Москва и Восточная Европа. Советско-югославский конфликт и страны советского блока. 1948–1953 гг.

Коллектив авторов, 2017

Очерки посвящены одной из важных проблем послевоенной истории, известной как конфликт Сталина и Тито. Советско-югославское противостояние 1948–1953 гг. исследуется не только как самостоятельный феномен, но и в контексте не менее сложного процесса – начавшегося после войны складывания «лагеря» стран народной демократии во главе с Советским Союзом. Авторы рассматривают воздействие конфликта на формирование особого типа отношений в рамках строго соподчиненной структуры, этапы его эскалации, попытки Кремля использовать конфликт в интересах консолидации советского блока. Важный аспект исследования – изучение деятельности югославской политической эмиграции в странах «социалистического лагеря», настроений населения и влияния конфликта на отношения власти и общества. Для историков, политологов, специалистов по международным отношениям и всех интересующихся историей XX в.

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ИНСТИТУТ СЛАВЯНОВЕДЕНИЯ

Редакционная коллегия:

д. и. н. Т. В. Волокитина к. и. н. А. С. Аникеев (ответственный редактор)

Рецензенты:

д. и. н. А. А. Улунян к. и. н. Г. Н. Энгельгардт

© Коллектив авторов, 2017

© Институт славяноведения РАН, 2017

© Издательство «Нестор-История», 2017

К читателю

Книга посвящена знаковому для послевоенной истории Восточной Европы событию, начавшемуся летом 1948 г. Речь идет о советско-югославском конфликте, или, выражаясь проще, конфликте Сталина и Тито, которому в 2018 г. исполняется 70 лет. Пристальное внимание мировой общественности к первому расколу «социалистического лагеря» с момента его возникновения было понятным, но путь постижения истины оказался трудным и длительным: от спонтанной реакции политической публицистики, прежде всего западной, до попыток анализа, предпринятых советологами и политологами и наконец до появления в 1950-х гг. первых исторических исследований^[1]. Следующий важный исследовательский рубеж обозначился в связи с процессом нормализации советско-югославских отношений в середине 1950-х гг., отмеченным появлением работ по истории конфликта^[2]. 1960-е — 1980-е гг. характеризовались всесторонним изучением феномена «титоизма» и его влияния на страны советского блока, отношений с США, формирования новой внешнеполитической ориентации Югославии. В контексте означенных проблем рассматривался и советско-югославский конфликт^[3]. С конца 1980-х гг. постепенно обновляется источниковая база, позволившая расширить круг исследуемых западными и югославскими авторами проблем^[4].

Новый этап исследований истории конфликта начался благодаря «архивной революции» 1990-х гг. в России: исследователи получили в свое распоряжение без преувеличения огромное количество недоступных прежде источников и возможность проанализировать важные и неизвестные ранее факты^[5]. Ныне благодаря усилиям историков и архивистов советско-югославский конфликт занял самостоятельное место в историографии среди исследований по истории внешней политики и международных отношений, «социалистического лагеря», «холодной войны». Важное место в изучении конфликта принадлежит российским ученым^[6]. В 2000-х гг. в результате широкого открытия югославских и архивов бывших республик Югославии историография пополнилась работами национальных историков^[7].

Однако «узким» местом всё еще остается изучение отражения конфликта в странах «социалистического лагеря». В историографии нет пока работ, специально и всесторонне исследующих данный сюжет. Следует также учитывать, что и сегодня на рассмотрение научных проблем заметное влияние оказывают подчас отнюдь не научные факторы — политическая конъюнктура, выраженная в новых «социальных заказах», априорно обвинительный уклон при трактовках действий советского руководства без необходимого всестороннего анализа и выявления истоков их мотивации, сознательное отведение национальным компартиям сугубо пассивной роли «вассалов» всесильного московского «сюзерена» и пр. Не всем авторам удается следовать мудрому наставлению древних и решать исследовательские проблемы sine ira et studio — «без гнева и пристрастия».

