Свои грабли бьют не больно

Михаил Серегин, 2008

В один прекрасный день в подмосковном дачном кооперативе объявился незнакомец. Он решительно направился к участку, на котором в каторжном экстазе трудилась милая семейная пара – Саша и Маша. Предложение незнакомца было шокирующим: семь тысяч долларов только за то, чтобы немного пожить на этой даче в полном одиночестве и покое. Но как можно допустить подозрительного чужака до родных шести соток? Да ни за какие деньги! Так незнакомцу и ответили. С этой минуты весь дачный кооператив погрузился в пучину весьма забавных потрясений…

Глава 8

Саша. Оскорбительное недоверие

— Ну, слава богу! — пробормотал я, сворачивая на родную улицу дачного кооператива.

Выглядел наш мини-вэн так, словно я на нем форсировал болото, но это неважно — главное, выбрался. Я, конечно, эколог, и сучья с кустарником рубить мне должно быть стыдно и непрофессионально, только пусть сначала наши деятели научатся дороги делать, а потом уже принимают законы об охране зеленых насаждений.

— Твою мать! — невольно вырвалось у меня, и неудивительно: рядом с нашим участком стоял микроавтобус «Скорой помощи» и сновали люди в белых халатах. — Что-то с Марусей!

Быстро подъехав, я выскочил из машины и тут увидел стоявшего с самым скорбным лицом Куркуля, который, хоть меня и не жаловал, потому что я, по его мнению, лоботряс, но тут, вздохнув, сказал:

— Какое горе! Бедная девочка! Ей бы еще жить да жить! Такая молодая! Веселая! Резвая! — и поник головой.

Мои колени дрогнули и подогнулись сами собой, а сердце ухнуло в живот. С трудом глотнув, я откашлялся и собрался было спросить, что произошло с моей женой, но тут увидел в окне нашей веранды Марусю, живую и здоровую. Ноги тут же выпрямились, я откашлялся и с огромным облегчением выдохнул:

— Жива, слава богу!

— Кто? — безучастно спросил Куркуль.

— Моя жена! — чуть не заорал я ему в лицо. — Я же подумал, что вы о ней говорили!

— При чем здесь она? — вяло удивился он. — Я о Терезе говорил.

— А «Скорая» откуда? — обалдел я.

— Я для нее вызвал, — тоскливым тоном пояснил он.

— Но она же не ветеринарная!

— Ну и что? — удивился он. — Теперь за деньги все можно, а я для своей Терезы ничего не пожалею! Ее же какой-то изувер отравить пытался! Подбросили небось что-нибудь вкусненькое, вот она и не удержалась! Она сначала у меня здесь болела, а потом в лес уползла… Уж как я ее там искал! Все облазил! Чем я ее только не подманивал! Даже курицу сегодня утром зарубил и с ней в лес пошел — любит моя Тереза свежатинку! Так она сначала даже не реагировала, девочка моя… А потом ничего, на животе подползла ко мне и скулит… Жалуется, что ей больно! Ну, я ее в охапку и сюда! Врачей для нее вот вызвал!

Я был настолько ошарашен всем случившимся, что даже не нашелся что ему ответить, но тут из калитки вышел врач и сказал:

— Не волнуйтесь, Виктор Петрович! Все будет хорошо! Организм молодой, здоровый, так что все образуется!

— Дай-то бог! Дай-то бог! — вздохнул Куркуль и протянул врачу деньги, которые тот бестрепетно принял.

«Скорая» уехала. Куркуль пошел к себе ухаживать за своей Заразой, и я наконец-то получил возможность попасть на свою дачу. Пока я шел туда, во мне такой волной поднялось яростное возмущение, что я готов был поколотить Марусю, как бубен. Я себе чего только не надумал за эту ночь и утро, а она, как утренняя роза, свежа и благоухает. Ну, я ей сейчас устрою!

Но едва я вошел, как тут же понял, что глубоко заблуждался — вид у жены был тот еще! На лице царапины, коленки сбиты в кровь, как у шаловливого подростка, ступни и кисти тоже в царапинах, а еще в мелких красных точках, на голенях и руках явственно проступают синяки. И главное — вся в зеленке, только лицо пощадила. Я просто остолбенел, но поскольку у меня, как у обычного человека, слова опережают мысль, тут же заорал на нее:

— Ты почему на звонки не отвечала?

Она на миг растерялась — видимо, ожидала, что я немедленно начну хлопотать возле нее, как курица вокруг цыпленка, а потом обиженно заявила:

— Так ты же не звонил!

От такой наглости я даже дар речи потерял.

— Это я тебе не звонил? — преувеличенно вежливо спросил я, когда обрел способность говорить. — Да я тебе вчера весь вечер, полночи и все сегодняшнее утро только и делал, что звонил, а ты была вне зоны доступа. Интересно, где же ты провела такую бурную ночь?

— Если бы ты мне действительно позвонил, то я бы тебе все уже рассказала! — отрезала она.

