Регрессия. Гори!

Н. М. Фишер, 2022

Я открыла глаза и увидела больничную палату. Что приключилось со мной? Кто этот человек в черном плаще, без труда убедивший медиков впустить его? Почему я чувствую его как себя? У меня нет воспоминаний, я не помню даже собственного имени. И почему все мое существо цепляется за один единственный проблеск света – неизвестного француза, любовь к которому сильнее небытия?

Глава 4.

Я проснулась от яркого света, бьющего в глаза. После сна длиной в неделю и горы успокоительных, которыми меня щедро пичкали в больнице, отличать день от ночи я так и не научилась. Сон, преследовавший меня всю жизнь, состоявшую из трех дней, застыл в голове вязкой грустью от чего-то несбывшегося. Чего-то, что обязательно должно было произойти, но не смогло. Счастливой жизни, где не было беспамятства и сомнений, растерянности и зависимости, а были настоящие чувства, свобода и человек, смутный образ которого витал перед мысленным взором. Помешало этой жизни лишь одно обстоятельство. И имя этого обстоятельства — Иоганн.

Он сидел на краю кровати и внимательно вглядывался в мое лицо. Свежий и лучезарный, он выглядел так, будто ждет меня в полной неподвижности вот уже целую вечность. Тонкие длинные пальцы с крупными перстнями, покоились на коленях, осанка как у заправского солдата и тревожные мысли, мелькающие в ярких глазах.

— Давно так сидишь? — я приподнялась на локте, пытаясь понять, сколько же проспала.

— Нет, от силы полчаса. Хотел кое-что сказать.

— Разбудил бы тогда.

— Ну уж нет, тебе необходим отдых. Забыла? — Он обогнул кровать, сел совсем рядом и провел рукой по волосам. — Я не дам тебе снова наделать глупостей, поняла?

— Звучит как угроза! — засмеялась я, но по ледяному выражению лица Иоганна догадалась, что это и была угроза. — Чем займемся? — постаралась я перевести тему, прогоняя навязчивые мрачные мысли. — Я же не помню, что любила делать.

— Сегодня встреча с родителями, и нам нужно будет съездить в одно место. — Иоганн чеканил слова, не глядя на меня, и только накручивал рыжие локоны на палец. В голосе его сквозила непонятная мне обреченность. — Я настоял, чтобы в больнице тебя не трогали и не приставали с вопросами, но твой прыжок уже вызвал слишком большую огласку. В таких случаях никогда не верят на слово…

— Это ты и хотел сказать? — Я положила голову ему на плечо и обняла, чувствуя неловкость и смутный страх, но все же необъяснимая, словно сестринская нежность и признательность перевешивали.

— Да, — нехотя отозвался мой парень. — Ты не спросишь, что это за место?

— Полагаю, что полиция. — Эта мысль появилась в моей голове внезапно. Прежде я не задумывалась, что помимо психологов с несостоявшимися суицидниками должны работать и правоохранительные органы. Сейчас я знала это наверняка, а еще ни секунды не сомневалась, о чем хочет попросить меня Иоганн.

— Ты… — начал он.

— Должна говорить им правду, но если вспомню что-то внезапно, сначала обсужу это с тобой.

— Откуда ты знаешь? — Он отдернул руку и сам вырвался из моих почти что любовных объятий.

— Не знаю. Почувствовала, что именно это ты и скажешь. Может, у меня после удара головой открылись экстрасенсорные способности, — засмеялась я, чувствуя, что вслепую брожу совсем рядом с истиной.

— Я бы сказал, они не закрылись, — скривился в усмешке Иоганн.

— Что ты имеешь в виду?

— Что тебе рано пока нагружать голову. Просто доверься мне.

Вся та близость, что минуту назад установилась между нами и струями тепла растекалась по телу, вмиг лопнула как натянутая струна, оставив только недомолвки и вранье. Черт возьми, все это уже было! Было! Я точно знаю, только не могу вспомнить…

Расследованием моего вроде бы самостоятельного прыжка занималось отделение района, к которому относился институт. Роковая высотка замаячила далеко впереди, стоило нам свернуть на шоссе, но не вызвала бы во мне никаких эмоций, не спроси Иоганн о моих чувствах. Я не помнила ни одногруппников, ни темы диплома, который только неделю назад защитила. Я даже не представляла, чему меня учили все эти годы. Неудивительно, что и само здание затерялось в тумане подсознания.

Я вглядывалась в бесчисленные серые этажи, силясь на ходу пересчитать их и понять, как я выжила и зачем вообще прыгнула. Если я уже развелась и даже успела обзавестись парнем, вряд ли причиной стала несчастная любовь. А расставаться с жизнью из-за учебы — вообще верх безумия. Только вот сумасшедшей я себе не казалась.

