Жена палача

Ната Лакомка, 2020

Он прячет лицо под маской, он – человек вне закона, убийца, и от такого благородным девицам следует держаться подальше. Я приехала в столицу, чтобы удачно выйти замуж, и не знала, что встреча с Сартенским палачом станет встречей с судьбой.

Глава 8. Прикосновение, обжигающее сердце

Когда коляска въехала во двор дядиного дома, навстречу мне попался Самсон — он сметал опавшие листья с кирпичной дорожки, ведущей к крыльцу. Увидев меня, кучер уронил метлу и поспешил подхватить рысака под уздцы.

— Вы с ума сошли, форката?! — вытаращил глаза Самсон. — Отправились ночью!.. Одна!.. Да еще в такую погоду!..

— Неважно, — я перебросила ему поводья, и выпрыгнула из коляски. — Как дядя? Как фьер Монжеро?

— Лучше бы побеспокоились о фьере Аликс! — уже вслед укорил он меня. — Она места себе не находит!

Я взлетела по ступеням, распахнула двери, и колокольчик звякнул весело и переливчато. Дебора как раз выходила из кухни и ахнула, прижав к щекам ладони.

— Ну и перепугали вы нас, форката! — запричитала она, подбегая ко мне и принимая плащ, который я сбросила ей на руки. — Сейчас обрадую фьеру Аликс. Она чуть не умерла от переживаний за эту ночь!

— Что с дядей? — перебила я служанку.

Но Дебора не успела мне ответить, потому что со второго этажа уже спускалась тётя Аликс. Она была бледной, с сиреневыми тенями под глазами, но просветлела лицом, когда увидела меня.

— Виоль! Ты сумасшедшая! Ты знаешь об этом?! — воскликнула она, а потом чуть не задушила меня в объятиях.

— Да, я сумасшедшая, совершенно верно… Как дядя? Скажите же, наконец? — спросила я с тревогой.

— Ты поступила крайне неразумно, — тётя отстранилась и заботливо пригладила мне волосы. — Но я так тебе благодарна! Мастер Рейнар приехал, сбил жар, сам провел операцию, а когда уехал — Клод спал, как младенец

— Руку спасли! — выпалила Дебора из-за плеча тёти.

— Спасли?!

— Мастер Рейнар сказал, что всё обойдется, — подтвердила тётя, сияя глазами. — Он — настоящий волшебник! Кстати, фьер Сморрет только что уехал. Вы разминулись минут в десять, какая жалость. Мы все так волновались…

«Наверное, он волновался за свое имущество — за коня и коляску», — подумала я, но вслух ничего не сказала, чтобы не расстраивать тетю.

Дебора хотела увести меня, чтобы переодеть и причесать, но я прежде всего пожелала увидеть дядю. Мне позволили посмотреть от дверей, чтобы не побеспокоить больного. Дядя крепко спал. Его правая рука была зафиксирована в глиняном лубке, и обмотана бинтами, а на груди… виднелся красноватый отпечаток, по форме напоминающий ладонь и пальцы. Как будто след от солнечного ожога…

Поднявшись к себе в спальню, я позволила Деборе налить воды в таз для умывания, а потом отправила служанку помогать тете, заверив, что с купанием и переодеванием справлюсь сама.

Когда Дебора ушла, я тщательно заперла двери и подошла к зеркалу, сняв платье и расстегнув рубашку. На моей коже тоже был отпечаток ладони — между грудей, как раз там, где меня во сне коснулся палач. То есть я думала, что это был сон…

Я рассматривала красноватое пятно, а потом погладила его кончиками пальцев, вспоминая прикосновение. Горячее, от которого по всему телу потекла огненная волна. Как будто рука палача прижгла меня. Заклеймила. Значит, сон не был сном. И палач… действительно, поцеловал меня?..

Думая об этом, я искупалась, переоделась в чистое и расчесала волосы. Дебора принесла завтрак, и я поела, даже не обращая внимания, что ем. Дядя проснулся к обеду, и мы с тетей навестили его.

— Прекрасно себя чувствую, — заверил нас дядюшка, пытаясь улыбнуться. — Боли совсем нет. Вот увидишь, Аликс, завтра же я встану на ноги.

