Начать сначала

Наида Баширова

Красавице Тине опостылело все: нелюбимый муж, властный свекор, высокомерная свекровь, похотливый деверь. Сможет ли она вырваться из золотой клетки, в которую оказалась заключенной помимо воли, и кто ей в этом поможет? Таинственный попутчик, нашептывающий ей слова искушения? Удачливый бизнесмен, которого она спасла от гибели? Бандит, держащий в страхе весь город?Новая жизнь манит и пугает, соблазняет и обещает. Но жизнь с чистого листа не дается даром, в этом ей очень скоро придется убедиться.

— 3-

Проснулась я рано, и первой моей мыслью было: я начинаю новую жизнь, у меня нет прошлого, есть только настоящее и будущее. И все же, как бы ни силилась, я не могла не думать о том, что произошло вчера. Случайно ли мы с Марком не оказались в автобусе во время взрыва или?.. Вот это «или» меня и беспокоило. Если это не случайность, то наводит на очень тревожные мысли. Я повернула голову и нехотя открыла глаза. Марк крепко спал, закинув руки за голову. Облокотившись на подушку, я внимательно изучала его лицо. Оно выглядело бы по-мальчишески юным, если бы не мелкие морщинки вокруг глаз и суровые вертикальные складки возле четко очерченного рта. Кто ты, Марк? Простой парень, за которого себя выдаешь, или нечто другое? Одежда на тебе недорогая, чего не скажешь об обуви. Человек, который хоть сколько-нибудь разбирается в ней, сразу поймет: она не просто дорогая, а очень дорогая, ручной работы. И часы. Часы на твоей руке стоят уйму денег, простому служащему, учителю или врачу не заработать на них, даже если они будут вкалывать всю жизнь. Нет, ты не так прост, как кажешься или хочешь казаться. И если признать, что нам не просто посчастливилось остаться в живых, значит человек, с которым сегодня ночью я занималась любовью, имеет прямое отношение к взрыву. Я закрыла глаза. Нет, думать об этом не хотелось. Неужели можно запросто взорвать автобус, полный пассажиров, и вести себя так, словно ничего страшного не произошло? Каким же бесчувственным чурбаном надо быть! Или… или ему не внове заниматься этим? Я снова открыла глаза и вгляделась в спящего мужчину. Ничем непримечательное незапоминающееся лицо. Если только сам Марк не захочет, чтобы его заметили, запомнили.

— Ну как, нагляделась?

От неожиданности я вздрогнула. Я и не заметила, что уже несколько секунд Марк из-под полуопущенных век наблюдает за мной.

— Ага, нагляделась. — Я постаралась скрыть смущение и тревогу.

— Ну и как? — Он оперся на локоть, развернувшись ко мне, и весело взглянул на меня. — Гожусь?

— Гожусь на что?

— В любовники такой красавицы, как ты.

— Вот бы не подумала, что ты комплексуешь! — фыркнула я.

— Комплексую? Да нет. Просто подумал, не страдаешь ли ты снобизмом?

— Если ты о том, будто слишком прост для меня, то скажу: ты не так прост, как хочешь казаться.

— Это хорошо или плохо?

— Еще не знаю. Только и я непроста. Если ты подумал, что я вдруг поверю во внезапно вспыхнувшую страсть и любовь с большой буквы, то должна тебя разочаровать: я вовсе не романтичная дура.

Я поднялась, накинула банный халат, отыскала пульт от телевизора и нажала на кнопку включения.

— Зачем тебе телевизор? — спросил он, лениво потягиваясь.

— Хочу послушать последние новости. В них наверняка расскажут о вчерашнем взрыве.

— Ты забыла, что начала новую жизнь? Зачем тебе ворошить прошлое?

— Надо кое-что выяснить.

— Что именно?

В его голосе мне почудилось — или нет? — напряжение.

— Хотя бы то, считают ли меня погибшей во время взрыва.

Я взглянула на часы. Без двадцати восемь. До начала утренних новостей я успею принять душ и заказать завтрак в номер: вчера вечером мы едва перекусили, так что я чувствовала зверский голод.

