Тайна имперской короны

Надежда Семеновна Максимова

В Москве появляется американская журналистка, заявляющая, что она наследница русского князя. В завещании он написал, что бриллианты, яйца Фаберже, короны и диадемы русских императриц, инкрустированные драгоценными камнями золотые рамы, жемчужные, рубиновые, сапфировые и алмазные ожерелья спрятаны в семи гробах в яме 7х10 футов. Начинается поиск сокровищ. Но результат превзойдет ожидания.

Глава 4. Тайна Белого зала

К тому моменту, когда сестрица Елена закончила составление композиций из пирожных, встреча с американской стороной перевалила через экватор.

Мы все тихо злились на лос-анжелесскую наследницу, придержавшую важную информацию и заставившую нас целый вечер читать про тушканчиков. Но дипломатический этикет никто не отменял, так что вслух претензий никто не высказывал.

— Попробуем рассуждать логически, — сказал я, надеясь, что кого-нибудь из моих сослуживцев озарит идея. — Что означает совокупность таких понятий, как «Белый зал» и опера Моцарта?

— Консерваторию, — предположил Ваня Зайкин. — В смысле, помещение, где можно слушать «Волшебную флейту».

— Ага. А так же это может быть филармония или любой из питерских театров, где могли ставить оперу.

— Не любой, а только тот, который посещала царская семья. Ведь царь же хотел контролировать…

— Это должно быть что-то многозальное, — внезапно вклинилась в разговор Елена. Она любовалась своими кремовыми цветочками и жалела приступать к их поеданию.

— Поясни.

— Если зал один, — невозмутимо ответила школьница, — нет смысла придумывать ему название. Можно просто сказать: петербургский зал, например, филармонии. А вот если залов в здании несколько, необходимо уточнять какой он: белый, большой, колонный, георгиевский или… ну, какие там залы бывают?

— Интересная мысль.

— Белый зал есть в Эрмитаже, — порадовал Ваня, разглядывая экран своего ноутбука. Ваня у нас не случайно носит прозвище «Киборг». Всякий раз, когда его оставляют на месте дольше пяти минут, он успевает развернуть орг. технику и подключиться к Интернету.

— А в Эрмитаже могли ставить «Волшебную флейту»?

— Наверное. Но могу сообщить, что в Белом зале Зимнего дворца, который теперь именуют Эрмитажем, находится так называемый «Механический оркестр Иоганна Георга Штрассера».

Механический оркестр в Эрмитаже

— Ну-ка, ну-ка…

Мы все потянулись, чтобы заглянуть ноутбуковский экран, который Ваня щедро развернул к народу.

В вордовском файле, обнаруженном Киборгом, сообщалось, что, оказывается, на рубеже XVIII — XIX веков Иоганн Георг Штрассер создал Большие часы, называемые так же «Механическим оркестром», которые буквально приводили в экстаз всех, кому доводилось видеть их работу.

Внешне устройство было выполнено в виде этакого грандиозного шкафа, высотой в четыре метра с портиком и сдвоенными колоннами. Он был выполнен из красного дерева и украшен позолоченной бронзой.

Но главный восторг вызывал, разумеется, не внешний вид, а работа устройства. Если заглянуть внутрь, оказывалось, что все это грандиозное сооружение заполнено сложным механизмом. Причем, в отсутствие электричество, в движение его части приводились в движение четырьмя гирями, весящими около 60 кг каждая.

Музыка была записана на съёмных деревянных валах, длиной по 127 см. Каждый вал содержал музыкальный фрагмент длительностью восемь минут.

Первоначально в наборе Механического оркестра насчитывалось тринадцать валиков. Первый из них — увертюра из «Волшебной флейты» Моцарта. На остальных хранились фрагменты из произведений Моцарта, Гайдна, а также венского пианиста и популярного для своего времени композитора Антона Эберла, написавшего пьесу специально для Больших часов».

— Вот оно! — в восторге завопил простодушный дядя Миша. — И Белый зал, и «Волшебная флейта». Все сходится!

— Вы думать, ключ будет на деревянный валик? — недоверчиво спросила американка.

— Чего тут думать, надо знать, — буркнул я.

— Что знать?

— Что эти самые «большие часы» сделаны, как шкатулка с секретом. Разумеется, основное пространство в четырехметровом шкафу занимают механизмы часов и органа. Ну, гири там, валики… В общем, все крупномасштабное.

Но то, что сейчас является музейным экспонатом, когда-то было просто предметом мебели. Причем мебели царской семьи. Как там обойтись без тайников?

— О, — оживилась Гэйл Оак, — тайники. Вы думать, что ключ там?

— Наверняка.

— Значит, надо ехать Санкт-Петербург.

— Ну да, езжайте… Я позвоню питерским коллегам, чтобы вас встретили и организовали доступ.

— О`кей.

Американка быстренько поднялась на ножки и сгребла выложенное на стол имущество в сумочку.

— Мы ехать. До свидания.

— Добрый путь.

Наша компания довольно мрачно проводила взглядами заторопившихся американцев. И когда за теми затворилась дверь, Ваня высказал мне претензию:

— Чего вдруг ты разрешил им ехать одним? Гэйл эта информацию придерживала, а теперь они вообще опередят нас.

— Вряд ли.

— Поясни.

— Просто я знаю, что в 1980 году «Механический оркестр» Иоганна Георга Штрассера прошел полную реставрацию. Его разобрали до винтика, так что любой тайник давно обнаружен, а содержимое его извлечено.

— Так там было содержимое?

— А это сейчас узнаем.

Я извлек сотовый телефон и уверенно отыскал в списке номер, помеченный как «тетя Таня».

— У тебя там знакомые? — завистливо спросил Ваня, пока в телефоне крутился поиск соединения.

— Да, одна из музейных смотрительниц. Работает там чуть ли не со времен снятия блокады.

В этот момент телефон пробился через время, через расстоянья, я услышал в динамике знакомый голос и говорил ровно две с половиной минуты.

— Ну что? — на одном выдохе спросили соратники, когда я закрыл соединение и положил телефон на столешницу. Все время разговора они смотрели на меня, практически не моргая.

— Все отлично, — безмятежно ответствовал я. — Предлагаю отметить событие свежим кофе с пирожными.