— Кто тебе позволит? — вздохнула тетушка, украдкой промокая глаза платочком. — И как можно быть таким неосторожным, Клод?! Зачем тебя понесло на эту мельницу? Я ненавижу ее! И требую, чтобы ты ее продал!

— Ну-ну, — принялся он ее успокаивать. — Мельница здесь точно ни при чем…

Я слушала их разговор, а сама думала о палаче. Он сдержал свое слово. Сохранил дяде руку. А я… я предложила ему купить продукты на рынке.

— Виоль, а ты что сидишь с похоронным видом? — окликнул меня дядя. — Я живой, а на тебе лица нет! Это как понимать?

— Не шутите так, дядюшка, — сказала я, пытаясь принять радостный вид. — Конечно, я счастлива. Только мы так переволновались…

Тетя предостерегающе посмотрела на меня, и я замолчала.

Когда мы вышли из гостинной, где временно разместили дядю и оборудовали лазарет, тетя сказала мне на ухо:

— Думаю, не надо рассказывать Клоду, что ты ездила к мастеру Рейнару и провела там ночь. И Лилиане ничего не скажем, иначе она изведет тебя упреками. Хорошо, что они с мужем уехали еще до приезда мастера Рейнара. А фьер Сморрет, конечно же, будет молчать. Я попрошу его об этом.

— Фьер Сморрет… — повторила я, не сдержалась и передернула плечами.

— Он больше всех волновался, когда ты уехала, — продолжала тетя, ничего не заметив, — и я его прекрасно понимаю. А он прекрасно понимает, куда ты поехала…

— Тётя! — я решительно посмотрела на нее. — Уверяю тебя, мастер Рейнар вел себя так благородно, как вряд ли могут вести себя некоторые благородные по крови фьеры.

— Даже не сомневаюсь, девочка моя, — заверила она. — Но всё же лучше нам об этом умолчать. Тебе предстоит первый выход в свет, а мастер Рейнар — не столетний старик, чтобы его присутствие не могло тебя скомпрометировать.

— А… сколько ему лет? — спросила я быстрее, чем осознала, что вопрос совсем неуместен.

— Сколько? — тетя рассеянно нахмурилась. — Признаться, никогда не думала об этом. Но ему точно нет еще сорока. И он не женат. Поэтому — сохраним тайну.

Не прошло и пятнадцати минут, как слуги доложили о визите фьера Сморрета-младшего. Тетя как раз пошла к себе, чтобы переодеться к ужину, и принимать гостя пришлось мне.

Он вошел хмурый и поздоровался со мной без привычной сердечности.

— Можем ли мы поговорить где-нибудь без свидетелей, форката Монжеро? — спросил он, высокомерно посмотрев на Дебору, которая как раз несла чай в комнату тети.

— Пройдемте в библиотеку, — предложила я, не предполагая от разговора ничего хорошего.

Я оставила дверь библиотеки открытой, чтобы у тети не было новых поводов для волнения относительно моей репутации. Я не предложила фьеру Сморрету присесть, и он встал возле книжного шкафа, в волнении сжимая и разжимая пальцы.

— Зачем вам было ехать к палачу, Виоль? — выпалил Элайдж. — Вы провели ночь в его доме?

Щеки его горели, глаза сверкали, но я очень равнодушно смотрела на его юную красоту. Можно было промолчать или солгать, но я не сделала ни того, ни другого.

— Да, провела, — сказала я холодно. — Вам же это прекрасно известно.

Он что-то процедил сквозь зубы, но я не расслышала. Взъерошил волосы и посмотрел на меня с упреком:

— Зачем? — произнес он с таким искренним страданием, что впору было почувствовать угрызения совести, что я предпочла остаться в тепле и безопасности дома, а не проделала обратный путь под дождем и молниями.

— Зачем я осталась? — переспросила я. — Потому что я промокла и могла заболеть. Мастер Рейнар пожалел меня. А вам больше понравилось бы, если бы я сегодня слегла с воспалением легких?

— Бог мой! — перепугался Сморрет. — Конечно, нет! Но вы понимаете, что если об этом узнают — разразится скандал! Моя жена не может позволить себе…

— Я пока еще не ваша жена, — произнесла я очень спокойно. — И никогда ею не стану. Благодарю, что разрешили воспользоваться вашей коляской, дядя возместит все расходы.

Он захлопал глазами, и спросил изумленно:

— Зачем вы о коляске?.. Вы… отказываете мне?!