В предлагаемых вниманию читателя «Очерках» советско-югославский конфликт 1948–1953 гг. исследуется в контексте не менее сложного процесса — начавшегося после войны складывания «лагеря стран народной демократии» во главе с Советским Союзом. Авторы попытались показать воздействие этого конфликта не только на развитие особого типа отношений в рамках нового для Европы сообщества, но и на «поведение» власти и ее конкретные мероприятия, обстановку в странах «социалистического лагеря», настроения населения. Югославия длительное время являлась для них «настоящей революционно-социалистической страной», примером для подражания, но возникший конфликт и его эскалация превратили вчерашнего союзника во врага, предателя и шпиона, против которого следовало вести беспощадную борьбу. Сложность и масштабы такой трансформации, приобретшей с учетом фактора времени поистине драматический характер, также предстояло оценить авторам. Еще один важный аспект рассматриваемой проблемы — попытки Москвы использовать противостояние с Белградом для консолидации советского блока. Внимание исследователей сосредоточено на изучении основных этапов эскалации конфликта через призму событий в странах блока, выявлении особенностей контактов «национальных» коммунистов с советским руководством, влияния межпартийного конфликта на межгосударственные отношения в разных сферах.

Сталин и его окружение, создавая после войны блок восточноевропейских стран, исходили из перспективы его «социализации», однако вплоть до рубежа 1947–1948 гг. эта задача не стояла на повестке дня, уступая необходимости сохранения сотрудничества с бывшими западными союзниками по антигитлеровской коалиции и поддержания баланса в международных делах в соответствии с распределением сфер влияния в послевоенном мире. Этот баланс оказался нарушен, когда вслед за «первыми заморозками» задули ветры «холодной войны». Расколовшийся мир начинал жить по законам нового противостояния.

В странах Восточной Европы, вошедшей по итогам войны в советскую сферу влияния, оказавшиеся у власти компартии признавали безусловное главенство ВКП(б) как руководящей силы в первом в мире социалистическом государстве и в международном коммунистическом движении и в силу существовавшей еще со времен Коминтерна иерархии отношений в целом четко следовали «советам» и указаниям своего признанного лидера. Со своей стороны советское политическое руководство оставляло за ВКП(б)мессианскую роль — утверждение коммунистической идеи в мировом масштабе. Фактическая самоидентификация советской компартии с этой идеей придавала авторитету ВКП(б) в международном коммунистическом движении почти сакральный характер. Немалое значение имела при этом и харизматическая личность советского руководителя. Однако, как показало время, Сталин, превратив ВКП(б) у себя в стране в послушное орудие, не смог в силу разных причин безоговорочно подчинить национальные компартии. В формировавшемся «социалистическом лагере» возникал зародыш будущих противоречий и конфликтов.

Отношения ВКП(б) и КПЮ и их лидеров Сталина и Тито на рубеже войны и мира казались практически безоблачными. Их объединяла общая цель и боевое братство. Несомненно, существовало и взаимное личное уважение. Проявления активности и определенной самостоятельности Тито и его близкого окружения, прежде всего в вопросах внешней политики, чреватые осложнением отношений с западными союзниками, хотя и раздражали Москву и вызывали некоторые трения, но не привели в то время к охлаждению. По окончании войны, когда в международном коммунистическом и рабочем движении большую популярность приобрела концепция «национального пути к социализму», признававшаяся до определенного времени советским политическим руководством и самим Сталиным, югославские коммунисты точнее всех следовали советской модели. Не случайно Югославия в глазах Кремля стала образцом успешного применения марксистско-ленинской (читай — сталинской) теории на практике.

Однако осенью 1947 г. ситуация резко изменилась. В условиях обострения международной обстановки Сталин и его ближайшее окружение с большим раздражением встретили независимые проявления Белграда в международных делах — на Балканах и, в частности, в Албании. В действиях югославов советское руководство усматривало претензии на роль регионального лидера, способного выскользнуть из-под твердой руки Москвы. На реакцию «хозяина» чутко отреагировала советская дипломатическая служба в Югославии, искусно подбирая факты, рисовавшие Тито и его окружение не в самом приглядном с точки зрения политики и партийных норм виде. Существенную негативную роль сыграл посол А. И. Лаврентьев. Позднее в придание конфликту характера жесткого партийного разбирательства значительный вклад внесли В. М. Молотов и А. А. Жданов: в известной самостоятельности «зарвавшегося» Тито они усмотрели угрозу авторитету Кремля.

