Проводы любви

Надежда Бабенко (2024)

…Поцелуй его — яд, и в устах его — чары. Если же скажет: «Возьми, я прошу тебя, это оружие», — не прикасайся к подарку: все вещи окунуты в пламя».Ольга в изнеможении выронила из рук книгу. Так вот в каком обличье, оказывается, приходит любовь! Она хитра и лицемерна, рядится в самые яркие, привлекательные одежды, а когда удовлетворена страсть, жаркое трепетное пламя превращается в холодный тускло-серый пепел!..Повесть Надежды Бабенко, члена Союза писателей СССР, о страстной любви уже немолодых людей, перед которыми встают вопросы: что важнее — чувства или долг, возможно ли преодолеть страсть и надо ли это делать? А может, все-таки любовь важнее всего, и «один миг ее стоит больше, чем тысяча жизней, проведенных в тусклой мгле без света любви!»

2.

— Вон там, — показала Татьяна Ниловна, — кувшины с настоем шиповника. Перед едой надо принимать, очень полезно.

Налив по стакану чуть желтоватой жидкости, направились к своим местам, оказавшимся в противоположных сторонах зала. И тут Ольгу словно окатило знойной волной удушья: за ее столом сидел, низко склонившись над закуской, Борис, Борис Сергеевич, тот самый, с которым в прошлом году у нее была, как она мысленно считала, любовь. Ольга тотчас узнала его по тонкому, до боли в сердце дорогому и милому профилю, по сутуловато-приподнятым плечам… Он был в том же, что и в Прибалтике, коричневом кожаном пиджаке. Все это способствовало его узнаванию и тому волнению, которое ее охватило. Минута, в течение которой она простояла поодаль, показалась бесконечно длительной — столько мыслей и чувств вспыхнуло в ней и, оставив ожог, погасло! И все же ее ревнивый взгляд усмотрел, что Борис Сергеевич почти не изменился. Вот только в темно-русых волосах, точно на гравюре, возникли редкие, но ярко-белые штрихи.

От нежности и жалости — он уже не так молод, как ей прежде казалось! — защемило сердце.

Никого другого за столом пока еще не было. Уйти, пока Борис ее не узнал, не заметил? — возникла спасительная, показалось Ольге, мысль. Но… куда? Да и не смешно ли, не глупо ли это покажется со стороны? Если здраво рассудить, между ними ничего, совсем ничего «такого» не было. Лишь какое-то наваждение. Да и оно за истекшие месяцы почти выветрилось, как тепло из дома, который давно перестали подтапливать.

Расстояние до стола в несколько шагов Ольга едва осилила: всё в ней трепетало, словно она шла по жердочке над пропастью.

Так и не преодолев волнения, остановилась позади Бориса, произнесла:

— Здравствуйте! — Голос дрогнул, приветствие прозвучало как-то неестественно для подобного случая. Борис равнодушно полуобернулся, вскинул на нее невидящие глаза и, продолжая жевать, ответил дежурно, приличия ради:

— Здравствуйте, — но тут же узнал ее. — О… вы?! Выронил вилку, отодвинул тарелку в таком замешательстве, что сомнений не могло быть: он искренне рад встрече. — Когда приехали?!

Она ответила. И, стараясь скрыть все нарастающее смущение и волнение, подчеркнуто деловито поставила на стол стакан с витаминным напитком, села на свое место.

— Вы здесь давно? — спросила.

— Да нет, четвертый день, — а сам подумал: «Чуть не целый срок — еще три недели — вместе!» — Сколько времени уже прошло, как мы отдыхали в Прибалтике? — Беззастенчивые взгляд и улыбка Бориса показались Ольге оскорбительными. Уж не слишком ли пристально она смотрела на него тогда?

Впрочем, Борис держался как настоящий мужчина, ни разу не отвел свой взгляд первым, хотя и не предпринимал почти ничего для сближения. Вскоре Ольга поняла, почему: он ожидал приезда жены.

И все же сейчас ей стало не по себе от этого напоминания как о чем-то неприлично-интимном, превышающем границы дозволенного.

— Около семи месяцев, — ответив, Ольга сразу остыла, приступила к обеду. Борис последовал ее примеру. Однако еда для них превратилась как бы в тяжкую обязанность удовлетворять некую низменную потребность.

Суп ели в пол-ложки, дух спирало от опасения, как бы не втянуть его в рот с шумом. Второе накалывалось на вилку крошечными кусочками. Да и они едва проходили через горло, его то и дело перехватывало спазмом. Нет, это не еда, мука.

