Глава одиннадцатая. Джейс
Чтобы поймать скользких ублюдков, нам потребовалось несколько попыток. Они были умны, легко проскальзывали мимо импровизированной сети, но в конце концов мы усовершенствовали технику: вместе мы развернули ткань и бросились на добычу. Я закричал от радости, когда мы поймали первый улов из двух рыбок, а после еще нескольких попыток на берегу скопилось с десяток тощих гольянов. Да, их было немного, но в тот момент мой желудок воспринимал их как сочного жареного поросенка.
— Будем готовить или сырыми съедим? — спросила она, поднося рыбу ко рту.
Я оттолкнул ее руку, прежде чем она успела ее проглотить.
— Будем готовить, — отчеканил я, не пытаясь скрыть отвращение. Последнее, что попало ко мне в желудок — это бочка эля, и я бы не хотел, чтобы в нем плескалась, извиваясь, рыба.
— Не смотри на меня как на дикаря, — огрызнулась она.
— Да нет, у нас просто разные вкусы. Я предпочитаю неживую еду.
Я занялся костром. Кази тем временем начала нанизывать рыбу на две палочки.
Пока гольяны шипели на огне, она снова посмотрела на мою грудь, но на этот раз не спешила отводить взгляд.
— Это орел? — спросила она.
— Его часть.
— Расскажи о гербе. Что он обозначает? — поинтересовалась она. — Я не знала, что у вас есть герб.
Конечно, не знала. Она ничего о нас не знала.
— Трудно рассказать о гербе, не поведав историю Белленджеров, а я сомневаюсь, что ты захочешь ее услышать, учитывая твое низкое мнение о нашей династии.
— А ты попробуй. Я люблю истории.
Я бросил на нее скептический взгляд. Но она ждала и была готова слушать.
— Все началось с первого Белленджера, предводителя всех Древних.
— Так уж и всех? — Ее брови поднялись, показывая, что она готова спорить.
— Именно. Спустя годы после Последних дней…
— Ты имеешь в виду Опустошение?
Я знала о существовании множества версий, которые описывали месть богов миру.
— Будь по-твоему. После Опустошения. Ты так и будешь перебивать меня после каждого слова?
Она кивнула и молча слушала, пока я рассказывал о предводителе Древних, Аароне Белленджере, который собрал Выживших (большинство из них были дети) и повел их в место, где они могли жить в безопасности. Но не успели они дойти до Дозора Тора, как на них напали падальщики, и он умер. Умирая, он поручил своему внуку, Грейсону, вести группу.
— Грейсон нашел этот символ у входа в убежище, когда они достигли Дозора Тора, — объяснил я, проведя рукой по груди. — Вернее, его прошлой версии. Он и сделал его гербом Белленджеров.
— Так значит, Грейсон — ваш первый лидер?
— Да. В четырнадцать лет ему пришлось заботиться о двадцати двух прежде незнакомых ему людях. Все они стали его семьей. Герб менялся на протяжении многих поколений, но некоторые части оставались неизменными, например орел и знамя.
— А слова? — спросила она, показывая на мою руку.
Я пожал плечами.
— Никто не знает, что они означают, это мертвый язык. Но мы дали им новое значение: «защищать и обороняться любой ценой».
— Даже если цена — смерть?
— Любой ценой — значит любой.
Я взглянул на небо. Оно стало сумрачно-фиолетовым с крапинками звезд.
— Поздно идти дальше. Придется разбить лагерь здесь.
Кази кивнула. Казалось, она почувствовала облегчение.
* * *
Солнце село несколько часов назад. Мы смотрели на костерок, потрескивающий у наших ног, и свет, мерцающий на желтых стволах деревьев.
— Я впервые вижу эти деревья. Их так много, и они такие тонкие, — сказала она.
— Легенда гласит, что лес вырос из костяной пыли и что каждое дерево хранит в себе запертую душу человека, погибшего во время Опустошения. Вот почему они сочатся кровью, когда их срезаешь.
Кази вздрогнула.
— Какой ужас.
Я рассказал несколько других легенд, менее жутких, о лесах и горах, окружающих Дозор Тора, и даже историю о тембрисах, которые стали подножием богов и хранили магию звезд.
— Откуда ты узнал эти сказания?
— Я на них вырос. Большую часть детства я провел под открытым небом, исследуя каждый уголок Дозора Тора, обычно вместе с отцом. Он и рассказал мне большинство из них. А как насчет тебя? Каким было твое детство?
Ее взгляд переместился на колени, а над бровями появилась морщина. Наконец она гордо подняла подбородок.
— Во многом как у тебя, — ответила она. — Я много времени проводила на свежем воздухе.
Она закончила разговор, сказав, что нам, вероятно, пора спать.
Вот только спать она и не думала. Я вытянулся, закрыл глаза, но, когда их открывал, она все еще сидела, обняв руками колени. Неужели история о духах, запертых в деревьях, ее так напугала? Странно было видеть ее такой уязвимой. Раньше она вела себя агрессивно и уверенно, особенно когда загадывала охотнику загадку, бросая ему вызов и зная, что он ее ударит. Тогда я не заметил в ней ни капли страха, хотя все шансы были против нее. Но не уловка ли это? Может, она что-то задумала?
— Трудно заснуть, если не лежишь, — наконец сказал я.
Кази неохотно легла, но ее глаза оставались открытыми. Грудь поднималась в глубоких, контролируемых вдохах, будто она их считала. Руки дрожали, хотя ночь была теплой. Нет, это была точно не уловка.
— Тебе холодно? — спросил я. — Могу добавить веток в костер.
Она моргнула, словно стыдясь, что я заметил ее состояние.
— Нет, все в порядке, — заверила она.
И все же она была не в порядке.
Я изучал ее в течение минуты, затем попросил:
— Загадай загадку. Помоги мне заснуть.
Она замешкалась. Похоже, она была рада, что ее мысли переместились в другое русло. Она перевернулась на бок, чтобы видеть меня, и устроилась поудобнее.
— Слушай внимательно, — прошептала она. — Я не стану повторять.
— Тебе и не понадобится. Я хороший слушатель.
Она говорила медленно, словно представляя мир за картиной, которую рисовали ее слова. Я следил за ее губами, пока она выговаривала каждое слово, за ее голосом, спокойным, мягким, уверенным, за ее золотыми глазами. Эти глаза не хотели, чтобы я что-то упустил.
— Лицо мое полное, но в то же время худое,
Бледность свою я и при свете не скрою.
Я совам лесным песни шепчу,
Волчьими стонами в небо кричу.
Я — вечная странница, мой спутник — глаза,
И все же я в мире… навечно одна.
Я уставился на нее и сглотнул. Мои мысли запутались.
— Ну? — спросила она.
Я знал ответ, но предложил несколько неправильных вариантов. Один их них даже заставил ее рассмеяться. Я впервые услышал ее смех, такой искренний, без всякого притворства. И он наполнил меня странным теплом.
— Луна, — наконец ответил я.
Наши взгляды встретились, и она, казалось, поняла, что я делал.
— Загадай еще одну, — попросил я.
И она загадала. И еще дюжину, пока ее веки не отяжелели и она не заснула.
Сердца свои закалите,
Ибо недруг извне — не единственный.
Враг среди своих — вот кто поистине страшен.
