дурак, — с сарказмом ответил Михаил. — Только не понимаю, при чем тут я?
— При том, что руководство нашего университета хочет отправить в Тохоку тебя, а на твое место приедет японец. Считай, что ты будешь первопроходцем, — ответила Ксения.
— Стоп, стоп, стоп! — Михаил замахал руками. — Я никуда не хочу ехать. И почему именно я?
— Потому что госпожа Кисимото рекомендовала тебя, — объяснила Ксения. — Она считает тебя перспективным молодым человеком.
— Что? — скривился Михаил. — Да я худший студент в группе! — в сердцах воскликнул он. — В этом семестре я ни разу не был на ее семинарах. Как она может меня рекомендовать? — Он в полном недоумении уставился на инспектора курса.
«Так вот куда клонила Кей, — подумал Михаил. — Оказывается, она еще та партизанка. Ходила вокруг да около, но так и не сказала напрямую».
— Это ты так думаешь, а она считает иначе. И ей, как преподавателю, виднее, — сказала Ксения. — Когда она предложила твою кандидатуру, руководство университета поддержало ее. Теперь осталось получить твое согласие.
— Нет, нет, нет, — категорично заявил Михаил. — Я никуда не поеду. Мне эта Япония уже вот где сидит. — Он провел ребром ладони по горлу.
— Рассказов, ты не только прогульщик, но еще и редкостный дурак! — воскликнула Ксения, укоризненно покачав головой. — Любой бы на твоем месте воспринял это как подарок судьбы, а ты сидишь тут кочевряжишься.
— Да не кочевряжусь я, — возразил Михаил. — Просто не хочу ехать.
— Ну что ты отпираешься? — Ксения возмущенно бросила авторучку, та покатилась по столу и, докатившись до края, едва не упала на пол. Михаил вовремя поймал ее и положил перед девушкой. Та благодарно кивнула и продолжила: — Ты посмотри на эту ситуацию иначе. Воспринимай поездку как маленькое приключение. Поживешь в Японии, посмотришь, как живет одна из самых развитых стран. Неужели тебе это не интересно? — Нахмурилась Ксения, отчего ее лоб пересекла тонкая вертикальная морщинка. — Эх, — с сожалением вздохнула она, — и чего мне не предложили поехать? Я бы полетела туда на всех парусах.
— Ну вот и поезжай вместо меня, — Михаил внезапно перешел на «ты».
— Да кто ж меня туда возьмет? — хмыкнула она. — Во-первых, меня никто не рекомендовал, а во-вторых, там ждут студента бакалавра, а я уже давно рабочий класс.
А за то, что перешел на «ты», спасибо. Я уж было подумала, так и буду ходить у тебя в Ксениях Сергеевнах, пока ты универ не окончишь.
— Пожалуйста, — пробормотал Михаил. Как же в тот момент у него чесались руки взять карандаш и начать рисовать. Он полез в рюкзак за художественными принадлежностями.
— Даже не думай. — Ксения кивнула на блокнот в его руке. — Я тебя пригласила поговорить, а не смотреть, как ты будешь картинки рисовать.
— Ладно, не буду. — Он кивнул и повесил рюкзак на место.
— Слушай, Рассказов, ты что, совсем не можешь жить без своих художеств? — поинтересовалась Ксения.
— Не могу, — признался он.
— Да ты больной чел! — воскликнула она. — И это заболевание называется одержимостью. Но, ты знаешь, лично я не вижу в этом ничего плохого. Главное, чтобы одно другому не мешало. Ну, так что ты думаешь насчет поездки? — Она вернулась к прежнему разговору.
— Я уже сказал — не поеду, — продолжал упираться Михаил.
— В общем, так, Мишаня, даю тебе время подумать до завтра. — Она постучала острым ярко-красным ноготком по столу. — Предупреждаю сразу, отрицательный ответ не принимаю. Если надумаешь раньше дать свое согласие — пиши, звони. Я на связи. А теперь иди, мне надо работать.
