Крепостные мастера. Роман

Наиль Акчурин

Роман в двух книгах «Крепостные мастера» посвящен времени окончания «Советского периода» и начала «Перестройки». В романе рассказана история создания научно-исследовательского института – флагмана авиационного приборостроения. Особое место в романе уделено противостоянию Советского Союза и Запада. В первой книге «Шестидесятники» резидент английской разведки начинает свою работу в условиях жесточайшего контроля со стороны работников КГБ. Все события романа имели место быть…

Глава 1

Заоблачный ответ

Александр Григорьевич Кридин подъехал на своем новом автомобиле к высотному мраморному зданию научно — исследовательского института ровно за пять минут до начала рабочего дня. Он проделывал это каждый день (не считая отпуска) со свойственным ему шиком — въезжал на автостоянку перед главной проходной института на большой скорости, так чтобы при повороте с автомагистрали слышался свист резины, от которого в испуге разбегались многочисленные сотрудники, спешащие к положенному часу на службу. Женщины с визгом и наигранным возмущением грозили Кридину кулаками, но при этом не забывали приветливо улыбаться лихачеству преуспевающего, еще довольно молодого человека. Александр Григорьевич, небрежно хлопнув дверью, закрывал автомобиль, в ответ так же улыбался, мило раскланивался в приветствии и вливался в общий многочисленный поток лиц, голосов и характеров.

Вообще-то Александр Григорьевич жил неподалеку, и на его месте любой здравый человек, несомненно, ходил бы на работу пешком, но не каждый же мог так лихо подъехать на новой бежевой шестерке, демонстрируя свою уверенность. Однажды завистливые сотрудники вылили на его машину вишневый компот, заметно подпортив автомобильную краску, но даже это не остановило Кридина в желании демонстрировать свое превосходство. И он принципиально подъезжал к институту на автомобиле.

Его светло — серый костюм австрийского производства придавал фигуре элегантность и изысканность. Красивое лицо, уверенная походка выдавали баловня судьбы. Александр Григорьевич и не старался кого-то в этом разуверить. Потому как и сам в душе считал себя полноправным хозяином жизни.

На улице, играя бликами витражей, светило нежное майское солнце, легкий, веселый ветерок, свежая листва молодых тополей, вселяли в сознание радость нового светлого дня и приближения долгожданного лета. Переступая порог института, подчиняясь суете и движению людей, привычным световым вспышкам и громким хлопкам электронной проходной, Кридин почувствовал рабочий ритм понедельника. И хотя был человеком передовых взглядов и несгибаемым атеистом, понедельники не любил. В сознании прочно устоялось: понедельник день тяжелый.

Что за чушь? Говорил он сам себе. И все же предпочитал по понедельникам брать отгулы, работать до обеда или отсиживаться на совещаниях, которых всегда было предостаточно.

Еще лет десять тому назад он пытался спорить с судьбой и, бросая ей вызов, с головой погружался в работу. Но с годами понял, что это бесполезно — результатов никаких, одна суета и как следствие нервная возбудимость. Поэтому он стал по понедельникам притормаживать на крутых виражах жизни, научился брать у судьбы необходимые реабилитационные паузы для восстановления душевных и физических сил. И от применения этой незамысловатой житейской философии испытывать не меньшее удовольствие, чем от успехов в работе.

С этим чувством, он миновал проходную, озаренную лозунгом «Творческих Вам успехов», поднялся на лифте на четвертый этаж, не забыл улыбнуться табельщице, расписываясь в журнале регистрации. Затем, обмениваясь в коридоре рукопожатиями с уважаемыми коллегами, дошел до 414 комнаты, дверь которой в это время была открытой. Прошел между рядами столов и оглядел сотрудниц (любуясь поочередно каждой), со сдержанной улыбкой сказал, суетившимся, в преддверии рабочего дня, коллегам: «Привет», и уселся в свое рабочее кресло.

