Брак по любви

Моника Али, 2022

Новая книга Моники Али, автора ставшего всемирным бестселлером романа «Брик-лейн», – это «полифоничный портрет современного британского общества на фоне приготовлений к свадьбе, которая должна объединить две семьи из двух весьма далеких друг от друга миров» (Publishers Weekly). Ясмин и Джо – коллеги, молодые врачи. Невеста выросла в консервативной индийской семье, в то время как мать жениха – активная феминистка, известная своими полиаморными увлечениями. Встреча этих двух миров еще на стадии подготовки к торжественному событию приводит к серии неожиданных последствий и переосмыслению каждым из героев своего прошлого и настоящего.

Примроуз-Хилл

— Я презираю его, — спокойно, со смаком сказала Гарриет. — Чувство вины — самая бесполезная из всех эмоций, самая жалкая и эгоистичная. Будь то из-за работы, физической активности, окружающей среды, семьи, еды, алкоголя… Но хуже всего — либеральное чувство вины, этот сияющий знак праведности, который с гордостью носят на груди нравственные инвалиды. Это им не больно-то понравилось! Я подумала: «Да, тут есть о чем написать статью, и написать ее должна я!»

— Поразительно, что кто-то приходит на твои салоны, — сказал Джо. — По-твоему, они бы почувствовали себя виноватыми, оставшись дома? — Он улыбнулся матери, и она наморщила нос.

— Дорогуша, они приходят за хорошим пинком. Я издеваюсь над ними, и им это нравится. Ну и за закусками. В общем, Шаокат, как раз над этим я сейчас и работаю — готовлю статью об ужасах либерального чувства вины, и на прошлой неделе опробовала ее на своих друзьях.

Чуть ранее Шаокат осведомился о «текущих проектах и занятиях» Гарриет. Рискованный вопрос. Но Гарриет, как и было обещано, вела себя примерно. (Ни слова, по крайней мере пока, о книге, над которой она работала с другом-фотографом: Гарриет брала у мужчин интервью на тему их отношений со своими пенисами, а ее друг делал деэротизированные снимки вышеупомянутых органов.) Они сидели за кухонным столом, ужиная подношениями Ма. Гарриет мгновенно постановила, что они заменят стоявшую у нее в духовке скучную лазанью. («Не волнуйтесь, — успокоил Джо Анису, — она не сама готовила, для этого приходит специальный человек».) Оторопевшая от оказанной ей чести Аниса сидела тихо и оглядывала огромную роскошную кухню: стеклянные двери, выходившие в сад, диваны, ковры, сводчатый потолок, широкие, выложенные подушками подоконники, великолепную плиту, кухонный островок и мраморные столешницы. Разогревая карри и перекладывая их в фарфоровую посуду, она освоилась среди сверкающей бытовой техники в рабочем пространстве и не стесняясь изучила прилегающие помещения — кладовую, чулан, туалет и крытое боковое крыльцо, где возле симпатичной поленницы были ровно выстроены туфли и сапоги.

— Очень интересно, — проговорил Шаокат. Ясмин теребила салфетку. Почему он так медленно разговаривает? Больно слушать. — Скажите, — продолжал он, — в чем состоит ужас, почему это настолько ужасно?

— Не хочу докучать вам, ведь мы празднуем! — воскликнула Гарриет и подлила Шаокату вина, хотя тот не сделал и двух глотков. — Кроме того, нужно обсудить свадебные планы. — Повернувшись к Анисе, она пожала ее пухлую ладонь и без запинки продолжала: — Либерал, который испытывает чувство вины по поводу социального, политического или экономического строя — неважно, всемирного или местного, — который осознает, что его удобство и благополучие достигаются ценой крови, пота и слез других людей, — это враг любых мировых перемен. Знаете почему?

— Через минуту узнаем, — ответил Джо. Ясмин обожала его манеру поддразнивать Гарриет. И даже завидовала их отношениям, зная, что Шаокат не потерпел бы ничего подобного, а Ма невосприимчива к любым формам иронии.

— Цыц, бунтующее дитя, — сказала Гарриет, вставая. Она, по обыкновению, была облачена во что-то черное и безупречное. Когда она приостановилась, чтобы обхватить Джо за шею и чмокнуть в макушку, из рукавов показались красивые трицепсы. — Либеральное чувство вины — это признание в том, что место под солнцем слишком теплое, чтобы от него отказываться. Оно подразумевает: «Ну, лично я не сделал ничего плохого, но я хороший человек, поэтому чувствую себя виноватым». Это побочный продукт принятия мира таким, как есть. Открою еще бутылочку мальбека, чтобы вино подышало.