Михаил встал, забрал рюкзак и направился к дверям. Он взялся за ручку, собираясь выйти, но на секунду замешкался и, обернувшись, спросил:
— Когда надо ехать?
— Сразу после сессии. — Ксения расплылась в улыбке.
— Ксения Сергеевна, вы рано радуетесь, я еще не дал своего согласия, — ухмыльнулся Михаил.
— Опять он за свое, — фыркнула она, имея в виду, что Михаил снова перешел на «вы», и, передразнивая его, самоуверенно заявила: — Михаил Алексеевич, куда вы, на фиг, денетесь? — Она улыбнулась и зачем-то добавила: — Влюбитесь и женитесь.
«Абсурд какой-то, предложить поехать в Японию человеку, который на дух не переносит все, что связано с этой страной», — подумал Михаил и вышел из кабинета, громко захлопнув за собой дверь.
Конечно, он понимал: судьба — знатная шутница. Но никогда не думал, что она устроит такой жестокий розыгрыш ему. Михаил никак не мог понять, почему госпожа Кисимото рекомендовала именно его. Да, во время беседы она упоминала о его таланте и памяти, но в его группе были гораздо более успешные студенты, которые запросто могли претендовать на этот подарок судьбы, как выразилась Ксюха. Все это не укладывалось у него в голове и казалось какой-то насмешкой. Шагая по длинным коридорам корпуса, он чувствовал себя Гамлетом, бесконечно задавая себе один единственный вопрос: «Ехать или не ехать?»
«Если откажусь и старики узнают об этом, мать съест меня с потрохами — и даже итальянскими травами не присыплет», — мысленно усмехнулся Михаил.
Он забрал куртку в гардеробе и, надевая ее, направился на выход из здания факультета. Изо рта вырвался белый пар, разрезавший морозный воздух, когда он выбрался на улицу. Михаил вытащил из рюкзака меховую шапку и, натянув ее на уши, направился в сторону метро.
Наступил вечер. На дворе стоял декабрь, снег легкими хлопьями падал в свете уличных фонарей и витрин. В преддверии Нового года Москва выглядела как невеста на выданье: вся сверкала и переливалась, подмигивая и маня своим блеском. До главного праздника оставалось всего ничего, а там и сессия не за горами, после которой Михаилу придется отправиться в далекую, неведомую страну Японию, если, конечно, он согласится.
«За всеми этими разговорами так и не удалось поиграть в бильярд», — с сожалением подумал Михаил. Это было еще одно его увлечение.
Он никогда не испытывал финансовых трудностей, в этом плане родители не обижали его. Но каждый раз, получая от них деньги на карманные расходы, он чувствовал себя стоящим на паперти. Как и каждому нормальному мужчине, ему хотелось зарабатывать самому. И бильярд стал в этом вопросе ему незаменимым помощником. Отец был большим любителем этой игры и с детства таскал сына за собой по клубам, где тот первый раз в жизни взял в руки длинную палку под названием «кий». Позже Михаил стал отрабатывал свое мастерство. В университете среди одногруппников тоже оказалось немало почитателей бильярда. Молодые люди зачастую после занятий ходили в клуб, который находился в полуподвальном помещении недалеко от корпуса факультета, чтобы сыграть партейку-другую. Поначалу никто не делал ставок. А потом Юра Геращенко, прозвавший нашего героя Михалычем, предложил:
— Пацаны, а че мы просто так шары гоняем? Давайте играть на деньги.
Азарт сделал свое дело, и начался совсем другой бильярд. То ли Михаил играл лучше всех, то ли везение было на его стороне, но никому из однокашников не удавалось обыграть его. Ставки делали небольшие, поскольку детей олигархов среди них не было, и тем не менее, художник умудрялся таким образом заработать на карманные расходы. Иногда выигрывал пятьсот рублей, иногда мог унести и пару тысяч. Все зависело от количества игроков. И каждый из них мечтал выиграть у Михалыча.
Пока он шел до метро, обзвонил всех любителей бильярда в надежде, что кто-то из них находится в клубе, но они сидели по домам и занимались зубрежкой. Оно и понятное дело, на горизонте сессия махала белым платочком.