Уж лучше бы им сидеть за разными столами. Друг друга они все равно узнали бы не только здесь, даже в сутолоке московской улицы.

Ольга выскочила из-за стола: пусть Борис не думает, что она будет его обременять своим присутствием или что по-прежнему рассчитывает на его внимание.

— Приятного аппетита!

— Спасибо! — Борис с облегчением оторвался от обеда, обернулся ей вслед, приглушенно-интимно спросил:

— Встретимся?

Ольга его не поняла: что он имел в виду? Время их отдыха только начиналось, сидят они за одним столом…

— Я надеюсь, — ответила неопределенно.

До своей комнаты Ольга бежала, ничего не видя, не слыша. Словно внезапно прорвалась плотина, сдерживавшая чувства. И они захлестнули все ее существо.

Дрожащей рукой она едва попала ключом в прорезь замка, влетела в комнату и в изнеможении упала на свою кровать. Словно и не разделяли их столько долгих холодных унылых месяцев!

— Татьяна Ниловна, милая, дорогая, если бы вы знали, что произошло! Нет, надо же такому случиться! — Ольга вскочила с постели, когда вернулась соседка, и с откровенностью, на которую способны лишь люди, случайно сошедшиеся и потому уверенные, что никто не сможет злоупотребить доверенной тайной, поведала о прошлогоднем знакомстве с Борисом, о новой встрече с ним. — Нет, вы подумайте: оказаться за одним столом!

— Это судьба, — многозначительно заметила Татьяна Ниловна. — Чему быть, того не миновать. Вот я со своим Василием… Учились в школе, он ухаживал за мной, мои родители были против того, чтобы я за него вышла, — в молодости он такой озорной, можно даже сказать, хулиганистый был… И что же? Через несколько лет встретились и все же поженились… Нет, судьба — это судьба, ее не объедешь, не обойдешь. Это только теперь мы ни во что не верим, а так-то, если подумать, все равно какая-то таинственная сила существует! Взять хотя бы сны…

Но Ольге не хотелось слушать ни о чем, не имеющем отношения к ее чувству. Сама же рассказывать теперь она могла бы сколько угодно.

— Ой, извините, Татьяна Ниловна, но я обещала домой позвонить. — Ольга одернула на себе платье, заглянув в зеркало, подправила волосы… — Неужели это она? Глаза светятся, что фонари в ночи, губы и щеки знойно-пунцовые…

— Да ведь только приехала, — усмехнулась соседка. — Вот такие мы, бабы, ум у нас всегда враскорячку. Сердце тянет в одну сторону, а рассудок упирается, пятится назад. У мужиков всё по-другому. Мой, бывало, как задурит, он только на порог, а я уже чувствую — чужой. Если у мужчины сердце дома — он добрый, ласковый, и жена хороша и в халатике, и в передничке…

— Вы думаете, если Борис Сергеевич полюбит, он… — А то как же? Да все они, мужики, из одного теста слеплены! Так что смотри, Олечка, не обожгись… Я-то твоих семейных дел не знаю, но как бы не поменять кукушку на ястреба…

Мгновенно забыв о своем намерении, Ольга подошла к окну… Хлопнула парадная дверь, и на тротуаре появилась стремительная худощавая фигура Бориса. Он кинул взгляд в одну, другую стороны, как бы высматривая кого-то, потом, сунув одну руку в карман брюк, слегка сутулясь, пошел по еловой аллейке вглубь парка. Ольга видела его между темно-коричневыми стволами до тех пор, пока они не сомкнулись.

«Очевидно, живет в том коттедже», — решила она про себя. — Почему он так долго был в центральном корпусе? Звонил домой? — и испытала что-то похожее на ревность. Не исключено, что он надеялся увидеть ее где-нибудь в холле, вестибюле. А она умчалась!

Спускаться к телефонам-автоматам расхотелось: Борис ушел, и всё потеряло смысл. Чего спешить? Позвонит попозже, когда и сын, и муж наверняка будут дома…

— Ваша семья будет к вам приезжать на выходные? — спросила Татьяна Ниловна.

— А разве можно?

— Почему нельзя? В прошлые субботу и воскресенье столько гостей здесь было! Как на маевке! А чего? Кругом такая природа! Да и погода — лучше не пожелаешь. Для москвичей это же так полезно — провести один-два дня за городом.

Ольга думала не о том, приглашать ли ей мужа с сыном, а о том, что вот к Борису жена даже в Прибалтику приезжала, а уж сюда-то непременно явится. И у нее окончательно испортилось настроение. На полдник она не пошла, хотя ей хотелось пить. Что-то удерживало ее. Кажется, всё то же опасение, как бы Борис не подумал, что она использует любой повод для встречи с ним.