Марк так и не встал с постели, но, как только пошли новости, он открыл глаза и уже не отрывал взгляда от экрана телевизора. Взрыв автобуса оставался темой номер один. Новостная программа как раз и началась с сообщения о вчерашней трагедии. Ведущий подобающим случаю печальным голосом сообщил, что точное число убитых неизвестно. Цифры еще уточняются, но одно ясно: выживших нет и быть не могло. От большого междугороднего комфортабельного автобуса остались груды искореженного металла. Причем передняя часть автобуса пострадала значительно больше, чем задняя, и, скорее всего, вещал диктор, взрывное устройство было установлено под сиденьем в первом либо во втором ряду. Сила взрыва была эквивалентна пятидесяти килограммам тротила. Возбуждено уголовное дело по статье «Терроризм». В городок поблизости от места происшествия съехались родственники погибших при теракте. Им, как утверждал ведущий, оказывается необходимая медицинская и психологическая помощь.

Когда крупным планом показали моего свекра, я тяжело вздохнула. Неудивительно, что он прибыл одним из первых. Выражение его лица, когда он отвечал на вопросы корреспондента, было скорбным. Печальным голосом он сообщил, что в результате взрыва погибла его любимая невестка и это большая трагедия для всей его семьи, в особенности для старшего сына. Я только успела мысленно спросить: «А сынок-то где?», как на телеэкране появилось бледное лицо моего мужа. Нетрудно было догадаться, что он провел тревожную бессонную ночь. Глаза воспалены, губы плотно сжаты, небритая щека дергается. Она у него всегда дергается, когда он нервничает. Он не позволил молоденькой журналистке выразить ему соболезнование, резко перебил ее и произнес слова, от которых я разинула рот от удивления и, не удержавшись на ногах, рухнула в кресло, к счастью, оказавшееся за спиной.

— Моя жена не погибла. Она жива.

— Вы думаете, она могла остаться в живых в результате такого мощного взрыва? — растерянно спросила журналистка.

— Я понимаю, что выжить после такого взрыва невозможно, но это в том случае, если она находилась в автобусе.

— У вас есть основания думать, что там ее не было? Вы связывались с ней?

— В последний раз, когда я звонил ей на мобильник, она находилась в автобусе, но я… я не верю, что она погибла.

Молодая журналистка бросила на моего мужа жалостливый взгляд и поспешила от него отойти, чтобы интервьюировать пожилую женщину с заплаканными глазами.

— Кто этот красавчик? — услышала я за спиной голос Марка. Он все-таки покинул постель, оделся. — Ты его знаешь?

— Это мой муж, — не стала я скрывать.

Марк присвистнул.

— И от такого красавца ты решила сбежать? Вас, женщин, на самом деле не поймешь. Чем он тебе не угодил?

— Я не хочу об этом говорить, — нахмурилась я.

— Ладно, не будем. Что за чушь он нес насчет того, что не верит, будто его жена умерла?

— Это не чушь. У Стаса звериное чутье. Именно это чутье позволило ему стать в двадцать девять лет советником юстиции.

— Советником юстиции? — переспросил Марк. Кажется, он был неприятно поражен этим обстоятельством. — Так кто у нас муж?

— Следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры России. — Я постаралась, но не смогла скрыть мстительные нотки в голосе.

— Значит, сыщик. И теперь он пойдет по твоему следу и не успокоится, пока не найдет.

— Что, испугался? — усмехнулась я.

— Кого? Твоего хлыща-муженька? Я и не с такими справлялся.

Лицо Марка неузнаваемо изменилось. Никакого простодушия, никакого мальчишеского обаяния. Окаменевшее, застывшее словно маска лицо, мертвые глаза. Глаза убийцы. В них невозможно было смотреть. Я почувствовала, как неприятный холодок пробежал по позвоночнику, и поспешно отвела взгляд в сторону.

— Почему ты оставил меня в живых? — найдя все же в себе силы, спросила я.

Он издал короткий смешок.