Эту комнату три года тому назад он «с пеной у рта» отвоевывал у начальства для своего сектора. При переезде отделения в новый корпус, отделу полагались две комнаты, одна изолированная, а другая на совместное существование двух секторов. Саша никогда не жил в коммунальной квартире, но его богатое воображение вырисовывало не радужные перспективы, поэтому он всеми правдами и неправдами независимость сектора отстоял. Они получили комнату площадью шестьдесят квадратных метров с большим витражным окном. Правда выходило оно на внутренний двор. Пейзаж цеховых новостроек и крестов еврейского кладбища на косогоре мало чем одухотворял. Но Кридин, как альтернативу раскаляющимся от солнечного зноя комнатам с видом на оживленное шоссе, выбрал именно эту комнату с ее сумрачностью и неприятным соседством с пассажирским лифтом. Честно говоря, он прежде всего не хотел, чтобы сотрудники соседних отделов и секторов могли беспрепятственно изучать деятельность его подчиненных: просматривать чертежи и документацию, разложенную на столах, слушать его наставления и телефонные переговоры с заказчиками, делать орг. выводы и распространять по институту различные слухи. Сам он в последнее время в лучшем случае часа два в день уделял внимание кропотливой бумажной работе. Все больше тратил свою неуемную энергию и организаторский талант для воплощения в жизнь многообразных идей в институтских цехах и «высоких» кабинетах.

Предметом занятий Александра Григорьевича, на протяжении последних пяти лет, было: получение прибыли, обеспечение занятости людей, распределение премиального вознаграждения по итогам работы за квартал. Он работал начальником технологического сектора. Но вот на прошлой неделе фортуна сделала крутой вираж — совсем для него неожиданно вышестоящее начальство заметило существенные недостатки в его работе по руководству сектором и предложило ему оставить пост начальника и стать вновь ведущим инженером.

Как там у них все просто. За пять лет руководящей работы он многое успел забыть и в правильном выборе режимов резания инструмента, и в написании технологических процессов, и в повседневных лабораторных исследованиях, мозги давно уже перестроились на административный лад. Но странно: где-то в глубоком подсознании он сам в тайне желал этих перемен. Надоели бесконечные заседания, отнимающие большую часть рабочего времени, ответственность за всех и вся, эти постоянные недовольные лица начальства, их бредовые сиюминутные прихоти, которые приходилось выполнять. И вот только подумал — и на тебе решение. Десять лет он молил небо о кооперативной квартире!!! Но мечта, как заколдованная, лишь брезжила, обещая осуществиться в следующей пятилетке. А тут как будто в нужный кабинет небесной канцелярии он заглянул вовремя. Как там у них оперативно все решается!

Наука доказывает: нет ничего выше скорости света. Кридин для себя давно определил, что есть. Это скорость мысли. Не успел подумать — и вот уже готов заоблачный ответ, такой, что все нужно начинать заново. А ради чего? Просто очередному блатному сынку необходимо устроить карьеру, только и всего. Хорошо, оклад оставили прежний, и заместитель начальника института по режиму любезно извинился:

— Санек, такова жизнь, ты уж извини.

Только, что ему до этих извинений, премию как начальник сектора он теперь получать не будет, да и самолюбие задето невосполнимо. Хотя больше удивляло то, что он так долго продержался в кресле начальника, когда другие успевали почувствовать подобное фиаско по несколько раз. Но он — то по — настоящему работал: подобрал коллектив — «головастых» мужиков, а к ним в помощь симпатичных девушек; разработал гарантированно — беспроигрышную систему добывания объемных денег для безбедного существования сектора на многие годы, наладил дисциплину труда, и вот теперь передавай все это незнамо кому. Все в его делах было тщательно продумано на несколько лет вперед. Вот, например, у окна, в кожаном пиджаке чекиста, сидит ведущий инженер Миша Жулин, который, при своей невзрачной внешности и немногословности к тридцати годам успел два раза жениться да еще «наколпачить» по паре детей в каждом браке. Ведь Кридин с ним возился не из-за любви к его постоянно болеющим детям и не из-за интереса к его бесперспективной тематике: маленьким настольно-сверлильным станкам. Возможно, он и ошибался, и портфель заказов промышленности на подобное оборудование существовал, только выполнять его будет кто-то другой, ну никак, не Миша Жулин. С хлипким нутром, такой большой груз работы ему не приподнять. Но тяжесть ее он в полной мере ощутить должен. Кридин хорошо знал, что придет время, а оно не за горами, когда ему для решения насущных дел понадобятся технически грамотные, непритязательные исполнители, которые в свободном полете творчества уже терпели фиаско и прочувствовали все ступени падения.