Отделение полиции притаилось на первом этаже самого обыкновенного жилого дома из коричневого кирпича сталинских времен. Около входа уже ждали настороженные родители. Маму я узнала сразу — в больнице мы успели пообщаться, а вот папу видела будто впервые. Мне совершенно не хотелось падать в горячие объятия совершенно незнакомого мужчины, которого видела первый раз в новой жизни, но обидеть родного отца я боялась гораздо сильнее. Если у меня нет ни друзей, ни других родных, ценить тех, кто остался, нужно теперь в разы больше. А потому вынырнув из Ауди, как только Иоганн припарковался, я с благодарностью приняла и поцелуи в обе щеки, и слезы, и причитания. Кажется, папа меня очень любил. Он все бубнил про то, что он виноват, зря отправил меня в строительный. Сразу было понятно, что это не мое и мне тяжело. Но я — боец, не сдавалась до самого конца. И прочая дребедень из уст человека, пытающегося найти причину безрассудства единственной дочери. Я только успокаивала его и пропускала мимо ушей такие далекие от истины слова.

Прежде я не попадала в глупые подростковые передряги, и детские комнаты милиции обошли меня стороной. Во всяком случае, я на это надеялась. И сейчас я, передергиваясь от нервозности и ощущения собственной преступности, как затравленная собачонка пробиралась внутрь отделения полиции. Знакомая с системой только по сериалам, которые почему-то остались в моей голове, я ожидала увидеть зарешеченное окно на входе, камеры временного содержания, забитые до отказа отбросами общества и, по меньшей мере, героями «Улиц разбитых фонарей». И была приятно удивлена, увидев самое обыкновенное казенное заведение, не слишком отличающееся от того же ЗАГСа. Точно! Не так давно я подавала заявление на развод и, кажется, ощущала чувство настоящего полета и свободы. Ну почему эти проблески воспоминаний такие скудные и случаются в основном на уровне ощущений?

Нежно-розовый цвет стен вызывал невольную усмешку, а протоптанный до дыр коричневый линолеум под ногами, оставшийся здесь с незапамятных времен, — скорее уж жалость. Двери из рыже-коричневого выцветшего ДСП, имитирующего дерево, были хаотично натыканы по всему длинному коридору и вели в крошечные кабинеты. Вопреки ожиданиям, в убогих комнатах вовсе не расследовали громкие убийства и многомилионные кражи, а оформляли регистрации, выдавали паспорта и мирили буйных соседей. Нас ждал никакой не следователь по особо важным делам, а самый обыкновенный скучающий участковый, с головой заваленный бумагами.

Когда мы всей компанией в четыре человека ввалились в кабинет, заняв все свободное пространство вокруг стола, из-за вороха папок и документов высунулась голова. Два близоруких навыкате глаза внимательно оглядели нас, а их обладатель только устало вздохнул и предложил самим решать, кто присядет, а кто останется стоять.

Я приютилась на краю облезлого стула для посетителей, приставленного к столу, а Иоганн, прямой, как стрела, встал сзади, положив изящную руку на мое плечо. Участковый хмыкнул, но промолчал. Мама с папой вдвоем делили стул у двери.

— Давайте не будем тянуть время. Уверен, вы хотите закончить с этим точно так же, как и я, — вяло проговорил участковый, выкапывая из покосившихся стопок одинаковых папок нужную — с моим делом. Он прищурился, бегло пробежал глазами несколько страниц, вложенных в папку, и наконец перевел взгляд на меня:

— Ну что ж, Анна Павловна. У меня к вам будет несколько вопросов. Начнем с простого. Вы — Ремизова Анна Павловна?

Я растерянно оглянулась на маму, та чуть заметно кивнула.

— Вы что же, не помните даже, как вас зовут? — удивилась лупоглазая голова, тело которой ни на миллиметр не показывалось из-за бумаг.

В ответ я только покачала головой, а участковый пробубнил себе под нос, обращаясь к своим бумажкам: «Безобразие, и нафига эту делегацию сюда прислали?»

— А вы не могли бы представиться? — Голос Иоганна, неожиданно вступившего в диалог, заставил меня вздрогнуть и вернуться к жизни, когда я уже ощущала, что заражаюсь от сонного полицейского ленью и наплевательским отношением ко всему вокруг, в том числе к собственной жизни.

— Виктор Сергеевич Иванов, капитан полиции, — с недоверием произнес мужчина, приглядываясь к моему парню. — А вы у нас… — Он снова полез в папку.

— Иоганн! — Мой спутник протянул через стол узкую кисть.

— Вы у нас… — Капитан не удосужился ответить на рукопожатие и даже не взглянул в сторону Иоганна. — Игорь Семен…

— Забудь! — взревел Иоганн. — Ты уже все прочитал. Закрой папку и забудь. Иоганн — только это имя.

