Свет надежды

Мора оф Кримс, 2023

Как жить дальше, когда в дальнейшем существовании больше нет смысла?Невозможно забыть об этом и просто двигаться дальше, как и суицид – не выход.А на что готов ты ради достижения цели?

Моей маме, ведь она обожает всё испанско-мексиканское, папе, который не верит в мистику, и младшей сестрёнке Микаэле, потому что она просто моя сестрёнка.

Посвящается Ирацибете. Кому, как не ей, знать, что цель оправдывает средства.

Первая и единственная глава

Устилающие гроб оранжевые бархатцы так напоминали пламя, бликующее в зрачках испуганной девушки.

Ещё бы ей не быть испуганной, в гробу ведь лежит она, а не кто-то другой.

Надежда не могла произнести ни слова, она даже не могла пошевелиться, как и что-либо предпринять; конечности её оставались недвижны, она лишь беспомощно шарила глазами и часто моргала, пытаясь привлечь моё внимание.

Я всячески избегал встречи взглядом с ней, потому что слишком стыдился посмотреть ей в глаза и столкнуться с этим страхом, застывшим на её лице.

Мне лишь оставалось утешаться мыслью, что я делаю то, что должен, по-другому быть не могло и не может и что ради этого всё и затевалось.

Много лет прошло с тех пор. Двое моих сыновей, Сантьяго и Себастьян, уже женаты сами, а дочь, которую я втайне ото всех назвал в честь девушки, сотворившей чудо и ныне покойной, я совсем скоро сам поведу к алтарю.

История та произошла со мной около двадцати пяти лет назад. Казалось бы, я должен уже забыть о произошедшем и в полной мере наслаждаться семейной жизнью, но временами чувствую мурашки, пробегающие по спине от дуновения холодного, замогильного ветра, которого не должно быть дома знойным летним днём. И тогда мне страшно оборачиваться, потому что всегда думаю, что она стоит за моей спиной.

Я никогда не оборачивался, потому что боюсь увидеть её, боюсь вновь увидеть эти широко распахнутые глаза, полные ужаса и непонимания.

Может быть, если я расскажу свою историю, которая, возможно, покажется вам недостаточно правдоподобной (однако заверю вас, это, к сожалению, или к счастью, произошло со мной на самом деле), мне станет хоть немного легче, и я перестану вздрагивать всякий раз, когда любая мелочь напоминает о ней.

Тысяча девятьсот девяносто восьмой год, мне двадцать семь лет.

Загребая резиновыми шлёпанцами мокрый песок на турецком пляже, я чувствовал, как песчинки царапают ступни и забиваются между пальцами. Волны Средиземного моря то и дело норовили лизнуть мне пятки или хотя бы подошву шлёпанцев, но я спешно удалялся от воды, вдоволь накупавшись. Подняв оставленное под зонтиком полотенце и отряхнув его от песка, я наскоро вытерся и промокнул волосы, облепившие голову, а теперь же небрежно растрёпанные.

Подхватив под мышку полотенце и взяв в одну руку сложенные солнцезащитные очки, а в другую небольшую сумку с вещами, я пошёл по берегу. Сымитировав рукой козырёк от солнца, я высматривал околопляжевые кафешки на первой береговой линии.

Отыскав какую-то солидно выглядящую забегаловку, я направился к ней, обсыхая на ходу. Я ещё не переступил порог кафе, а уже услышал, как там играет приятная танцевальная музыка без слов. Джазовая, кажется… но я не назову себя асом в музыке, поэтому могу и ошибаться.

Полы в бистро были из светло-серых досок, которые начинали совсем чуть-чуть подгнивать, но это не мешало им весело поскрипывать у меня под ногами, пока я, снуя между столиков, пробирался к барной стойке, чтобы там посмотреть меню. За столик я пока садиться не хотел, потому что если сяду — это меня почти обяжет что-то да заказать, а я ещё не был до конца уверен в правильности выбора именно этого кафе.

У стойки никто из персонала не стоял, а за столиками при этом ели люди. Кто им подавал еду? Кто у них принимал заказы?

Я вопросительно оглянулся к людям.

Один парень участливо взглянул на меня и, активно жестикулируя, что-то сказал мне на турецком и кивнул куда-то позади меня.

— Простите, я не понимаю турецкий, — ответил я на английском, разведя руки в стороны.

— А… — протянул парень, понимающе покачав головой.

Прожевав до конца наггетс и прочистив горло, он повторил, но уже на английском:

— Вы нажать на колокольчик, потом официантка придёт, — ломано сказал он, но я всё понял.

— Спасибо, — я расплылся в улыбке.

Тот улыбнулся в ответ.

Я снова обернулся к барной стойке и нажал на серебристый, но уже прилично зашорканный и потрёпанный звоночек.

— Иду! — тут же раздался женский голос где-то. — Иду-иду, я сейчас! — воскликнула официантка и выбежала из какой-то каморки к стойке.