И девчонок он набирал, не абы кого пришлют, а по договоренности с заместителем начальника института по режиму, по бутылке коньяка за каждую красавицу и чтобы на любой тебе вкус.

Тихая, спокойная Наташа с большими голубыми глазами и курносым носиком по образованию экономист и в технологических процессах, без сомнения, ничего не понимает, но аккуратная и исполнительная, она обычно занимается оформлением документов. Ее нежность и женственность быстро оценил инженер Круглов и не без труда уговорил на бракосочетание. Кридин был рад за них. Олег хороший и надежный парень, а ко всему прочему трудолюбивый и технически грамотный. Да и когда муж с женой вместе работают это неплохо, неплохо, прежде всего, для самой работы, потому что, как правило, исключает никому не нужный флирт на рабочем месте.

Вот две Ольги сидят по разные стороны от дверей. Обе полненькие, с упругими женскими округлостями, с кудрявыми головами, и возраста вроде одного — лет по двадцать пять. Только темненькая Ольга Свешникова, сидит себе, пишет технологии и кроме как о них и о семье ни о чем не думает. Светленькая, с глазами цвета моря Оля Белова, которая только числиться в секторе, а на самом деле выдает специальную литературу для сотрудников всего отделения, вся наполненная грезами и мечтами, смотрит целый день в окно взглядом, полным любви. Все ее мысли утопают в воображении ее чувств, поэтому ее суждения до неприличия глупы и при первом с ней знакомстве режут слух наивной детской простотой. Впоследствии это не замечается и прощается, потому что компенсируется душевной добротой. Но больше всех Кридина беспокоила Светлана Понкратова — голубоглазая нимфа. Ее муж работает токарем на специальном участке, подчиняющемся непосредственно начальнику института, но вот любит она, не стесняясь мирского суждения, совсем не мужа, а высокого и стройного красавца, которого сейчас поставили на место Кридина. Поначалу Александр Григорьевич ничего плохого в этой связи не видел. Он и сам не прочь пофлиртовать, и кого надо заговорить и, в конце концов, уговорить. И восхищаться всегда будет и женской ножкой, и фигурой и грацией. Он только никогда не понимал людей, у которых половые органы в своем безудержном порыве перевешивают мозги. Ну, пофлиртовали и будя. Тут муж, тут семья. По полдня где-то пропадают, потом бессовестно обманывают, приходится их прикрывать и лукавить самому. В отделе снабжения, с которым работает Понкратова, вечная путаница, в документах неразбериха. Ведь никто не собирается за нее работу выполнять, пока она любовью занимается.

Пацан, которого поставили вместо него начальником, Кридину сразу приглянулся — высокий, кудрявый, симпатичный. Раньше Александр Григорьевич всегда держал его возле себя, для выполнения ответственных поручений. Особенно когда нужно было лоббировать те или иные вопросы. Как это ему удавалось, Кридин только догадывался. Но когда потерял насиженное место, понял: ничего просто так в этой жизни не бывает. Новый начальник в его лице не самый плохой вариант, без помощи своего наставника — Кридина, с работой все равно не справится, даже если познает суть идеи, потому что при ее осуществлении нужны полет мысли и огромный жизненный опыт. Вот «похоронить» дело сможет и дурак. Значит теперь нужно будет брать его в компаньоны, посвящать в тонкости дела и делиться… С какой только стати? И по какому праву?

Как только авангард мыслей достигал дележа денег, в душе под действием вихря эмоций начиналась сердечная качка.

— Александр Григорьевич, вы не могли бы сегодня вместо меня пойти на совещание к начальнику отделения, — Анатолий Николаевич учтиво обратился к Кридину.

