Размах крыльев.

Надежда Волгина, 2017

Что делать той, кого отец проиграл в карты? Да не кому-нибудь, а Асмодею – одному из самых страшных демонов подземного царства, повелителю азартных игр. Как выжить там, где тебя окружают чудовища, где на каждом шагу подстерегает опасность? И можно ли избежать любви в этом богом забытом месте? В оформлении обложки использованы фото со стока фотографий и изображений shutterstock.

Глава 6

И потянулась череда похожих друг на друга дней. Не то чтобы я решила послушаться Федора, но от пережитого стресса навалилась апатия и высовываться какое-то время мне не хотелось. Нет, конечно же я не сидела дома, большую часть времени проводила в саду. Я все лелеяла мысль, что если буду идти долго-долго, на сколько хватает сил, то наконец-то дойду до конца сада. И каждый день я забредала все дальше, но впереди маячило все то же многообразие экзотических деревьев и кустарников. По всей видимости, кроме этого дома-лепешки и сада тут вообще больше ничего не было. И еще всегда одинаковое небо над головой — низкое пузыреобразное мутно-серого цвета. Оно, конечно, больше всего отравляло настроение, и на него я старалась не смотреть вообще.

Лемех, видя мое унылое настроение, как мог, пытался разнообразить мои будни. От него я много узнала про горгулий. Оказывается, эти неказистые на вид существа отличались особой гордостью. Их ни в коем случае нельзя было оскорблять. За обиду они платили жестокой местью, потому что страдала их гордость, а ее они ценили превыше всего. Лемех поведал мне историю, как кто-то из его сородичей наказал хозяйку, за то что она унизила его прилюдно, обозвав редким уродцем. Он заманил ее в сад (в какую из его частей, я даже думать не хотела), очаровал песней (забыла сказать, что горгульи, все, как один, обладали исключительными вокальными данными, их песнями можно было заслушаться) и заставил дотронуться до ядовитой плесени. Как уж он это сделал, я не знаю, да и Лемех об этих подробностях умолчал, только красавица после этого была обречена. На нее напала проказа, справиться с которой не смогли даже гарпии, которым по силам было многое из области целительства. Девушка медленно загнивала, изолированная от всех обитателей этого места. Мало того, ей даже никто не прислуживал, так как болезнь эта считалась заразной. Финал истории мне Лемех не поведал, но, думаю, умерла она скорее от голода, нежели от проказы.

Думаю, Лемех не зря мне все это рассказал. Таким образом он меня предупредил, чтобы вела себя с ними осмотрительно. И я ему за это была благодарна, хоть и не собиралась никого унижать.

А еще, чем ближе я его узнавала, тем больше поражалась широте его души и высокому интеллекту. Он мне часто рассказывал об истории древнего Рима, откуда считал себя выходцем. От него я узнала о жестокости бестиариев, устраивающих кровавые зрелища с животными на потеху зрителям. Сколько боли было в его речах, когда он подробно описывал, как стравливали этих бедняг на арене, как зверски убивали потом. Именно он поведал мне о предназначении горгулий. В их задачу входила защита этого мира от хаоса, строгое дозирование зла, что, как поняла, здесь процветало повсеместно. Вот почему, когда Лемех узнал о проделке ведьм, рассвирепел до такой степени, что я даже спряталась под кровать от страха. Думала, что гнев его направлен на меня, и сейчас от меня останется только мокрое место, ну или бесформенные останки. Но он тогда вылетел из моей спальни со словами, что устроит этим идиоткам Варфоломеевскую ночь. Я, конечно, тоже все еще была зла на свору оборванок, но полного истребления им не желала. Все же они считались полноправными обитателями этого места.

И я почти полюбила своих личных горгулий за ежевечерние концерты. Когда они строем заходили в мой комнату, кто с лютней, кто со свирелью, и затягивали какую-нибудь песню, с раскладкой на несколько голосов, моя душа плавилась в прямом смысле слова. В такие моменты я закрывала глаза и мечтала, что нахожусь далеко-далеко отсюда, в своем привычном мире. Рядом мама и папа, мои друзья… И все опять, как раньше. Неизменно они доводили меня до слез своим пением, но каждый раз я была им благодарна за возможность мечтать. В другое время у меня это не получалось.