— Такая красота, как у тебя, даже святого с пути истинного собьет, а я не святой. Нельзя, дорогая, быть такой красивой. Грех это. «Потому что нельзя, потому что нельзя, потому что нельзя быть на свете красивой такой», — пропел он дурным голосом

Я заставила себя взглянуть ему прямо в лицо.

— А убивать ни в чем не повинных людей — не грех?

— Те, кто был в автобусе, не так безгрешны, как ты думаешь.

— А ты взял на себя роль судьи и палача?

Он оставил без внимания мою реплику.

— Тот старик, взгляд которого тебе не понравился… Он глава крупной бандитской группировки. Мне пришлось хорошенько попотеть, чтобы выйти на его след.

— Так это он был твоей мишенью?

— Да, он и двое его подручных. Они сидели за его спиной и делали вид, будто не знают друг друга.

— Странно, почему старик воспользовался автобусом. Вряд ли он был стеснен в средствах, если он, как ты утверждаешь, бандит. Почему он не полетел самолетом?

— Наверно, посчитал, что автобус — самый безопасный для него вид транспорта.

— Ошибочно, как выяснилось, — пробормотала я.

— А может, как и ты, боялся летать самолетом, — пожал он плечами. — Кстати, я изучал досье на этих бандитов и могу сказать, что на их совести не одна загубленная жизнь.

— А на твоей совести? Сколько на твоей совести загубленных жизней? — отважилась спросить я.

Он, конечно, не ответил. Мне бы тоже помолчать, но я уже не могла остановиться.

— Ладно, эти трое были убийцами. А остальные? Лес рубят, щепки летят?

Он равнодушно пожал плечами.

— Им просто не повезло. Они оказались в ненужное время в ненужном месте. Хотя… Уверен: если покопаться, то и в их биографиях что-нибудь да найдется. Даже в биографии Симы — твоей компаньонки, как ты ее называешь. Ты в курсе, что она убила собственного мужа и отсидела четыре года в тюрьме?

У меня от удивления чуть глаза на лоб не полезли.

— Что?! Сима? Откуда это тебе известно?

— Мне много чего известно. Кстати, почему ты удивлена? Приятной эту особу даже с большой натяжкой назвать было нельзя.

— Я удивляюсь не тому, что она оказалась убийцей, — все еще растерянно произнесла я. — Странно, что мой свекор приставил ее ко мне, не наводя предварительно справок о ней.

— А ты уверена, что он их не наводил? Он не мог не знать некоторые факты ее биографии. Может, потому и приставил?

И все-таки я ничего не понимала. Как мог мой свекор, зная прошлое Симы, приблизить ее к себе, впустить в свой дом? Какую цель он преследовал? Надеюсь, он не хотел избавиться от меня — из всех членов семьи Арсеньевых он единственный относился ко мне благосклонно. Или мне это только казалось? Впрочем, если не Симе суждено разделаться со мной, то это наверняка сделает мой недавний любовник.

— Что ты намерен сделать со мной? — спросила я напрямик. — Такие, как ты, не оставляют свидетелей.

— Я еще не решил, — откровенно коварная улыбка тронула его губы. — У меня еще есть время подумать. — Некоторое время он наблюдал за мной взглядом, который я не могла понять. — Кстати, когда ты догадалась, что я причастен к взрыву?

— Смутные догадки появились еще вчера, — неохотно проговорила я, — а сейчас, услышав утренние новости, я поняла, что мои подозрения были не беспочвенны.

— И все же, что навело тебя на мысль, что я имею отношение к взрыву? — Теперь он смотрел на меня с искренним любопытством.

— Ты сразу показался мне подозрительным. — Я поймала его недоверчивый взгляд, пожала плечами и продолжила: — Ты менялся как хамелеон, то был абсолютно незаметен, черты лица какие-то стертые, незапоминающиеся. Попроси кого-нибудь в том же автобусе описать тебя — и никто не смог бы сказать ничего определенного. В следующую минуту ты становился интересным молодым человеком. Суровое обаяние, мужественная улыбка и тому подобное. Даже ростом как будто становился выше и шире в плечах. А то превращался в весельчака-балагура, не очень умного, простодушного и бесхитростного. Ты молниеносно менял одну личину на другую, но при этом был странно напряжен, словно чего-то ждал. Иногда тебя выдавали глаза. Вот как сейчас. Беспросветная тьма, которая поглотит любого, кто будет так неосторожен, что взглянет в их глубину.

