Дом, который построил Майк. Хроники Кулуангвы

Михаил Уржаков

Если и существует феномен интересного чтения, то роман М. Уржакова тому пример. И уже то, как лихо закручена одна линия леди Дианы Спенсер, чего стоит. И географической безграничностью повествования: от злачных мест загнивших от пресыщения Европ до расцветающей под живыми лучами учения чухче Северной Кореи. Да, Ким Ир Сен тоже один из персонажей. Как, впрочем, и Слава Бутусов с Умкой, Шевчуком из «ДДТ» и др., вплоть до размякшего под кумаром дальневосточной конопли старшины Маменгалиева.

ВАНУА-ЛЭВУ

О, Марэнточку-то я знаю. Каждая пипетка мечтает стать клизмой. Однажды в Питере мы с ней стусанулись на каком-то рокеровском тусике организованном Иринкой Косиновской, Сан — Францизсковской. Там Марэнточка победила в локальном конкурсе всех присутствующих там дам самых отвратительных выражений, даже не матершинных ругательств, а просто гнуси. Выиграла бутылку водки и тут же ее выпила почти одна. Даже не поделилась со мной. Только с Трощенком.

А вот её фраза. И откуда только в простой голландской девушке из приличной семьи ТАКОЕ.

«Биксы сидели на койках и напряженно мацали у парней залупы».

МГ.

На каком-то из этих рокерских тусэ, которые так активно посещала девица, оказалось быть какому-то балбесу с Шестого канала Питерского ТВ.

Ну и что?

Вскоре Марэнте предложили контракт на Шестом канале Питерского телевидения в отделе криминальной хроники.

Это на этом «тусэ» этот «балбес» и был. Все домогался до всех близлежащих тёток. Я по другую сторону столика сидела, и то он умудрился все чулки в области моей очень острой коленки своими тупыми Докторами Мартинсами изгваздать. Гладил их нежно, типа того что.

Юра его звали?

МГ.

Каждую Божию ночь она выезжала на теле рейды, на места убийств, изнасилований, ограблений, помогала снимать утюги с добротных животов, и очень этим гордилась. В конечном и счастливом итоге она, после трудоночных поисков, нашла своего Льва Николаевича Толстого в лице бывшего барабанщика группы Аквариум, хорошего, в сущности, парня Петра Трощенкова. К сожалению, жизнь молодых людей вместе не была долгой и добронаживной.

Марэнту Дэ Моор прошила шальная пуля.

Это случилось при знаменитом расследовании «600 секунд» «душной сволочи» Саши Невзорова. Это тогда, когда в него стреляли неизвестные никому до сих пор злодеи. Как известно выстрелов было два. Вторая пуля ранила знаменитость, а вот первая угораздила зацепить сонную артерию голландской любительницы русских запрещенных барабанщиков.

Зацепила и ушла рикошетить по старым, обоссанным кирпичным стенам Питерского колодца.

Марэнта скончалась на месте. Душенька тяжело вышла из настрадавшегося тяжёлой, гнилой, ноздреватой, как старый картофан, российской действительностью тела. Шея её нежно кровоточила.

Чтобы не устраивать международных скандалов смерть журналистки была оформлена, как несчастный случай, (упала на маникюрный нож, поскользнувшись в ванной комнате при принятии душа). Красивое бренное тело отправили маме Маргрэйт Дэ Моор в цинковом гробу грузом 200, рейсом С. Петербург — Амстердам.

Тем же самым рейсом, тем же самым стареньким Ту-154, что мы в своё время прилетели на Голландщину с Пашей Матюхиным, будущим первым русским Министром Культуры Нидерландов.

Такие дела.

Марэнта мне оставила в наследство автомобиль Волга, Газ-21, такси, подаренный ей за хорошую работу на Шестом Канале от благодарных милиционеров города на Неве. Авто благополучно сгнил за восемь лет постоянной парковки в Амстердаме на улице Поштестье Вэх, прямо на мосту.

А ключики от такси лежат сейчас в моём «историческом» комоде в Торонто.

Ага.

Так вот, можно считать, что мы заочно переспали с Иосифом Бродским. Он настолько серьезно оценил наше с Петюней сочинение и иллюстрации, что забрал их с концами в свою коллекцию, назвав их одними из лучших в этом стиле «произведениями» (слово то какое сильное), которые он видел за последнее время. Забрав Петюнины координаты, он обещал нам позвонить, как только, так сразу, и, к несчастью, пропал навсегда. Что только не делали бедные сыновья лейтенанта Бродского, писали ему письма, звонили его литературному менеджеру в США, ходили в редакцию журнала «Юность», официальному агенту Иоси. Все напрасно. Рукописи не горят, но пропадают в столах под сукном у великих мастеров. И пришлось нам восстанавливать упущенное, базируясь на собственных скудных воспоминаниях и воспоминаниях благодарных читателей.

В редакции журнала Юность на дверях главного редактора в то время висел вполне примечательный плакат-лозунг.

Какой?

«Юноши и девушки! Овладевайте друг другом!»