В общем, зря я думала раньше, что горгульи исполняют тут исключительно роль прислуги. Сейчас я понимала и ценила их гораздо больше.

А еще я занималась исследованием внутреннего устройства этого странного дома. Каждый день в послеобеденные часы, вместо того чтобы наслаждаться приятной негой, как делали тут многие, я отправлялась на разведку. Так я поняла, что дом разделен на огромные отсеки. Каждый из них принадлежал какому-нибудь важному демону. В этих отсеках жили люди, черти, горгульи, гарпии и другие демонические существа, находящиеся с собственности хозяина. Временами численность его челяди разрасталась до такой степени, что он и сам уже не знал, кто ему принадлежит. Тогда он поручал произвести перепись. Вот именно об этом мне и пришел как-то рассказать Федор.

Я его не видела к тому времени уже несколько дней и ужасно обрадовалась визиту. Правда сразу же скисла, заметив угрюмое выражение на его лице.

— Что еще случилось, о чем мне страшно даже спрашивать?

Догадывалась, что каким-то образом новости касаются именно меня.

— Асмодей решил произвести перепись и поручил это сделать своему секретарю. Списки будут готовы через несколько дней.

Федор не смотрел на меня. А потом и вовсе вышел из комнаты. Правда, через несколько минут вернулся с полным бокалом, в котором плескалась янтарная жидкость. Почему-то мне показалось, что это коньяк.

— Ну и что?..

Подумаешь, перепись. Ну стремится мужик к порядку. Ничто в сообщении Федора меня пока не настораживало.

— Он захочет познакомиться со всеми новичками, — припечатал он меня хмурым взглядом.

— И что?..

Я по-прежнему не понимала, что до такой степени его раздражает.

— Как что?! — взбеленился Федор. — А то, что он увидит тебя!

— И что будет, когда он увидит меня?

Я старалась, чтобы голос мой звучал ровно, хоть и чувствовала, как на голове зашевелились волосы от страшной догадки.

Федор подлетел ко мне, схватил за плечи и тряхнул как следует.

— А ты не догадываешься?! — выкрикнул он мне в лицо, и я тупо зафиксировала, что не ошиблась — пьет он коньяк.

Федор ослабил хватку и прошелся руками от моих плеч до локтей и обратно. А потом обхватил шею, поглаживая скулы большими пальцами, и заставил посмотреть на себя.

— Ты хоть осознаешь, насколько красива? — в голосе его появилась хрипотца, а глаза стали еще чернее, если это только возможно. — Да стоит ему только увидеть тебя, как он захочет обладать тобой.

От напряжения, с каким я всматривалась в его лицо, глаза мои начали слезиться, и горло сдавило железная рука страха.

— Он так ужасен, да? — прошептала я.

Лицо Федора исказила гримаса боли, и он выпустил мое лицо. Снова схватил бокал и осушил его одним махом. И лишь потом заговорил, не глядя на меня:

— Это самый жестокий демон темного царства. А еще самый похотливый. В его собственности находится больше всего женщин. Каждую ночь, когда он не на работе, они греют его постель. А потом долго восстанавливаются после его страсти… Он очень жесток с женщинами, Алина-малина.

Федор опустился в кресло и закрыл лицо руками.

— Я так хотел оградить тебя от него, — глухо произнес он.

— Что же нам делать? — приблизилась я к нему и опустилась на корточки.

— Иди ко мне, — убрал он руки от лица и посадил меня к себе на колени. — Мы что-нибудь придумаем, моя Алина-малина, — положил он мою голову себе на плечо и принялся укачивать, как малое дитя. — Обязательно придумаем…

Я почувствовала, как губы его прижались к моей макушке, но лишь на долю секунды. Его грусть передавалась мне и затапливала с головой. Даже страх отошел на второй план. В его руках было уютно, но в душе поселился дискомфорт и мешал мне со страшной силой. Все и так не очень весело в моей жизни, и я отказываюсь еще и мыслям о предстоящих бедах убивать себя. И потом, я верила Федору, как самой себе. Он обязательно что-нибудь придумает, чтобы не допустить моей встречи с Асмодеем.