Когда вернулась с чаепития Татьяна Ниловна, Ольга пригласила ее выйти погулять. По тротуарам, тропинкам через парк бродили люди. У всех такое бездумное, праздничное выражение лиц! Как у детей на цирковом представлении! Ольге не хотелось быть похожей на них: вдруг встретится Борис Сергеевич!

Она предложила соседке посмотреть поселок за территорией дома отдыха. Но уже через несколько минут ее неудержимо повлекло обратно, туда, где было больше шансов встретиться с Борисом.

За полчаса до ужина Татьяна Ниловна пошла отдохнуть, а Ольга решила позвонить домой. Ну не чудо ли, находясь за несколько десятков километров, внезапно ощутить себя в кругу семьи, услышать близкие, родные голоса. И для этого достаточно лишь снять телефонную трубку, опустить в прорезь пятнадцатикопеечную монету, набрать нужный номер! Кто-то заглянул в застекленную кабину. Ольга так и вскинулась навстречу. Она увидела того, кого, лукавя сама с собой, всё это время искала взглядом, жаждала душой. Борис, не обращая внимания на многолюдье в вестибюле, громко сказал через дверь:

— Я подожду вас.

Она согласно кивнула ему и благодарным взглядом проследила путь его до кресла в глубине ниши, образованной изгибом лестницы на второй этаж. Ожидание радости общения с семьей мгновенно исчезло. Она уже почти не воспринимала того, что говорил ей муж, скомкала разговор с сыном. И, торопливо попрощавшись до следующего звонка, выскочила в вестибюль, направилась к Борису, который, не отводя от нее задумчиво-нежного взгляда, сидел, опираясь на самодельную трость из ветки с зеленоватой свежепахнущей корой.

— Я вас долго ждал в полдник, — произнес он, поднимаясь ей навстречу. — И в парке вас не было… Потом вижу, вроде вы вошли в корпус.

— Да… я… мы с соседкой вышли пройтись… А на чай я, кажется, уже опоздала.

— Чай до шести официально, но и позже можно попить. Здесь в этом смысле хорошо, без особых строгостей. Сходите попейте, я вас подожду. Потом погуляем еще? — спросил.

Все очень искренне, доверительно. Так вот какую встречу он имел в виду тогда, в столовой!

Она ответила также без ухищрений любовной дипломатии:

— Хорошо, погуляем. Я быстро.

Метнувшись к гардеробной, повесила пальто на крайнюю вешалку и не пошла, а вроде бы даже не касаясь ногами пола, полетела в столовую. Неужели все то, что казалось ей неосуществимой мечтой, так легко и просто становилось действительностью!

Приближаясь к своему столу, с умилением задержала взгляд на стуле Бориса, на его стакане с коричневатой кромкой на дне, на крошках от ватрушки, рассыпанных по столу, — все это как бы еще хранило тепло его губ, рук…

Она торопливо выпила чай, не почувствовав его вкуса, лишь одеваясь, ощутила жгучую боль во рту: обожгла нёбо, и, когда проводила по нему языком, оно шелушилось, облазило. Но стоило ли обращать внимание на такую малость, если ее ожидал мужчина, воспоминания о котором так долго ее согревали! Демисезонное полупальто и высокая искусственного меха шапка придавали облику Бориса нечто архаичное. На своем муже она такого не потерпела бы. Что-то более веское, нежели чувство внешней благопристойности, руководило ее отношением к этому человеку.

— Я здесь живу, — произнес Борис, приподняв трость в сторону двухэтажной дачки, свежевыкрашенной в темно-зеленый цвет, мимо которой они проходили. — А вы?

Ольга ответила на вопрос, не придав ему никакого значения. Здесь все разговоры на подобные незамысловатые темы. Не сговариваясь, как бы интуитивно, избегая встреч с людьми, они вышли по тротуару с территории дома отдыха на узкую улочку.

Вдоль заборов с обеих сторон, утопая вершинами в небесной выси, вперемешку стояли зеленые сосны, ели, белоствольные березы. Какой рай, надо полагать, здесь летом! Да и теперь, ранней весной, прекрасно.

— Борис Сергеевич, вы здесь уже бывали или впервые? — спросила Ольга. Вы запомнили мое имя? — удивился он. И даже приостановился. Ее вопрос он, очевидно, счел не таким уж важным, чтобы отдать ему предпочтение перед поразившей его памятью спутницы. — У вас когда-нибудь был знакомый с таким именем?