Вызванные в начале февраля 1948 г. в Москву югославские и болгарские руководители были встречены упреками со стороны Сталина и Молотова в излишней самостоятельности в международных делах, в несогласованных с Кремлем высказываниях и действиях, которые могли сыграть на руку «англо-американцам». Похоже, никто из прибывших — ни Г. Димитров, ни Э. Кардель — не поняли, в чем причина столь резкой реакции на заявления их стран о возможном создании федераций в Восточной Европе и намерении послать югославскую дивизию в Албанию. Они не знали, что из надежного источника Сталин получил донесение о готовности американцев направить ограниченный военный контингент в Грецию в случае признания «народными демократиями» греческого партизанского правительства (ВДПГ). Поэтому не случайно на встрече прозвучала еще одна тема — стоило ли югославам и болгарам по-прежнему оказывать активную помощь греческим партизанам? Вопрос о болгаро-югославской федерации в таком контексте следовало понимать как опасение Кремля относительно возможного присоединения к ней греческой Эгейской Македонии, которая почти вся находилась в руках партизан, и требовалось лишь небольшое усилие — военная помощь «соседей» с севера, чтобы решить эту задачу. А югославская дивизия в Албании могла бы рассматриваться США и Великобританией именно как один из шагов в этом направлении. Сталин с полным основанием опасался реальной, как ему казалось, перспективы возникновения полномасштабного военного конфликта на Балканах, в который мог быть вовлечен и Советский Союз, связанный с Югославией и Болгарией договорами о взаимной помощи. Тито еще долго в своем ближайшем окружении с раздражением говорил о запрете Москвы на отправку югославской дивизии в Албанию. «Когда греки туда придут, расхлебывать придется нам», — подчеркивал он.

Тито и его соратники искренне стремились разрядить обстановку, не допустить крайностей в отношениях с Москвой и до последнего боролись за примирение, просили не отзывать советских гражданских и военных специалистов, продолжить торговые переговоры. Обнаружив «утечку» информации из Политбюро ЦК КПЮ, виновником которой был наказанный за это позднее С. Жуйович, они, по-видимому, решили, что главная причина кремлевского гнева заключалась в ставших известными в Москве высокомерных и обидных характеристиках ВКП(б) и советского партийного руководства, исходивших от Тито и его окружения. Вероятно, это действительно оказало некоторое влияние на принимаемые в Кремле решения, но не было определяющим. Насколько можно судить, решение «поставить Тито на место» было принято в Кремле ранее, в январе–феврале 1948 г.

Точкой невозврата в развитии конфликта стало письмо Сталина и Молотова от 27 марта 1948 г. югославскому руководству, разосланное компартиям — членам Информбюро без уведомления ЦК КПЮ. Тито воспринял это как оскорбление ЦК и всей партии. После этого уже не было речи о приезде югославской делегации в Москву, как того требовали в Кремле. Теперь югославы для установления истины в споре ждали советских представителей только у себя. Невозможно представить, чтобы подобная ситуация могла возникнуть в отношениях Сталина с кем-то из лидеров компартий стран «народной демократии». И в этом кроется еще одна причина ужесточения конфликта, обретения им бескомпромиссного характера. Как эта формулировка ни далека от академических определений, но Тито оказался «крепким орешком», и это добавило настойчивости советскому руководству, стремившемуся отныне к замене его на более приемлемую фигуру. Для этого Кремлю требовалось коллективное решение, и вскоре последовал вызов югославов «на ковер» второго совещания Информбюро в июне 1948 г. Югославы отказались приехать и были осуждены как ревизионисты. С принятием бухарестской резолюции о положении в КПЮ конфликт стал достоянием мировой общественности и послужил началом широкомасштабной антиюгославской кампании в СССР и странах «народной демократии».

К концу 1948 г. резко сократились политические, экономические и культурные контакты между Югославией и странами советского блока, стали возникать различного рода трения в межгосударственной сфере, участились пограничные инциденты. Эта тенденция продолжилась по нарастающей в 1949 г., завершившись сфабрикованными процессами по «делу» объявленных «титоистами» болгарина Трайчо Костова и венгра Ласло Райка.