— И это все? — Он криво усмехнулся. — Мелодраматическая чушь.

— Нет, не все, — покачала я головой. — Еще твой рюкзак. Ты слишком бережно с ним обращался. Один из пассажиров попытался отодвинуть его ногой, и ты просверлил его таким взглядом, что тот сразу убрал ногу. По тому, как ты втащил его в салон, было заметно, что он очень тяжел, а ты так нежно обращался с ним, словно в нем был воздушный шарик, который от малейшего прикосновения может лопнуть. И ты ни разу за всю дорогу не открыл его, не покопался в нем, что должен был сделать, если в нем находились вещи, которые обычно берут с собой в дорогу. Ты не брал рюкзак с собой, когда выходил на стоянках, но я замечала, что краем глаза ты постоянно следишь за тем, на месте ли он. Ты не отходил далеко от автобуса, маячил все время рядом.

— Может, в нем лежали золотые слитки?

— Я так и подумала вначале. Но на последней стоянке ты вдруг позабыл о своем рюкзаке с «драгоценным» грузом и увлек меня с собой в яблоневый сад, откуда автобус не был виден.

— Желание остаться с тобой наедине, кажется, отшибло у меня последние мозги.

Я невесело рассмеялась.

— Ты увел меня подальше не только ради моих прекрасных глаз. Ты знал, что автобус должен отъехать через двадцать минут. Ты ждал, когда пассажиры вновь займут свои места. Мы немного сбились с графика, запаздывали, и водитель наверняка торопил пассажиров, убеждая, что пора отправляться в путь. Мы единственные, кто не слышал его, потому что находились далеко от автобуса и вне поля зрения водителя. Я сказала тебе, что нам надо поторопиться, но ты не позволил мне уйти, задержал еще на несколько минут. Мы вышли из своего укрытия, когда время уже вышло, и ты наверняка знал, что все пассажиры находятся в салоне. Только Сима ждала нас возле автобуса, но ты помахал ей рукой, и она, успокоенная, тоже поднялась в салон. Но вместо того чтобы поспешить, ты замедлил шаг, вытащил из кармана что-то похожее на мобильник, стал нажимать на кнопки — и тогда раздался взрыв. В новостях передали, что взрывчатка была установлена под передним сиденьем. Получается, что там, где сидел именно ты. Если бы ты был ни при чем, то стал бы дожидаться полиции и «скорой помощи», но ты поспешил уйти с места происшествия. И «девятка», на которой мы приехали сюда, не была угнана, не так ли? Ты заранее оставил ее там, на дороге. И ключей в зажигании не было. Ты незаметно извлек их из кармана брюк.

Только выложив все это, я запоздало подумала, а стоило ли раскрывать все карты. Не лучше ли было выставить себя дурочкой, сделать вид, что ни о чем не догадываюсь и только счастливый случай позволил нам остаться в живых, не погибнуть вместе со всеми?

Некоторое время Марк смотрел на меня изумленными глазами, а потом весело рассмеялся. Но мне было не до смеха, и я настороженно наблюдала за ним.

— А еще говорят, что красота и ум — две вещи несовместимые.

— С чего ты взял, что я умная? — вздохнула я. — Если бы я была умной, то молчала бы в тряпочку, а не выкладывала свои соображения человеку, которому ничего не стоит отправить к праотцам целую кучу людей.

— И, тем не менее, ты очень наблюдательна. Что мне теперь с тобой делать? — Его губы все еще улыбались, но выражение глаз изменилось. В них снова была непроглядная тьма. По спине пробежал мороз. Я поежилась словно от озноба, хотя в комнате было тепло, даже немного жарко.