Мне хватило одного взгляда на неё, чтобы от неожиданности выпустить из рук и очки, и полотенце, и сумку.

— Ой! — удивилась эта девушка и кинулась мне помогать. — Давайте я всё подниму! — на английском с лёгким русским акцентом предложила она, тут же собирая мои вещи с пола и складывая их на стойку.

Я впал в ступор, разглядывая её.

Это лицо мне было до боли знакомо. Кажется, будто я знаю эту девушку уже очень давно, а не впервые вижу. Эти глаза, скулы, волосы и губы… всё такое родное. Я не мог отвести глаз, и, наверное, так глупо выглядел, когда с открытым от удивления ртом рассматривал официантку.

— Здравствуйте, — вежливо поприветствовала она меня, чуть кивнув.

Кажется, мой шок остался незамеченным для неё, потому что буквально ещё мгновение назад она увлечённо поднимала моё барахло.

— Зд-здравствуйте, — рассеянно пробормотал я, без смущения пожирая её глазами и не веря тому, что вижу.

— Я готова принять Ваш заказ, — она дружелюбно улыбнулась, блеснув светло-карими глазами.

— Простите, — извинился я заранее и наконец додумался отвести взгляд. — Простите, — сказал я более уверенно, прежде чем спросить: — Как Ваше имя?

Девушка немного удивилась, это было видно по тому, как она сложила брови домиком и приоткрыла розовые блестящие губы.

— Надежда, — ответила она, смерив меня оценивающим взглядом.

— Надежда, — повторил я за ней, словно пытаясь распробовать. — Надежда, — произнёс я уже медленнее.

По ней было видно, как она хочет узнать причину того, почему я спрашиваю, но, наверное, не решается задать именно этот вопрос и вместо этого в ответ просит назвать своё имя.

— Я Мигель, — немного смущённо ответил я, на секунду опустив взгляд. — У мексиканцев это так же банально, как «Иван» у русских.

Надежда звонко рассмеялась, обнажая белые зубы-жемчужинки.

— Хорошо, Мигель, так Вы собираетесь что-нибудь заказывать? — всё же уточнила она, заправив за уши пряди, выбившиеся из причёски. Я проследил взглядом за её движением, обведя глазами каштановые волосы Надежды, собранные в небрежный пучок на затылке.

Я был так озадачен всем происходящим, что забыл о том, что пришёл сюда подкрепиться.

— Э-э-э, — протянул я задумчиво, странно пожимая плечами.

Надежда подала мне большую глянцевую бумажку, именующуюся у них меню.

— За небольшую доплату положим порцию побольше, — она озорно подмигнула мне.

— Хорошо, — промямлил я и скользнул взглядом по списку блюд.

Есть, откровенно говоря, расхотелось.

Я отложил бумажку и вздохнул, поднимая глаза на девушку.

— Надежда, — окликнул я её таким тоном, будто умолял о чём-то. — Мы можем сегодня прогуляться после Вашей смены?

Она наморщила лоб и с некоторым подозрением посмотрела на меня, внимательно вглядываясь в моё лицо.

— Прогуляться? — переспросила она. — Ну… — она замялась и, явно нервничая, заломила руки. — Я… я не против, но смена ещё нескоро закончится, — сказала Надежда, будто надеясь, что я откажусь ждать её.

— Я подожду, — согласился я, понимая, что если упущу этот шанс, этот подарок судьбы — он станет моей величайшей ошибкой в жизни.

До конца её смены было ещё часа три, и я, конечно, сто раз мог бы сбегать в квартиру, которую снимал неподалёку отсюда, и переодеться во что-то более приличное, нежели разгуливать в пляжных шортах, лёгкой майке и шлёпанцах, песок из которых до сих пор не вытряс, но мне было слишком страшно потерять Надежду.

Я боялся прийти из квартиры в бистро вновь и не найти её там. Мало ли, может, испугалась моей напористости или ещё что, всё ведь бывает… Я также понимал, что это нерационально, что она работает здесь и так просто сбежать не сможет, но страх брал верх над разумом, потому-то я и занял столик поближе к стойке и каждые полчаса заказывал напитки, неторопливо потягивая их, чтобы меня не могли выгнать, не сводил глаз с Надежды, пока та обслуживала посетителей и бегала между столами. Наверное, её напрягал мой контроль, но меня это волновало не слишком — не настолько, чтобы выпускать её из своего поля зрения.

В моменты, когда мы встречались взглядами, что часто происходило, она каждый раз улыбалась мне, но, кажется, как-то натянуто. От этого у меня что-то внутри ёкало, и я не понимал из-за чего: то ли из-за того, что сам факт улыбки на лице этой девушки вызывал невероятное дежавю, то ли из-за смущения, что улыбается мне Надежда через силу.

Конец ознакомительного фрагмента.