Прах

Натали Гётце (2024)

Семнадцатилетняя Анна красива, горда и невероятно легкомысленна. Она отвергает всё своё предпочитая этому чужое, даже имя данное ей при рождении она требует произносить на иностранный манер — Энн. Девушка живёт мечтами о своём собственном, идеальном мире игнорируя реальность. Однажды по воле случая ей удаётся «примерить» на себя чужую жизнь и с тех пор её собственная меняется. Открыв способ проживать чужие судьбы Энн не замечает, как отдаёт что-то по-настоящему ценное в замен — свою собственную жизнь…

Глава 3

Преимущество ночного кошмара над дневным — это то что, когда заканчивается сон тогда и проходит кошмар. А ещё обычно человек видит не более одного ужаса за ночь. Жаль, что дневные кошмары могут приходить один за одним и тянуться мучительно долго, как тягучая карамель. Сегодняшнему дню суждено было стать рекордсменом по таким вот неприятным сюрпризам.

Робкий стук в дверь, и она открылась. Тот, кто стоял с другой стороны не стал дожидаться разрешения Анны, чтобы войти. На пороге палаты демонстрируя нервозность, граничащую с неловкостью и стыдом, показались родители больной. Её отец, грузный здоровенный детина, который в возрасте Энн был ещё тем рубаха-парнем сейчас выглядел маленьким и жалким, сжавшемся под гнетом дочкиных проблем. Этот груз оказался непосильным для пышущего здоровьем и самой жизнью мужчины. Его светлые волосы, ещё вчера лишь слегка тронутые сединой, сейчас приобрели оттенок серебра. Мать выглядела и того хуже, маленькая и миниатюрная блондинка была похожа на жалкую копию себя. Исчезла красота тонкости линий, а на её место пришла уродливая худоба. Такая же, как и у самой Анны. У обоих родителей под глазами пролегли тёмные тени.

— Мама? Папа? — девушка попыталась привстать, но ничего не вышло после утренних манипуляций Грачёва она чувствовала себя максимально обессиленной.

«Тряпичная кукла, вот кто я теперь».

— Как ты себя чувствуешь дочка? — спросил отец, подталкивая к кровати Анны маму и усаживая её на один единственный стул имевшийся в палате.

— Эдуард Виленович говорит, что иду на поправку, — обнадёжила их она, заведомо скрыв от родителей истинное положение дел.

Она не может сотворить для них чудо и выздороветь, но может уберечь от лишних переживаний. Пусть и всего лишь на время. На короткое время. Сейчас им обоим жизненно необходима эта передышка, чтобы найти в себе силы жить дальше, и она даст им её.

— Это замечательная новость, — выдавив из себя улыбку произнёс отец, смотря при этом

ни на дочку, а на корзину с цветами, что стояла на тумбочке.

Эта привычка появилась у него вместе с её болезнью и была словно ещё одним её симптомом. Отец Анны, Виктор Иванович в те редкие посещения их с женой, Ольгой Анатольевной дочери, постоянно разговаривая с ней смотрел на что угодно, но только не на своего потомка. Чаще всего обращаясь к ней, он смотрел на неодушевлённый предмет, не живой и не такой уродливый, как его дочь. Вот и сейчас отец улыбался цветам. Они конечно были живыми и находились в состоянии схожем с Энн — жизнь медленно покидала их, но внешний вид им удалось сохранить более презентабельный нежели девушке. И всё же это было лучше того, как справлялась её мать, та вовсе не отнимала платка от глаз, не переставая плакать. Губы её при этом не прекращая тряслись.

Глядя на эту скорбную пьесу, что развернулась у её постели Анна искренне считала себя живым мертвецом. Её кровать, с которой она не в состоянии сделать и шага, чем не гроб? А её рыдающая навзрыд мать и отец с горестным взглядом чем не траурная процессия? А её палата — чем тебе не склеп? Даже корзина на тумбочке символизировала цветы на могилке. Вот только достать оттуда один, чтобы было чётное количество и всё. Будет всё как надо!