«С какой это стати…» — хотел, было, как прежде ответить Александр Григорьевич, но сдержался, и лишь пожал плечами.

— Я вас очень попрошу, с Василием Степановичем я договорился, он не возражает…

Александр Григорьевич посмотрел на часы. (Опять похоже, на случку намылился… никакой тебе ответственности.) До совещания оставалось чуть более тридцати минут. Это обстоятельство несколько обескураживало: в принципе, к совещанию Кридину не нужно было особо готовиться. Он еще не упустил бразды правления сектором. Но если с самого утра не озадачить сотрудников и уйти на пол дня на совещание, то в секторе и на экспериментальном участке начнется безделье, похожее на деревенские посиделки, после которого создать рабочую обстановку будет довольно сложно.

— Да, многое мы наработаем при новом руководстве. При этом и не знаешь, радоваться или печалиться, — Кридин в последние дни стал слишком часто задаваться этим вопросом.

— Меня до обеда не будет, так что прошу вас соблюдать дисциплину, — начальник считал вопрос о совещании решенным и уже обращался ко всем сотрудникам сектора.

Но слова будто повисли в воздухе. Все знали — кто в доме хозяин. И даже не повернули головы в сторону новоиспеченного начальника. Жулин углубленно изучал папку с техническими условиями на свой настольный станок. Девчонки только готовились к работе, поочередно разглядывая себя в зеркало. Ведущий инженер пенсионного возраста Фрол Наумович с двумя инженерами Олегом Кругловым и Павлом Веревкиным отметились возле своего рабочего стола и отправились на экспериментальный участок, чтобы со слесарем Петровичем начать отработку технологии на новой партии корпусных деталей, присланных заказчиком.

— Где у нас сегодня Гликман! — Кридин приступал к вверенным ему полномочиям.

— Как обычно с утра в библиотеке, — Ольга Свешникова отвлеклась от зеркала, чтобы сообщить начальнику ясное и очевидное для каждого сотрудника. — А Михайлов в отделе снабжения…

Она смахнула с расчески оставшиеся на ней волоски и спрятала ее в сумку.

— Так, а ты чем сегодня занимаешься? — Кридин обратился к Свешниковой, желая продемонстрировать свой строгий метод руководства.

— Технологии пишу, — легко отпарировала жесткий вопрос инженер-технолог третьей категории и для ясности добавила: — Мне еще на пять деталей осталось написать.

— Что-то долго ты пишешь.

— Эх ты, долго, — взметнулось в высь женское самолюбие. — А детали, какие сложные.

— И сколько же ты еще будешь писать?

— Не знаю. Но сегодня целый день, это точно.

— Ну, пиши, пиши, — довольный ее занятостью, начальник смягчился.

— У тебя, что? — Кридин обратился к Наталье.

— Мне техническое задание перепечатывать.

— Ты его всю прошлую неделю печатала, сколько тебе еще времени надо?

— Да это уже другое ТЗ, — в тоненьком голоске послышалась обида. — Это мне Миша Жулин дал на оформление.

— Какое еще ТЗ? — Кридин был не доволен новыми начинаниями ведущего инженера, по его планам, Жулину пора было переходить работать в возглавляемую им группу по обработке корпусных деталей. Но теперь для Жулина он не начальник, а тот не подчиненный. И Кридин выдохнул: — Ладно.

Он пролистнул страницы лежащего перед ним договора, понял, что времени на детальный анализ у него уже нет, и придется им заниматься после совещания. Отложил договор в сторону, но подумал и убрал от посторонних глаз во внутренний ящик, хотя в беспорядке наваленных на столе бумаг найти что-то без долгой, кропотливой работы, наверное, не смог бы и подготовленный разведчик ЦРУ. Кридин еще раз взглянул на часы. С горечью определил, что планируемые им действия стали отставать от стремительного движения минутной стрелки. Поэтому решительно встал и быстрым шагом отправился на экспериментальный участок.