— Где твой телефон? — потребовал я.

— На столе! — гордо бросила она.

— Тогда подойди и посмотри, сколько у тебя пропущенных звонков, — приказал я.

— Сам посмотри! — получил я в ответ.

— Хорошо! — сквозь стиснутые зубы процедил я.

Я взял со стола телефон, подошел к ней и…

— Маруся! Ты зачем его выключила? — обалдело спросил я.

— Я его не выключала! — отчеканила она.

— Но он же выключен! — настаивал я.

— Этого не может быть! — уже менее уверенно сказала она и взяла телефон. — Саша! — тихим покаянным тоном произнесла она. — Я же хотела его только поставить на режим «Вибро», чтобы он меня не выдал случайным звонком, а получается, что в темноте я его нечаянно выключила. Прости меня, Саша!

— Да ладно уж! — отмахнулся я. — Только учти, что моя ранняя седина будет на твоей совести! Если бы ты только знала, что я пережил за это время! Каких ужасов я себе только не представлял!

— А вот я их наяву пережила! — выразительно сказала она и отвернулась.

Все ясно! Теперь нужно немедленно начать ее утешать и успокаивать, и тогда она смилостивится и расскажет мне, что же с ней произошло.

— Здорово болит? — спросил я и осторожно провел по царапине на ее щеке, приступая к первой лечебной процедуре.

— Уже легче, — буркнула она и чихнула.

— Ты простудилась! — всполошился я и категорично заявил: — Мы с тобой немедленно возвращаемся в Москву, вызываем врача и ближайшую неделю ты будешь, как паинька, лежать в постели и пить чай с малиновым вареньем — не зря же ты его варила.

— Что? — тут же возмутилась она. — В Москву, когда здесь происходят такие события? Ни за что!

— Какие же события здесь происходят? — притворно удивился я. — По-моему, здесь произошло только одно — у Куркуля Зараза заболела, и все! Наконец-то в поселке тишина будет.

— Если бы только это! — горько сказала она.

— Подожди! — попросил я. — Сейчас принесу плед, заверну тебя в него, как маленькую, сделаю крепкий сладкий чай, и ты мне все расскажешь. Хорошо?

— Ладно! — неохотно согласилась она, но я видел, что ее переполняет желание рассказать мне о своих подвигах.

Устроив ее поудобнее с чашкой чая в руке, я приготовился слушать, и она приступила к рассказу:

— Все началось с этих странных дырок в земле на грядках. Сначала я грешила на кротов или еще какую-нибудь животинку, потом подумала, что это ты их наделал…

— Я? — изумился я. — Да ты вспомни, разве я когда-нибудь проявлял хоть какую-нибудь инициативу по отношению к тому, что для тебя свято, то есть к грядкам и прочим насаждениям?

— Теперь я уже знаю, что это не ты, — отмахнулась она.

— Постой! Где эти дырки, как ты их называешь? — спросил я.

— В свекле, в моркови, в луке и в перцах, — тут же ответила она — еще бы ей свое хозяйство не знать!

— Я схожу посмотрю, что это за дырки такие таинственные, — сказала я и вышел во двор.

Я тщательно обследовал все грядки, но ничего не нашел.

— Там ничего нет, — сообщил я, вернувшись, Марусе. — Рассада, правда, ливнем здорово примята, но дырок я не обнаружил.

— Но они там были! — вскинулась она.

— Размокшая земля могла обвалиться и снова засыпать их, — предположил я.

— Пусть так! — нехотя согласилась она и стала рассказывать дальше.

Я слушал ее и только поражался собственной глупости! И я еще боялся, что ее убили?! Как бы не так! Да она бы покушавшегося на нее одной своей энергетикой на больничную койку уложила до конца его жизни! Да на Марусю с ее бешеным характером и неукротимым авантюризмом нужно смирительную рубашку надевать и держать взаперти, для вящей безопасности окружающих.

— Не помню, как я домой добралась! — закончила наконец жена свой рассказ. — У меня от ужаса и холода просто зуб на зуб не попадал. Представляешь? Куркуль на меня с окровавленным топором шел! Как я это выдержала и не заорала, сама не знаю!

— Да это он курицу зарезал, чтобы в лесу Заразу свою приманить, — объяснил я. — Туда-то он и шел, когда ты его увидела.

— Да? — недоверчиво спросила она, и я покивал, хотя и понимал, что разрушаю этим часть ее мифа о собственном героизме. — Пусть! — великодушно согласилась она. — А тогда я вернулась домой и первым делом марганцовки развела и все раны промыла, а потом зеленкой помазала и горячий чай себе сделала, чтобы согреться.

— Надо бы тебе укол от столбняка сделать, — предложил я.

— Ты забыл? — удивилась она. — У меня же прививка на десять лет!

