Семейный портрет с колдуном

Ната Лакомка, 2021

Я была счастливейшей невестой во всём королевстве, но на помолвку неожиданно явился Вирджиль Майсгрейв – родственник моего жениха, советник королевы и колдун. А ещё он – циник и развратник, начисто лишенный благородства и стыда. Он сказал, что я не выйду замуж. И, похоже, решил сделать для этого всё возможное. Но какие бы подлости он ни замыслил, я не откажусь от моего Аселина и стану первым несбывшимся предсказанием колдуна.

6. Чудовище в лабиринте

— Да, не самый приятный визит, но отказаться мы не можем, — говорила леди Икения, когда на следующий день мы собирались на обед к графу Майсгрейву.

Сказать, что визит был не самый приятный — это ничего не сказать. Я решительно не понимала, почему мы не можем отказаться от приглашения, но Майсгрейвы собирались к дедушке Джилю с торжественной обреченностью, как на королевский эшафот. В отличие от них, я решила не придавать обеду большого значения. И когда мои вещи были доставлены в дом Майсгрейвов, надела самое скромное платье — серое, с маленьким отложным коротничком и двумя перламутровыми пуговками у горловины.

— Понадеемся, что это продлится недолго, — сказала леди Икения, когда мы сели в открытую коляску и отправились в центральную часть города.

Я сидела с леди Икенией, а напротив расположились рядком Корнелия, господин Бо и Аселин. Аселин ловил мой взгляд, но я делала вид, что ничего не замечаю, и с интересом рассматривала при дневном свете фонтаны, статуи и портики, увитые вьющимися розами.

Чем ближе мы подъезжали к центральным кварталам, тем богаче становились дома и тем меньше становились дворы. Каменные фасады, украшенные статуями с фамильными гербами, жались друг к другу, словно подпирали плечами.

— Земля здесь очень дорогая, — пояснила леди Икения, когда я спросила о такой странности. — Надо получить королевское разрешение на застройку, согласовать вид строения с гильдией королевских архитекторов, чтобы не нарушить общую картину. Но жить здесь очень престижно. Если живёте на одном трёх холмов — даже документы показывать не нужно. Достаточно сказать: я с Ивового холма, я с Букового… И все двери будут для вас открыты.

— Но ведь холмов пять, — вспомнила я обучение в пансионе. Нам преподавали историю королевства и всегда говорили, что столица — город на пяти холмах. Мы заучивали названия холмов наизусть — Девин, Буковый, Ивовый, Дубовый, Птичий. Девин был назван в честь первой правительницы Тирона — девы-королевы Тиронии, с деревьями было всё понятно, а Птичий холм назвали так потому, что там в скалах гнездилось много птиц, и жил колдун, который предсказывал будущее по птичьему полету. — Разве заселены не все?

— Все, — подтвердила леди Икения. — Но на Девином холме можно жить только членам королевской фамилии, а на Птичьем… Там тоже нельзя селиться простым смертным. Собственно, мы туда и едем. На Птичий холм. Это фамильные земли Майсгрейвов.

— Граф живёт на Птичьем холме? — спросила я.

— У него там замок, он называется Мэйзи-холл, — мне опять ответила леди Икения, остальные молчали, как статуи. — Необычное место. Вы убедитесь в этом, когда его увидите.

Коляска ехала по петляющей дороге, поднимаясь всё выше, огибая живописные лужайки перед каменными домами. Потом мы миновали буковую рощу, потом вывернули из-за гранитной скалы, на которой был высечен барельеф девы-королевы, а потом перед нами открылась великолепная панорама Птичьего холма.

В моём представлении Птичий холм должен был быть скалистым, но то, что я увидела, совсем не походила на скалы. Холм был покрыт зеленью — весь, от подножья до самой макушки. Каким-то колдовским образом кустарник рос не хаотично, как бывает в лесу, а подчиняясь особому порядку — образуя хитрое переплетение ходов.

Природный лабиринт — если поверить, что природа способна на такое упорядоченное безумство.

Лабиринт раскинулись зелёной сетью, защищая огромный замок из светло-серого камня, стоявший на макушке холма. Несмотря на яркое солнце, основание замка было затянуто белесым туманом, который пластался длинными колыхающимися полосами, скрывая больше половины странного сада. Никто в здравом уме не пошел бы в эти заросли. А нам предстоит проехать этим запутанным путем?!

— Впечатляет, верно? — хмыкнула Корнелия. — Дедушка Джиль не любит незваных гостей.

— Ему есть, что скрывать, — леди Икения выразительно посмотрела на дочь. — Он — королевский советник, и должен думать о безопасности.

— О своей безопасности он беспокоится больше, чем о королевской, — буркнула Корнелия. — Даже в королевский дворец войти легче, чем в Мэйзи-холл.

Только теперь я поняла, почему у фамильного замка Майсгрейвов было такое название. «Мэйзи» — это означало «запутанный». Ничего более подходящего и не придумаешь.