— Ясно, — сказал Шаокат, — спасибо, что объяснили данный феномен.

Стоило ему заговорить, как у Ясмин начинало покалывать ладони, потевшие на протяжении всего ужина.

— Нет, это вам спасибо, — сказал сидевший рядом с Шаокатом Джо и отсалютовал ему бокалом. — Спасибо, что пришли. Спасибо, что принесли ужин и спасли меня от очередной лазаньи. А главное… — Он откинул с глаз челку и почти застенчиво посмотрел на Ясмин через широкий стол светлого дуба. — Спасибо, что принимаете меня в свою семью.

Шаокат позволил себе глубокий глоток вина и провел языком по губам. Ясмин испугалась, что засим воспоследует пространная речь.

— Нет, всё гораздо хуже, — вовремя сказала Гарриет, спикировав с вином. — Это не безобидный побочный продукт. Либеральное чувство вины способствует принятию статус-кво, потому что вина заменяет собой действие. Она становится предпринятым действием и тем самым заглушает стремление хоть что-либо изменить. Бесполезная эмоция. Никчемная. Опасная своей инертностью.

Аниса подавала признаки пробуждения из блаженного транса. Тихонько кашлянув, она заговорила:

— Если ты не делаешь плохие вещи, то не чувствуешь себя виноватым. Если ты чувствуешь вину и ты не знаешь, какие плохие поступки сделал, то ты должен тихо подумать. Так иногда поступаю я. Иногда моя совесть говорит мне: «Вот, ты невежливо разговаривала с таким-то» или «Ты обещала проведать такого-то и ты не пошла».

— Абсолютно верно, — сказала Ясмин, надеясь, что на этом она остановится.

— А также, — продолжала Аниса, — я молюсь. Бог смотрит в сердце, и, если ты поступил плохо, и ты искренне молишься, Он берет вину и… — Она тряхнула ладонью. — Нет ее!

— Замечательно, — сказала Гарриет. — Вам можно лишь позавидовать. Что ж, было очень вкусно, еще раз спасибо, ваш кулинарный талант меня посрамляет. Я наелась досыта. — Она отодвинула тарелку и жадным взглядом посмотрела на Анису: — Вы не могли бы прийти на мой следующий салон? Мы были бы рады послушать о вашей вере.

— Нет!.. — в притворном ужасе воскликнул Джо. — Не давайте ей прибрать вас к рукам. Гарри, оставь ее в покое!

Если Джо только изображал тревогу, то Ясмин чувствовала ее на самом деле. И молчала, боясь ее выдать.

Гарриет снова сжала ладонь Анисы:

— Какое прекрасное платье. Мы с вами поступаем как вздумается, без оглядки на наших мужчин.

— Я всегда советуюсь с моим мужем.

— Советуешься, да, — заметил Шаокат. — Это совсем не то же самое, что слушать и повиноваться.

— К слову, мы еще даже не начали обсуждать свадьбу, — сказала Гарриет. — У меня есть несколько предложений.

— Я уберу со стола, — вызвалась Ясмин. Разумеется, у Гарриет есть предложения! До сих пор ей не приходило в голову волноваться, что Гарриет возьмет свадебные планы на себя, потому что ее занимали другие поводы для беспокойства вроде наряда Ма и количества судочков.

— Я помогу, — вскочил Джо. — Гарри, подожди с предложениями. Нельзя планировать свадьбу без невесты.

— По словам вашей дочери, вы поженились по любви, — сказала Гарриет, не выпуская руку Анисы.

Ма с улыбкой повела головой.

— Состоятельная девушка из Калькутты и бедный, но способный деревенский парень. Подлинная романтика, судя по тому, что я слышала. — Гарриет повернулась к Шаокату: — Девушка, которая лишь слушается и повинуется, возможно, не сделала бы подобный выбор.

Когда они очищали тарелки от остатков пищи и ставили их в посудомоечную машину, Джо наклонился поближе к Ясмин, щекоча дыханием ее ухо.

— Давай сбежим, — предложил он. — Перерыв между таймами.

Теплый сентябрьский вечер благоухал ароматами жасмина и розмарина. Джо приобнял ее, и они пересекли патио и лужайку, прошли через увитую зеленью беседку и оказались в розовом саду.

