Лед и пламя

Настя Орлова, 2021

Быть действующей восемнадцатилетней фигуристкой-одиночницей в России приравнивается к чуду, только я не намерена сдаваться. Пусть у меня пока нет четверных, я не восстановила аксель в три с половиной оборота, а судьи не торопятся раздавать мне авансы – мотивации у меня столько, что я готова в буквальном смысле грызть лед, только бы в новом сезоне вновь занять свое место в сборной. Летом я дала себе обещание – не позволю никому и ничему встать на моем пути к медали чемпионата мира. Зачем же на нем встал новый тренер нашей академии?

Глава 6

С тех пор, как мы ушли от Светланы, ни я, ни Никита Сергеевич не сделали ни единой попытки завязать разговор. Поэтому салон автомобиля, который движется в общем потоке по ночной Москве, погружен в напряженную тишину.

Я невидящим взглядом смотрю в окно на проносящиеся мимо огни, которые сливаются в одну светящуюся картинку. Он сосредоточенно ведет машину, небрежно барабаня пальцами по кожаному рулю.

Низко урчит мотор. В салоне тепло и приятно пахнет пряным одеколоном и кожей. И в другой ситуации я бы получила удовольствие от этого вечера. Но я так зажата, что боюсь даже дышать, а по напряженному профилю, сжатым губам и бесстрастному выражению лица Вернера очевидно, что он тоже не в духе. И я почти не могу поверить в то, что причиной его дурного настроения являюсь я сама.

Дорога от дома его сестры до квартиры, в которой живем мы с мамой, занимает не больше получаса. И все это время мы проводим в отчуждении.

Из моей груди вырывается непроизвольный вздох, который не остается незамеченным Вернером. Он бросает на меня быстрый взгляд, но, ничего не сказав, вновь фокусируется на дороге.

А ведь раньше нам было так комфортно в обществе друг друга! Всегда находились темы для разговоров. Всегда было место для дружеских подколов и шуток. Сейчас же напряжение в воздухе можно едва ли не пощупать, настолько явным оно кажется в замкнутом пространстве автомобиля.

Неожиданно я вспоминаю, как месяц назад он вот так же подвозил меня домой после поздней тренировки. Мы оживленно болтали: я увлеченно рассказывала ему про новые игрушки для своей собаки, а он подтрунивал над моей неуемной любовью к животным, на которых я спускала астрономические суммы.

От этого воспоминания мои губы, помимо воли, растягиваются в легкой улыбке.

— Я бы многое отдал, чтобы узнать, о чем ты сейчас думаешь, — вдруг говорит Вернер.

Погруженная в свои мысли, я даже не замечаю, что мы проделали весь путь до моего дома, машина сбросила скорость и теперь медленно едет по переулку.

Мои щеки начинают гореть, а язык словно прилип к гортани — какое счастье, что в салоне темно и мой спутник не может разглядеть меня как следует.

Когда Никита Сергеевич сворачивает во двор и аккуратно паркуется у бордюра, я отстегиваю ремень безопасности и берусь за ручку двери — всего несколько секунд и все закончится, думаю я с облегчением. Но моим планам не суждено сбыться.

Вернер щелкает по кнопке центральной блокировки дверей и с нажимом произносит:

— Давай, Арина, выкладывай, что там у тебя случилось. И не говори «ничего», я достаточно хорошо тебя знаю, чтобы понимать — ты чем-то серьезно обеспокоена.

— Никита Сергеевич, сколько можно повторять одно и то же? Со мной все хорошо, — отвечая на его вопрос, я заставляю себя говорить твердым сдержанным тоном, но мои руки так дрожат, что мне приходится сжать их в кулаки, отчего ногти больно впиваются в ладони.

Вернер выразительно закатывает глаза, потом складывает руки на груди и разворачивается ко мне всем корпусом.

— Я не выпущу тебя, пока ты не скажешь, что с тобой происходит.

— Тогда, надеюсь, вы взяли с собой туалетные принадлежности, потому что ждать придется долго, — с поразившим меня саму сарказмом, выпаливаю я, демонстративно повторяя его движение и складывая руки на груди.

Он непонимающе сдвигает брови, но когда до него доходит смысл моих слов, он издает отрывистый смешок, а потом искренне смеется.

— Романова, и где же ты раньше прятала свой острый язычок? — спрашивает он.

— Видимо там же, где вы спрятали свои хорошие манеры, Никита Сергеевич, — огрызаюсь я, сохраняя бесстрастное выражение лица. — Запереть меня в машине, чтобы утолить свое любопытство — просто верх галантности.

Моя отповедь приводит его в ступор. Я вижу, как на красивом лице сменяются эмоции. Сначала исчезает улыбка, потом появляется растерянность и, видимо, сожаление. Он протягивает руку и нажимает на кнопку. Замки щелкают, и я понимаю, что свободна.

— Арин, прости, — с искренним раскаянием в голосе произносит он. — Я не хотел обидеть тебя. Ты же знаешь, я волнуюсь и хочу помочь.

Я вздыхаю и откидываюсь на сидение, ощущая себя ребячливой склочницей.

— Вы меня тоже извините, — шепчу я.

Внезапно на глаза наворачиваются непрошеные слезы и чтобы спрятать их, я сцепляю руки и начинаю крутить простенькое колечко на пальце — подарок родителей на восемнадцатилетние.