Коляска поехала по винтовой дороге вниз, и вскоре лабиринт Птичьего холма превратился просто в зелёные нагромождения. Подъехав ближе, я разглядела, что лабиринт был на самом деле каменным. Ровные, как по линейке, стены густо оплетал плющ. И то, что показалось мне подстриженными зарослями, на самом деле оказалось стенами каменной кладки в два человеческих роста.

Вход в лабиринт не закрывали ворота. Наоборот, арку обвивали алые вьющиеся розы — яркие и праздничные, словно приглашая войти. Но это приглашение было обманом, потому что за цветочным входом высились грозные каменные гиганты, и я вздрогнула, когда тень стен упала на нас.

— Как можно запомнить дорогу до замка? — удивленно спросила я. — У вас есть карта?

Корнелия опять хмыкнула, словно я сказала несусветную глупость. Аселин и господин Бо промолчали, уставившись на дно коляски, а леди Икения вздохнула и ответила:

— Дорогу знает только Вирджиль. Но он точно нам её не покажет.

— Не покажет? Но ведь он пригласил нас… — я не успела договорить, потому что из тени лабиринта, прямо в цветочную арку шагнул человек в изумрудно-зелёном камзоле, щедро расшитом золотом.

Вирджиль Майсгрейв — улыбающийся, красивый, одетый пёстро, но с умопомрачительным вкусом. Колдун, умеющий приходить в сновидения. Он снился мне этой ночью. И снились поцелуи с ним. Я почувствовала, что краснею, и поспешила опустить голову, чтобы не выдать себя.

— Вот и вы, мои дорогие родственнички, — тем временем приветствовал нас граф. — И леди Валентайн с вами? Очень, очень рад! Прошу вас, добро пожаловать!

Мы выбрались из коляски и гуськом прошли в арку, увитую розами. Ощутив их сладкий аромат, я снова покраснела, вспомнив шиповник из своего сна. Аселин шел позади, и когда мы оказались в лабиринте, сразу взял меня за руку. Я хотела сказать, что это — лишняя предосторожность, но рядом появился граф Майсгрейв и схватил меня за другую руку, нежно поглаживая пальцами мою ладонь.

— Позвольте пригласить вас в скромное жилище одинокого затворника, леди Валентайн, — сказал он с преувеличенным воодушевлением. — Надеюсь, обед понравится вам не меньше, чем наша совместная поездка в столицу.

Сказано это было с замечательным отсутствием такта. Если бы граф сказал «наша поездка в столицу», то можно было с натягом понять это, как, действительно, наше путешествие — то есть путешествие всей семьи. Но он упомянул ещё и про совместную поездку. Осталось только добавить — в одной карете с вами. Чтобы уже и птичкам было понятно. А не то что Аселину.

Я уже собиралась ответить резкостью, но леди Икения быстро оглянулась на меня через плечо, призывая взглядом молчать. Молчать? Мне предлагали молчать после такого?..

— Вы ошибаетесь, милорд, — сказала я, стараясь говорить так же, как он — изображая милое радушие. — Поездка была крайне неприятной. Но я надеюсь, что обед сгладит мерзкое впечатление от путешествия.

После моих слов повисла неловкая пауза. Леди Икения опустила ресницы, словно показывая, что она не причастна к этой дерзости. Корнелия отвернулась, обрывая листья с плюща. Господин Бо поджал губы, и это очень походило на гримасу, когда всеми силами стараются не рассмеяться. Знал ли он о нашей с графом поездке в одной карете, мне не было известно, но Аселин простодушно заметил:

— Всё было так плохо, Эмили? Тебе не понравилась карета?

— Ну что ты, Ас, — ответила я, глядя на колдуна, — карета великолепна. Жаль только, что колёса оказались слабоваты, она так и норовила… покувыркаться.

— Я не говорила тебе, сын, — торопливо вмешалась леди Икения, — но у кареты на полном ходу сломалось колесо, и бедняжка Эмилия…

Пока она пространно объясняла, как карета потерпела крушение на пути в столицу, мы с колдуном смотрели друг другу прямо в глаза. Больше всего это походило на безмолвную борьбу. Хотя… для чего мне бороться с королевским колдуном? И для чего ему бороться со мной?..

Глаза у Вирджиля Майсгрейва при солнечном свете и правда оказались зеленее листьев плюща. Солнце освещало графа чуть сбоку, и от этого левый глаз казался прозрачным до донышка — как зелёная виноградина, в которой на просвет виднелся зрачок — твёрдой чёрной косточкой.

Губы колдуна чуть дрогнули в улыбке, и он сказал, продолжая смотреть на меня:

— Ики, замолчи. От твоей болтовни уши закладывает. А ты, дорогой внучек, будь добр — отпусти леди Валентайн. Ведь сегодня она моя гостья.

Меня бросило в жар от этих слов. Если сейчас Аселин выпустит мою руку…

Но он только сильнее сжал мои пальцы.

— Отпусти её, — сказал колдун вкрадчиво.