«Что ж, придется тоже ехать домой», — вздохнул Михаил, проходя мимо полуподвального помещения с вывеской «Шаром покати», в котором и находился тот самый клуб.
Дома его встретил звук телевизора, доносящийся из гостиной, и умопомрачительный запах. «Курица или лазанья?» — подумал Михаил, вешая куртку. Он потянул носом воздух, в животе тотчас проснулся голодный зверь да так заревел, словно его сто лет не кормили. Михаил бросил рюкзак на тумбочку, скинул кроссовки и направился в кухню. Мать суетилась у стола, расставляя тарелки и раскладывая приборы для ужина.
— Ragazzo mio* вернулся домой, — расцвела она при виде сына. — Ты как раз вовремя. Сейчас будем ужинать. [1]
— И тебе привет. — Михаил подошел к ней и чмокнул в щеку. — Ма, сколько раз я просил тебя не называть меня так. — Глядя на нее, он театрально насупил брови. — Ты двадцать лет живешь в России и вроде говоришь на русском. Или забыла, что мне уже девятнадцать лет? А я у тебя все в мальчиках хожу.
— Микеле, даже когда тебе будет сорок, я все равно буду тебя так называть, — улыбнулась мама, направляясь к холодильнику. — Если доживу, конечно.
Светло-голубое домашнее платье подчеркивало ее высокую статную фигуру и удивительно шло к иссиня-черным волосам, собранным на макушке в замысловатый пучок.
— Доживешь, куда ты денешься? — по-доброму усмехнулся Михаил. — Вы, итальянцы, народ крепкий. Впрочем, как и сибиряки. — Вспомнив отца, он поинтересовался: — Батя дома?
— В кабинете, уже минут пятнадцать с кем-то разговаривает по телефону, — ответила она, вытаскивая из закромов продуктового клондайка моцареллу, базилик, который Михаил терпеть не мог, и помидоры. Она промыла овощи и зелень под водой и принялась нарезать томаты и сыр кружочками и красиво выкладывать на тарелке.
Каждый человек по-своему видит окружающий мир. Одни воспринимают его как есть, другие замечают только плохое, а есть те, кто находит прекрасное во всем. Мать Михаила относилась к последней категории людей. Она была эстетом до корней своих волос. Любила красоту во всех ее проявлениях, а наслаждение ею считала смыслом жизни. Когда накрывала стол, старалась сделать это идеально. Приборы, тарелочки, бокалы, салфеточки — только самое лучшее. На ее взгляд, даже простой семейный ужин должен проходить в приятной и красивой обстановке. А если, не дай бог, она замечала, что сын ест без ножа, то реагировала на это как на катастрофу.
«Mamma Mia, Микеле, ты же не пещерный человек, сейчас же возьми приборы», — возмущалась она.
Запах ее любимых духов обволок Михаила, когда он примостился рядом с ней у стола.
— Мама, ну зачем ты кладешь эту вонючую траву? — Он скривился, глядя, как она украшает блюдо зелеными листиками.
— Разве может быть капрезе без базилика? — вопросом на вопрос ответила она и посмотрела на него как на пришельца.
— Ты же знаешь, я его терпеть не могу. — Михаил потянулся, чтобы взять кусочек моцареллы, но получил воспитательный хлопок по руке.
— Марш мыть руки и переодеваться, — тоном, не терпящим возражений, приказала мать.
— Прям уже и попробовать нельзя, — наигранно фыркнул Михаил. — Ну а вопрос-то хоть можно задать? — Он подмигнул ей.
— Dai, — ответила мама.[2]
— Если не секрет, что у тебя готовится в духовке? — Он кивнул на плиту.
— Хм. — Ее вишневые губы растянулись в довольной улыбке, оголив белоснежные зубы. — Твой любимый цыпленок «Парминьяна».
— Я так и знал, — усмехнулся Михаил. — Синьора Габриела, я вас обожаю. — Он обнял ее за шею, звонко поцеловал в щеку и направился к дверям.