Она искренне любила родителей и берегла их чувства, как могла, но в такие моменты в глубине её души просыпалась ярость. В такие моменты девушка начинала их ненавидеть. Лучше бы вообще не приходили, как Роберт, чем придя вели себя так. Роберт, она опять вспомнила его. Как не вовремя! Чувство обиды на друга детства с его великодушием и на родителей с их неспособностью поддержать дочь и успокоить, тогда, когда ей это так необходимо разрывало её изнутри. К телесной боли примешивалась душевная.

Может быть эта епитимья ей за то, что она отказывается исповедаться? Батюшка каждый день оббивает пороги её палаты желая отпустить странной больной её грехи утверждая, что такую странную болезнь можно победить только, покаявшись. Что всё это проделки лукавого, не иначе! Тут поможет только молитва! Ну что ж в чём-то он действительно прав, именно её грехи сотворили с ней такое. Из цветущей девчонки превратили в разваливающуюся старуху. Вот только если раскаянье способно было бы вернуть ей её жизнь, то это уже случилось бы. Энн была бы уже молода, потому как за эти три месяца она не просто осознала всё и покаялась, она сделала это искренне! Исповедального же она себе уже выбрала. Святому отцу снова придётся столкнуться со стеной, что Анна выстроила между ними.

— Дочка… — робкий голос отца выдернул девушку из её собственной, внутренней войны. А ведь она совсем забыла об их присутствии, так надолго затянулось неловкое молчание. Даже всхлипывания матери ушли на второй план и стали служить фоном развернувшейся битвы. — Может тебе что-то надо?

— Нет, у меня всё есть, — бесцветным тоном ответила она, подавляя в себе всё худшее, что рвалось наружу и грозило излиться. — Роберт обо всём позаботился.

— Кстати об этом, — отец замялся, что раньше было ему не свойственно. — Сейчас не лучшее время говорить об этом, но у нас просто нет выхода. Твоё пребывание здесь… как бы сказать… затянулось на дольше, чем мы рассчитывали. Ты не думай дочка, нам для тебя ничего не жалко, но… Но ведь твоё нахождение здесь оплачиваем не мы, а этот парень и неизвестно сколько продлится твоя болезнь. А деньги… деньги потом нужно будет отдавать… А у нас нет таких денег… Ты же знаешь! Ольга, ну не молчи ты, — отец призвал жену на помощь, — подтверди же, что у нас нет таких денег!

— Нет, нет… у нас их нет, — как заведённая игрушка, которую заклинило повторила за отцом мать.

— Я не думаю, что Роберт в конце выставит вам какой-то счёт. Он не такой.

— Конечно твой друг не такой, он отличный парень, из хорошей семьи. Поверь мы с мамой всё это знаем. Но, — мужчина силился подобрать слова, а Энн подумала: — «Почему в нашей жизни всегда должно появляться какое-то «но»? Для чего оно нам? Чтобы сделать жизнь сложнее и значимее в глазах окружающих? Почему просто нельзя принять помощь со стороны, не обременяя себя лишними, глупыми и абсолютно не нужными мыслями? — Понимаешь мы с матерью будем себя очень неудобно чувствовать, если ты продолжишь лечение в частной клинике.

«Они будут себя неудобно чувствовать, если чужой человек просто по доброте душевной будет оплачивать моё лечение. Ну что ж, меня это нисколько не удивляет, узнаю своих родителей. Кичащийся своей независимостью и тем, что всего добился сам — отец. Строящий из себя фигуру подобную императору, а на самом деле сжимающийся от страха от мнения посторонних людей и того, что они скажут, если узнают, что ему помогли. Даже сейчас, когда его дочь почти одной ногой в могиле он больше беспокоился о том, что скажут соседи и друзья. И мать во всём соглашающаяся с ним. Тень мужа, не имевшая своего собственного мнения и права голоса».

Может именно поэтому она стала такой? Может это истинное объяснение её неправильных, преступных, противоестественных поступков, а не проделки лукавого, как утверждал священник? Разве могла она вырасти нормальной с такими родителями? Может быть и могла. У многих, даже выдающихся личностей были никчёмные родители, но это не помешало им стать такими какими они стали. Как и ей ничто не помешало.