— И то правда! — вспомнив, согласился я. — А вот насчет трупа у нас на участке ты, пожалуй, преувеличиваешь! И убийца, и жертва могли приехать сюда только на машине, потому что после окончания сезона автобус от станции сюда уже не ходит, а только один раз в день до Салтыковки, так что любой новый человек на виду. Значит, не было никакого смысла закапывать его здесь, если можно было довезти до речки и сбросить туда. Или просто на месте труп оставить, и обнаружили бы его только весной, когда отыскать убийц стало бы уже практически невозможно.

— Тогда его Куркуль увидел бы! — возразила она. — Собаки же, говорят, всегда воют при покойнике, и он обязательно обратил бы на это внимание.

— Значит, возвращаемся к первому варианту — утопить труп в реке, — стоял на своем я.

— Как ты не понимаешь? — возмутилась Маруся. — Труп здесь! Когда Хлыщ его…

— Труп? — иронично уточнил я.

— Сашка! — грозно сказала она, и я предпочел сделать вид, что смирился, а она продолжила: — Когда он человека убивал, то еще не знал, что у того здесь что-то спрятано! И теперь он хочет выкопать труп, найти на нем что-то, указывающее на место тайника, открыть его и забрать то, что там лежит! Неужели не понятно?

— Маруся! По-моему, ты что-то напутала или неправильно поняла, — осторожно заметил я, обоснованно предполагая, что у нее немалая температура и этот бред — ее следствие. — А может, тебе это все вообще приснилось?

— И это тоже? — гневно спросила жена, высунув из-под пледа израненную ногу.

— Нет, это объективная реальность, данная тебе в ощущениях, — вынужден был согласиться я и стал рассуждать. — Итак, ты следила за Хлыщом! Он привел тебя на свалку!

— Где сидел вместе с Типом возле костра и разговаривал, а я их подслушивала, — продолжила она.

— Маруся! — укоризненно сказал я. — Хлыщ предлагал нам чертову прорву денег, причем в северо-американских рублях за двухмесячную аренду нашей дачи. Будет он после этого жить на свалке? Да он в Салтыковке мог прекрасно остановиться — мало ли там одиноких людей, которые охотно сдали бы ему комнату, да еще и кормили бы!

— А я тебе говорю, что они там были и возле костра грелись! — упрямо повторила она и потребовала: — Поехали, я тебе все покажу!

— Дорогая, ты сейчас не в том состоянии, чтобы куда-нибудь ехать, — попробовал отговорить ее я, уже понимая, что это тщетно — когда она закусывает удила, спорить с ней бесполезно.

Где-то с час мы искали эту треклятую свалку и все-таки нашли ее.

— Ну, показывай, где они сидели, а где была ты, — потребовал я.

Маруся беспомощно кружила по свалке, говоря извиняющимся тоном:

— Саша! Это было ночью! А ночью все выглядит по-другому!

— Но ведь следы костра должны остаться? Ну и где они? — спрашивал я.

Следов мы так и не нашли и вернулись на дачу. Жена тут же бросилась к своим грядкам.

— Маруся! Умоляю! Оторвись от них хотя бы до тех пор, пока выздоровеешь! — уговаривал ее я.

— Я следы лунок ищу! — ответила она, продолжая изучать землю, и вдруг торжествующе закричала: — Иди сюда!

Поняв, что лучше не сопротивляться, я покорно подошел, и она торжествующе показала мне висевшую на ветке малины красную нить.

— Вот! А Тип был именно в красной куртке! И дырки в земле вертел именно он!

— Вообще-то я тоже видел недалеко отсюда человека в красной куртке, — задумчиво сказал я. — Я из-за него еще в яму попал и еле-еле выбрался!

— Ну вот! Что я говорила! — гордо заявила она.

— Мару-у-уся! — укоризненно протянул я. — А ты знаешь, сколько на свете красных курток? И потом, эту нить могло просто ветром сюда занести, разве нет?

— И отраву Заразе тоже ветром принесло? — язвительно спросила она.

— Спорное утверждение, — заметил я. — Эта скотина могла сама какую-нибудь дрянь съесть. Например, поймала какую-нибудь полудохлую мышь, которая уже успела хватить отравы, вот и отравилась сама. Одним словом, дорогая, давай не будем драматизировать ситуацию. Ты могла просто неправильно понять этих двоих. Главное, что ты жива, и слава богу! И больше я тебя никогда и ни при каких обстоятельствах здесь одну не оставлю! Мало ли что тебе еще в голову взбредет? Вдруг тебе понравится в ночном лесу в догонялки играть? Тогда уж лучше со мной, а не с посторонним мужчиной! — твердо заявил я.

Говоря это, я имел в виду не только опасения за ее жизнь в случае еще одной авантюры, но и высказанные моим внутренним голосом подозрения относительно ее гипотетического участия в пьянках на даче Мажора, которые ни в коем случае не могли быть озвучены. Я обнял ее, и она, благодарно прижавшись ко мне, чихнула от избытка чувств.