«Дело» Райка послужило поводом для разрыва Москвой и другими странами советского блока договоров о дружбе и взаимопомощи с Югославией и принятием в ноябре 1949 г. на третьем совещании Информбюро в Будапеште резолюции, объявившей руководство КПЮ «шпионами и убийцами». В соответствии с установками Коминформа в Восточной Европе началась почти средневековая «охота на ведьм», развернулись масштабные поиск и наказание «титоистов», усилилась шпиономания. Особый размах эти процессы приобрели в соседних балканских странах — Болгарии и Румынии и в центральноевропейской Венгрии.

В Болгарии каждый пятый член партии был «вычищен» из БКП по политическим мотивам. Разоблаченные «шпионы» исчислялись сотнями. Только с начала 1951 до конца августа 1953 г. были выявлены 1019 вражеских «агентов», причем основная масса их — 422 чел. — якобы работали на югославскую разведку. Число процессов над «вредителями» и «шпионами» к началу 1950-х гг. достигло 250. Еще на стадии предварительного следствия в качестве подозреваемых проходили более 1500 болгарских коммунистов.

В Румынии поиск югославских «шпионов» был сопряжен с депортациями населения из пограничных с ФНРЮ районов. В результате судебных процессов над «титовцами» пострадали в общей сложности около 100 румынских сербов, переселению подверглись порядка 44 тыс. чел., среди которых были этнические сербы, хорваты, швабы (немцы Баната), румыны-беженцы из Бессарабии и Буковины.

Настоящим милитаристским психозом была охвачена в условиях советско-югославского конфликта соседняя Венгрия: ее армия, вопреки ограничениям, наложенным Парижским мирным договором 1947 г., достигла значительной численности — 120 тыс. солдат и офицеров, 700 боевых машин. В жернова репрессий попали на протяжении 1949–1951 гг. почти все кадровые офицеры высокого ранга, некоторые были расстреляны, причем чаще всего по обвинениям антиюгославского характера — шпионаж в пользу Тито, участие совместно с югославскими военными в заговоре против венгерского государственного строя и т. д.

В самой Югославии, фактически изгнанной из советского блока, происходили противоречивые процессы. Пытаясь ответить на обвинения, точнее, убедить Москву в следовании советской модели, ЦК КПЮ принял непродуманное решение о коллективизации села, от которого уже вскоре пришлось отказаться. Вместе с тем развернувшаяся критика сталинской теории построения социализма под лозунгом «возвращения к Марксу» привела к введению рабочего самоуправления на предприятиях, в определенной степени декларативного и декоративного, к переоценке роли партии в обществе, к известной либерализации культуры.

В сфере внешней политики, отвечая на «пророчество» бухарестской резолюции Информбюро (считалось, что Югославия вскоре окажется в лагере империалистических государств), Тито поручил своим соратникам начать разработку нового внешнеполитического курса. Его главным вектором было сотрудничество с афро-азиатскими странами, освободившимися от колониальной зависимости. Во внутренней политике, по контрасту с поиском «титоистов» в странах «социалистического лагеря», развернулась борьба с теми, кто поддержал резолюцию Коминформа. Масштабные репрессии против «информбюровцев» потребовали многократного увеличения руководящего аппарата и оперативного состава органов госбезопасности.

Сопротивление Югославии давлению со стороны стран советского блока фактически до самой смерти Сталина в марте 1953 г. являлось постоянным фактором общественной жизни. Конфликты на границах, переброска групп, доставлявших в страну пропагандистскую литературу, привели к увеличению в три раза численности погранвойск. В ожидании военного вторжения были в несколько раз повышены расходы на армию. Населению настойчиво внушалось, что принимавшиеся меры, включая репрессивные, необходимы, что пребывание в «осажденной крепости» требовало непоколебимого единства, твердости и веры в свое руководство и правильность его действий. Пропагандистские усилия власти следует признать до определенного момента успешными: югославское общество вплоть до конца 1953 г. оставалось сплоченным и по большому счету не знало оппозиционных настроений.

Экономическая блокада вынудила югославское руководство обратиться к США, которые, видя в советско-югославском конфликте возможность ослабить СССР, приступили к развертыванию широкой программы помощи, в том числе и военной.

Борьба стран советского блока с «титовской» Югославией инициировалась и направлялась Москвой. Коминформбюро формулировало и жестко контролировало выполнение решений, направленных на эффективное развертывание мощной пропагандистской кампании в средствах массовой информации, организацию радиовещания на Югославию, выпуск газет и пропагандистской литературы на языках народов ФНРЮ и их заброску в страну, установление экономической блокады, поддержку югославской политэмиграции, усиление бдительности, регулярные чистки в партийных и государственных структурах, «профилактический» террор.

