Спаси нас

Мона Кастен, 2018

Они из разных миров. И все же они предназначены друг для друга. Руби и Джеймс думали, что преодолели все препятствия на пути к счастью, но это не так. Теперь они вынуждены защищать свои отношения от друзей и родных. Кажется, что катастрофа неизбежна, им никогда уже не быть вместе, но спасение приходит от мамы Джеймса. Она оставляет подсказку… Подсказку, разгадать которую под силу только ему.

6

Джеймс

Я поднес палец к звонку, но не отважился нажать на кнопку. Как будто кто-то приковал к моему запястью невидимую железную цепь, и она теперь удерживает меня.

При том, что я не впервые стою перед дверью дома Руби. И это не первый раз, когда я взволнован перед встречей с ней и ее родителями. Однако после всего, что произошло за последние сутки, я понятия не имею, что меня ожидает за этой дверью. Как я посмотрю в глаза родителям Руби, и что мне им сказать. Не знаю я этого и о самой Руби. Что, если она не готова меня простить и опять прогонит?

От этой мысли судорожно сжимается желудок. Не помню, чтобы когда-нибудь так нервничал, как в этот момент.

Но это не повод для того, чтобы уйти. Я дал Руби обещание — несмотря на то, что Лин, вероятно, убьет меня, если я передам ее конспекты с опозданием.

Я сделал глубокий вдох. Потом, собрав все свое мужество, нажал на кнопку звонка Беллов. Проходит полминуты — и дверь медленно открывается. Отец Руби смотрит на меня снизу вверх, взгляд у него жесткий и требовательный, и решимость в его глазах сразу напоминает мне о Руби.

Я откашлялся.

— Здравствуйте, мистер Белл…

— Джеймс, — ответил он без выражения. Очевидно, что мужчина не рад моему визиту.

— Я принес Руби домашние задания. Кроме того, у меня с собой конспекты тех уроков, которые она пропустила, — сказал я и в качестве доказательства поднял стопочку листов.

Прошло несколько секунд, в течение которых мистер Белл молча меня рассматривал. Я выдержал его взгляд, как всегда пытаюсь выдержать взгляд Руби.

— Входи, — говорит он наконец и откатывается на своем кресле в сторону, давая дорогу. Я вхожу в тесную прихожую, при этом мне, как и в прошлый раз, первым делом бросаются в глаза семейные фотографии.

Если у меня будет собственный дом, я хотел бы повесить там такие же фотографии, — проносится в голове, и эта мысль застает меня врасплох, поэтому я отвожу взгляд.

— Руби! — крикнул мистер Белл так громко, что я вздрогнул. — К тебе пришли!

На верхнем этаже послышались шаги, потом скрип, когда Руби медленно спускалась по лестнице. Когда она увидела меня, глаза ее расширились от удивления.

— Хей, — тихо сказал я, когда она встала передо мной.

Я понимал, что это не совсем подходящее приветствие. И с радостью бы дал ей больше, но не могу. Не могу, пока мистер Белл пристально наблюдает за нами.

— Джеймс пришел, чтобы передать тебе домашнее задание, — объяснил он. — Проходите же в гостиную. Мы с Хелен и без того собирались устроить чаепитие.

Я смотрел ему вслед, пока он не скрылся на кухне. Потом мой взгляд снова устремился на Руби. Вид утомленный, подавленный, и мне больше всего хотелось бы обнять ее и утешить. Но я знаю, что ей это не поможет, не говоря уже о том, что не решит ее проблему, и я сдержался и вопросительно указал головой в сторону гостиной.

Руби кивнула и пошла впереди меня, я последовал за ней.

— Мы с Лин подумали, что тебе наверняка захочется иметь записи уроков, чтобы не пропустить лишнего, — произнес я, когда мы сели на диван. Я положил на стол стопку листов.

— Ты разговаривал с Лин? — спросила Руби. Она наклонилась вперед, чтобы прочитать, что написано на верхнем листке.