Не с внешней стороны редакторской двери, конечно, а с внутренней.

Чтобы прихожане не заметили.

Кстати, Бродский умер, а стихи его живут.

Такие дела.

И ничего у меня от него не осталось.

Вот, правда, есть такое стихотворение, что написал на его смерть Володя Мишин, Бродского хороший знакомый еще по иммиграции и мой добрый друг. Царство ему небесное.

На смерть Бродского.

Он умер в январе, в начале года…

И. А. Бродский

«Стихи на смерть Т.С.Элиота»

Умер Бродский… Добавить нечего.

В шесть часов утра или вечера — не имеет зимой значения

для закрытого помещения

капитала в швейцарской банке

жестяной из под валерьянки, валидола и корвалола — чтоб пореже в груди кололо

в ярко-красном стручковом перце, именуемом ниже «сердце»

Расстреляло запас орудие

гениального словоблудия, не подверженного конверсии, но — согласно известной версии — душа гения отлетела, дистанцировавшись от тела, подлежащего погребению_

и сказуемого поебенью

четверть века тому в Империи

бывшим ведомством Л. П. Берии

Остаются в прошедшем времени

падежи, части речи, премии, телогрейки, абзацы, мантии, визы, консульства, дипломатии, пересуды, суды, ОВИРы, фунты стерлингов, Йены, лиры

(в смысле денег и музы в смысле), отвердевшие полумысли, не дошедшие до бумаги, и — трёхтомник в универмаге

В настоящем — слова-сироты.

И поэтов взвода и роты, батальоны полки и армии — тех, что, встав за станки токарные, подгоняют их так и этак, как в прокрустовы рамки клеток

тематического кроссворда, именуя всё это гордо, почему-то стихов твореньем, а не просто — бумаги треньем

Впереди — если верить слухам — бесконечные сборы с духом, варианты реинкарнаций, перемены полов и наций, местожительства и профессий, христианских и проч. конфессий, конституций, гражданств, привычек, коньяка, сигарет и спичек

языка, цвета глаз и кожи.

И имен, к сожаленью, тоже

Имена остаются с телом — на надгробиях первым делом

(а бывает, что и последним — с позволенья сказать, наследием).

Иногда — на листках бумаги

(см. «трёхтомник в универмаге»). И в сердцах (не сочтётся пошлым!)

современников — если в прошлом

был к тому подходящий повод

и для связи двужильный провод

Ну, а проводы — те недолги.

Далеко до Невы и Волги.

Где он нынче — Василь’вский остров?

(Пригодился чужой апостроф

для родной, изначальной речи). Да и речь далеко-далече. Время сжалось до мертвой точки. Все слова — кроме нижней строчки — ожидает приют сиротский:

Бродский умер —

да здравствует Бродский!

Виктория Сван так пела, что очень хотелось сесть ей на лицо. Это Жванецкий так выразился о ней после встречи зарубежных журналистов с Клубом Толстяков России в 1998 году в Питере.

Нажралась эта лебедь белая там как грелочка и давай горланить Калинку-Малинку-Мою. И никто не мог ее остановить из уважения к женской зарубежности, так трудолюбиво и старательно, не, пропуская ни единого слова, она выводила — Кальйинка-Мальйинка мойа.

Да, и еще вот что, в 1999 году, в марте, Виктория Сван, к тому времени ярая антиглобалистка, получила прямо в лоб большую полицейскую пулю со слезоточивым газом около консульства Соединенных Штатов в Торонто, во время демонстрации протеста бомбардировки Югославии.

Через четыре дня она благополучно скончалась в госпитале у себя дома в Стокгольме от кровоизлияния в мозг, так же как Антоша Горонков в своё время в Тель-Авиве.

Такие дела.

В Торонто Вика жила у меня четыре дня, тут и познакомилась с Миланом Ивановым (ударение на первом слоге, не могу на этом моём старом компе поставить знак ударения, какой-то глюк).

Я тогда обучал его, как приготавливать «Коктейль Молотова». Помогли уверенные, на твердую четверку, знания сапёрного дела, полученные на военной кафедре Арха от лица неувядаемого товарища майора Сапёрных Войск Жмаева Василия, отчество запамятовал по-стариковски.

Он то, Милан, и вытащил Викторию на эту антиамерикосскую, антивоенную-в-Белграде демонстрацию. Погубил человека, урод, да еще и сам в тюряшечку залетел за то, что гранаты никогда кидать не учился. Моя-то бутылочка прямо на стене консульства взметнулась ярким пламенем, осветив восторженные лица протестующих идиотов. Сказались уверенные, на твердую четверку знания военно-тактической подготовки, полученные в войсковой части 6705.

А Милан, почему-то, все в полицейских метил, мудила. Вот и получили они с подружкой Викой слезоточивую гранату. Вика прямёхонько в лобешник, а он от гранаты газу нахватался до посинения в лёгких.

От Вики мне в память остались ее шведские водительские права, а от Милана — ничего, кроме доброй памяти и… ну и все.