Аселин только упрямо мотнул головой.

Мне показалось, даже птицы, до этого весело шнырявшие по верхушкам каменных стен, перестали щебетать и спрятались. Сейчас я не спала, но то, что происходило, казалось ещё невероятнее, чем сон. Я стояла в странном лабиринте, расположенном на легендарном Птичьем холме, и двое красивых мужчин держали меня за руки, словно заявляя свои права на меня. Боже мой, ещё несколько дней назад я была обыкновенной провинциальной девицей, узнававшей мир из книг. Почему моя жизнь так изменилась? Только из-за этих двух мужчин?

Но разве я принадлежу кому-то из них?

И если они решили соперничать, разве не ясно, за кем останется победа? Один раз колдун чуть не задушил Аселина, что мешает повторить этот сомнительный подвиг? Я заметила, как побледнела леди Икения, и сделала шаг назад, освобождаясь от мужчин и пряча руки за спину.

— Благодарю, граф, — сказала я небрежно, — но мне уже не пять лет, чтобы водить меня за ручку. Сама справлюсь.

Опять повисло неловкое молчание. Леди Икения посмотрела на сына, хмуря брови, и Аселин понурился, пригладив ладонью непослушные пряди надо лбом. Рука его заметно дрожала. Господин Бо и Корнелия незаметно пятились, отворачиваясь и показывая, что не имеют к происходящему никакого отношения. А колдун вдруг прекратил улыбаться, и на мгновение лицо у него стало… грустным. Как у ребёнка, которому подарили долгожданный подарок на Рождество, но тут же забрали, пригрозив отдать игрушку тому, кто был послушен и не шалил.

Это было удивительно, и я недоверчиво покачала головой — так не бывает. Грустный колдун? Да это даже звучит комично. И граф, словно в подтверждение моих мыслей, тут же засмеялся, и как Аселин пригладил волосы надо лбом.

— Простите, леди Валентайн. Но вот увидел вас в этом скромном платьице и ощутил потребность защищать и опекать. Вы умышленно хотели вызвать жалость, нарядившись сироткой из приюта?

— Это моё повседневное платье, — парировала я. — Праздничные я надеваю лишь по важному поводу.

— А, хотите сказать, что моё приглашение — недостаточно важное событие? — догадался колдун, жестом приглашая меня пройти вперёд.

Интересно, сколько мы будем идти до замка? Доберемся ли к вечеру? Даже если граф проведёт нас кратчайшим путем, напрямик, до замка было мили три.

Я пошла по дорожке, выложенной серыми, гладко стесанными камнями, и колдун пошёл рядом, едва не касаясь плечом моего плеча. Каждый шаг отдавался гулко, и эхо подхватывало этот глухой стук, унося его куда-то вглубь лабиринта. Я не оглядывалась, но по отзвукам шагов поняла, что остальные потянулись за нами, держась на почтительном расстоянии.

— Вы так суровы со мной, леди Валентайн, — пожаловался колдун. — Но мне нравится ваше платье. Оно такое нежное, такое трогательное… — он понизил голос и произнес тихо, чтобы услышала только я: — Пытаетесь убедить меня, что и правда обучались в пансионе святой Линды? Кстати, я отправил туда письмо, чтобы узнать о вас побольше.

Платье, действительно, походило на форму пансионерок. Не хватало только белого бантика на корсаже — в память о святой Линде, любившей белый цвет.

— Отправили письмо? — спросила я, насмешливо. — Почему не поехали сами? Сразу бы уничтожили архивные книги со списками учениц. Чтобы наверняка обвинить меня в мошенничестве.

— Туда ехать два дня, — отозвался колдун, ничуть не обидевшись. — А я ещё не отошёл от нашей поездки.

— Так отходите, — посоветовала я, отстранившись, когда он почти задел меня плечом. — И подальше от меня.

— Разве вам не нравится?..

— Что? — спросила я напрямик. — Что может нравиться нормальному, уважающему себя человеку в вашем поведении?

— Вы необыкновенно прямолинейны, леди Валентайн.

— Такой уж я уродилась.

— Знать бы ещё, кто вас уродил, — последние слова граф произнес еле слышно, но они подстегнули меня, как плёткой.

— Вы на что намекаете? — произнесла я тоже тихо, стиснув зубы. — Если осмелитесь бросить тень на моих покойных родителей, я вам глаза выцарапаю.

Он расхохотался так искренне, будто я порадовала его отличной шуткой.

— Вот и пришли, — объявил колдун, — домик для гостей, скромно и со вкусом.

Мы завернули за очередную каменную ловушку лабиринта и оказались перед «скромным» домиком.

— Обычно я принимаю гостей здесь, — сказал граф, наслаждаясь моим изумлением. — До замка путь неблизкий, да и сад у меня не слишком располагает к прогулкам.

— Это точно, — сказала я, разглядывая прелестную картинку, открывшуюся нам.