«Они будут себя неловко чувствовать… Почему никого не заботит как себя будет чувствовать она? Или все думают, что она уже ничего не чувствует? Может в этом всё дело? Живой мертвец, зомби… А зомби не чувствуют, они просто существуют по инерции».

— Что ты предлагаешь отец? — Анна нашла в себе силы на дальнейший диалог, но вот голос, которым она задала свой вопрос был чужим.

— Обычную бюджетную больницу.

«Со старой кроватью, продавленным матрасом и соседями, и их бесконечной чередой родственников, от которых не спрятаться. А ещё ограниченный набор медикаментов и возможностей. Медсёстры, работающие за копейки и врачи с постными лицами. А главное запахи, много разных запахов. Похоже моя семья очень хочет, чтобы я помучилась перед смертью. Чудненько!»

— Когда меня перевезут?

— Вот в этом и проблема, — отец сжал челюсть, послышался скрип зубов. — Начальник больницы не даёт разрешения на твой перевод, ссылаясь на то, что ты не транспортабельна, но я догадываюсь, что он так говорит по просьбе Роберта. Это же всё-таки он тебя сюда устроил.

Смерив отца и мать мрачным взглядом Энн отвернулась к стенке. Устало прикрыв веками остекленевшие, от стоящих в них слёз, глаза она прошептала:

— Хорошо, я поговорю с Робертом, когда он вернётся, — в голове при этом пронеслось: — «Если он вернётся!»

— Аня… — попытался было ещё что-то сказать отец, но быстро понял, что поза дочери говорила о том, что их разговор окончен. Подхватив жену под руку, он потащил её на выход, даже не позаботившись поставить стул на место.

Она снова осталась одна. По щеке скользнула неудержанная слеза. Стерев её тыльной стороной ладони Анна внутренне сжавшись приготовилась к встрече с Людочкой, что должна была принести ей обед. Но похоже сама медсестра не стремилась к этому. Обеда девушка так и не дождалась.

***

Отойти от своего фиаско Эдуард Виленович смог только после обеда. Во второй половине дня заглянув в палату к Анне, он, не отрывая взгляда от карточки девушки давал новые указания стоящей рядом с ним с кислой миной Людочке. На пациентку лишний раз не обращали внимания оба.

— Значит так Людочка поставите ей капельницу вот с этим препаратом, — Грачёв водил толстым пальцем по карточке с назначением, Людочка неотрывно следила за ним, — затем, я думаю мы увеличим немного интервал перед приёмами, — он задумался. — Значит через три часа прокапаете вот это и… И я думаю на этом всё. Посмотрим, как организм отреагирует на новые лекарства и корректировку в целом. Завтра с утра возьмёте необходимые анализы.

Эдуард Виленович резко захлопнул карточку и небрежно передал её медсестре перед уходом бросив беглый взгляд в сторону Энн. Что-то бросилось ему в глаза, это было видно по тому, как недоумённо выгнулась его бровь. Капризная пациентка хотела уже пожалеть о всех своих нелицеприятных оценках и мнениях в сторону его медицинского гения. Ведь нужно быть поистине профессионалом, чтобы бегло что-то уловить в состоянии своего больного, тем более такого больного как Анна. Но когда она услышала, что именно заметил доктор хрупкое строение выстраиваемого ей доверия и уважения к своему лечащему врачу разлетелось в дребезги, как хрупкий хрусталь от встречи с полом.

— Людмила! — Грачёв впервые перешёл со своей верной соратницей на повышенный тон. — Вы что до сих пор не принесли Анне Викторовне её обед? — не дав медсестре и слова вставить в своё оправдание он продолжил: — Это не дело! Она у нас особенная пациентка! Чтобы после капельницы сразу же ей принесли обед!

«Особенная пациентка» Эдуард Виленович неосознанно выделил, что ясно дало Энн понять, что она не только очень странный и нетипичный случай в медицине, а ещё очень и очень дорогой. Интересно сколько денег Роберт вбухал уже за три месяца пребывания её здесь? Похоже очень много. Нужно будет поговорить с ним об этом, если конечно представится такой случай. Возможно его участие в жизни Анны ограничится огромным счётом из клиники и корзинами с цветами. Возможно он не захочет её увидеть. Она поняла бы его и не осудила. Она сама, будь на его месте, не захотела бы… К тому же долечиваться ей предстоит в другом месте, отец от своего не отступится.