С началом конфликта штаб-квартира Информбюро, как и редакция его печатного органа газеты «За прочный мир, за народную демократию!», прежде находившиеся в Белграде, были перемещены в Бухарест. В Румынии усилиями коминформовской эмиграции с мая 1949 г. издавалась газета «Под знаменем интернационализма», рассчитанная на распространение не только внутри страны, но и на территории Югославии, ежемесячный тираж пропагандистских брошюр и листовок достигал соответственно 10–15 тыс. и 20–25 тыс. Через радиостанцию г. Брашов осуществлялась ретрансляция передач на ФНРЮ. Газеты и пропагандистские издания антититовского содержания, в том числе и для заброски в Югославию, печатались во всех странах советского блока.

Важной составляющей антиюгославской кампании являлось поддержание постоянного напряжения на границах с сопредельными ФНРЮ странами. Там наблюдался, за малыми исключениями, неуклонный рост инцидентов, в том числе и вооруженных. Во всех странах советского блока произошло увеличение численности силовых структур и усиление разведывательной и контрразведывательной деятельности на югославском «направлении».

Вместе с тем каждая из стран «социалистического лагеря» вносила свою специфическую лепту в эскалацию конфликта. Для некоторых из них постоянным дополнительным раздражителем являлись неурегулированные национально-территориальные споры (македонский для Болгарии, косовский для Албании). «Советы» Москвы, обусловленные, как правило, задачами «большой политики», слабо учитывали национальные интересы малых стран.

Однако, несмотря на значительные усилия СССР и стран — участниц советского блока, добиться раскола югославского общества и победы «здоровых сил» в партийном руководстве не удалось. Вся антититовская кампания явилась в конечном итоге поражением Сталина.

Конфликт с СССР и странами «народной демократии» не изменил кардинально природу югославского социализма, сохранив в значительной степени присущие авторитарной, однопартийной системе черты. Окрепшая на обильной западной помощи югославская экономика, заимствовавшая отдельные элементы свободного рынка, а также последующая частичная либерализация общественной жизни постепенно сделали Югославию привлекательным примером для других стран Восточной Европы. Главным итогом и достижением политики югославского руководства времен советско-югославского конфликта стала почти полная независимость от Москвы, свобода от необходимости координировать с ней свои внешнеполитические планы и действия за исключением тех случаев, когда это совпадало с интересами самой Югославии. Так, Белград поддерживал в 1960 — 1970-х гг. в значительной степени советскую политику в третьем мире. Вместе с тем Тито, считая себя автором «югославской модели социализма», всегда готов был поделиться опытом с другими, в том числе с Хрущевым и Брежневым, которые наивно полагали, что смогут вернуть Югославию в «лагерь социализма».

Предпринимая исследование, авторы руководствовались благими намерениями внести свой вклад в историографию конфликта. С пиететом относясь к работе предшественников, они стремились представить свою интерпретацию событий, обосновать собственную позицию, преодолеть существующие пристрастия, добиться максимальной объективности изложения. Каждый из членов авторского коллектива также считал важным по возможности расширить источниковую базу исследования, и, опираясь на новые документы, верифицировать некоторые устоявшиеся в исторической литературе выводы, уточнить факты. При этом авторы были свободны в своих суждениях и оценках. Это относится в первую очередь к понятию «народная демократия». Являясь, по существу, лексической ошибкой (демократия — уже власть народа), оно тем не менее закрепилось в языке и стало нормативным определением, в силу чего некоторые авторы «Очерков» не прибегают к кавычкам при его использовании. Другие, напротив, используют кавычки, выражая таким образом собственную политизированную оценку данного феномена. Редколлегия, уважая авторскую позицию, не сочла нужным унифицировать указанное понятие.

Работа выполнена в Институте славяноведения РАН при поддержке РГНФ (исследовательский грант № 12-01-00125, руководитель А. С. Аникеев).

Авторский коллектив составили сотрудники Института славяноведения РАН: к. и. н. А. С. Аникеев, д. и. н. Т. В. Волокитина, к. и. н. В. В. Волобуев, к. и. н. А. С. Гладышева, д. и. н. Г. П. Мурашко, к. и. н. А. С. Стыкалин, к. и. н. Каори Кимура (Япония), а также д. и. н. Александр Животич (Белградский университет, Сербия).