На лужайке стоял двухэтажный каменный дом с мезонином и тремя балконами. Для постройки дома использовался белый камень, и этот цвет очень празднично сочетался с красной черепицей крыши. Перед домом был разбит небольшой пруд, в котором плавали лебеди, и пушистые молодые кипарисы росли ровными аллейками по обе стороны от него. Какая-то… кукольная картинка по сравнению с лабиринтом и замком, окутанным туманом.

— Прошу, прошу, — колдун изображал гостеприимного хозяина, но мне казалось, что немного переигрывал. Причем, специально — чтобы я не подумала, что он и правда рад нас видеть.

И в который раз я задалась вопросом — зачем? Зачем такому знатному и богатому господину, советнику королевы, устраивать подобные спектакли — приводя людей в замешательство, вызывая гнев и отвращение?

–…всё это ради вас, леди Валентайн, — достиг моего сознания голос колдуна.

— Что? — спросила я, растерявшись, потому что он словно прочитал мои мысли.

— Всё приготовлено к вашему визиту, — Вирджиль Майсгрейв был сама любезность. — Я очень непритязательный в быту человек, но зная, что вы придёте, нанял слуг и отличного повара. Оцените мои старания.

Такая забота заставляла нервничать. И я нервничала, потому что не знала, что ещё устроит дедушка Джиль. Но он пел сладко, как певчая птичка, больше не позволял себе пошлых намёков и не касался вопроса моего рождения или предстоящей свадьбы. В столовой был накрыт великолепный стол, украшенный синими лентами и цветам, повар превзошел сам себя, подав шесть перемен блюд и десерт, и юный флейтист наигрывал милые песенки, пока граф развлекал нас светской беседой, рассказывая немного (и очень поверхностно) о политике, бросая пару фраз о погоде, тут же переключаясь на описание того или иного блюда, что выносили слуги…

Каждая тема с жаром поддерживалась Майсгрейвами, и стоило графу сказать: «Ведь так, Ики?» или «Ты согласен, Аселин?», — как леди Икения и Ас начинали усиленно кивать, и повторять сказанное Вирджилем Майсгрейвом слово в слово. Даже если до этого я слышала от них совершенно противоположное мнение.

Это раздражало, но в то же время я не могла не попасть под колдовское очарование хозяина Мэйзи-холла. Всё, что он говорил и делал, каждый взгляд, каждый жест — всё это было безупречно. Неизменно элегантно, изысканно, утонченно. Он был настоящим аристократом и придворным — Вирджиль Майсгрейв, и ещё он был колдуном, о чём не позволял никому забывать. Нет-нет и он выкидывал какой-нибудь волшебный фокус — например, заставлял блюдо подниматься в воздух, чтобы я могла взять ещё кусочек фаршированной свиной ножки, или подманивал из сада птичку с опереньем пёстрым, как камзол колдуна, и рассеянно кормил с ладони хлебными крошками.

Это очаровывало, но и раздражало. Как и его покровительственное отношение ко всем. Ему нравилось разыгрывать из себя главу семейства — престарелого дедушку, с которым все обязаны соглашаться, которому прощаются все старческие капризы. Но дело-то в том, что он не был стариком. И такое отношение, например, к леди Икении — было просто оскорбительным.

Я не могла дождаться, когда обед закончится. Но вот подали десерт, потом кофе и шоколадные конфеты, и леди Икения рассыпалась в благодарностях за гостеприимство и прекрасное угощение, предлагая графу приехать с ответным визитом.

— Непременно, — ответил Вирджиль Майсгрейв, посмотрев при этом на меня. — Я обязательно буду, скажем… завтра.

Ничего не значащие слова, обычная ответная вежливость, но он произнес это таким тоном, и зеленые глаза так загорелись, что меня саму бросило в жар. Приедет завтра и… и что-то устроит? Я беспокойно взглянула на Аселина, и тот с очень мрачным и торжественным лицом взял меня за руку. Сделано это было напоказ, и я чуть не поморщилась, потому что не слишком приятно, когда на тебя заявляют права так очевидно. Но и вырываться я не стала, потому что это было бы совсем глупо.

— Лучше проводи мать, — колдун тут же отстранил леди Икению, стоявшую рядом с ним, и шагнул к нам. — Я сам провожу леди Валентайн, она же моя гостья.

— Мы все ваши гости, — заметила я, поа Аселин всё крепче сжимал мою ладонь в своей. — Желаете проявить любезность — возьмите под руку, например, господина Бо.

— Я кто по-вашему, чтобы разгуливать с ним под ручку? — хмыкнул граф. — А вот с вами не прочь прогуляться, — и он обернулся к Аселину, не переставая играть ямочками на щеках. — Ты же не против, внучек? К тому же, правила приличия запрещают жениху и невесте встречаться до свадьбы. Вы их уже нарушаете, так что не надо усугублять.

— Аселин, — позвала леди Икения, решившая спасти ситуацию, — подойди, пожалуйста. Я подвернула ногу, помоги мне добраться до коляски.