Полицейский захлопал глазами и как по волшебству выполнил приказ — отложил папку. Рука Иоганна, все еще протянутая над столом, подрагивала.

— Рад знакомству, Иоганн, — рассеянно отозвался участковый и потряс утонченное запястье своей широкой волосатой лапой.

Что это было? Внушение, гипноз? Как он это сделал? И почему не дал капитану полиции произнести имя вслух? Я в панике оглянулась на родителей, но те вели себя так, словно ничего не произошло, и мой парень не заставил поверить полицейского в то, чего он на самом деле не делал. Но как? Как такое возможно?

Иоганн уловил мое волнение и вернул руку на плечо, отчего волна спокойствия тут же расслабила тело и выгнала из головы тревогу, наполнив ее сладкой негой.

— Что ж, Анна Павловна, — на выдохе произнес полицейский, — тут и искать нечего. Перенервничали, вышли освежиться, но ветер и плохой завтрак сыграли с вами дурную шутку. Что ж, не повезло — так не повезло. Будьте впредь аккуратнее.

— И вы не будете передавать дело… куда там их обычно передают? — Я нахмурилась, инстинктивно стряхивая с себя воздействие Иоганна.

Не то чтобы мне хотелось связываться с расследованиями, судами или психиатрами, но такая халатность возмущала. Родители словно замерли и не проронили ни звука за все время этого странного спектакля. Почему-то только я в полутемном душном помещении жаждала докопаться до истины.

— Анна Павловна, в самом деле. Я понимаю, вам хочется найти виноватого, глупо оказаться на волосок от смерти из-за нелепого стечения обстоятельств. Но поверьте моему опыту — катастрофы именно так и происходят: случайно, а не из-за всемирного заговора и кровных врагов.

— И все же! — не унималась я, только распаляясь из-за его пресного поведения. — Вы должны сделать хоть что-то! Я не знаю, опросить родных, проверить социальные сети…

Дурацкая амнезия совершенно сбивала с толку, и только теперь я осознала, что в век информационных технологий ничто не исчезает бесследно. И если есть в сети хоть малейшая зацепка, которая привела бы к истинной причине моего полета, ее можно найти! Иоганн заметно подобрался, готовый в любой момент перехватить разговор и увести в нужное ему русло. И как только это ему удается? А главное — почему не действует на меня?

— Ладно, ладно. — Участковый снова потянулся за папкой, которую успел закинуть в дальнюю стопку забытых и не требовавших разбирательства дел. Никогда прежде не видела человека, который бы так сильно ненавидел свою работу. — Анна Павловна, вам приходили сообщения с угрозами? Мы можем посмотреть ваш телефон?

Точно — телефон! Вот, где нужно искать. Я вопросительно взглянула на Иоганна, он только ухмыльнулся и развел руками:

— Он, в отличие от Анны, при полете не выжил и восстановлению не подлежит.

— А социальные сети? — не унималась я. — Давайте сейчас же проверим!

— Вы помните пароли? — уточнил полицейский.

— Конечно нет!

— Может быть, помните, куда их записывали?

— Нет… Но вы можете просто поискать меня в интернете, наверняка что-то найдете.

— Ладно уж, но только для вашего успокоения. — Виктор Сергеевич закатил круглые лягушачьи глаза.

Старенький компьютер, притаившийся за бумагами, кряхтел и крякал в поисках интернета. Вентилятор внутри полурабочей бандуры из последних сил разгонял спертый кабинетный воздух, пока полицейский пытался найти в сети мое прошлое, а я выжидающе не сводила с него глаз.

— Так, что тут у нас? — Он внимательно уставился в монитор, почти касаясь его носом. — Так… Студентка сбросилась с крыши… Местные новости… Несовершенность системы образования… Ага. Вот. Фейсбук — ни фото, ни записей. Дальше. Инстаграм — пусто. Вконтакте — аналогично. Нет про вас, Анна, ничего, кроме криминальной сводки.

— И вам не кажется это странным? — Страх липкой волной подступал к горлу — кто-то добрался и до моей виртуальной жизни, стерев меня отовсюду. Кто-то лишил меня не только прошлого и памяти, но и шанса это прошлое воскресить. Кто и зачем? Что я такого сделала, что со мной так поступили? На глаза непроизвольно накатывали слезы, и я смахивала их тыльной стороной ладони.

— Ну ладно вам, Анна Павловна, — попытался успокоить меня полицейский, — наверное, вы были просто очень скрытной и ничем не делились. И правильно! Меньше компромата — легче жизнь! Это я вам по собственному опыту говорю. — Он сделал паузу. — Если что вспомните, милости прошу. Приходите с доказательствами, обсудим. А пока мы с вами все решили.