Нужно было срочно сменить тему, чтобы развеселить и его, и себя. И я придумала, о чем мы можем поговорить. Тем более что этот вопрос я уже давно хотела ему задать, только подходящей возможности не подворачивалось. Вот уже несколько ночей подряд я слышу музыку, наподобие той, что звучала в день моего прибытия сюда. Волнующая, выворачивающая душу наизнанку. Я просыпаюсь среди ночи и вслушиваюсь в эти чарующие звуки. Они затрагивают самые потаенные струны моей души. Одновременно хочется и рыдать, и смеяться. Никогда раньше во мне музыка не рождала столь сильные эмоции. Об этом я и спросила Федора.

Странная реакция последовала на мой вопрос. Федор встрепенулся и выпрямился в кресле. Я чуть не свалилась с его колен, не поддержи он меня вовремя. Его явно осенила какая-то мысль. И именно она стерла печаль с его лица.

— Музыка, говоришь?..

Он не торопился продолжать, сосредоточенно о чем-то размышляя. При этом он так потешно хмурил лоб и хватался за свои рожки, что я невольно начала посмеиваться. Наградой мне послужил укус в нос, а потом быстрый поцелуй в губы. Я даже растерялась от неожиданности и на время забыла, о чем его спрашивала.

— Вот что, Алина-малина, — улыбнулся он, явно потешаясь над моей растерянностью. — Сегодня ночью я выведу тебя в свет.

Неожиданное заявление. От волнения у меня даже скатилась струйка пота по спине. Я же хотела только про музыку узнать. Вряд ли я готова к светскому приему. Сама себя не узнавала, но в последнее время стала всего страшиться.

— Не бойся, — неправильно истолковал мое замешательство Федор. — Асмодея не будет. Его хозяин отправил в командировку на неделю. Да и тебе нужно развлечься, а то совсем закисла ты тут.

В следующий момент он лизнул меня в щеку, и я таки свалилась с его колен, потому что этого уж точно не ожидала.

Да он напился! — поняла я, когда услышала дикий хохот. Естественно, что может быть смешнее барахтающейся на полу меня? А то что я совершенно запуталась в складках этого дурацкого платья, никого не волнует.

— Может уже поможешь мне встать? — буркнула я, когда от смеха на глазах Федора уже выступили слезы. — Ржешь, как конь, — обиженно отвернулась.

— Не дуйся, Алина-малина, — потянул меня Федор за руку и одернул юбки платья, когда я встала. — Просто, ты так смешно пыталась подняться и так забавно ругалась.

— Да? А кто виноват, что я упала? Чего это ты меня лижешь, как мороженое?!

Возмущению моему не было предела. А то, что он все еще продолжал посмеиваться, так и вовсе бесило.

— Вот так? — снова лизнул меня Федор.

— Да, что?!. Уйди отсюда! — оттолкнула я его от себя и вытерла мокрую щеку. — Лижи своих чертих.

— Они не такие сладкие, — усмехнулся он, но, спасибо, лизнуть больше не пробовал и держался на безопасном расстоянии. — Ладно, Алина-малина. Я тебя оставляю до вечера. Ровно в полночь приду и поведу тебя на бал. Велю Лемеху, чтобы подготовил тебя как положено.

До самого вечера я бродила в саду и устала до такой степени, что в комнату скорее ввалилась, чем вошла. А там меня уже поджидал грозный Лемех. Он стоял посреди комнаты, уперев руки в бока, растопырив свои драконьи лапы и глядя на меня исподлобья. Если бы я уже не привыкла к тому, как он выглядит, то непременно бухнулась бы в обморок, таким страшным существом он казался.

