Талый снег

Настасья Карпинская (2024)

Алена всегда смотрела на мир трезво, холодно, цинично, зная, что мир не радужное место с единорогами. Но став пешкой в войне двух мужчин, она попадает в жернова власти, денег и интриг. Если выход из этой ситуации? Есть ли тут место любви? И какова будет объявлена цена?

Глава 10

Остановила машину у родного дома, и сердце болезненно защемило, до покалывания в кончиках пальцев. Давно не крашеный палисадник, покосившийся почтовый ящик, снег расчищен тропинкой только к калитке. Прихватив пакеты, вышла из салона. Пока я доставала сумки из багажника, навстречу вышла мама. Вид ее маленькой фигурки, кутающейся в большую домашнюю куртку, заставил мое сердце сжаться еще сильнее.

— Моя хорошая, — она сразу меня сжала в своих объятиях, расцеловывая в обе щеки, — что ж ты не сказала, что сегодня приедешь.

— Решила не ждать, сразу, как прилетела, собралась да поехала.

— Пошли в дом, холодно же, и сумки давай сюда, опять накупила всего. Ален, все есть у нас, зачем тратишься, — она подхватила пару пакетов и закрыв калитку, пошла к крыльцу, а я с печалью отметила, как она постарела за последние полгода, как осунулись ее плечи и практически потух былой свет в глазах. Это царапнуло по нутру до боли с пониманием, что я ничего не могу с этим сделать.

— Мне даже накормить тебя особо нечем, суп да салат из овощей. Сейчас что-нибудь приготовлю, где-то у меня был фарш, — она засуетилась, полезла в холодильник.

— Мам, не чего не надо, пожалуйста, не волнуйся так, это всего лишь я приехала, а не президент. Я все купила и салаты, и овощи, и фрукты, и даже заказала в ресторане готовую еду навынос, курицу с рисом, рыбу и картошку. Мне все завернули в термоупаковку, так что все должно быть теплым.

— Я отвратительная мать, — она села на стул, опустив глаза.

— Ну, с чего ты это взяла? — присела перед ней на корточки и взяла ее холодные, подрагивающие руки в свои.

— Ребенок ко мне с едой приезжает. Дети к матерям покушать едут, чтоб материнских пирожков пожевать, а ты меня кормишь. Позор мне.

— Какая же ерунда в твоей голове, мамуль. Я тебя очень сильно люблю. И не хочу, чтоб ты еще из-за меня стояла несколько часов у плиты. Пожалуйста, давай просто поужинаем вместе, попьем чаю. Сенька спит?

— Да, укол поставила полчаса назад, он и уснул.

— Вот тем более, пока есть время, надо покушать и отдохнуть.

После ужина мама пошла проверять Арсения, а я переоделась и, вооружившись найденной во дворе лопатой, принялась расчищать снег у ворот, чтобы запарковать нормально машину.

Физическая нагрузка именно то, что мне сейчас было необходимо и дело полезное, и мозг прочищает.

Находиться в родном когда-то доме, мне было тяжело, все пропахло медикаментами, мама от усталости многого не успевала по хозяйству, и атмосфера безнадежности и отчаяния, казалось, въелась в эти стены и осела на всем вокруг вместе со слоем пыли.

Но все равно время, проведённое с мамой и Сенькой, каким-то чудесным образом наводило в моей душе порядок, его, конечно, трудно назвать отдыхом, но это отрезвляло, заставляло рационально мыслить. Ночи были тяжелыми, не знаю, как мама одна с этим справляется столько времени. Я бы не смогла. Упорно предлагала ей нанять помощницу, но каждый раз натыкалась на категоричный отказ. Чтоб не мешаться под ногами, взяла на себя уборку, готовку, поход в магазин и аптеку. Пока готовила, попутно отмывала все на кухне, убиралась в ящиках и шкафах. Мама в это время ставила капельницы Сеньке, меняла подгузник или кормила его. Я предлагала помощь и со всеми этими делами, но у мамы был уже отлаженный механизм, и я бы только мешала.

— Уснул, — мама заглянула на кухню.

— И ты иди поспи, — отозвалась, встречая уставший взгляд голубых глаз.