— Да. Мы вместе сидели в обеденный перерыв и обсудили, кто будет записывать для тебя конспекты.

Уголки рта Руби слегка двинулись вверх — едва заметно, но двинулись.

— Она за тебя беспокоится, — продолжал я. — Говорит, что со вчерашнего дня не может дозвониться…

— Мне что-то не хочется ни с кем разговаривать…

— Могу понять.

Мы немного помолчали, потом Руби подняла первый листок и вопросительно взглянула на меня:

— Что означает эта наклейка?

Я откашлялся:

— Каждый предмет отмечен своим цветом, — объяснил я. — Чтобы тебе легче было ориентироваться. Лин рассказала про цветовые коды. Вот это математика.

Руби переводила взгляд то на меня, то на бумажки, и грусть постепенно уходила из ее глаз. Она сменялась чем-то другим, более теплым, пока в конце концов на ее лице не появилась легкая улыбка. Руби стянула всю стопочку бумаг к себе на колени и принялась подробнее рассматривать записи.

— Я думаю, тебе лучше все это посмотреть в спокойной обстановке, и, если возникнут вопросы, я помогу. Кроме литературы — там вы уже на «Анне Карениной», а мы еще даже не начинали. Но Лин все знает…

Руби отсутствующе кивнула и продолжила просматривать записи.

— Надеюсь, почерк разборчивый. Я правда старался, но…

Дальше я не договорил. Руби обняла меня.

— Это круто, спасибо.

Пара бумажек упала на пол, но в эту минуту я не думал о них. Я как мог ответил на робкое объятие Руби.

— Я не хотела бы бросать Макстон-холл, — сказала она. Ее голос был приглушен моим пиджаком.

— Я знаю, — ответил я.

Она еще теснее прильнула ко мне, и я крепко прижал ее к себе. И тут что-то громыхнуло у нас за спиной.

— Привет, Джеймс.

Выпускать Руби из объятий мне совсем не хотелось, но подтрунивающий тон Эмбер не оставлял мне выбора. Я обернулся. В дверях гостиной стояли сестра Руби и ее мать. Я вскочил с дивана.

— Здравствуйте, Хелен, — сказал я, поправляя пиджак. — Приветик, Эмбер.

На какой-то момент в комнате повисла неприятная тишина. Потом Хелен сделала пару шагов ко мне. Я на секунду испугался, уж не хочет ли она влепить мне пощечину, — но мать Руби меня удивила.

Она обняла меня.

Я даже растерялся и не знал, что делать.

Хелен Белл обнимала меня.

— Мне очень жаль, Джеймс, за то, что происходит у тебя в семье.

От ее слов мое дыхание пресеклось.

Она отстранилась, но продолжала держать меня ладонями за плечи. Тело оцепенело. Я не мог шевельнуться, не мог произнести ни слова. Я вспоминал, когда моя мать в последний раз обнимала меня. Это было в наш с Лидией последний день рождения, за завтраком. Она сперва шагнула с распростертыми объятиями к Лидии, а потом обняла меня.

— Если есть что-то, что мы могли бы сделать для тебя и твоей сестры, не стесняйся, скажи, — продолжала Хелен, и я вытеснил воспоминание о маме из головы.

Я рассчитывал на то, что на меня зарычат. Я рассчитывал на ненависть. На то, что у меня перед носом захлопнут дверь. А тут мама Руби обнимает меня и предлагает помощь. Мне. Хотя именно из-за меня Руби исключили из школы.

Я с трудом сглотнул. В эту секунду я растерялся. Заметил только, что мне стоит все бóльших сил выдерживать ее взгляд и не дать ей заметить, как меня тронули добрые слова. Может, это особое оружие Хелен — кротость.

— Джеймс занес мне конспекты уроков, чтобы я ничего не пропустила, — подала голос Руби и тем самым вырвала меня из ступора. Если бы она не заговорила, я бы, наверное, так и простоял столбом в гостиной Беллов.