— Ужин через десять минут. Попрошу не опаздывать, — прозвучало за спиной.
— Si signora, — бросил он и вышел из кухни.[3]
Михаил захватил рюкзак из прихожей и, минуя гостиную, где непонятно для кого работал телевизор, направился в свою комнату. Проходя мимо кабинета, он хотел зайти поздороваться с отцом, но, услышав, что тот по-прежнему с кем-то общается по телефону, удалился к себе. Заботливые материнские руки навели порядок в комнате, заправили кровать, аккуратно сложили белье в комоде и вещи в шкафу. Он кинул рюкзак на пол у письменного стола, туда же полетели носки. Избавился от толстовки и футболки, сменил джинсы на шорты и завалился на постель. Закинув руки за голову, Михаил уставился в потолок. «Ехать или не ехать? — вопрос, словно назойливый комар, опять зажужжал в голове. — Ну и задали они мне задачку. Жил себе спокойно, так нет же, надо было госпоже японке влезть со своей рекомендацией».
Подумав о преподавателе, он вспомнил, что так и не закончил рисунок. Осталась буквально пара штрихов. Михаил подскочил с кровати, вытащил из рюкзака блокнот с карандашом и вернулся назад. Устроился поудобнее, опершись на подушку, и принялся за эскиз, напрочь забыв о голодном звере в желудке. На его рисунке госпожа Кисимото выглядела немного иначе, чем в жизни. Она стояла спиной к доске, на которой виднелись иероглифы, которые они изучали в этот день. Из-под ее короткого платья виднелись изодранные чулки, на ногах — тяжелые армейские ботинки, а длинные волосы разметались в разные стороны. В одной руке она держала старинный револьвер, ствол которого смотрел вверх, и из него тянулась тонкая струйка дыма. Указательным пальцем другой руки она показывала на один из иероглифов.
«Хоть Кей и не подала виду, но наверняка удивилась, когда увидела себя в таком образе», — мысленно усмехнулся Михаил. Прикусив губу от усердия, он продолжал рисовать, не заметив, как пролетели десять минут. Голос матери, донесшийся из кухни, напомнил ему об ужине. Он окинул взглядом законченное изображение госпожи Кисимото, подумав о том, что надо немного добавить теней, сунул карандаш за ухо, телефон и блокнот — в карманы шорт и вышел из комнаты.
Он застал родителей за накрытым столом. В центре него стояло блюдо, на котором аппетитный цыпленок, укрытый толстым слоем пармезана, лежал на подушке из спагетти в томатном соусе. Глядя на кулинарный шедевр, Михаил невольно сглотнул, а голодный звереныш снова громко напомнил о себе. Старики о чем-то беседовали, но как только Михаил появился на кухне, тут же замолчали. При виде сына мать потупила взгляд, суетливо поправляя тарелки и приборы, а на лице отца появилось выражение, не предвещающее ничего хорошего. Нетрудно было догадаться, кому они перемывали косточки.
— Легок на помине, — сказал Алексей Михайлович. — А мы о тебе говорим.
— Я это понял, — ухмыльнулся Михаил. Он подошел к нему и, глядя в глаза, протянул руку для приветствия. — Надеюсь, вспоминали добрыми словами.
— Разными. — Отец ответил на рукопожатие и кивнул на стул. — Присаживайся, разговор к тебе есть серьезный.
По тону его голоса стало понятно: отец не собирается обсуждать с ним прогноз погоды, внутреннее чутье нашептывало, что речь пойдет об учебе.
«Да что им всем от меня надо? — мысленно воскликнул Михаил. — Может, и правда надо свалить в Японию? Хоть немного отдохнуть ото всех».
— Алекс, ужин остынет, — вмешалась в разговор мать, она взяла его тарелку и стала накладывать еду. — Потом пообщаетесь.
— Ужин подождет, а курица никуда не улетит, — категорично заявил отец, бросив на нее взгляд «дай мужчинам поговорить».