— Совсем плохо? — тихо спрашивает Вернер, неожиданно накрывая мои холодные руки своей теплой ладонью.

Вместо ответа я качаю головой, отчаянно моргая, чтобы не дать слезам пролиться.

От его руки идет такое тепло, такая сила и уверенность, что на мгновение, на одно короткое мгновение, я позволяю себе расслабиться и насладиться этим целомудренным прикосновением.

Тем временем, он легонько сжимает мои ладони, как бы выражая поддержку и одновременно удерживая их на месте. Его свободная рука приподнимается, и в следующее мгновение я ощущаю прикосновение его пальцев к своему подбородку.

Тренер вынуждает меня поднять взгляд, и я робко подчиняюсь.

— Что-то случилось дома? — спрашивает он спокойно.

Я качаю головой.

— В университете?

Я вновь отрицательно мотаю головой.

— Кто-то обидел тебя в нашей группе?

Снова нет.

— Я тебя обидел?

— Нет, конечно, — шепчу я, опуская глаза, не в силах дольше выносить его явное сочувствие, но продолжаю ощущать на себе его внимательный взгляд, прожигающий меня насквозь.

Он тяжело вздыхает. Потом откидывается в своем кресле и запускает пальцы в волосы — он делает так, только когда волнуется, я знаю. А волнуется он крайне редко.

— Ты… — на секунду он замолкает. — Ты влюбилась? — продолжает тихо, вновь ероша волосы на затылке и, тем самым, выдавая свою нервозность. — Блин, я убью урода, который посмел обидеть тебя!

Я столбенею. Но самое ужасное в том, что еще до того, как я понимаю, что он имеет в виду влюбленность не в себя, а в какого-то гипотетического парня, я успеваю охнуть и покраснеть, тем самым подтверждая его догадку.

Вернер с неожиданной яростью бьет кулаком в центр руля, отчего машина жалобно пищит. А выражение его лица, мрачное и пугающее, ошеломляет меня.

— Слушай, — говорит он, явно чувствуя себя не в своей тарелке. — Я не очень знаю, как там у вас девушек это происходит и что говорить в таких случаях, но поверь мне, он не стоит твоих переживаний.

Вместо ответа я лишь печально усмехаюсь. Боже, сколько злой иронии в этом разговоре, да и во всей ситуации!

— Да он просто дурак, — с внезапной злостью бросает он. — Кто бы он ни был — он не стоит и сотой доли твоих переживаний, Арина.

— Правда? — даже не пытаясь скрыть сарказма в голосе, спрашиваю я.

— Поверь мне, — он слегка подается вперед и берет меня за плечи обеими руками. Его напряженный взгляд пронизывает меня насквозь: — Я не буду сейчас выпытывать у тебя подробности — как бы мне ни хотелось прибить негодяя, посмевшего тебя обидеть, это не мое дело. Просто пообещай мне, что ты не будешь делать глупости. И если тебе понадобится дружеский совет, ты придешь ко мне.

На несколько секунд в салоне вновь воцаряется тишина. Я впервые за вечер позволяю себе открыто встретиться взглядом с Никитой Сергеевичем.

— Я обещаю, — шепчу я, отрывисто кивая головой.

Мой ответ машинальный и заведомо лживый; но ничего другого в данной ситуации я сказать не могу.

Вернер удовлетворенно улыбается, а потом вдруг прижимает меня к себе. Ох…

Ох.

Ох.

Если бы только я могла передать словами те совершенно бешеные эмоции, затопившие меня в этот момент. Его восхитительный запах, в котором перемешались ароматы чистого тела и дорого парфюма, отравил мои легкие. Помимо воли, я придвигаюсь ближе и утыкаюсь носом в крепкое плечо, чтобы вдохнуть этот запах глубже, запомнить его, сохранить. Чувствую, как кровь приливает к щекам, как приятное тепло растекается где-то в районе живота и как сердце пускается в пляс, очарованное этой внезапной, но такой желанной близостью.

Внезапно я очень жалею, что не настояла на такси. Я могла бы показаться Никите Сергеевичу и Светлане неблагодарной стервой, но зато я бы не боролась сейчас с этим дьявольским искушением поднять свои руки и обнять его, провести ладонями по его спине, сжать плечи… Оставаясь с Вернером наедине, я играла с огнем, а пожарных расчетов рядом не было.

— Все будет хорошо.

Это были последние слова сказанные им прежде, чем я высвобождаюсь из его объятий и выскакиваю из машины.

Я знаю, что он следит за мной, пока я иду к подъезду. Моя безопасность, безопасность любого из его подопечных всегда для него в приоритете. Несмотря на достаточно молодой для тренера возраст, он очень ответственно относится к своим обязанностям наставника и старшего товарища. В любой поездке, на любых сборах, на каждых соревнованиях мы все чувствуем его надежное плечо, на которое можно опереться в случае неудачи. Это вновь заставляет меня испытать тоску по тем временам, когда в наших взаимоотношениях не были замешаны мои чувства.

Я открываю входную дверь в подъезд электронным ключом и, несмотря на то, что мне очень хочется обернуться и посмотреть на Никиту Сергеевича еще раз, я сдерживаю этот порыв. Прошмыгнув в подъезд, закрываю за собой дверь и только тогда слышу низкий шум мотора и звук отъезжающей машины.