Только когда Хелен повернулась к Руби и направилась к дивану, мне удалось, наконец, вдохнуть. Мне потребовалось еще некоторое время, чтобы собраться и пойти к Руби, которая вместе с Эмбер собирала с пола упавшие бумажки.

Эмбер внимательно разглядывала один листочек и потом показала его Руби.

— Выглядит так, будто ты сама это написала, — сказала она, забавляясь.

Руби оглянулась на меня с улыбкой, которая словно стрелой пронзила мое сердце.

— Да, разве?

Я подошел к дивану и сел. Сердце все еще стучало, но благодаря близости Руби нервы постепенно успокаивались.

— Эмбер, идем, мне нужна твоя помощь на кухне, — неожиданно заявила Хелен.

Эмбер наигранно закатила глаза, но последовала за матерью, не возражая.

И мы с Руби снова остались одни.

Я повернулся в ту сторону, куда они ушли.

— У тебя такой вид, будто ты увидел привидение, — шутя произнесла Руби.

— Твоя мама… — Я не знал, как описать свои чувства. Лишь помотав головой, я откинулся на спинку дивана и улыбнулся Руби.

— Надеюсь, ничего, что я им все рассказала?

— Конечно, — немедленно ответил я. — Твои родители должны знать правду.

Она с облегчением вздохнула:

— Я не была уверена, как ты на это посмотришь.

Я кивнул. Того, что связывает Руби с ее семьей, сам я никогда не знал. Но понимаю, как это ценно.

— Мне очень нравится, какие у вас отношения друг с другом. То, что ты можешь обо всем с ними говорить, вовсе не само собой разумеется. Я никогда не хотел на тебя давить. Извини.

— Ты и не давил на меня. Я сознательно держала их подальше от всего этого. И я поступала так больше двух лет, — ответила она тихо, но решительно.

Я смотрел на свои пальцы.

И думал о том звуке… пощечине, которую отец отвесил Лидии. Прошлой ночью мне все это снилось, и я снова и снова просыпался от этого.

— Джеймс? — прошептала Руби.

Я разглядывал кожу, побелевшую на костяшках пальцев.

— Мне иногда хочется, чтобы у нас тоже было так. Чтобы у меня были родители — семья, с которой я мог бы говорить обо всем, как ты со своей. Я…

Больше я ничего не смог произнести.

— Я знаю, — сказала Руби. Она чуть придвинулась ко мне, и наши колени теперь соприкасались.

— Я не могу поверить, что отец выслал Лидию. — Дыхание вдруг участилось. В груди сильно застучало, и вместе с тем мне казалось, что я будто не здесь. — Я ничего не мог сделать, чтобы помешать этому. Я просто ничего не мог сделать, Руби.

Руби прикрыла ладонями мои сжатые кулаки. Ее прикосновение было мягким и теплым, она заговорила:

— Никто бы не смог этому воспрепятствовать. Ты сделал все возможное.

Я тяжело сглотнул. В горле у меня застрял, казалось, миллион канцелярских кнопок.

— И все равно этого было недостаточно. И… я сожалею о том, что произошло вчера.

— Я знаю, — тихо ответила Руби. Она сжала мои руки, и я поднял голову, чтобы взглянуть на нее. И увидел в ее глазах печаль, но и что-то другое. Что-то такое, за что я ухватился.

— Жить для тебя и для Лидии — сейчас для меня самое важное. Вы для меня самое важное.

Я расслабил ладонь, чтобы взять руку Руби. Осторожно поднес ее к лицу и прижался к ней губами.

Взгляд Руби становился все теплее. Все живее.

— Я немного сомневалась в этом, — тихо созналась она. — Перед кабинетом Лексингтона.

Я кивнул. Да, я это видел. Недоверчивый взгляд и спрятанное в нем разочарование — это почти уничтожило меня. Я знаю, что в прошлой жизни наделал много ошибок. Но эти фотографии — это совсем не про меня. Такая подлость больше не свойственна человеку, которым я стал. Или хотел быть.