— Ну, как я пойду, ты тут все на себя взвалила, а я спать лягу, ну Ален. Давай тоже что-нибудь покрошу или мясо разделаю, вон сколько накупила.

— Мам, иди поспи, пожалуйста. У тебя уже темные круги под глазами. А тут я со всем сама справлюсь.

Мама, как то замялась, отводя взгляд в сторону, и пальцами нервно затеребила скатерть.

— Я дочь, боюсь спать, вдруг Арсюшу не услышу. Ложусь, а саму от страха всю колотит.

— Сейчас тут есть я. Я услышу и тебя разбужу. Договорились? — мама кивнула, поднялась со стула и подойдя ближе, молча меня обняла.

Арсений проснулся через час, я тихо, стараясь не разбудить маму, закрыла плотней дверь и присела на стул рядом с его кроватью.

— Что-то болит? Плохо? Если «да», то моргни, если «нет», то пошевели пальцами, — одна рука у него частично была работоспособна, и мы так с ним общались. Сенька дернул пальцами. И покосился на дверь.

–Мама? Она спит. Устала. Разбудить? — он снова пошевелил пальцами. А потом с трудом, положил руку себе на грудь.

— Болит? — снова шевельнул пальцем, а потом указательным в мою сторону и снова себе на грудь.

— Ты меня любишь? — предположила, и он моргнул. От приложенных усилий на его висках выступил пот, — я тоже тебя люблю! — Улыбнулась ему и, взяв с тумбочки салфетку, промокнула лоб и виски. Он повел головой в сторону окна. — Тебе рассказать, что там за окном? — он снова моргнул, Сенька любил, когда я ему рассказывала обо всем подряд иногда, я так часами сидела у его кровати и говорила, говорила, а он подавал мне знаки как мог. — Там зима, снега много навалило, вчера все падал и падал, большими хлопьями. Пришлось чистить у ворот, чтоб машину поставить. Машина у меня черная, помнишь, когда ты маленький был, у нашего соседа у дома стоял черный, блестящий Мерседес, — он моргнул, — вот такая. Вчера рыжая собака к местному магазину прибилась, потеряшка, маленькая, пушистая, всем поселком хозяина искали. Нашли. — я все говорила, говорила, Сенька слушал, то улыбался, то становился серьезным, а потом начались судороги, и мне пришлось разбудить маму.

Мама махнула рукой, чтобы я вышла из комнаты, а сама отточенными движениями уже набирала в шприц необходимое лекарство.

— Я с ним разговаривала, рассказывала о том, что зима, что на улице снег, о всякой ерунде в общем, это могло спровоцировать? — спросила маму, как только она вошла на кухню.

— Нет Ален, они у него все чаще и чаще случаются, иногда после них сразу начинается приступ. Разговоры тут ни при чем. Не переживай.

А ночью снова приступ, скорая помощь, и мама снова сидела возле Сеньки почти до самого утра.

— Ален, езжай домой, — внезапно прозвучало утром, когда я наливала кофе, — ты тут с нами не отдохнешь и не выспишься. Тебе на работу потом выходить сил не будет.

— А сама? — села напротив нее, делая глоток из чашки, — мам, ну может, все-таки подумаешь о том, чтоб Сеньку в специальное учреждение определить, ты же слышала, что врач сказал, все может ухудшиться в любой момент и тогда варианта не будет, они вынуждены будут его госпитализировать, ты же понимаешь?

— Я понимаю дочь, вот когда не будет варианта, тогда и будем решать.

Ее упертость, граничащая с одержимостью в такие моменты, поднимала во мне яростную волну злости, какую-то дурную детскую обиду, непонятно откуда взявшуюся, перемалывая внутренности и сжигая нервные клетки.

— Мам, у тебя еще есть я. Ты подумай, пожалуйста, о том, что я буду делать, если с тобой что-нибудь случится? У меня никого нет, кроме тебя, — и я поднялась из-за стола. Набросив куртку, вышла за дверь во двор, остановилась на крыльце, дрожащими руками, подкурила сигарету, стараясь успокоиться, колотило, заставляя срываться внутренние струны.