— Нет, — не скрывая разочарования, ответила Ольга. Выходит, он не чувствовал все эти месяцы того, что она. Забыть имя человека, которого полюбила и как клад хранила в тайниках души своей?! — У меня не было знакомого с таким именем. Просто… Хотя это вовсе не просто… Я долго вспоминала вас.

— О, благодарю! — в искреннем порыве Борис схватил ее кисть, крепко прижал к своей груди и долго не отпускал. Потом взял Ольгу под руку. Теперь они шли как очень близкие люди, между которыми все ясно, определенно. Но именно это ощущение и смущало Ольгу. Ее воспоминания об их прошлогоднем знакомстве были чистыми, романтическими, без налета чувственности. Да и они от времени поблекли. А вновь вспыхнувшее чувство как бы не приняло еще определенных размеров, глубины, содержания.

— А вы… вы хоть иногда вспоминали обо мне?

Борис отвел от нее взгляд и, как ей показалось, постарался придать своему голосу побольше убедительности:

— Вспоминал, конечно. Всё так внезапно кончилось! Эх, жизнь! Его лицо исказила гримаса то ли страдания, то ли вины. И уже другим, философским тоном:

— А жизнь идет своим чередом…

Ольге не понравилась эта последняя фраза, обшарканная, как лестничная ступень подошвами прохожих.

Какой смысл он хотел вложить в нее? Впрочем, возможно, ему и в голову не приходило придавать ей какое-то особое значение?!

Она постаралась подавить свое огорчение и продолжала:

— Если бы мне сказали, что мы вновь встретимся, да еще так, за одним столом, я бы не поверила!

— Вы правда не знали, что я сижу за этим столом? — Борис явно в том сомневался.

— Как?! Вы допускаете, что я специально села рядом с вами?! — Ольга, потрясенная, приостановилась, высвободила свою руку.

— Да нет, нет, это я просто так сказал. В самом деле — невероятно!

Но шли они теперь уже поодаль друг от друга. Она чувствовала себя безвинно униженной. Если бы ей это было известно, она ни в коем случае не села бы за этот стол, хотя бы из опасения быть заподозренной в навязчивости.

— Пойдемте обратно, — предложил Борис. Ольге хотелось уйти с ним куда-нибудь далеко-далеко, а вот он, как видно, такого желания не испытывал. Ну что ж, пожалуйста.

— Чем вы занимались все эти месяцы? — Ольга поняла: Борис имел в виду время после их знакомства в Прибалтике. Для нее многое измерялось этим «расстоянием».

— Работала, думала о вас… — честно ответила она. Борис вновь искоса взглянул на Ольгу нежно и признательно. Ей ни о чем спрашивать его не хотелось. Правды он мог и не сказать. Ложью же пусть себя и ее не унижает. Он рядом — и никаких проблем!

— Какая у вас профессия? — неожиданно задал вопрос Борис. И вроде бы виновато объяснил свой интерес. — Мы так мало знаем друг о друге…

— Я — экономист, — кратко ответила Ольга.

— Трудная и, по-моему, не женская профессия, — то ли уважительно, то ли сочувствующе высказал свое мнение Борис.

— Почему вы так думаете? — Ольга удивленно вскинула брови, приподняла плечи. — Конечно, моя работа требует большой точности, четкости, внимания. И… профессиональной грамотности. Но я ее люблю и успешно с ней справляюсь.

У входа в свой коттедж Борис приостановился, просто, естественно, как будто не впервой, пригласил:

— Зайдем ко мне.

Ольга отпрянула.

— Нет.

— На несколько минут. Прошу вас, — он крепко сжал ее кисть.

Боясь обидеть Бориса, но и не желая ему уступать, она, вырывая руку, пояснила:

— Пора ужинать.

— Да успеем. Ужин до восьми. Я озяб, у меня совсем легкое пальто…

— Зайдите, погрейтесь, — она наконец высвободила руку и хотела уйти, но Борис ее остановил:

— Да погодите, — взглянул на часы. — Ужинать так ужинать… Не хочется расставаться.

Эти последние слова были произнесены с такой подкупающей искренностью, что Ольга неожиданно для самой себя произнесла:

— Мы можем еще сегодня погулять.

— После ужина я поеду в Москву.

— Зачем?!

— Завтра рано утром мне нужно быть дома.Ольга прикинула: завтра суббота… что за дела могут быть у человека в городе в нерабочий день?! Но ничего уточнять не стала. Только поинтересовалась, когда он вернется. Это было для нее самым важным.

— Да завтра же, к обеду, в крайнем случае, к ужину.