— Раз ты столько сил приложил к тому, чтобы я осталась жива, может, не имеет смысла убивать меня сейчас? Вспомни: ты сам говорил, что нельзя губить такую красоту.

— Говорил, — кивнул он, противно ухмыляясь. — Но, как ты справедливо заметила, я не из тех людей, которые оставляют свидетелей.

— Да, «недолго музыка играла, недолго фраер танцевал». Недолго я праздновала свободу, — пробормотала я.

— Жаль, конечно, но ты ведь умница и должна понимать: я не могу рисковать. Откуда мне знать — может, я за порог, а ты тут же побежишь в полицию?

— Не побегу. Еще припишут соучастие.

— С таким свекром и мужем ты наверняка выйдешь сухой из воды.

Он прав: мой муж не допустит, чтобы даже легкая тень подозрения упала на меня. Надо отдать должное Стасу: он был чертовски умен и хитер. И упрям. Он не успокоится, пока не выяснит, что я жива. Как он это сделает, я не знаю, но сделает. Землю носом будет рыть, но узнает, что я не погибла во время взрыва вместе с другими.

— Что пригорюнилась? — Он наклонился и, весело ухмыляясь, похлопал меня по плечу.

— Как не горевать, коль жить осталось совсем ничего, — снова тяжело вздохнула я. — А я еще молода, красива и жить хочу.

— Ну-ну, не печалься! Может, я еще передумаю. — Он улыбнулся во весь рот, обнажив мелкие хищные зубы. — Иди ко мне, милая, и обними за шею своими нежными ручонками. Да, вот так. Какая же ты сладкая! Если будешь хорошей девочкой, я не стану причинять тебе боль. И чем черт не шутит — может, переменю решение и сохраню тебе жизнь?

Он говорил тихо, проникновенно, голос его шуршал словно шелк, но я ему не верила. Убийца есть убийца. Интересно, когда он лишит меня жизни? Сейчас или после того, как займется со мной любовью? Я страстно отвечала на его поцелуи, стонала под его умелыми ласками (о, притворяться я умела — я столько лет притворялась со своим мужем, а он ни о чем не догадывался или почти не догадывался) и думала о том, как уйти отсюда живой и невредимой. Возможно, он на самом деле не станет меня убивать, но рисковать не стоило. Мне бы только суметь опередить его.

Я лгала, когда говорила, что выложила ему все как на духу. Я не сказала о том, что видела, как он вытащил из бардачка автомобиля пистолет и засунул в карман брюк. Кстати, он успел снять джинсы, и теперь они висели на спинке стула. Надо как-то изловчиться и достать пистолет. Он все еще там, вот как карман топорщится.

— Подожди, не спеши, — прошептала я. — Дай мне раздеться.

— Я тебе помогу.

— Нет-нет, я сама. А ты ложись. — Я легонько подтолкнула его к кровати и постаралась, чтобы в моих глазах он увидел игривый блеск. — Говорят, мужчины любят глазами, вам нравится смотреть, как женщины раздеваются. Хочешь, я прямо сейчас устрою тебе стриптиз? Буду медленно снимать с себя одну часть одежды за другой и…

Конечно, он хотел, но глаза смотрели настороженно. Неужели что-то заподозрил? Я соблазнительно ему улыбнулась.

— Знаешь, ты первый мужчина, с которым я изменила мужу. Мне всегда было интересно, каково это — спать с другими мужчинами.

— Ну и как, узнала?

— Еще не совсем. Не сказала бы, что мне не понравилось то, что было между нами этой ночью, но то был взрыв чувств, выброс адреналина после пережитого. По крайней мере, с моей стороны. А сейчас я хотела бы заняться сексом не спеша, смакуя каждый миг. — Говоря это, я медленно развязывала пояс халата, одновременно изгибаясь всем телом.