Закончив свою гневную, но скорее притворную тираду Грачёв отсалютовав пациентке удалился, оставив её один на один с цербером Людочкой. Медсестра после своей взбучки так и светилась ненавистью и злостью по отношению к своей пациентке. Анна уже хотела даже отдать ей свою корзину с цветами, чтобы хоть как-то сгладить острые углы её недовольства, но вовремя опомнилась. Упоминание о цветах могло оживить в её памяти утренний инцидент с их участием и чего доброго у неё ещё случится рецидив утренней ярости. Вот тогда пациентке останется жить точно от силы минут десять.

Все манипуляции, что Энн пришлось пережить, были максимально болезненными. Чтобы попасть иглой от капельницы в вену медсестре понадобилось минуты две и попыток пять. Из-за чего и без того исколотая рука девушки превратилась чуть ли не в решето. Она уже успела пожалеть, что ей сняли катетер. Правда, когда снимали обещали поставить новый, но Анна точно не будет сейчас об этом напоминать церберу в белом халате. И просить его поставить Людочку она тоже не будет, возможно даже сменщицу Людочки не будет просить. Разумнее будет подождать Лику. Лика точно ей не откажет и сделает всё аккуратно и совсем не больно. Главное дождаться смены Любимовой, а это похоже в сложившихся обстоятельствах будет не так-то просто.

Закончив экзекуцию пациентки лихо вырисовывая восьмёрку мощными бедрами, медсестра вышла из палаты. Вернулась минуты через три с подносом на котором был уже остывший обед Анны. Отодвинув цветы в сторону Людочка примостила поднос на тумбочку, бросив грустный щенячий взгляд на корзину.

Как же ей не давали покоя эти цветы! Была бы Энн добрее она отдала бы их ей, но она была злой. Её жизнь в стенах этой по-домашнему обставленной палаты сделала её такой. А ещё немного окружающие её люди. Конечно среди них были и хорошие, как безнадёжно влюблённый доктор Гнедой и по-женски глупая, но не злобная медсестра Лика Любимова. Были и другие, но встречи с отталкивающими своими поступками людьми в этих четырёх стенах были ярче и въедались в душу больной, как серная кислота, выжигая в ней всё хорошее.

Оставив обед Людочка удалилась, даже не задав пациентке дежурных вопросов: как она себя чувствует и не нужна ли ей какая-либо помощь? Дама в белом затаила злобу не на шутку. Сама была виновата в том, что её отчитали дважды за день, а винила в этом больную и несчастную пациентку. Сколько же гнили, сколько желчи иногда может носить внутри себя человек?! Сколько черноты… Тут и молитва, и отпущение грехов могут оказаться бессильны. Нельзя развеять тьму человеческой души, если человек сам этого не захочет. Если он сам не станет бороться, встав под знамёна света.

Титаническим усилием Анне удалось принять полу сидячую позу. Откинувшись на подушки, что она устроила кое-как у себя за спиной девушка начала есть, но очень быстро выбилась из сил и бросила эту затею. Оставаться полуголодной в её положении не лучшая идея, но просить помощи у ненавидящей её медсестры ещё хуже. Придётся ждать завтрашнего дня и надеяться, что сменщица Людочки будет к ней более благосклонна. На последнем издыхании закинув себе в рот ещё одну ложку холодного куриного бульона и откусив кусочек хлеба девушка сползла вниз вместе с подушками принимая лежачую позу. Отдых это единственное, что ей сейчас доступно. Сон на голодный желудок может и не прийти, будет настоящим чудом, если ей удастся хоть немного вздремнуть.

Неизвестно, что спровоцировало такую резкую беспомощность Энн: акробатически «па», что с её телом выделывали доктор Грачёв и Людочка, тяжёлый разговор с родителями, пропущенный по времени обед или смена препаратов, но девушка чувствовала себя выжатой, как лимон. За одно сегодняшнее утро жизнь словно переживала и выплюнула её обратно, так и не переварив. Чего же ей ждать от ночи? И самое главное, как пережить ещё один день?