— Где тебя носит? — набросился он на меня. — Мы десять раз грели воду. Ты хоть за временем следишь? Скоро полночь, а ты еще не готова…

— Ладно тебе, — повалилась я на кровать. — Сейчас полежу немного и начну одеваться…

— Начнешь одеваться? — лицо Лемеха вытянулось от изумления. — Начнешь одеваться?! — громче повторил он. — Да кто же в таком виде появляется на балу?! Эх, да что с тобой говорить, — махнул он рукой и вышел.

Вот и славно. У меня уже глаза слипались. Ни на какой бал я не хотела идти. Свернувшись калачиком прямо поверх одеяла, я собралась крепко уснуть. Но не тут-то было. Несколько пар рук меня схватили, усадили и принялись стягивать платье. Как я не сопротивлялась, через пару минут оказалась совершенно голая перед командой моих сердобольных горгулий. Как всегда, моя нагота произвела на них неизгладимый эффект — их крупнокалиберные стволы поднялись, как по команде. Но это зрелище меня сопровождало дважды в день, и я уже успела к нему привыкнуть. Иногда только думала, как они-то справляются со своим возбуждением, не мешает они им работать? Впрочем, на трудоспособности возбуждение никак не отражалось.

Вот и сейчас они меня подхватили и понесли в ванну. В который раз испытала ни с чем несравнимое блаженство, погружаясь в горячую, пахнущую смесью масел, воду. Даже с головой под нее ушла для полноты ощущений.

Мыли меня горгульи на этот раз с особой тщательностью. Даже все мои потаенные места соскоблили до скрипа, несмотря на яростные сопротивления с моей стороны. Плевать они на них хотели. Их много, значит, на их стороне сила. В конце концов, я вынуждена была уступить, чтобы не делать прежде всего хуже себе.

После ванны меня ждала процедура по удалению волос со всего тела и умащивание кожи ароматными маслами. К чему такая тщательность? Не голая же я буду на балу? А какие торжественные у них лица, словно готовят меня к первой брачной ночи. Эта мысль напугала до такой степени, что я ее сразу же отбросила, как самую бредовую и бестолковую.

Когда на моем теле не осталось и сантиметра, где бы ни побывали пальцы горгулий, и оно горело, словно натертое скипидаром, а лицо пылало от стыда, меня наконец-то оставили в покое. Лемех торжественно внес в спальню платье цвета морской волны с атласным лифом и юбками, состоящими из одних кружев.

— Я подумал, что этот цвет подходит к твоим глазам, — произнес он, раскладывая платье на кровати и любовно разглаживая его руками.

Я не очень внимательно его слушала, с изумлением анализируя собственное состояние. От усталости не осталось и следа. Изнурительные процедуры привели к поразительному эффекту — такому мощному заряду бодрости, какого не испытывала никогда.

— Нужно торопиться. Скоро явится Федор.

Показалось мне, или в голосе Лемеха проскользнули ворчливые нотки? Но додумать я не успела, потому что он, не церемонясь, потянул за пояс моего халата, и в следующий миг я опять оказалась голой. Как марионетка, честное слово! Никого не волнуют мои желания, все вертят мной, как того хотят. В душе всколыхнулась злоба, но и ей не судьба была разгореться — Лемех принялся натягивать на меня платье, и я разомлела от соприкосновения с прохладной нежной и струящейся по телу ткани. Какое-то райское блаженство.

— Ты великолепна! — вынес вердикт Лемех, обойдя меня одетую вокруг и пожирая восхищенным взглядом. — Мне даже страшно за тебя, — чуть тише добавил он.

Я бы с удовольствием пораспрашивала его о бале, о причинах его страхов, но помешал приход Федора. Он вошел в комнату, блестя начищенными подковами, в черных фраке и шортах, в белоснежной рубашке, из расстегнутого ворота которой выглядывала мужественная мохнатая грудь, и застыл на месте. На лице его я наблюдала калейдоскоп эмоций — от радости до… страсти. Да-да, я и себе боялась признаться в том, что сейчас читала на его лице. Как до этого Лемех, так теперь Федор пожирал меня глазами. Он смотрел на меня, молча и не двигаясь, но мне казалось, что чувствую его руки на себе.