— Все вы, женщины, в душе шлюхи, — изрек Марк, а я зазывно засмеялась и продолжила раздевание, показывая ему то одно голое плечо, то другое, выставляя напоказ то правую ножку, то левую. Постепенно настороженность исчезла с его лица, он получал явное удовольствие от увиденного. Виляя бедрами, я приблизилась к стулу, на спинке которого висели его брюки, уселась на него верхом и стала выделывать разные штучки своими длинными обнаженными ногами, которым позавидовала бы любая манекенщица. Он смотрел как завороженный и упустил момент, когда я полезла в карман его брюк и вытащила пистолет. Слава Богу, он был заряжен. И, к счастью, я умела пользоваться оружием, этому научил меня мой муж. Марк заскрежетал зубами, когда увидел собственный пистолет, нацеленный прямехонько ему в грудь.

— Правду говорят: женщина создана нам на погибель, и она причина всех наших бед. Вид твоих прелестей совершенно размягчил мне мозги.

— Прости, Марк, но я не могу допустить, чтобы ты меня убил.

— Я не собирался тебя убивать.

— Позволь мне не поверить. Мой хладный труп уже этим вечером лежал бы там, где его никто не сможет найти.

— Неужели я для того спасал тебя, чтобы потом убить? — Он попытался приподняться в постели, но я не позволила.

— Не двигайся. Одно движение — и я стреляю.

— Если думаешь, что, застрелив меня, сможешь избежать наказания…

— Почему — нет? — перебила я его. — Ты сам говорил, что мой свекор и муж вытащат меня из любой передряги.

— Не дури, милая. Выстрелишь — и сюда сразу сбегутся люди, вызовут полицию. Что ты им скажешь?

— Правду. Не всю, конечно. Я скажу, что ты силой увез меня, силой удерживал здесь.

— И опять вернешься к мужу? Ты этого хочешь?

Я хотела этого меньше всего, но ему не обязательно было знать об этом, и я процедила сквозь зубы:

— Это не твоя забота.

— Ты не станешь в меня стрелять. Убивать не так легко, как кажется на первый взгляд.

— Ты же смог с легкостью убить полсотни человек. Почему, думаешь, я не смогу?

Что-то было, наверное, в моих глазах такое, что он понял: я выстрелю, не моргнув глазом. Но он еще надеялся договориться со мной.

— Ты мне нравишься, Тина. Правда, нравишься. Я еще не встречал такой девушки, как ты. Такой красивой, умной, сообразительной и смелой до безрассудства. Милая, давай вместе уедем отсюда. Вдвоем мы столько всего сможем наворотить.

— Мечтаешь, что я стану твоей боевой подружкой и буду помогать тебе избавляться от неугодных людей? — хмыкнула я.

— Не совсем так. Кстати, милая, предупреждаю: в моем случае твой муж и свекор будут бессильны тебе помочь.

— Почему же?

— Потому что я не просто сам по себе. Я ликвидатор на службе у государства. Мне было поручено найти Гвоздева — вора в законе по кличке Гвоздь и убить.

Я коротко засмеялась.

— Заодно убив и полсотни других людей?

— Я должен был уничтожить его любой ценой.

— Джеймс Бонд хренов! Ты мог запросто подойти к нему в автобусе, приставить ко лбу пистолет и выстрелить.

— Двое его подручных не дали бы мне даже вытащить из кармана пистолет.

— Ты мог хотя бы постараться, чтобы жертв было меньше, — не унималась я.

— Не получилось бы.

— Я тебе не верю. Впрочем, не имеет никакого значения, обычный ты убийца или убийца на службе у государства. В любом случае ты преступник и должен ответить за то, что натворил.

— Не забывай, я пощадил тебя. А ты…

Я оборвала его на полуслове:

— Ты пощадил меня, чтобы поразвлечься со мной, а потом… потом убить.