— Для вас это — огромная неожиданность, — отрезала я. — А теперь — простите. Я устала, мне надо отдохнуть.

— Устали после ночи в доме палача? — Элайдж стремительно сделал шаг вперед и схватил меня за локти. — Чем это вы там занимались, таким утомительным?

В одно мгновение галантный юноша превратился в настоящего дикаря. Он встряхнул меня, всё сильнее сжимая пальцы.

— Отпустите, мне больно, — потребовала я, стараясь сохранить самообладание.

— Виоль, вы же видите, я влюблен в вас… — начал он и еще сильнее меня встряхнул.

Я разозлилась мгновенно — и не смогла сдержать злости. Видимо, сказалось напряжение последних суток. Высвободив правую руку из цепких пальцев Сморрета, я влепила ему пощечину — с размаха, от всей души. Он сразу отпустил меня, схватившись за щеку и отступив на пару шагов.

— По-вашему, именно так доказывают свою любовь?! — в этот момент я его ненавидела, и он тоже смотрел на меня с ненавистью.

Потом опомнился, коротко поклонился, бормоча извинения, и ушел.

Прислонившись к шкафу, я закрыла лицо руками.

Даже если Сморрет разболтает о моей поездке к палачу по всему Сартену — это ничего не значит. Это ничего не значит! Меня не в чем упрекнуть… Почти… Я снова пережила мучительный стыд за свое вчерашнее поведение. Но мастер Рейнар — не Элайдж Сморрет. Он не упрекнул меня ни словом, не стал настаивать, не воспользовался моими страхом и отчаянием…

— Виоль? — в библиотеку заглянула тётушка. — Почему ты здесь? Дебора сказала, что фьер Сморрет уже ушел?

— Да, тётя, — сказала я, опуская руки и пряча их за спину. — Пришел… ушел… Он торопился.

— Жаль, я хотела с ним поговорить, — тётя расстроенно покачала головой. — Пойдем ужинать? Клод опять уснул, но дыхание ровное, и жара нет…

Она говорила о дяде всё время, пока мы ужинали, но я не мешала ей. Тётя говорила, а я думала о другом.

Откуда в доме палача фарфоровый сервиз? И дорогое вино?.. Если он не может ничего покупать — значит, крадет это всё? Или покупает в других городах, инкогнито? Или… забирает в качестве налога, натурой?.. А… с падших женщин он берет налоги серебром или…

Я гнала подобные мысли, и раз за разом повторяла себе, что не мое дело, как живет сартенский палач, но они снова возвращались, и я улетала в дом на холме, в рябиновую рощу. Палач прикасался ко мне, он поцеловал меня… Или поцелуй мне приснился?..

После ужина я отправилась бы в свою комнату, чтобы посумерничать в одиночестве, обдумать всё, что произошло, но тётя Аликс попросила провести с ней еще несколько часов.

— Не смогу уснуть, — призналась она. — Не передать, что я испытала в эту ночь. Когда я подумала, что могу потерять Клода…

Мы устроились в столовой, перенеся сюда кресла из гостиной, чтобы не беспокоить дядю. Тетя достала вязанье, но спицы так и лежали на ее коленях, а она погрузилась в воспоминания тридцатилетней давности, когда дядя Клод ухаживал за ней, а она сомневалась — принять его ухаживания или выбрать другого поклонника.

— С Клодом мы обменивались записками, оставляя их в дупле старого вяза, в парке. Теперь вяз уже срубили, но я до сих пор могу найти то место. Я гуляла там с моей матушкой, как мы сейчас гуляем с тобой, и всегда делала вид, что в туфлю попал камешек, и долго вытряхивала его, оперевшись о вяз. Стоило матушке отвернуться — я доставала записку от Клода, бросала свою, и мы шли себе дальше…

Я не мешала тёте предаваться воспоминаниям, понимая, что это отвлекало ее от тревожных мыслей. К тому же, мне было очень интересно слушать о днях ее молодости, когда все было совсем не так, как теперь… Кто сейчас обменивается записками? Молодые люди предпочитают смело подходить к понравившимся барышням, заговаривать, флиртовать. Фьер Сморрет подошел средь бела дня, в общественном месте, в парке. Подойти и заговорить не побоялся, а ехать в грозу ему показалось страшным. И когда узнал, что я отправилась звать на помощь палача — не бросился следом. Предпочел отсиживаться дома.