Она послушно замолчала и сердито посмотрела на сына. Тот откинулся на спинку стула, закинул ногу на ногу и, вытащив карандаш из-за уха, принялся его теребить.
— Майкл, за те полтора года, что ты учишься в университете, я никогда не интересовался твоей учебой, — начал Алексей Михайлович. — Я думал, ты взрослый парень, и считал это неуместным, тем более ты дал нам слово окончить вуз. Но теперь я понимаю, что ты еще ребенок и за тобой нужен глаз да глаз. Не зря твоя мать называет тебя мальчиком.
Михаил почувствовал, как кровь бросилась в голову. Он непроизвольно стиснул челюсти до скрежета зубов. Он терпеть не мог, когда отец разговаривал с ним снисходительным тоном и называл ребенком.
— Я сегодня был на мероприятии в одном университете. Там было много педагогов, профессоров и прочей преподавательской братии из различных вузов, — продолжил отец. — И там наконец-то я познакомился с деканом твоего факультета. — Он сделал паузу, встал из-за стола и, заложив руки за спину, принялся ходить по кухне туда-сюда, как делал всякий раз, когда разговаривал о чем-то серьезном.
«Так вот в чем дело!»
Михаил бросил взгляд на мать, как будто искал у нее поддержки. Та же нервно постукивала кончиком ножа по столу, наблюдая за мужем.
— Представляешь, Андрей Владимирович кинулся со мной обниматься, когда услышал мою фамилию и узнал, что ты мой сын! — с усмешкой воскликнул отец и, заметив недоумение на лице Михаила, продолжил: — Вот и я опешил. С чего бы незнакомому мужику встречать меня как старинного друга? Естественно я решил поинтересоваться и сказал: «Вы, наверное, знакомы с моим сыном?» — Отец остановился и снова посмотрел на него. — И ты знаешь, что он сказал?
«Представляю, что он ему наговорил».
Вопрос «что?» в данной ситуации был неуместен. Михаил промолчал и вперил взгляд в свисающий со стола край белоснежной скатерти, повторяя глазами узоры на ее ткани.
— Так вот, твой декан мне ответил: «Знаком — не то слово. Он мне уже как родной. Ваш сын бывает в моем кабинете чаще, чем я сам», — отец сымитировал голос Андрея Владимировича.
«Черт», — мысленно выругался Михаил и посмотрел на отца, тот снова принялся мерить шагами кухню под пристальным наблюдением жены.
Как обычно, в такие минуты Михаилу до дрожи в руках хотелось рисовать. И, хоть это жуть как не понравится старикам, он незаметно вытащил блокнот, положил его на колени и, делая вид, что весь внимание, украдкой открыл чистую страницу.
— К сожалению, на мероприятии у нас не получилось пообщаться, времени не было ни у него, ни у меня, — продолжил Алексей Михаилович. — Мы обменялись телефонами и договорились созвониться вечером.
В то время как отец расхаживал по кухне в спортивных штанах и футболке защитного цвета, воображение Михаила рисовало его в образе босса итальянской мафии. В сером полосатом костюме, черной рубашке и белой шляпе. Михаил так и видел, как отец вальяжно развалился в большом кресле, положив руки на подлокотники, а позади него в образе телохранителя стояла мама. Черный лайковый костюм облепил ее фигуру, шпильки туфель напоминали острые лезвия. В руках она держала меч, который воткнула перед собой в пол. Ее черные волосы рассыпались по плечам, серо-зеленые глаза метали молнии, а воинственный взгляд предупреждал: «Не приближайтесь к моему боссу».
Михаил принялся выводить линии, перенося изображение из головы на бумагу. Он и сам уже сбился со счета, сколько у него было рисунков с родителями. В каких только образах не появлялись они на страницах его блокнотов. У него даже имелась целая серия картинок под названием «Черная лиса», где мать представала в образе женщины-лисы. По сюжету она служила в полиции и вела охоту на серийного маньяка по прозвищу Призрачный Жиль, которого все считали оборотнем, поскольку он постоянно ускользал от нее. Эта не совсем приятная роль досталась отцу.