Мой жених нехотя разжал пальцы, отпуская меня. И я испытала почти облегчение и сразу сцепила руки на животе, показывая, что не желаю ничьих прикосновений.

— Молодежь сейчас ведёт себя так фривольно, — пожаловался Вирджиль Майсгрейв, наклоняясь ко мне.

Близко, очень близко. Я отступила, он сделал шаг ко мне. Да что за игра в кошки-мышки?!

— Вам самому сколько лет, что вы рассуждаете о распущенной молодежи? — спросила я. — К чему это шутовство, милорд? Вы не на много старше Аселина.

— Вы мне безбожно льстите, — широко улыбнулся граф. — Вообще-то, мне тридцать три.

— И правда, совсем старик, — сказала я с сарказмом и пошла по дорожке, которая, как я помнила, вела к выходу из лабиринта.

Хорошо, что колдун не уводил нас вглубь сада. С него станется завести, заблудить и бросить, чтобы позабавиться, как мы будем выбираться.

— Ну не совсем, — подхватил беседу граф, — тридцать три года — это расцвет человеческих сил, и физических, и умственных. Но в этом возрасте на многое начинаешь смотреть иначе. Появляется некая нетерпимость к глупости, ко лжи… — он многозначительно замолчал.

— Я никого не обманываю, — отчеканила я, останавливаясь. — И ваши намеки — они оскорбительны. Они… — я оглянулась и замолчала. Потому что позади нас был пустой сад. Каменные стены, увитые плющом, сдвинулись, загораживая дорогу, и не было никого — ни Аселина, ни леди Икении, ни даже Корнелии с мужем.

— Почему вы замолчали? — участливо спросил колдун, очень внимательно наблюдая за мной. — Продолжайте, леди Валентайн. Вы остановились на моих оскорбительных намёках.

— Где… где все? — с трудом выговорила я. — Куда вы заманили меня?

— Я заманил? — он изумленно приподнял брови. — По-моему, это вы вели меня куда-то. И довольно уверенно.

— Немедленно покажите выход, — сказала я тихо и грозно, хотя мне нечем было угрожать королевскому колдуну, находясь наедине с ним в его проклятом лабиринте.

— А не то?.. — подсказал граф, прекрасно понимая, что я беспомощна перед ним.

— Где выход?! — крикнула я, готовая броситься на него с кулаками, и пусть он болтает потом о нарушении правил приличия.

— Понятия не имею, — легко ответил он, как будто я не кричала ему в лицо, а рвала на лугу маргаритки для венка. — Эти стены иногда меняют положение. Знаете, бродят туда-сюда, — он неопределенно повел рукой, — и никто им не указ. Как и мне.

— Вам-то уж точно!

— И самое главное, никто мне ничего не сделает, — усмехнулся Вирджиль Майсгрейв. — Я велел своему семейству пропасть, чтобы насладиться беседой с вами, и они пропали. И очень быстро, надо заметить. Сбежали, как мыши.

— Не верю, — я смотрела в зелёные глаза с ненавистью. — Ни единому слову не верю. Вы запутали их так же, как меня. Аселин не хочет отказываться от свадьбы, признайте это.

На лицо его на мгновение набежала тень:

— Не хочет, — признал он. — Упрямится, глупый мальчишка. Но это пройдет со временем. Ясно, что он желает быть первым. Поэтому и врал, что у вас уже вовсю связь с ним…

Я возмущенно ахнула, но колдун продолжал, игнорируя моё возмущение.

–…только я совсем не гордый, девственность для меня — не фетиш. На мой взгляд, любовь с женщиной гораздо приятнее, чем с девицей. Меньше хлопот, больше страсти. К тому же, я могу подождать, чтобы сделать внучку приятно. Получу вас потом, когда вы убедитесь, что любовник из Аселина никудышный, и падете прямо в мои объятия, — и он картинно раскинул руки, будто уже приглашая припасть к его груди.

— А вы мерзавец, — произнесла я, из последних волевых сил сдерживая гнев. — Мало того, что залезли в мои сны, что портите мою репутацию, пытаетесь поссорить с Аселином, так у вас ещё и такие низменные планы в отношении меня? Только ошиблись, милорд. Я не такая…

— Полноте, леди Валентайн, — добродушно перебил он, но зелёные глаза опасно блеснули. — Все женщины говорят, что они не такие, а потом совершенно одинаково засовывают в рот мой член и безо всякой фантазии скачут на мне, и повизгивают…

— Замолчите! — я крикнула это так отчаянно и громко, что перепуганные пташки веером разлетелись из ближайших зарослей.

— Ого, как вы разозлились, — он склонил голову к плечу, лукаво полуопустив ресницы. — Это из-за того, что я усомнился в вашей нетакойчивости или вы приревновали меня к любовницам?

— Замолчите!! — повторила я уже тише, но с не меньшим гневом. — Как вы смеете…

— Тссс, — он приложил палец к губам и прислушался.