— Всё нормально? — спросил он. — Ты в порядке? Надеюсь, ты оценила мою стратегию сдерживания, когда Гарри чуть не вышла из-под контроля.

— Да, — рассмеялась она. — Всё хорошо. А твоя мама — само обаяние, она к кому угодно найдет подход.

— Да, этого у нее не отнимешь. Не то чтобы к твоим родителям был нужен какой-то особый подход. Давай немного посидим здесь и посмотрим на звезды.

Они, взявшись за руки, сели на скамейку. Прохладный воздух освежал, словно стакан воды в жаркий день.

— Я тут психанул немного на работе, — сказал Джо. — Страшно было. По-моему, я никогда еще так не пугался. Она истекала кровью, и… понимаю, это глупо… я был потрясен. Знаешь, просто как бы оцепенел. — Он покачал головой. — Как будто ничего подобного раньше не происходило.

— Что случилось?

— Я впал в ступор. Были только я и неопытная акушерка, которая меня вызвала, а муж смотрел на меня как бы в панике и с надеждой, и я просто впал в это состояние… Не знаю, как еще его назвать, — шок.

Ясмин сжала его ладонь:

— Но все обошлось, да?

Джо был на три года старше ее и работал ординатором в отделении акушерства и гинекологии.

— Дело в том… — медленно произнес он. — У меня было два экстренных кесарева, перекрут и разрыв кисты яичника, а я и бровью не повел, а потом… — Он умолк.

«Джо похож на мать», — прошептала Ма, пока в духовке разогревалось бирьяни. Неправда: у Гарриет резкие скулы, изогнутые брови, колючие, голубые, как небо в знойный день, глаза. У Джо глаза тоже голубые, но не такие острые, как у Гарриет.

— Но все обошлось, — повторила Ясмин. Ей нужно было, чтобы он это подтвердил. — И с малышом все хорошо.

— Слава богу.

Она присмотрелась к его лицу. Может, Ма и права — сходство есть. Щеки у него мягче, полнее, но скулы такие же высокие, как у Гарриет. Подбородок другой. Глаза посветлее, но такие же миндалевидные, как у нее. Волосы тоже русые, но потемнее. Нос похожий, но не настолько орлиный.

— Я люблю тебя, — сказала она.

— Да? — Он изобразил удивление. — Ты уверена?

— М-м-м, — промычала Ясмин. — Ну… дай подумать. — Положив голову ему на плечо, она посмотрела на звезды — крошечные следы булавочных уколов в бархатном небе, вытертом городскими огнями.

— Будем считать, что это — да. Слушай, Гарри хочет провести его здесь. Ну, свадебный прием. Что думаешь?

— Ох… Но праздник все равно будет скромный, да? — Они договаривались, что не станут затевать пышное торжество, просто распишутся в регистрационном офисе, потом устроят застолье. А медовый месяц проведут на вилле Гарриет в Тоскане.

— Наверное, она пригласит кое-кого из своих друзей, но вообще да, мы сами будем решать, чего хотим. — Он помолчал. — Плюс будет в том, что, если уж она берется что-то организовать, то делает это так, что комар носа не подточит. А работы выше крыши. У нас обоих.

— Наверное, в этом есть смысл.

— Ладно, тогда дадим ей зеленый свет, — в голосе Джо послышалось облегчение, словно он ожидал, что она будет возражать.

Ясмин подумала, что сейчас они встанут и вернутся в дом, но Джо, похоже, никуда пока не собирался, а ей было только в радость задержаться в его теплых объятиях, вдыхая исходящий от него приятный чистый запах бельевого шкафа, смешанный с ароматом осени.

Они познакомились на чьей-то прощальной попойке в «Скрещенных ключах» — пабе через дорогу от работы. Джо стоял, держа в одной руке пивную кружку, а в другой — за одну деревянную ножку — табурет. «Не против, если я здесь сяду?» Ясмин подняла глаза, оторвавшись от разговора. Коричневый кожаный бомбер, по-винтажному потертый. Льняная рубашка. Русые волосы, нуждающиеся в стрижке. Ямочка на подбородке. Полные щеки, полная верхняя губа. В другом конце стола есть свободные места. Неужели он хочет сесть с ней? Его вопрос был обращен к ней? Ясмин потупилась. В его новеньких кроссовках — оранжевые шнурки.