В столовую заглянула Дебора и сказала тихо и немного испуганно:

— Фьера Аликс, там пришел палач… хочет проведать фьера Клода…

Я вскочила, уронив пяльцы, и тут же смутилась, бросившись их поднимать. Правда, моего смущения никто не заметил, потому что тетя тоже вскочила, откладывая вязание.

— Согрей воды и принеси в гостиную! И побыстрее, Дебора! — распорядилась она уже на ходу. — Я сама провожу мастера к фьеру Клоду.

— Да, фьера! — служанка бросилась в кухню, а я вышла в коридор вслед за тетей.

Палач стоял у дверей — в маске, как обычно, с дорожной сумкой на ремне, через плечо.

— Добрый вечер, фьера… форката… — он сдержанно поклонился мне и тете, и я почувствовала, что краснею, хотя не было сказано ничего особенного — простая дань вежливости.

— Проходите, мастер, прошу вас, — тетя жестом предложила палачу пройти в гостиную. — Не разувайтесь, не стоит беспокоиться.

— Благодарю, но я привык так, — сказал он, уже снимая сапоги.

На нем были носки — вязаные, из светло-серой отпаренной шерсти, чтобы были мягче. Носки сидели точно по ноге, и я подумала, что вязались они по мерке, именно для палача. И кто же та женщина, которая заботится, чтобы у него ноги были всегда в тепле?..

Тетя проводила палача в гостиную, а я осталась в коридоре. Послышался слабый голос дяди Клода, уверявшего, что с ним все прекрасно, потом густой и низкий голос мастера Рейнара, который просил принести горячей воды и полотенце, и тетя заверила, что сейчас же обеспечит все в лучшем виде.

Запыхавшаяся Дебора промчалась мимо меня с кувшином горячей воды, а потом вылетела вон и побежала в прачечную, чтобы принести чистое полотенце.

Пока палач осматривал дядю, мы с тётушкой ждали под дверями, шепотом подбадривая друг друга и не смея даже присесть.

Наконец, мастер Рейнар вышел из гостиной и обратился к тете:

— Теперь никакой опасности для жизни нет, — говорил он очень спокойно, негромко, доставая из своей сумки мешочки с травами и передавая их тете, — фьера Клода может наблюдать лекарь, я больше не нужен. Давайте больному настой из трав — по столовой ложке каждого сбора залить чашкой кипятка, настаивать полчаса и теплым давать по три ложки в день, до еды. Это для того, чтобы предотвратить воспаление и жар. А чтобы кости быстрее срастались…

— Простите, мастер, — извинилась тетя, — разрешите, я все запишу? Боюсь забыть что-нибудь.

Он кивнул, встретился со мной взглядом и тут же отвел глаза.

— Дебора, быстро принеси бумагу и карандаш, — велела тетя.

— Пройдемте в столовую? — предложила я. — Там и записывать будет легче, и я сразу заварю чай. Или вы предпочтете кофе, мастер Рейнар?

Тетя посмотрела на меня, распахнув от удивления глаза, но ничего не сказала. Палач опустил голову, помедлил и ответил:

— Благодарю за приглашение, форката, но — нет. Вы недавно в нашем городе, не знаете всех законов. Я не имею права есть за одним столом с гражданами города и благородными господами.

— Это не закон, — сказала я пылко, не сводя с него глаз. — Это глупый обычай. И я не вижу ничего страшного в том, чтобы вы выпили чашку чая в нашем обществе.

— В самом деле, — поддержала меня тетя. — На улице снова моросит, а вам еще до дома добираться. Вы будете чай или кофе, мастер?

Палач колебался, и я спросила почти с вызовом:

— Надеюсь, наша компания вас не оскорбит?

— Вы еще и шутница, форката, — скупо улыбнулся он. — Я с удовольствием приму ваше приглашение. Это честь для меня.

— Чай или кофе? — спросила я быстро, уже готовая лететь в кухню за кипятком и заварником.

— Чай, если можно, — коротко сказал он.

Пока тетя записывала под диктовку, чем и как следует лечить дядю, я сама заварила чай, не допустив к этому делу Дебору, поставила перед палачом чашку на блюдце, придвинула сахарницу и молочник.

Конец ознакомительного фрагмента.