Я замерла, надеясь, что это Аселин разыскивает меня. Но в саду даже щебетания птиц не было слышно, зато слышался какой-то совершенно необыкновенный звук… тик-так… тик-так… Как будто невидимые часы отстукивали неспешный ход времени. Тиканье приближалось, становилось громче и явственней, и это подействовало на колдуна волшебным образом. Он схватил меня за руку и потащил за собой — туда, откуда доносилось тиканье.

— Пустите-пустите-пустите!.. — захлёбывалась я криком, но граф не обращал внимания и не выпускал моей руки.

Далеко идти не понадобилось, и за углом одной из каменных кладок Вирджиль Майсгрейв остановился. Навстречу нам шёл мужчина — седоусый, с обожженным солнцем морщинистым лицом. Он был одет в старомодную кольчугу и шлем, посеченный с одной стороны и укрепленный металлической заплаткой с другой. Мужчина походил на рыцаря прежних лет, как будто сошел со страниц старинных миниатюр. В руках он держал клубок ниток — нитки были серебристые, мерцающие, совсем не шелк, и тем более не шерсть… Рыцарь шел, размеренно отматывая на ходу нитку, а увидев колдуна остановился и приветствовал его поклоном.

— Что случилось, сэр Томас? — спросил граф резко.

— Письмо от ее величества, — ответил сэр Томас низким надтреснутым голосом и протянул графу Майсгрейву запечатанный листок бумаги.

— Очень не вовремя, — проворчал колдун и взял письмо. — Не убегайте, леди Валентайн, — сказал он, отпуская меня и сразу разгадав мои намерения. — Вы заблудитесь, мне придется вас искать, и когда найду, то точно не смогу сдержать своих низменных желаний. Преследование трепетной лани, вроде вас, всегда возбуждает. И тогда Аселину придется смириться с тем, что он будет только вторым.

Я задохнулась от непристойной откровенности, а рыцарь даже не моргнул. Словно ему приходилось слышать от своего хозяина вещи и похуже.

Бежать или нет? Я не была уверена, что смогу сама найти выход из лабиринта. И если побегу… то точно останусь один на один с графом. А здесь, всё-таки, появился кто-то третий.

— Сэр Томас, — обратилась я к рыцарю, стараясь говорить не слишком испуганно. — Мне необходимо выйти отсюда, не могли бы вы проводить…

— Не может, — отрезал граф, ломая печать на письме и разворачивая сложенную вчетверо бумагу. — Возвращайтесь, сэр Томас. Я сам провожу гостью.

Рыцарь поклонился, развернулся и пошёл прочь, сматывая нитку в клубок. Он уходит?! Это невозможно допустить!

— Прошу вас, добрый сэр! — закричала я, догоняя рыцаря и хватая его за рукав туники, видневшейся из-под кольчуги. — Не оставляйте меня! Моя честь в опасности! Защитите меня, умоляю!

— Не стоит так унижаться, леди Валентайн, — сказал колдун, не отрываясь от чтения письма. — Сэр Томас ничем вам не поможет. Так что доверьте вашу честь мне, я распоряжусь ею наилучшим образом.

— Сэр… — начала я, но рыцарь стряхнул мою руку, поправил сбившуюся ткань рукава и пошел дальше, всё так же мерно наматывая нить на клубок.

Я смотрела ему вслед, потеряв дар речи. Значит, вот так поступают благородные мужчины?..

— А как же кодекс рыцарской чести? — крикнула я в спину сэру Томасу. — Если только вы и правда — рыцарь!

Но он даже не оглянулся, а колдун подошел ко мне, разрывая письмо на мелкие клочки и пуская их по ветру.

— Он и правда — рыцарь, — сказал Вирджиль Майсгрейв мне на ухо, словно сообщал страшную тайну. — И ещё — мой преданный вассал. Если бы я приказал ему разрубить вас на кусочки и закопать останки здесь, под плющом, сэр Томас сделал бы это без колебаний. Так что никто вам не защита от меня.

— Даже не знаю, кто большее чудовище в этом лабиринте, — сказала я, постаравшись выразить взглядом, каким мерзавцем считаю Майсгрейва. — Вы со своими бесстыдными выходками, или ваш слуга, бросивший женщину в беде.

Но колдуна только позабавил мой гнев.

— Мне так нравится, когда вы смотрите на меня «мохнатыми» глазами! — заявил он, заливаясь смехом. — Честное слово! В такие моменты ваши милые глазки напоминают двух пушистиков. У вас необыкновенно густые ресницы, леди Валентайн. А вы знаете, что при дворе сейчас модны накладные ресницы? Смешно, но многие дамы приклеивают к векам волосы. Жалкое зрелище, должен признаться.

Я смотрела на него молча, а он просто наслаждался тем, что сейчас я находилась в полной его власти. Если он посмеет прикоснуться ко мне…

И что я тогда сделаю? Закричу? Позову на помощь? Буду кусаться и царапаться?.. Всё одинаково бесполезно.

— Нам пора идти, — сказал вдруг колдун, отбросив дурашливые смешочки. — Или вы предпочитаете, чтобы я унес вас на руках?