Редколлегия

Примечания

1

См., напр.: White L. Balkan Caesar: Tito versus Stalin. N. Y., 1951; Armstrong H. Tito and Goliath. New York, 1951; Ulam F. Titoism and the Cominform. Cambridge, 1952.; Hammond T. Yugoslavia between East and West. N. Y., 1954; Dragnich A. Tito’s Promised Land. Bronswick, 1954.

2

См., напр.: Neal F. Titoism in Action. The Reforms in Yugoslavia after 1948. Berkeley — L. A., 1958; Halperin E. The triumphant Heretic: Tito’s Struggle against Stalin. London, 1958; Farell B. Yugoslavia and the Soviet Union. 1948–1956. N. Y., 1956; Drashkovich S. Tito, Moscow’s Trojan horse. Chicago, 1957.

3

Заметным явлением западной историографии стали работы Дж. Кембелла (J. Cambell), Э. Рубинштейна (A. Rubinstein), С. Клиссолда (S. Clissold), Ф. Оти (Ph. Auty), Б. Хойзер (B. Heuser), Д. Русинофф (D. Rusinoff), Д. Ларсона (D. Larson), В. Вучинича (W. Vucinich), Дж. Иатридиса (J. Iatrides) и др.

4

См. работы Р. Уэста (R. West), Л. Лис (L. Lees), Г. Свэйн (G. Swain), Дж. Лампе (J. Lampe), С. Павловича (S. Pavlovitch), И. Банаца (I. Banac), Д. Бекича (D. Bekic), Б. Петрановича и др.

5

Совещания Коминформа. 1947, 1948, 1949: Документы и материалы / Ред. Г. М. Адибеков, А. Ди Бьяджо, Л. Я. Гибианский, Ф. Гори, С. Понс. М., 1998; Восточная Европа в документах российских архивов. 1944–1953 гг.: В 2 т. / Отв. ред. Г. П. Мурашко. М., 1997; 1998; Советский фактор в Восточной Европе. 1944–1953 гг. Документы: В 2 т. / Отв. ред. Т. В. Волокитина. М., 1999; 2002; Советско-югославские отношения. 1945–1956: документы и материалы / МИД РФ, МИД Республики Сербии. Новосибирск, 2010 и др.

6

Первыми исследователями проблемы стали российские историки Л. Я. Гибианский, В. К. Волков, архивисты В. А. Горлов, И. В. Бухаркин, Г. М. Адибеков. Наиболее последовательно и плодотворно исследовал историю советско-югославского конфликта Л. Я. Гибианский, опубликовавший по данной теме более 40 работ. См., напр.: Гибианский Л. Я. 1) К истории советско-югославского конфликта 1948–1953 гг.: секретная советско-югославо-болгарская встреча в Москве 10 февраля 1948 года // Сов. славяноведение. 1991. № 3; 2) (в соавт. с В. К. Волковым). На пороге первого раскола в «социалистическом лагере»: переговоры руководящих деятелей СССР, Болгарии и Югославии. 1948 г. // Исторический архив. 1997. № 4; 3) Секретная советско-югославская переписка 1948 года // Вопросы истории. 1992. № 4–7, 10; 4) У начала конфликта: балканский узел // Рабочий класс и современный мир. 1990. № 2; 5) Вызов в Москву // Политические исследования. 1991. № 1; 6) От «нерушимой дружбы» к беспощадной борьбе: модель «социалистического лагеря» и советско-югославский конфликт 1948 г. // У истоков «социалистического содружества»: СССР и восточноевропейские страны в 1944–1949 гг. М., 1995 и др. Взаимоотношения Югославии с США и их союзниками в годы конфликта, формирование Балканского пакта в начале 1950-х гг. с участием Югославии исследовались в работах А. С. Аникеева.

7

См., напр., исследования сербских авторов Л. Димича, Дж. Трипковича, М. Терзича, А. Животича, М. Милкича, Д. Богетича, Б. Димитриевича, Р. Петковича, Д. Борозана, М. Ристович, хорватского историка Т. Яковины, словенского — Б. Репе и др.