— Я даже не знал, что эти снимки остались в телефоне.

Руби коротко кивнула. Потом тяжело вздохнула:

— Будет тяжело убедить Лексингтона в правде.

— Но, вероятно, все-таки удастся.

Некоторое время мы оба думали каждый о своем.

— А что с Лидией? — спросила Руби.

Я откашлялся.

— Она будет жить у Офелии и учиться на дому, чтобы получить аттестат. Отец пригрозил ей подать в суд на Саттона, если она откажется уехать.

Руби напряглась, и я увидел у нее в глазах вспышку такого же гнева, какой чувствовал и сам.

— Я с удовольствием собрал бы и свои вещи.

— Почему ты этого не сделаешь? — осторожно спросила Руби. — Может, тогда бы он пришел в себя и понял, что сделал ошибку.

Я отрицательно помотал головой:

— Я не могу еще больше накалять обстановку. Если уйду, у меня не будет шанса убедить отца вернуть Лидию назад.

Руби наморщила лоб:

— Тогда это означает…

–…что сперва я сделаю то, что он хочет, — сказал я без выражения.

— О, Джеймс.

Я пожал плечами. Последнее, что я хотел бы, — это снова грузить Руби своими семейными проблемами. Ей хватает и своих, чтобы еще беспокоиться обо мне и о Лидии.

— Ты думаешь, он когда-нибудь изменится? — спросила Руби и погладила большим пальцем мою ладонь.

Я прислушался к себе. Я никогда не думал о том, что отец когда-нибудь может измениться. Для меня он всегда был Мортимером Бофортом, бизнесменом, который возлагал на меня большие надежды и с самого детства подвергал такому давлению, что постоянно возникало чувство, словно я вот-вот задохнусь.

Мне часто снится сон, что я тону в море, а мой отец стоит надо мной и смотрит, как я гибну. Точно такое же чувство я испытывал и сейчас.

— Думаю, нет, — хрипло сказал я.

Руби еще немного придвинулась ко мне, и я прислонился головой к ее голове.

— Я живу для тебя, — прошептала она.

Я ничего не смог на это ответить. Только обнял ее за талию и прижал к себе.

— Я думал навещать Лидию на выходных, — сказал я после паузы. — Ей будет хорошо у Офелии, я уверен. Но она никого не знает в Бекдэйле, а я не хочу, чтобы она чувствовала себя одиноко.

Руби посмотрела на меня с сочувствием, а уж этого мне хотелось меньше всего. У нее достаточно своих забот.

— Можно я поеду с тобой? — спросила она через некоторое время.

— К Лидии?

Руби кивнула. Должно быть, она почувствовала мое удивление, потому что до того, как я ответил, быстро добавила:

— Как-нибудь. И только если ты захочешь.

— Лидия, безусловно, обрадуется. — Я немного отодвинулся, чтобы смотреть на Руби, и тихо добавил: — И я тоже.

Я сделал бы все для того, чтобы остаток дня провести с Руби, но было еще одно дело, которое мне предстояло сделать, — и далеко не самое приятное.

Я припарковал машину перед клубом Red Heaven и вышел. Ездить самому непривычно, но Перси, вернувшись из Пемвика в субботу, заболел и с тех пор больше не объявлялся. Я не могу быть на него в обиде из-за этого. Отвозить плачущую Лидию к Офелии и после этого возвращаться — та еще радость.

Я захлопнул дверцу машины немного сильнее, чем необходимо, и прошел несколько метров до входа. Солнце почти зашло, и лишь слабо алела вдали заря.

Отодвинув тяжелый бархатный занавес, я вошел. В нос ударил типичный сладковатый запах, и я сразу почувствовал давление в голове. Кажется, я никогда еще не был трезвым в этом месте. Без воздействия алкоголя этот запах в сочетании с видом шестов, на которых в розовом свете танцовщицы вертятся, кажется каким-то нереальным. Как мир, которому я чужой.