Почувствовав, что он вот-вот отойдет, она снова посмотрела ему в лицо, и Джо улыбнулся. Глаза голубые, взгляд уверенный и добрый. «Можете сесть здесь», — сказала она и подвинулась на стуле.

Он рассказал, что днем принял близнецов. Роды преждевременные на шесть недель, но благополучные, и гордый отец настоял на том, чтобы поставить ему выпивку. Весь вечер папаша пил за здоровье новорожденных. Вон тот парень, до сих пор у стойки. Рождение детей свело для него загадки вселенной в замысловатую и путаную единую теорию всего.

Джо ее рассмешил. Они проговорили до закрытия.

Следующие несколько недель они общались. По телефону, в мессенджере, по электронной почте, что казалось Ясмин трогательно оригинальным, и лично. Или прогуливались по чахлому парку к югу от больницы. Он задавал слишком много вопросов о ее жизни и с таким неослабевающим интересом ловил каждое ее слово, что Ясмин стеснялась своей недостаточной интересности. Тем не менее ей это нравилось. Раньше никто не уделял ей столько внимания, в том числе Кашиф, который был ее парнем на протяжении двух лет.

«Ты ведь понимаешь, что произошло, да? — спросила ее Рания. — Ты попала во френдзону. Если он до сих пор даже не попытался тебя поцеловать, то, боюсь, ты уже в слишком глубокой френдзоне, чтобы он на что-нибудь отважился». Иногда Рания бывала невыносима. У нее никогда не было парня, но ей непременно нужно было выступать специалистом по всем вопросам.

«Тогда я сама это сделаю, — ответила Ясмин. — Я его поцелую, мужчина не всегда должен делать первый шаг».

Разумеется, она не решилась. Как можно? Не станет же она выставлять себя такой дурой. Если он захочет поцеловать ее, то поцелует.

И он поцеловал. Они остановились у пруда в парке, наблюдая за бакланом, расправлявшим чернильно-черные крылья. Джо повернулся и поцеловал ее в губы, и его поцелуй был долгим и сладким. По сравнению с тем, как Кашиф вдавливал свои губы в ее и с чавканьем двигал вверх-вниз подбородком, он был нежным, деликатным. Ясмин могла бы назвать его почти целомудренным.

— Когда мне было пятнадцать… — Они шли обратно к дому. За стеклянными дверями гармошкой, выходившими в патио, вспыхнул свет. В любую секунду Гарриет выйдет их искать.

— Когда тебе было пятнадцать, — подсказал Джо.

— Когда мне было пятнадцать… — История словно застряла у нее внутри, но Ясмин твердо решила ее рассказать. Она давила на диафрагму, словно хиатальная грыжа. От обструкции необходимо было избавиться. — Когда папа наконец стал партнером в своей клинике, мы пошли на ужин со старшим партнером и его женой. И… маму стошнило на стол. Боже, это было ужасно. Я чуть не сгорела со стыда. У жены старшего партнера была только одна рука, а другая культей торчала из платья. То есть из блузки.

— Что? Нет, серьезно? — Джо одновременно смеялся и стонал, видя, что ей до сих пор мучительно неловко. — Погоди. Хочешь сказать, ее вырвало из-за культи?..

— О нет! Нет! Из-за бекона. За секунду до этого она выяснила, что розовые кусочки в coq au vin — это крошечные кусочки свинины. Она-то восхищалась своей смелостью, потому что ела курицу, приготовленную в вине, хоть папа и сказал ей, что алкоголь выпаривается. И когда Ма вставала — то есть, она скорее вскочила, — всё хлынуло наружу. Брызги отскочили от тарелок, звук был чудовищный, напор как у фонтана. Это тебе не аккуратненькая лужица — залило весь зал, в том числе эту бедную женщину. Она сидела, и рвота капала с ее культи.

— Иисусе, — сказал Джо. — Если бы я знал, во что ввязываюсь.

— Потом моя мать попыталась вытереть культю салфеткой, а женщина сопротивлялась, завязалось что-то вроде потасовки, вмешались ее муж и мой папа. Сбежались все официанты, управляющий, несколько посетителей. Я буквально думала, что умру. — К концу истории Ясмин тоже начала смеяться, и, когда Гарриет помахала им из-за стекла, оба хохотали, стоя на лужайке. Джо положил ладонь на плечо Ясмин и сказал:

— Это великолепно, поверить не могу, что ты так долго не рассказывала мне эту историю.