Этажом выше, в аудитории, занимавшей целый пролет и приспособленной под слесарный участок, утренний консилиум специалистов вполне мог перерасти в рукопашный бой. А все из-за того, что рабочий предпенсионного возраста Петрович не уважал мнение ведущего инженера, пенсионера Фрола Наумовича Прошкина и отказывался выполнять поставленные перед ним задачи. Все высказывания и решения, принятые Фролом Наумовичем, Петровичу казались абсурдными, технически безграмотными и для внедрения в жизнь не пригодными. Он их саботировал и призывал, пролетарии всех стран соединяться. Фрол Наумович старался, как мог на происки Петровича не обращать внимания. Сосредоточенно и усердно выполнял возложенные на него обязанности: Обучал молодежь, находил технические решения, казалось бы, в безвыходных ситуациях, и во многом определял техническую политику завтрашнего дня всего технологического направления. Что это ему стоило, только Бог ведал. Да, может быть, еще больное сердце, которое трепыхалось от кипения чувств. Кридин знал, что конфликт между сослуживцами с первого часа их совместной деятельности носит глубокий социальный характер. Но, что делать? Не мог Петрович простить Фролу Наумовичу его интеллигентность, образованность, а Фрол Наумович, как ни старался понравиться рабочему классу так рожей и манерами не вышел буржуй не добитый. Надеяться на примирение не приходилось. Один из них должен был уйти. Ни у кого из сослуживцев выбор сомнения не вызывал. Фрол Наумович, конечно, хороший специалист, только думающих в нашей стране всегда много — все беды от ума, а вот работающих руками нет. Все это знали, и Фролу Наумовичу сочувствовали. Необходимый объем знаний из своего необъятного багажа он подрастающему поколению уже передал. Пора и на покой. Хотя Проша вроде старался не чураться любой работы: и молотком постучит и плечом подсобит, но как у Петровича все равно не получалось. Петрович орудовал молотком, как хирург скальпелем. А уж тяжести?… сколько он их с малых лет перетаскал-то.

— Что тут у вас опять? — Кридин подошел к собравшимся возле опытного станка подчиненным и был настроен решительно. У него не было времени сентиментальничать.

— Что, что? — начал жаловаться Фрол Наумович. Его жесткий, скрипучий голос слова, словно пули, вонзал в сердце собеседника. — Нам сейчас в первую очередь нужно отрабатывать техпроцесс, а он собирается приспособление какое-то мастерить.

— Не какое-то, а кондуктор для сверловки отверстий на эту же деталь, — Петрович чувствовал, что его уличили в саботаже, и отвел взгляд в сторону.

— Ты нам головки на станке выставь, чтобы мы работать могли, и делай себе кондуктор.

— Петрович! Ну, правильно тебе говорят. На следующей неделе заказчик приезжает. Мы же ему должны техпроцесс на станке продемонстрировать, а не кондуктор, — Кридин убеждал слесаря, как своего самого закадычного друга, чтобы, ни дай Бог, не обиделся. И уже улыбнувшись, добавил: — Ты сам понимаешь, с кондуктором нас не поймут.

Все присутствующие заулыбались. Вместе со всеми и Петрович. Кридин обнял его за плечо, будто секретничая, отвел от сотрудников на два шага и заискивающе попросил: — Ты давай уж, Володя, не подведи.

Петрович, получив необходимую дозу уважения, одобрительно мотнул головой. Кридину больше не нужно было его уговаривать.

— Наумович, я ушел на совещание. Ты остаешься здесь за старшего. Все, что мы наметили — обязан выполнить, — Кридин знал, что интеллигенция требует иного обращения и подхода.

— Когда мы что не выполняли, — затарахтел Фрол Наумович, часто моргая из-под очков. — Только вот уж не знаю, увольняться мне прикажите или как?…

— Или как, — Кридин беспардонно прервал взволнованную речь пожилого человека, потому что больше не хотел дискутировать.

— Этот гегемон меня в гроб вгонит…

— Крепись Наумович!

Кридин пожал ему руку выше локтя.

— Судьба у тебя просто такая, — и, не дожидаясь ответа, отправился на совещание.

Но Фрол Наумович, желая поставить все точки над I, вслед все же выкрикнул:

— На хренам бы нужна мне такая судьба.

***