— Скажу тебе, интереснейшая и очень долгая беседа у нас состоялась.
Алексей Михайлович посмотрел на сына и, увидев, что тот рисует, взревел, как дикий вепрь.
— Майкл, я с тобой разговариваю о серьезных вещах, а ты занимаешься своими художествами! Сейчас же убери! — Он грохнул кулаком по столу так, что подпрыгнула посуда, а мать от испуга подскочила на стуле.
— Mio Dio, — пробормотала она, приложив руку к груди. Она посмотрела на сына, прожигая в нем своим взглядом дыру, и возмущенно всплеснула руками. — Ragazzo pazzo. [4]
— Папа, мама, не надо так нервничать, — успокоил их Михаил, от греха подальше засунув блокнот в карман, а карандаш за ухо. — Я вас прекрасно слышу.
Отец оперся на спинку своего стула руками и уставился на него.
— Надеюсь, ты не собираешься отказываться от поездки в Японию? — спросил он.
Михаил нисколько не удивился его осведомленности. Он только открыл рот, собираясь ответить, как в разговор вмешалась мать.
— Вот с этого момента можно подробнее? — Она перевела недоуменный взгляд с мужа на сына. — Что-то я не поняла, о какой поездке идет речь?
— Ему предложили поучаствовать в программе по обмену студентами и поехать на учебу в Японию, — ответил за него отец.
— А ты что? — Мать посмотрела на Михаила.
— Я еще не решил, — ответил он.
— Siete fuori di testa? — воскликнула она и нахмурилась, как грозовая туча.[5]
Отец уселся на свое место и, постучав указательным пальцем по столу, сказал:
— Даже не вздумай отказаться от поездки. Такой шанс выпадает раз в жизни. Только вот я никак не пойму, почему он выпал тебе? За какие такие заслуги? — спросил он. — Твой декан сегодня открыл мне глаза. Оказывается, ты еще тот разгильдяй.
— Что ты имеешь в виду, Алекс? — Выразительные брови матери взлетели к потолку.
— Только то, что у него куча хвостов осталась с предыдущих сессий, а уже следующая на носу, — раздраженно бросил он. — И занятия он пропускает регулярно.
— Dio mio. — Мать в неверии покачала головой и снова обратилась к мужу: — Почему ты мне раньше не сказал, что все настолько серьезно?
— Оставил на десерт, — усмехнулся отец. — Мы с тобой думаем, что он учится, а наш оболтус балду пинает да картинки свои рисует.
— Микеле, ты же умный мальчик, как ты мог допустить такое? — Сложив пальцы вместе, мать энергично потрясла рукой.
«Да, чую, надо валить в Японию, — подумал Михаил. — Иначе теперь они устроят мне “Пилу-10”».
— Родители, вы только не переживайте, я все утрясу, — пообещал он и в тот момент принял решение, которое вскоре перевернет всю его жизнь с ног на голову.
Михаил вытащил из кармана телефон, открыл «Ватсап» и напечатал сообщение Ксении Сергеевне: «Я еду».
— Нахватал долгов, как собака блох, а теперь утрясать собрался, — хмыкнул отец. — Так что с поездкой? — спросил он, с прищуром посмотрев на сына.
— Ну а что тут думать? — Михаил пожал плечами. — Родина приказала, значит, надо ехать.
— Молодец, Майкл, ты принял верное решение. — Отец протянул руку и, глядя ему в глаза, добавил: — Надеюсь, ты нас там не опозоришь.
— Постараюсь, — отвечая на рукопожатие, улыбнулся сын.
— Grazie Dio. — Мама перекрестилась слева направо и расцвела, как азалия в саду Болоньи. — Давайте уже есть, вся еда остыла. [6]
Ужин был в самом разгаре, когда на телефоне Михаила засветилась иконка входящего сообщения.
«Кто бы сомневался. Мишаня, оторвись там по полной и за меня тоже», — написала Ксения, сопроводив сообщение ухмыляющимся смайликом.
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Большая волна в гавани предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