Разговор затягивался. Я понимала, что нельзя много говорить, надо действовать. Не убьешь ты — убьют тебя. Только Марк прав: убивать не так легко, как кажется. Даже если перед тобой убийца и, пристрелив его, ты окажешь услугу человечеству, избавив мир еще от одного подонка. К тому же Марк куда сильнее и опаснее меня. Он не даст пристрелить себя как собаку, что-нибудь да придумает. К примеру, набросится на меня и отнимет пистолет. Значит, надо стрелять. Сейчас или никогда. Но странное дело: убивать его мне не хотелось. Я знала, что он убийца и должен ответить за свои черные дела. Я должна была чувствовать к нему ненависть, но ненависти не было. Почему? Потому что ночью мы были близки? Или со мной что-то не так? Я взглянула в его глаза и чуть не утонула в их мраке. Я знала, что никогда не забуду этих страшных глаз, они будут сниться мне в кошмарах, преследовать темными одинокими ночами… Я встряхнула головой, отгоняя от себя наваждение. Ну что ж, надо решаться. Или он меня, или я — его.

Где-то внизу стали приближаться звуки колес едущего трамвая. Я стояла, внимательно прислушиваясь к знакомым звукам. Вот трамвай загромыхал под самыми окнами. Я несколько сместила пистолет и, почти не целясь, выстрелила один раз, второй. Звук выстрелов совпал с грохотом, раздававшимся с улицы.

Убивать Марка я не стала, но на время вывела из строя. Он еще долго не сможет ходить, если только раны не заживают на нем как на собаке.

— Сука! — прохрипел он. — Жаль, что я не убил тебя сразу.

— Профессионалы таких ошибок не совершают. А ты считаешь себя профессионалом, — пожала я плечами.

— Я тебя найду. Я тебя из-под земли достану, сука! — прорычал он, но тут же сцепил зубы от боли.

Обе его колена были прострелены.

— Давай договоримся, — отрывисто проговорила я, не выпуская из рук пистолета и оставаясь на безопасном от него расстоянии. Если он кинется на меня, я успею пристрелить его. — Я ухожу. Забудь обо мне. А ты выпутаешься. Каким образом — думай сам. Уверена, фантазии у тебя хватит. Впрочем, могу подсказать: заявишь, что видел меня в первый раз, снял на одну ночь где-то в подворотне. Кто стрелял в тебя — не знаешь. Какой-то придурок влез в окно, начал угрожать, требовал деньги. Возможно, сутенер. Денег у тебя не оказалось, и разгневанный мужчина выпустил в тебя две пули. Куда подевались эти двое, ты не знаешь. Ну и конечно, ты не станешь сообщать полиции и моему мужу, что я жива.

— А что взамен? Что получу я? — прохрипел он.

— Я не отправлюсь в полицию и не стану сообщать о том, что мужчина с простреленными ногами в номере гостиницы — профессиональный убийца, благодаря которому вчера взлетел в воздух автобус с пятью десятками пассажиров.

— Тебе не кажется, что ты получишь больше, чем я?

— Разве? Не забывай, что я оставила тебя в живых, а могла бы запросто убить.

— Может, ты и убила меня. Ты оставляешь меня одного, истекающего кровью.

— Не бойся, вся не вытечет.

Если бы взгляд мог убивать, то я уже была бы мертва: столько ненависти и злобы было в его потемневших от боли глазах.

Мне следовало торопиться. Я быстро натянула джинсы и футболку, заскочила в ванную, взяла пару полотенец, вернулась в комнату и кинула их Марку.

— Перевяжи колени, не то действительно истечешь кровью, как свинья.

Марк стиснул зубы. Он был бледен как полотно и тяжело дышал. Полотенце быстро пропиталось кровью. Пусть справляется сам, а я должна уничтожить все следы своего пребывания здесь. Стянув с журнального столика салфетку, я стала быстро протирать предметы, к которым прикасалась. Кажется, все, теперь можно уходить. Я оглянулась в последний раз. Марк лежал, скрючившись на кровати, и громко стонал. Представляю, какую боль он сейчас испытывает, но ничего — тем, кто заживо сгорел в автобусе, было еще больнее.

— Прощай, Марк. Не поминай лихом. — Я помахала ему ручкой.

— Дрянь! Сука! Стерва! — процедил он сквозь зубы и прибавил несколько непечатных слов. — Мы еще встретимся. Обязательно встретимся. Я это тебе обещаю.