— Джеймс! — послышался издали громовой голос Бера. Кроме него и танцовщиц в этой части клуба больше никого нет, что меня не удивляет. Основное шоу начинается гораздо позже.

Я увидел, как владелец клуба Red Heaven идет мне навстречу с распростертыми объятиями. Его имя не подходит ни к его рослой, статной фигуре, ни к его сшитому по мерке костюму фирмы «Бофорт».

— Сначала Сирил, теперь ты. Чему я обязан такой честью?

— Бер, — приветствовал я старого знакомого, протянув руку. Его пожатие почти такое же крепкое и неуступчивое, как у моего отца. Я отвечаю на него, не моргнув глазом. — Мне нужен Сирил. Где он?

В глазах Бера появилась серьезность, хотя улыбка не сползла с его губ ни на миллиметр.

— Он в одной из задних комнат и ни в чем себе не отказывает.

Я сухо сглотнул. Это-то было понятно.

— Надеюсь, он в состоянии разговаривать.

Бер показал рукой, куда мне идти.

— Судя по твоей замогильной мине, он чего-то натворил.

Я не ответил Беру, устремив взгляд на тяжелую дверь, ведущую в VIP-зону.

— Но ты помнишь, Джеймс, что я не терплю драк и разборок, — продолжил он мрачным голосом. — Если вам надо выяснить что-то между собой, то здесь неподходящее место для этого.

— Я не собираюсь ни с кем драться, — сказал я.

— Хорошо, — успокоился Бер, открывая мне дверь. — Он там в самом конце.

Я кивнул и двинулся по коридору. Без колебаний отвел в сторону занавес.

Сирил сидел на черном кожаном диване. Вид у него был расслабленный, голова запрокинута; он любовался танцовщицей, которая двигалась перед ним в такт музыке. Он смотрел, как она зарывается руками в волосы и вращает бедрами. Медленно приседает…

Я кашлянул.

Сирил даже голову не повернул в мою сторону, но я заметил, как он напрягся каждым мускулом своего тела.

— Линетта, — сказал он, не сводя с танцовщицы глаз. — Не могли бы мы сделать небольшой перерыв?

В его тоне невозможно было различить ни одной эмоции.

Линетта удивленно замерла, но потом кивнула, увидев меня. Она сошла с маленького танцевального помоста и, выходя, коротко мне улыбнулась.

Я медленно двинулся к дивану. Пододвинул к себе кожаный пуфик, чтобы сидеть напротив Сирила. Тот до сих пор так и не потрудился взглянуть на меня. Взгляд у него был мутный, как будто наряду с алкоголем он употреблял и нечто более тяжелое.

Я вспомнил вчерашние слова. Провокацию, которая звучала в голосе: Спроси его, Руби. Спроси его, кто сделал эти снимки. И то, как он вернул мне телефон, глумливо поблагодарив за него. Мне стоило больших усилий тут же не броситься на него.

Я знаю Сирила. Он бы как раз хотел, чтобы я атаковал его. Но такую любезность я ему не окажу. Я не помогу ему вывалить свои боль и агрессию на меня. А то, что Сирил страдает, было совершенно очевидно. По крайней мере, если знать его всю жизнь, как знал я.

— Отец выгнал из дома Лидию, — начал я наконец.

Мои слова произвели ожидаемый эффект: Сирил вздрогнул и посмотрел на меня мутными глазами.

Лидия была единственной, кто его интересовал. Я знал, чем можно к нему пробиться.

— Он на нее накричал, побил и отослал к нашей тете в Бекдэйл, Си, — продолжал я спокойным тоном. Я поклялся себе сохранять холодную голову, но в тот момент, когда это воспоминание настигло меня, руки сами сжались в кулаки. Это произошло совершенно инстинктивно.

В глазах Сирила вспыхнуло что-то темное:

— Он сказал, что позаботится о том, чтобы Саттон исчез из ее жизни. Что мы одним ударом сможем избавиться от них обоих.

Мои ногти впились в кожу ладоней:

— А что такого тебе сделала Руби, черт возьми? — прорычал я.

