«Теперь матерятся дети…»
Теперь матерятся дети
и попугаи в углах,
людям покой не светит
в их четырёх стенах.
Теперь измельчали сёла
и человек вообще.
Раньше я был весёлым,
только себе в ущерб:
меня осуждали люди
за эту невинность, «блажь».
Плюнул! И будь, что будет…
«Я, господа, весь ваш!»
Теперь не смеюсь так часто.
Может быть — хорошо?
Но всё ж обожаю астры
и тех, кто за мной пошёл.