— Федор, — не выдержала и позвала его. Под его взглядом я уже начинала чувствовать себя неудобно. — Может, скажешь уже хоть что-то?

— Да он язык проглотил, — хохотнул Лемех. — И поделом, меньше чесать им будет.

И опять мне показалось, что между ними пробежала какая-то кошка. Когда только успели повздорить?

Федор заговорил, только обращался при этом не ко мне.

— Ты зачем ее так вырядил? — набросился он на Лемеха, а в меня лишь ткнул пальцем. — Ее же теперь трудно будет не заметить.

— Извините, — важно выпрямил спину начальник моих горгулий и посмотрел на Федора свысока. Ну не свысока, конечно, потому что был ровно вдвое ниже, но таким казался его надменный взгляд. — Инструкции еще никто не отменял. В правилах сказано, что приготовления к балу — наиболее тщательная процедура, что на балу возможно все. Вот мы и подготовили ее ко всему.

— Лучше бы я ничего не затевал, — с отчаянием посмотрел на меня Федор.

— Да что тут происходит?! — не выдержала и заорала я. — Объясните мне, пожалуйста, зачем сначала они, — я кивнула на Лемеха, — драят меня, как старую кастрюлю, а потом ты, — я вперила злой взгляд в Федора, — ругаешь их за это? Может, ну его нафиг этот бал? Останусь тут и буду продолжать слушать музыку?

— Еще чего! — возмутился Лемех. — Да я тебя пинками туда погоню, такая работа проделана.

— А ты?.. — ждала я ответа от Федора.

— А я… я буду умирать за тебя от страха, — грустно проговорил он.

Ну вот зачем он так смотрит на меня, словно прощается навсегда? На глаза наворачивались слезы, и я рисковала испортить искусный макияж, над которым так долго бился Лемех.

— Ладно, оставляю вас, — деланно-равнодушно пробасил тот. — Устал, как собака, и спать хочу умираю. Сатанинского вам веселья!

С этими словами он вышел из комнаты, а мы с Федором продолжали буравить друг друга глазами.

— Пошли! — внезапно подскочил он ко мне, схватил за руку и потащил из комнаты.

— Ну уж нет! — вырвала я руку. — Я требую к себе уважения! — пришла на ум цитата из какого-то старого кино. — Или ты опять станешь нормальным, или я никуда не пойду.

Сомнительный ультиматум, я и сама это понимала. Догадывалась, что Федор сейчас просто мечтает, чтобы я не высовывала носа из комнаты всю ночь, но слова сорвались с губ и удержать я их не смогла. Ничего не оставалось, как продолжать начатую игру. Именно поэтому я вскинула голову и смотрела прямо ему в глаза.

Федор какое-то время отвечал мне не менее упрямым взглядом, пока лицо его не разгладилось, и он не прервал поединок визави.

— Прости, — подошел он ко мне и провел рукой по щеке, задержавшись на шее. К слову сказать, мои плечи и шея оставались совершенно открытыми. Лемех мне даже не предложил что-то типа газовой накидки. Еще и поэтому я чувствовала себя очень неуютно, словно была голой. — Просто ты сегодня слишком красивая, недопустимо…

Странно так, но с тех пор, как стала замечать в глазах Федора намек на какое-то чувство ко мне, я перестала относиться к нему, как к черту. Сейчас мне казалось, что передо мной стоит обыкновенный мужчина, который собирается меня поцеловать. И, черт меня возьми, я хотела этого.

Лицо Федора все приближалось, и его губы уже практически касались моих. Я даже поднялась на цыпочки, чтобы стать к нему ближе, как он, словно опомнился, и отпрянул от меня.

— Давай не будем ссориться в твою первую ночь здесь, — с усилием сглотнув, произнес он.

Я затолкала разочарование подальше и так же деланно-весело ответила ему:

— А давай! Пошли?

Он мне подставил локоть, под который я его церемонно взяла, и мы, как чинная пара, выплыли из комнаты.