Си выдавил из себя смешок, но звучал он совсем не весело. После потер лицо ладонями и зарыл их в свои темные волосы.

— Слушай, до того, как они оба появились, все было прекрасно.

— Ничего не было прекрасно. До того, как Лидия познакомилась с Саттоном, ей было погано.

Плечи Сирила напряглись. Он тоже сжал кулаки.

— Неправда.

— Может, ты просто знаешь ее не так хорошо, как тебе хотелось бы.

— Черт, — выдавил Сирил и ударил кулаком в обивку дивана. — Я всего лишь хотел, чтобы все стало так, как раньше!

— Ты делаешь вид, что раньше все было зашибись, Си. Но это далеко не так.

— Это было самое лучшее время, — сказал он дрожащим голосом. — Нас не интересовало, что думают другие. Мы были непобедимы, Джеймс. А теперь от этого не осталось и следа.

Щеки у него покраснели, плечи быстро поднимались и опускались.

Внезапно я понял, в чем была проблема. В то время как я действительно не хотел той жизни, которую для меня выбрали родители, у Сирила все было по-другому. В то время как я боялся будущего, Сирил радовался тому, что поедет в Оксфорд и пойдет по тому пути, который ему уготован. В то время как во мне горело желание бóльшего, Сирила устраивало то, что есть.

— Уж не хочешь ли ты внушить мне, что пошел на все это ради нашей дружбы?

— Разумеется, я сделал это ради нашей дружбы. — Сирил, казалось, готов в любой момент вскочить.

— Ты сделал это для себя. Из эгоизма. Потому что не можешь смириться с переменами.

— Это неправда, — возразил он.

— А что же ты думал? Что мой отец рад этим новшествам? — холодно спросил я.

— Он сказал, что позаботится о том, чтобы Саттона больше не было. А большего желать не надо.

Я фыркнул:

— Ты добился противоположного. Ни Лидия, ни я уже не сможем смотреть на тебя прежними глазами.

Сирил вздрогнул. Как будто я ударил его по лицу.

— Я… этого не хотел. Я не знал, что он накажет Лидию.

Я подался на своем пуфике вперед и заглянул Сирилу в глаза.

— Ты принес проблемы людям, которые мне дороже всего. Этого я никогда не забуду.

— Но я не могу исправить то, что сделано. — Голос его звучал вымученно, он буквально выдавливал из себя слова.

— Нет, можешь.

Он отрицательно помотал головой:

— Лексингтон не поверит ни одному моему слову, если я пойду к нему. Кроме того, я погублю собственную репутацию.

Я со всего размаха стукнул по столику, который стоял между нами. Боль взорвалась у меня в кулаке и пронзила всю руку, но сейчас это было безразлично.

— Мне плевать на твою проклятую репутацию, Сирил! Ты погубил жизнь Руби.

Я смотрел на Сирила с вызовом.

— Я знаю, что у тебя сохранились оригиналы фотографий. Даю тебе одну неделю на то, чтобы ты пошел с ними к Лексингтону.

— Я…

Я встал и посмотрел на него сверху вниз:

— Если ты не передашь Лексингтону эти фотографии, то наша потерянная дружба будет меньшей из твоих проблем, — сказал я убийственно тихо.

Сирил тяжело сглотнул. Он, потупившись, смотрел на свои руки, сжимая и разжимая кулаки. Нельзя было не заметить, что в нем идет неумолимая борьба с самим собой.

Но в этом я не мог ему помочь. Я сказал все, что собирался.

— Джеймс, — прохрипел Сирил, когда я уже был у выхода. — Я правда этого не хотел.

Ярость на Сирила в паре с неизвестностью, что теперь будет с Лидией и Руби, привела к тому, что мне стало плохо. Может, Сирил в душе и неплохой человек, но в этот момент я не знал, можно ли еще спасти нашу дружбу. В эту секунду я даже смотреть на него не мог.

— Я знаю.

Не говоря больше ни слова, я вышел из клуба.