— Смотря куда, — ответила я холодно, хотя коленки у меня задрожали от одной только мысли, что он может унести меня куда-то. Например, в свое логово в центре лабиринта.

— Увы, к выходу, — объявил он скорбно, и я поняла, что спектакль одного актера продолжался. — Её величество прислала письмо, что желает видеть вас сегодня вечером. А это значит, вы должны появиться в королевском замке через четыре часа. Идёте? — и не дожидаясь меня, он быстро пошёл по извилистой дорожке между каменных стен.

Только что я собиралась бежать от него прочь, а сейчас подобрала юбку и бросилась следом за колдуном. Я еле успевала за ним, а он ни разу не оглянулся — прекрасно знал, что я никуда от него не денусь. И эта уверенность сердила меня невероятно.

Три минуты быстрым шагом — и мы оказались у арки, увитой розами. По ту сторону, возле коляски, неуверенно топтались Майсгрейвы. Увидев меня и колдуна, леди Икения всплеснула руками, а Аселин так побледнел, словно его обсыпали известкой. Он зло посмотрел на двоюродного дедушку, но тот даже бровью не повел.

— Её величество ждёт нас всех на вечерней службе, — сказал Вирджиль Майсгрейв отрывисто. — Просьба не опаздывать, — он взял Корнелию за локоть и повел к коляске. — Грузитесь, дорогие, грузитесь. И по дороге нигде не задерживайтесь.

Распахнув дверцу, граф не слишком нежно подсадил Корнелию, отправляя её на сиденье, а затем сделал приглашающий жест, глядя на леди Икению.

— Почему такая спешка? — спросила она, не дожидаясь повторного приглашения и забираясь в коляску. — Нам ведь сказали, что королева примет нас через неделю!

— Вот у нее и спросишь, почему всё так переменилось, — Вирджиль Майсгрейв посмотрел на меня. — Четыре часа, Ики, — сказал он, не сводя с меня зелёных глаз-виноградин. — Не уложишься за четыре часа, потом будет поздно. Успейте убраться… то есть собраться за это время.

Аселин подал мне руку, помогая сесть в коляску, и плечом оттеснил дедушку.

— Фу, внучек! — пожурил его граф. — У тебя манеры, как у возчика из Линтон-вилля. Ах, прости, ты же не знаешь, где это. Ты ведь никогда не был в чудесном и захолустном Линтон-вилле.

Меня словно ударило молнией, когда я поняла смысл речей колдуна.

Он говорил не для леди Икении, и не для Аселина. Он говорил для меня — предлагая сбежать. Убраться поскорее, пока мошенницу не разоблачили перед королевой. Только я не была мошенницей, и убегать не собиралась. Я смело ответила колдуну взглядом на взгляд. Да, гораздо проще быть смелой, когда ты не в лабиринте без входа и выхода, и когда рядом находится парочка свидетелей. Вряд ли, конечно, свидетели чем-то бы помогли, но не дрожать же, в самом деле? Тем более, я была уверена, что несмотря на все козни графа, ни настоятельница, ни сестры из пансиона святой Линды не пойдут на клятвопреступление, утверждая, что не знают меня. И в Линтон-вилле, наверняка, найдутся люди, которые подтвердят, что знакомы со мной и с моими родителями. Пусть Вирджиль Майсгрейв сотрет хоть все записи изо всех церковных книг, он не сотрет воспоминания обо мне.

Но леди Икения приняла слова на свой счет.

— Мы же ещё не заказали новые платья! — она схватилась за сердце. — Может, удастся купить что-то из готового и подогнать? Корнелия, ты можешь надеть то золотистое…

— Её величество ждет нас к церковной службе, — сказал граф, дождавшись, пока Аселин и господин Бо заберутся в коляску, а потом сам захлопнул дверцу, не дожидаясь слуг. — Ждет тебя, Аселина и леди Валентайн. Вряд ли на молебен тебе понадобятся шикарные туалеты. Трогай!

Кучер послушно хлестнул лошадей, и коляска покатилась вниз по дороге, прочь с Птичьего холма.

— Где ты была так долго? — свистящим шепотом спросил меня Аселин.

Корнелия отвернулась, изучая окрестности, господин Бо немедленно задремал, уронив голову на грудь, а леди Икения досадливо махнула платочком на сына:

— Обойдись без упреков, будь добр. Эмилия не по своей воле прогуливалась по лабиринту.

— Куда вы пропали? — спросила я. — Это было какое-то колдовство?

— У дедушки Джиля везде колдовство, — немного нервно усмехнулась леди Икения. — Не знаешь, где оно начинается, где заканчивается — и заканчивается ли. Боже! У нас четыре часа! Около часа на дорогу, остается три, чтобы собраться.

— Что там собираться? — буркнул Аселин, глядя на меня исподлобья.

— Слова мужчины! — фыркнула леди Икения. — Наденешь свой серый костюм, он как раз подойдет. А вы, Эмилия, может быть примете от нас подарок? У Корнелии есть чудное платье, она почти его не носила, и оно прекрасно подойдет для вечера в соборе. Не будет ли это слишком нескромным с нашей стороны?

— Совсем нет, леди Икения, — ответила я, в то время как Аселин буравил меня обиженным взглядом. — Здесь я во всем полагаюсь на ваш вкус. Я представления не имею, в чем мне следует предстать перед королевой.

— В этом сиротском платьице было бы в самый раз, — подала вдруг голос Корнелия. — Чтобы вернее произвести впечатление на её величество.

— Она наденет твоё платье, — осадила дочь леди Икения. — Если тебя не приглашали, не надо злиться.

Корнелия презрительно выпятила нижнюю губу, но ничего не сказала.

Кучер изо всех сил подгонял лошадей, и когда мы подъехали к дому со старыми тисами, бедные животные были все в мыле.

Никогда ещё меня не собирали в такой спешке — три служанки купали меня, мыли и расчесывали мне волосы, выгладили нижнюю рубашку и принесли платье. Оно было скромным, но из великолепной ткани — темно-розового шелка с пепельным оттенком, всё расшитое мелкими розочками. Верхняя юбка была распашной, и из-под нее виднелась нижняя юбка — серая с теплым розоватым оттенком, более плотная и гладкая, безо всякой вышивки.

Платье было в отличном состоянии, но сильно пахло лавандой — как будто долго провисело в шкафу, в окружении ароматических мешочков, чтобы моль не испортила. Значит, Корнелия давно его не надевала.

Я посмотрела на себя в зеркало и мысленно преклонилась перед безупречным чутьем леди Икении. Да, это платье идеально подходило для торжественной встречи, но в то же время было уместно и в церкви.

Мы успели к назначенному сроку, и уже без четверти шесть стояли у ворот, ведущих на Девин холм. Нас проверили по списку и пропустили, но коляску пришлось оставить за воротами.

— По Девину холму верхом может ездить только её величество и королевские курьеры, — объяснила леди Икения. — Это — священное место, сердце Тирона. Большая честь, что мы сюда приглашены.

— Поторопимся, — недовольно сказал Аселин, — скоро зазвонит колокол.

— Да, надо поторопиться, — подхватила леди Икения. — Мы должны ждать её величество перед входом в церковь. Так положено по этикету.

Конечно же, я была взволнована посещением Девина холма. Как бы удивились мои подруги из пансиона, если бы узнали, что я буду представлена королеве! Мы поднимались по Бесконечной лестнице, которая показалась мне и правда бесконечной — петляла и вилась не хуже лабиринта Мэйзи-холла. Наконец, мы очутились возле церкви — старейшей церкви во всем Тироне, где состоялось тысячу лет назад бракосочетание девы-королевы и её мужа-пахаря.

Церковь была не такая яркая и красивая, как собор в Саммюзиль-форде, но выглядела куда внушительнее — из грубо стёсаного серого камня, уходя острым шпилем в вечернее предзакатное небо, и колокольный звон мягкой волной растекся по небесам и земле, навевая мысли о прекрасном и вечном.

Возле собора стояли придворные — совсем немного, человек двадцать. Все они держали в руках молитвословы и смотрели в одну сторону, даже не оглянувшись, когда подошли мы и встали с самого края, чтобы никого не побеспокоить.

Бомм!.. Бомм!..

Колокол звенел, собирая на вечернюю службу, и на десятом ударе толпа придворных почтительно колыхнулась, склонившись навстречу правительнице Тирона — её величеству вдовствующей королеве Гвендолин.

Я посмотрела — и забыла поклониться, открыв рот. Потому что королеве, которой в прошлом году исполнилось шестьдесят пять, и чей юбилей торжественно праздновали по всей стране, на вид можно было дать не больше тридцати. Она была высокой, стройной блондинкой, с правильными чертами лица и огромными светлыми глазами, которые сверкали, как бриллианты. На светлых волосах покоилась низкая золотая корона, украшенная небольшими топазами, а платье из серебристой парчи было нарочито простого кроя — роскошно, но не помпезно. Красиво без вульгарности. Истинно по-королевски.

По левую руку от её величества шла девушка, держа на ладонях бархатную подушечку, на которой лежал простой молитвослов в черном кожаном переплете, а справа…

А справа от королевы вышагивал Вирджиль Майсгрейв. Его пестрый камзол выделялся на фоне придворных, надевших темные одежды, но граф, похоже, не испытывал ни малейшей неловкости по этому поводу и играл ямочками на щеках с таким довольным видом, будто получил полкоролевства в награду за верную службу.

Аселин дернул меня за рукав, чтобы я поклонилась, но тут граф заметил нас. Глаза его вспыхнули, он криво усмехнулся и, наклонившись к королеве, что-то прошептал ей на ухо.

— Она здесь? — спросила королева, и голос её прозвучал особенно громко, потому что колокола прекратили звенеть. Как по волшебству.